– Наоборот, наших потихоньку к порядку приучать. Ну не называть же немцев наставниками! А стажер – это нашим будет не так обидно. Кстати, Вилли хочет на день раньше очередной визит учинить. Вообще-то он по Танечке соскучился, но и не против обсудить итоги черногорской заварушки. То есть прилетит послезавтра вечером.
– Ну раз так, ты с ним и обсуждай турецкий вопрос, а я буду попрошайничать насчет организационной помощи в обмен на нашу техническую.
– Тогда давай установки по Турции.
– Я тебе кто, Кашпировский? Нам нужен контроль над Босфором – чтоб без нашего разрешения ни одна собака там проплыть не могла, так это ты и без меня знаешь. А ему нужна железная дорога Берлин – Багдад, вот и торгуйтесь.
Кайзер воспринял наши поползновения по части контроля над Босфором без всякого неудовольствия. Его больше интересовало, почему на грядущую конференцию не пригласили Францию.
– Чтобы вам сделать приятное,– честно ответил я.
Вилли расхохотался:
– Георг, вы не дипломат! Не обижайтесь, это комплимент! Так что вас не затруднит выступить с инициативой о приглашении лягушатников? Не мне же их звать, а надо!
– Марокко? – догадался я.
– Разумеется, мой друг, разумеется! Вы не находите, что сейчас сложилась просто замечательная ситуация для разрешения этого спорного вопроса?
– Нахожу,– кивнул я,– и, пожалуй, прямо сейчас поговорю с его величеством на эту тему. Вы не обидитесь, если я не останусь с вами на ужин? Вместо меня текущие вопросы уполномочена обсудить графиня Князева.
– Ага,– сообразил Гоша,– кайзер обещает нам свою поддержку по Босфорскому вопросу в обмен на нашу по Танжерскому? Логично. И с Дарданеллами все хорошо получается: в случае чего мы с Вилли перекрываем вход в Средиземное море – и абзац. Значит, мы ему поставляем самолеты для Танжера, тогда Гибралтарский пролив становится английским чисто номинально, а он нам – орудия для Босфора. Так?
– Ну, примерно, это мы еще уточним.
– Таким образом попытки устроить нам морскую блокаду накрываются. А что, неплохо… Осталось еще подумать, чем нам помешают немцы в Марокко в случае ухудшения отношений.
– В этом случае нам будет начхать, что там в Танжере, потому что немцы на нашей границе – это куда более серьезный повод для беспокойства. Правда, грузинские мандарины все-таки хуже марокканских…
– Тоже верно,– кивнуло величество.– Думаешь, англы всем этим так просто утрутся?
– А что им делать? В союзе с Францией и перепуганной до икоты Австрией лезть на нас с Вилли? Значит, следует ожидать давления на Японию.
– А напишу-ка я письмо господину Ито,– предложил Гоша.– Изложу свое видение ситуации и намекну, что сейчас самое время выбирать себе стратегических друзей… А нам для друзей даже Австралии не жалко, не говоря уж о каком-нибудь Сингапуре. Сам-то на конгресс поедешь?
– Ну его, ни немецкого, ни французского не знаю, да и ляпнуть вполне могу что-нибудь поперек протокола или международных приличий… Дурново у нас министр, пусть он и едет. А я пока попытаюсь с турками договориться, вот тут мои манеры будут в самый раз. Да, и французов ты сам зови, на меня у них аллергия. Поедут, кстати, в Берлин-то лягушатники?
– Действительно, тогда уж лучше в Брюссель или Амстердам. Ладно, разберемся. А тебя я вот что хочу попросить: как-нибудь сядь, напрягись и представь себя английским королем.
– Противно,– пожаловался я.
– Компенсируем,– пообещал Гоша.– Так вот, королем не таким, как Эдик, а абсолютным властителем – типа лордов можешь вешать в любых ассортиментах и количествах. И разведка у тебя отлично работает, про нашу технику ты знаешь почти все. Так вот, какова будет твоя стратегическая линия после занятия немцами Марокко?
