Пополнения тянулись к Серпухову каждый день, но все меньшим и меньшим числом. Докладов же от дальних дозоров не поступало вовсе. Во всяком случае - князя Сакульского слушать их никто не приглашал. Андрей нервничал, подозревая, что им демонстративно пренебрегают - но поделать ничего не мог.
Только в день Иоанна Богослова князь Вельский все же пригласил Андрея к себе в палатку. Причем сделал это через обычного холопа, хотя при нем имелось в достатке людей боярского чина. Сам воевода, в накинутой поверх кольчуги песцовой шубе, восседал на кресле, богатой отделкой из слоновьей кости сильно напоминающем трон, по сторонам стояли несколько воевод в бахтерцах и зерцалах - словно немедля в бой собирались. Перед ними переминался посередь персидского ковра мужичонка обтрепанный и усталый, с загрубевшей загорелой кожей, с черными полосками въевшейся в морщинки пыли на шее и на лбу, одетый в простецкие шаровары и рубаху - но опоясанный добротной саблей и с пороховницей на боку
- Сказывай, - кивнул ему воевода, едва Зверев переступил порог.
- Татары Венев прошли! - выдохнул мужичок. Как теперь понимал Андрей - дозорный.
- Как Венев? - строго спросил князь Вельский. - Тут же всего два перехода осталось! Отчего раньше не докладывали?!
- Видать, скрали татары дозоры-то, - перекрестился дозорный, - упокой Господь их души. Хитрые они, умеют тайно подобраться.
- Татар много идет? - поинтересовался один из воевод.
- Много, боярин, ой много, - замотал головой мужичок. - Тыщ сто, вестимо, не меньше.
- Сам считал али сорока на хвосте принесла?
- Пыль видел, - ответил порубежник. - Коли татар несколько сотен скачет, так в переходе от них и не видно ничего. Если тысяч десять или около того, так пыль полоской над самым краем степи колышется. Шесть лет тому на Рязань полста тысяч приходили, как полонянин признал. Тогда пыль на палец над окоемом подымалась. Ныне на два пальца облако пылищи выросло. Стало быть, и басурман вдвое больше. Еще с дуба сторожевого разъезд татарский виден был. Пять десятков верховых. Кабы скот гнали, откуда разъезды? Такие полусотни басурмане вперед выпускают, когда набегом идут. Чтобы дозоры наши сбивать и сообщить о них некому было.
- Пыль, дозор, - пожал плечами воевода. - У страха глаза велики. Откуда здесь сто тысяч татар? Столько во всем Крыму едва наберется!
Однако князя Сакульского это известие ничуть не удивило. Именно его он и ждал.
- Держи, - нащупав в поясной сумке, сунул он дозорному серебряный рубль. - Иди, отдыхай.
- Как ты смеешь, княже, поперек моей воли?! - моментально взъярился воевода Вельский. - Не ты тут старшим стоишь, не тебе и людям служивым приказывать!
- Царская воля не для его ушей. - Андрей достал из поясной сумки скрепленный печатями свиток, покосился на порубежника.
- Благодарствую, боярин, - сжал тот монету в кулаке, поклонился и выскочил из палатки.
- Государь наш Иоанн Васильевич желает, воеводы, - размеренно, тщательно проговаривая слова, сообщил Андрей, - чтобы ныне вы татар разбойных не отогнали, а истребили начисто. Для чего должны вы их через Оку пропустить, отослать немедля гонцов в Москву и к Данилову монастырю с известием, по какой именно дороге басурмане идут, после чего врагу в спину ударить и обратно за Оку их не выпускать, стоять насмерть! Вы им пути отступления закроете, а от Москвы второй полк подойдет, из опричников набранный. Он по татарам с той стороны ударит, вы их по эту сторону сдерживать станете. И так, пока не перебьете всех до последнего! Командуй, Иван Дмитриевич. Ты здесь старший воевода, ты в земстве первый боярин, тебе царскую волю и исполнять!