Я начал мыслить в этом направлении сразу по приезде к себе, благо Вилли был уже вовсю занят. Итак, я – Эдуард Великий и Ужасный. У меня только что оттяпали Марокко. У-у-у, гады… Для начала – чем мне это грозит? Немцы с русскими могут в любой момент перекрыть Гибралтар, что создает угрозу сразу и Дарданеллам и Суэцу. Плохо… С Ближнего Востока точно попросят, и вряд ли удастся воспрепятствовать. Стратегические же последствия… Немцы развивают свою промышленность быстрее меня. Союз Японии, России и Германии самодостаточен – они могут обеспечить друг друга практически всем необходимым. Так что, если оставить все как есть, ведущей мировой державой Британии осталось быть недолго. Сколько у меня времени, пока процессы не приняли необратимый характер? Пожалуй, от пяти до пятнадцати лет. Значит, надо строить планы со сроками не более чем на десятилетие.
Начинаем. Сперва подумаем, абстрагировавшись от технических трудностей: а не зажился ли кто-нибудь на этом свете? Сначала в России… Нет, здесь нам не светит. Даже если удастся убрать сразу императора, наследника, обеих императриц и Найденова, то на троне все равно окажется Михаил, и тут не то что лучше – пожалуй, как бы хуже не стало… Теперь – Германия. Кайзер в смысле охраны своей персоны не такой параноик, как русские, так что особых сложностей устранение не представит. Его наследник, кронпринц Вильгельм, пока явных внешнеполитических симпатий вроде не имеет и уж во всяком случае не такой англофоб, как папаша… Значит, активизировать работу с наследником, по результатам принимать решение относительно кайзера.
Далее. Дипломатия. Наши возможные союзники – Франция, Австрия, Италия и САСШ . Какая же все-таки сволочь Найденов! Показал итальянцам, что грядущая война будет вестись на их территории – и, главное, чем это чревато… Так что Италия – союзник ненадежный. Австрия – чуть лучше, но тоже не подарок. САСШ… это, конечно, мощь. Но безоглядно бросаться в их объятия нельзя, Дядя Сэм, обняв, потом вполне может и в позу поставить…
Финансы. Хоть мировая финансовая система еще окончательно не сложилась, тут у меня сильные позиции, и их надо использовать.
Армия. Сухопутные силы подлежат немедленному реформированию, сейчас они не могут противостоять даже русским, не говоря уж о немцах.
Авиация. Русским хорошо, они воюют недалеко от своих границ… А нам она нужна для обороны метрополии и как вспомогательная сила флота.
Флот. Наша надежда, если он будет превосходить флот противников, им ничего не светит. Это трудно, но возможно.
Краткие итоги. Ни одно из выбранных направлений не может быть единственным, только победа по нескольким может привести нас к успеху. Основные направления: финансы, дипломатия, флот. Остальное – чтобы русским с гансами жизнь медом не казалась. Да, тут можно активизироваться в Польше, Финляндии и Средней Азии…
Ладно, будем считать, что на сегодня все.
На следующий вечер мы обсуждали мои озарения в несколько расширенном составе – то есть еще и с Машей.
– Про финансы у меня вот какая мысль,– сообщила нам королева.– А не расширить ли обращение наших безналичных взаиморасчетных чеков? Немцы ими уже интересуются и берут при случае… Ввести общую валюту, для начала в виде безнала… Вроде евро, только название придумать другое.
– Бабло,– предложил я.– Причем мужского рода и несклоняемое, как тот евро – один бабло, два бабло…
– Правильно,– хмыкнул Гоша,– пусть наши дальневосточные союзники учатся букву "л" произносить. А привязать поначалу лучше к марке, потому как на самом-то деле это без разницы к чему, но немцам приятно будет. В качестве эмитента создать специальный банк с равным участием всех трех сторон…
– А нас там не того… если оно равным будет? – забеспокоился я.