Зверев вручил грамоту князю и, не дожидаясь ответа, быстрым шагом пошел к себе. Теперь его задача проста: седло и бешеная скачка. Коли повезет, успеет вернуться с Иоанном еще до того, как все начнется.
Что Андрей сделал очень правильно, так это забрал с собой из лагеря обоих холопов: носиться бездоспешным и в одиночку поблизости от татар показалось ему неразумным. Пусть уж лучше палатка и походное барахло пропадет, если в лагере ворье найдется, чем голова в петле татарской окажется. Тем более что воевать князь Сакульский пока не собирался, у него был совсем другой приказ, а потому и оружия себе и холопам он с собой не брал. В походе же именно брони и клинки больше всего серебра стоят, а не тряпки и кошмы для отдыха.
В полдень он выехал, в столицу добрался к ночи. Тем не менее в Кремль, во дворец и в царские покои князя пустили без пререканий. Иоанн еще не ложился, встретил его в светелке рядом с опочивальней.
- Ты? - с некоторой обреченностью спросил он.
- Идут, - ответил князь.
Царь перекрестился и кивнул:
- Поутру выступаем.
Разумеется, не отстояв заутрени, Иоанн свет Васильевич в поход выступить не мог. Но эти сэкономленные перед выходом два часа позволили Андрею хоть как-то собраться в путь: одеть холопов в юшманы, выбрав себе ширококольчатую байдану, взять для всех троих прочные бердыши и рогатины, а себе сверх того - и тугой лайковый лук. Пищали Зверев решил в этот раз не таскать. Все равно в избранной тысяче их ни у кого не имелось, а проку от одинокого огнестрела среди дальнобойных луков - никакого. Вдобавок, как обычно: смешанную пополам с перцем соль, мешок сушеного мяса, связку вяленого, короб со мхом и чистыми тряпками, да три епанчи - длинных плащей на случай дождя. Жара на улице - время налатников, шуб и зипунов - осталось позади.
Избранной тысячей командовал князь Волынский. Он и шел впереди со своими холопами и сотоварищами. Царь, окруженный рындами, на этот раз одетыми не в парадные белые кафтаны, а добротные кольчуги и бахтерцы, скакал следом. Позади тянулась длинная колонна сверкающих доспехами всадников. Государь торопился, а потому обоза не брал. Опричники сопровождали правителя всея Руси не первый раз, каждый знал свое место, каждый имел свои обязанности. Зверев, про которого Иоанн на этот раз не вспомнил, оказался в общем строю лишним и тащился позади всех.
Они подходили к Лопасне, когда вдруг движение застопорилось, послышались крики. Андрей поднялся в стременах, пытаясь понять, в чем дело, но разглядел впереди лишь непонятное столпотворение.
- Пробка, что ли, у реки? - не понял он.
Ряды опричников зашевелились, расступились. Зверев увидел, что часть отряда медленно пробирается назад.
- Царя, царя спасайте! - наконец понял он смысл выкриков. Рынды с Иоанном, протиснувшись меж всадников, наконец миновали князя Сакульского и моментально взяли в карьер. Оставшиеся служивые люди сомкнулись, расползлись от края и до края тракта, попятились на несколько шагов. Спереди послышался звон стали, донеслись крики ярости и боли.
Зверев снова привстал на стременах. Впереди, всего в паре сотен саженей, шла отчаянная сеча. Андрей схватился за ремень бердыша, отпустил - толку от него на тесной дороге пока что не было никакого. Обойти толпу лесом тоже казалось идеей невыполнимой: по левую руку перед далеким ельником тесно рос шипастый боярышник, по правую начинался густой сырой ольховник, понизу заплетенный густой малиной. Можно, конечно, одолеть - но устанешь прорубаться.
- Что делать станем, княже? - спросил Полель.
- Да уж не драпать! - сквозь зубы ответил Зверев.
Звон сабель стих, конная масса опричных скакунов подалась немного вперед, остановилась. Ненадолго наступила непонятная тишина, вскоре перешедшая в тихое шипение. Но тут, то там начали ржать и брыкаться кони. И вдруг с сухим стуком в луку седла прямо перед ним впилась длинная тонкая стрела.
- Ах ты, зараза! - Князь Сакульский открыл колчан, вытянул лук, насадил на большой палец кольцо с пазом для тетивы, привстал на стремени. Многие опричники уже вовсю пускали стрелы вперед и вверх. Дальше по дороге, у поворота, им отвечали какие-то всадники. Андрей удивленно хмыкнул: - Татар же тут быть не может! Откуда здесь татары? Это же Серпуховская дорога. Ее вся наша рать закрывает! Неужели опять измена?
Он выдернул из седла стрелу, наложил на тетиву и пустил во всадников у поворота. Тотчас боль обожгла руку: стрела вражеская на излете рассекла предплечье от локтя до самого запястья.
- Ах вы, твари! - Князь подтянул колчан и одну за другой выпустил во врага все полсотни стрел, что в нем находились. В ответ две стрелы чиркнули по его кольчуге, еще одна вонзилась в круп коня, заставив того затанцевать на месте.
- Обожди, княже! Дай замотаю… - Полель перехватил его руку, с которой крупными каплями сочилась на дорогу кровь, приложил мох, быстрыми движениями примотал тряпицей.
Опричники в этот самый момент дружно взревели:
- За Русь! Ура, ур-ра!!! - помчались вперед.
Похоже, стрелы кончились не только у Андрея, и бояре решили взять врагов в рогатины. Князь, отвлекшись, опоздал - но это ничего не меняло. На узком тракте рубиться могли только первые ряды. Задним оставалось лишь слушать и поддерживать товарищей криками.
Атака оказалась успешной - после короткой сечи враги снова попятились, оторвались на безопасное расстояние и опять принялись забрасывать опричников стрелами. Больше всего доставалось, как обычно, лошадям, но и бояре несли потери. Кому-то стрела пробила неприкрытое кольчугой колено, кому-то угодила в лицо. Не встречая отпора, враги стали приближаться, а с малого расстояния узкие граненые наконечники могли пробивать даже кольчуги. Опричники снова ринулись вперед:
- Бей татар!!! - орали самые первые из них, прежде чем насадить басурман на рогатины или самим выпасть из седла с пикой в груди.
- Татары… - смирился с неприятной реальностью князь. - Проклятые крымчаки! Как же они прорвались? Может, передовой дозор?
Однако избранная тысяча таяла на глазах, выстилая дорогу телами и заливая ее кровью, отнимая по две-три басурманских жизни в обмен на каждую свою - но татар меньше не становилось. Дозоров численностью в тысячи сабель - не бывает. Такой отряд называется уже авангардом. И за ним следуют главные силы.
- Неужели татары уже разгромили земское ополчение? - По спине Андрея Сакульского пополз холодок ужаса. - Имея сто тысяч против шестидесяти - вполне могли.
Между князем и линией рубки оставалось уже не больше десятка рядов, и татары неумолимо вырубали эту преграду минута за минутой. Андрей вынул из петли и перехватил рогатину ближе к низу ратовища, чтобы помогать своим товарищам, колоть крымчаков из-за их спин, когда враг окажется в пределах досягаемости. Но тут вдруг оказавшаяся слишком тонкой полоска русских всадников под напором бесчисленной массы татар начала отступать. Сначала медленно, а потом все быстрее. Седоки еще продолжали сражаться - но их скакуны, что были сжаты в плотную массу, эту битву уже проиграли. Не умея быстро пятиться, лошади поднимались на дыбы, опрокидывались. Некоторые ухитрялись развернуться и облегченно мчались прочь, унося против воли к Москве еще жаждущих боя опричников, крайних же всадников напор просто отшвырнул в придорожные заросли. Татары с радостным гиканьем помчались вперед по освобожденной дороге, пряча сабли и хватаясь за луки. В своем азарте басурмане не обращали внимания на врагов, что копошились справа и слева, они метали стрелы в спины тех, кто надеялся ускакать.