На меня посмотрели с некоторой даже жалостью.
– Дядя Жора,– просветила меня ее величество племянница,– ты, наверное, слышал, что все скоты равны между собой, но свинья значительно равнее. Так что не об этом надо беспокоиться… Ты лучше того… начинай помаленьку бочку на Альперовича катить, чтобы стало понятно, с чего это он сбежал в Штаты. Пора, однако, нам и в создании их федеральной резервной системы поучаствовать – так, слегка, незаметно для невооруженного глаза.
– Насчет флота я предлагаю прямо на этой конференции выступить с инициативой вроде Вашингтонского соглашения,– оторвался от своего блокнота Гоша.– Мол, движимые миролюбием, мы предлагаем ограничить безудержную гонку вооружений. Пошлют, конечно, но предложенные цифры примут за нашу программу. Как там, не слышно чего-нибудь насчет их выводов по "Дредноуту"?
– Послезавтра заседание будет, но микрофонов, скорее всего, не сунуть, так что потом в лучшем случае по обрывкам стенограмм читать придется.
Тут я немножко скромничал. Применять там жучки из нашего времени было нельзя, но микрофончики для приклеивания снаружи на стекло в Георгиевске уже делались, и в Лондоне с недавних пор находилась приехавшая туда в свадебное путешествие молодая французская пара, прошедшая у нас, кроме всего прочего, курс промышленного альпинизма с упором на работу ночью.
– Про авиацию что-нибудь скажешь?
– Надо найти кого-нибудь генералом Дуэ поработать, самому как-то неохота. Пусть доктрину сочиняет имени себя, что надо, мол, понастроить побольше стратегических бомберов и разнести всех до основания. Настоящая стратегическая авиация – она не дешевле флота, а польза от нее сомнительная, особенно против нас. А до японцев им просто так не долететь…
– Образец нужен,– покачал головой Гоша.
– Уже рисуется. Нечто вроде "Кондора", но с узким фюзеляжем и шестимоторное. Даже построим один, лишним не будет.
– Хорошо,– подвел итог Гоша,– это фиксируем, но не прекращаем думать дальше. Дорогая, я с Жорой съезжу, на предмет поклянчить у Вилли пару-тройку генералов.
ГЛАВА 23
Проводив взглядом медленно поднимающийся дирижабль с отбывающим домой Вильгельмом, я пошел к "Кондору", который тоже был готов к взлету. Мой путь лежал в Георгиевск, а то, чем я там собирался заняться, по сути представляло отдых. С этими, блин, канцлерскими заботами – с утра кипу бумаг подпиши, потом срочно этого ликвидируй, потом тому пообещай Марокко – я уже забыл, когда последний раз держал в руках напильник или гаечный ключ! Да и что-то давно инженер Найденов не потрясал мир очередной невероятной хреновиной, народ может и отвыкнуть, а это ни к чему.
Эскизы заготовок я отправил еще вчера, и вчера же вечером мне сообщили, что все готово – действительно, чего там было делать-то, два прямых отрезка трубы, один гнутый, камера и раструб. Теперь мне предстояло эффектным движением собрать все это и… Интересно, хоть кто-нибудь догадается заранее, на что именно я их пригласил посмотреть?
Демонстрацию я назначил на семь часов вечера, в испытательном цехе моторного завода. Пока рабочие укрепляли получившееся сооружение на стенде, я поинтересовался у зрителей:
– Ну что, каковы ваши предположения, господа?
– Судя по тому, что его укрепили на стенде для двигателей, это двигатель,– глубокомысленно предположил Тринклер.– Хотя совершено непонятно какой…
– Но вы же видели весь процесс сборки!
– Вот именно. И знаю, что, кроме трех труб, цилиндра, раструба, свечи зажигания и топливной трубки с распылителем, там вообще ничего нет.
– Огнемет,– предположил Федоров.
– Или какое-то вовсе неизвестное науке оружие – а то почему бы тут ворота открыты и эта штука своими трубами в пустой сарай целится? – внес свои пять копеек Миронов.
– Ладно,– сказал я,– смотрите…
Я подсоединил к штуцерам шланги от баллона с пропаном и подвешенной на блоке канистры с керосином, надел на разъем провода от умформера, открыл газовый кран и нажал кнопку. Умформер зажужжал, из раструба с хлопком вырвалась струя пламени. Так, инверсный режим, прибавим газу… Теперь хлопало уже из короткой прямой трубы. В какой-то момент хлопки стали резко учащаться, и вот уже из сопла вырывается длинный факел сначала оранжевого, а потом фиолетового пламени. От истошного рева заложило уши.
Я зашел в наблюдательную будку, где уже собрались все остальные зрители. Тут было гораздо тише, при желании можно было даже разговаривать.
– Действительно, двигатель,– как-то обиженно сказал Тринклер,– вон уже пять килограмм тяги. Но почему реактивная струя бьет только из короткого сопла – это что, какие-то волновые процессы?
– Они самые,– кивнул я и перекинул тумблер управления лебедкой.
Подвешенная на ней канистра поползла вверх. Движок на стенде завопил так, что слышно, наверное, было уже половине Георгиевска, а камера сгорания раскалилась до оранжевого свечения.
– Сто двадцать килограмм тяги… – выпучил глаза Тринклер,– и это при неполных двадцати кило собственного веса! И оно уже седьмую минуту работает!
На двенадцатой раскалившаяся добела камера сгорания обзавелась дырой, из которой хлестануло пламя, и движок заглох.
– Подождем, пока там чуть остынет, и можно выходить,– сообщил я зрителям.– Это в самом деле авиационный двигатель. Пульсирующий, воздушно-реактивный, бесклапанный называется. Ну и как он вам?
Ужинал я в компании Тринклера – он очень заинтересовался реактивными движками, так что мне пришлось прочесть нечто вроде обзорной лекции.
– То, что вы видели, на самом деле имеет весьма ограниченное применение,– пояснил я.– И дело даже не в перегреве камеры сгорания, охлаждение недолго и улучшить, а в размерном факторе – этот движок близок к оптимуму. И у большего, и у меньшего удельные параметры окажутся ниже. А ставить на самолет десяток таких труб… Да и КПД у него по определению низкий. То есть это двигатель для чего-то небольшого, которому надо лететь недалеко, но быстро. А вообще любой воздушно-реактивный движок представляет собой открытую с двух концов трубу, с одной стороны которой имеется каким-либо образом получившаяся зона высокого давления. В данном случае это фронт ударной волны от предыдущей вспышки, еще не дошедший до конца инверсного колена. Можно это решить и иначе – не подскажете как?
– Турбина, как в пылесосе,– задумался Тринклер,– точнее, две на одном валу. После камеры сгорания – ведущая часть, а перед камерой – ведомая, создающая тот самый фронт давления. Вот только лопасти… В вашем двигателе стенка прогорела, будучи неподвижной и охлаждаемой, хоть и не очень эффективно. А тут лопасти будут крутиться на высоких оборотах, и охладить их вряд ли получится… Схема интересная, но из чего делать эти самые лопасти?
– В точку. Найдите несколько металлургов поспособнее и сажайте их за работу, общие направления я укажу. Тут их два – сам материал тела лопасти и его поверхностная обработка. Лопасть же соприкасается с пламенем именно поверхностью… Мои плазменные резаки вы видели? Так вот, если в плазму подавать материал, способный осесть на обрабатываемой детали, и низкотемпературным концом факела водить по этой детали, так ведь материал там и осядет. Керамика на металле, например.
– Да, а если… Предположим, мы как-то разогнались до звуковой скорости. Тогда никакой турбины вовсе не нужно – спереди и так получится зона сжатия, нужно будет только сопло подобрать, так что работать такой двигатель будет вовсе без турбин, причем с постоянным горением, а не пульсирующим, как у вашего.