К сожалению, не все. Андрей, рухнувший вместе с конем в малинник под корни крупной ольхи, был прикрыт тушей неуклюже брыкающегося скакуна, а вот опричник, ловко соскочивший рядом с седла, упал почти сразу, получив в грудь сразу четыре стрелы. Князь подставляться не стал и, освободив ногу из стремени, отступил на четвереньках, продираясь между плотно растущими стеблями. Такой он был не один, ветки тряслись справа и слева, впереди. Кустарник словно ожил и весь ежился, как от чесотки. Но азарт гнал татар вперед и вперед, им некогда было сворачивать и прочесывать лес, а поднявшиеся лошади вдобавок закрывали обзор.
Отступив на пару сотен саженей, Андрей поднялся на ноги, оглянулся. Сквозь густую рощу дорога уже не просматривалась. Значит, и их оттуда было не разглядеть.
- Эй, кто тут живой? - негромко спросил Зверев. - Изольд, Полель, вы целы?
- Целы, княже, - поднялся слева из малинника его полусотник. - Полель, я видел, тоже среди деревьев у коней петлял.
- Я здесь! - послышался знакомый голос позади. - Подумал, пропадем, пока набег будем пересиживать. Поклажу со своего заводного снял.
Холоп поднялся, перехватывая чересседельную сумку, что висела на спине, в руку и забрасывая на плечо.
- Молодец, - кивнул Андрей. - Самым сообразительным оказался.
Сам он бежал в том виде, в каком свалился: пояс с саблей, бердыш через плечо. Изольд - тоже. Рогатины оба потеряли где-то у дороги.
- Андрей Васильевич? Это ты? - Чуть в стороне вырос из малины молодой опричник в рассеченной на животе кольчуге. - Меня помнишь? Боярский сын Василий Сиделин. Вместе с боярами Басмановыми к покойному дьяку Кошкину заходил.
- Ты ранен?
- Нет, токмо броня порвана. Поддоспешник не прорезали.
- Еще кто-нибудь уцелел? - показался из-за деревьев еще один опричник с ярко-рыжей бородой.
- Кого-нибудь там видел? - ответил вопросом на вопрос князь.
- Я здесь! - отозвался кто-то еще. - Запыхался немного, сейчас…
Захрустели стебли, поднялся безусый паренек в тяжелом колонтаре из нашитых поверх стеганки в два слоя железных пластин.
- Еще кто есть?! - огляделся Зверев.
На этот раз никто больше не отозвался.
- Переждем? - предложил рыжебородый. - Татары пройдут, и можно выбираться.
- Не пройдут, - мотнул головой Андрей. - Много слишком. Да и потом по этому тракту не к своим, а на их лагерь или дозор скорее выйдешь. Нужно поворачивать на Калужскую дорогу. Тут до нее верст двадцать или тридцать. За пару дней доберемся.
И он первый отправился в сторону заката. Вскоре под ногами зачавкало, поднялась крапива высотой по грудь, ольха уступила место иве, а за нею открылась неширокая речушка. Возможно - та самая Ловать. Князь подобрал длинную валежину, потыкал с берега дно. Оно оказалось твердым.
- Вроде как мелко и не топко. - Он решительно вошел в воду, побрел через русло, и вскоре благополучно оказался на той стороне, вымочившись лишь по пояс.
Как это нередко бывает, противоположный берег оказался заметно выше и суше, уже через четверть часа они выбрались в сосновый бор.
- Привал, - скомандовал Зверев. - Тут нас басурмане уже не выследят, даже если дымок заметят. Через реку и болотину не полезут.
В спасенной Полелем сумке, помимо перевязочных средств, обнаружилось сушеное мясо. Развести костер боярам труда не составило - огниво имелось в поясной сумке у каждого. А вот котелка, понятное дело, не нашлось ни одного. Пришлось бросить жребий и варить бульон в шлеме рыжебородого Иова.