– Все правильно, но надо, во-первых, разогнаться. А во-вторых, такой движок сможет работать только на сверхзвуке, так что хотя бы для захода на посадку понадобится еще один. В общем, это дело достаточно далекого будущего. А пока займитесь этой верещалкой, я тут формулы набросал. Они простые, да вот только переменные не считаются, так что придется интуичить. Но с этим у вас порядок… Возьметесь? И создайте у себя группу по турбореактивному движку – пора начинать потихоньку. Причем ее – по высшему уровню секретности, а пульсирующий доводите на обычном, да и то не перенапрягайтесь. Не стоит его соблюдать так уж скрупулезно, соответствующие службы я предупрежу.
– Судя по всему, Саша с Корнеем будут озадачены созданием опытного сверхскоростного самолета,– улыбнулся Тринклер,– примерно с теми же требованиями насчет секретов?
– А как же. У англичан сейчас бзик на тему скорости, видели их кошмарину? Вот и надо друзей малость озадачить вплоть до комплекса неполноценности, показав им истребитель со скоростью за восемьсот. А нам не помешает аэродинамику таких скоростей изучить поподробнее, да и вообще там много проблем появится.
– Я правильно сделал, что не спросил про ограничения по финансированию этих программ? – поинтересовался Густав в конце встречи.
– Абсолютно. Это я у вас спрошу, сколько вам денег надо, да и то не сейчас. Только вы уж, пожалуйста, авиационные моторы не тормозите. Кстати, как, с вашей точки зрения, Луцкой в качестве двигателиста?
– Он сейчас в основном бензиновым движком занимается, а наш компрессионный поставил на тяжелый грузовик без переделок. Я даже подумываю сделать предельно простой мотор по нашей схеме…
– Да называйте вы их тринклерами, как все,– буркнул я.
– …Двухцилиндровый с воздушным охлаждением. Тут к нам из Саратова интересный проситель приехал. Просит помочь ему создать именно такой мотор.
– Тоже хочет автомобили делать?
– Нет, тракторы. У него есть какая-то небольшая фабричка, сейчас она насосы клепает, и он решил малость расширить ассортимент.
– Так он что, сейчас здесь?
– Ну да, открытую документацию изучает.
– А не знаете, он, как вы, жаворонок, или, как я, сова? Если прямо сейчас его пригласить?
– Без оглядок на привычки прибежит, он и собирался к вам на прием, только в Питере. Так передать, что вы его ждете?
– Будьте любезны.
Честно говоря, про трактора я до этого момента не думал. Хотя в России были крупные хозяйства, использующие их, в основном на Украине, которые и обеспечивали хлебный экспорт. Я даже видел там разок этот сухопутный паровоз на здоровенных железных колесах, но он был импортный. Не знаю, как оно пахало, однако в качестве артиллерийского тягача это чудо техники было категорически непригодно…
– К вам посетитель от Тринклера,– отвлек меня звонок секретаря.
Посетитель оказался довольно молодым, лет тридцати. Звали его Яков Мамин. Первые пять минут ушли на то, чтобы вывести его из путаницы в моих титулах и вообще заставить успокоиться, но спустя всего две бутылки пива он адаптировался.
– Понимаете, Георгий Андреевич,– убеждал он меня,– двигатель господина Тринклера очень легко заставить работать на газообразном топливе, причем возможность работать на соляре останется!
– А у вас там в Саратове что, газовое месторождение? – удивился я.
– Но ведь с подвозом жидкого топлива могут быть трудности! – просветил меня Яков.– А соломы или древесных чурок найти нетрудно. У меня уже есть опытный образец газогенератора.
"Точно,– вспомнил свое детство я,– бабушка мне рассказывала, как они девочками кололи специальные чурочки и особым образом вязали солому – как раз для тракторов". То есть дело явно стоящее.
– Расскажите мне о вашем предприятии,– предложил я.