Обсушив одежду, выспавшись и подкрепившись, утром бояре отправились в путь уже веселее. Да и шагать по полупрозрачному сосновому бору было куда легче, чем продираться через болотину у Ловати. Пару раз, правда, им влажные низины пересекать пришлось - но там земля хоть и чавкала, но даже ног не намочила, а вместо непролазного малинника стелился необъятный брусничник. Еще раз переночевав у костра, на третий день бояре все же выбрались на широкую утоптанную дорогу. Иного тракта, кроме Калужского, здесь быть не могло, и они уверенно повернули на север.
Как и на всякой проезжей дороге, здесь имелось много удобных стоянок возле ручьев или у берегов рек. Чтобы проезжий человек мог и коней напоить, и сам отдохнуть. На одной из таких и остановились путники незадолго до сумерек. Развели огонь, заварили остатки "мясной крупы". Утром же, еще до рассвета, к ним на поляну вылетело полсотни оружных всадников:
- Не шевелись! - грозно предупредил один из всадников. - Басурмане Ли православные? А ну, перекрестись!
После того, как бояре истово осенили себя знамением и поцеловали вытянутые наружу нательные кресты, неразличимый в темноте воин смягчился:
- Кто такие, откуда путь держите?
- Из избранной тысячи государевой, - за всех ответил Зверев. - Выбираемся после сечи на Серпуховской дороге.
- То-то я смотрю, огонь палите без опаски, хотя татары кругом! Поначалу за них и принял.
- Как кругом, боярин? - екнуло у Зверева в груди. - Откуда? Много?
- По Серпуховскому тракту к Москве вышли, под ней стоят. Как заведено, изгон устроили. Шастают окрест, грабят.
- С собой возьмешь, боярин? Мы, видишь, безлошадными остались.
- Знамо дело, возьму! Егор, заводных оседланных подведи служивым. Мы ныне, бояре, села окрестные объезжаем. Круг возле Данилова монастыря закончим, коли тихо все будет. А нет, так на все Божья воля!
Командовал полусотней боярин Илья Сивин, и его, как истинного опричника, ничуть не обеспокоило то, что в числе подчиненных оказался князь. Он был старшим на эту полусотню поставлен, и он намеревался ею командовать, каких бы местнических высот ни достигали в роду подчиненные ему ратники. Не задерживаясь возле стоянки беглецов, служивый повел отряд дальше, свернул на какой-то узкий проселок, по нему вышел к реке, миновал, не задерживаясь, деревеньку из двух крепких изб возле водяной мельницы, проскакал через ячменное поле с совсем еще молодыми ростками, свернул в распадок, в котором обнаружилось еще несколько разбросанных вдоль узкой речушки изб. Здесь было тихо: ни блеянья, ни тявканья, ни дыма из трубы, ни человеческих голосов.
Солнце уже поднялось к зениту, и полусотник разрешил людям и лошадям небольшой отдых: напиться воды, передохнуть, кому пощипать травки, кому сжевать кусок хлеба с салом. Когда же скакуны выходились, отряд снова поднялся в седло и через светлый, но сильно подволоченный березняк помчался дальше. Еще деревня - тоже тихая и пустая, но у одного дома на завалинке сидел подслеповатый дедуля в косоворотке и грелся на солнце, зажав меж колен кленовую гнутую палку, отполированную сверху до зеркального блеска.
- Привет, Тараська! - натянул возле него поводья боярин Сивин. - Чего, не взял тебя ныне сын в схрон потаенный?
- Сам не пошел, боярин, - шмыгнул носом дед. - Стар ужо туда-сюда бегать. Дома посижу покамест, а там как Бог даст.
- А если татары пытать начнут, где люди прячутся? - спросил Андрей.
- Зачем пытать, и так покажу, - зачмокал губами дедок. - Озерцо у нас тута есть с топким краем. Я старый, мне с татарами заодно утопнуть токмо в радость выйдет.
- Приходили басурмане-то, Тараська, али зря прождал?
- Нет, боярин, не показывались.
- Не показывались… - Полусотник почесал кнутом бармицу на затылке. - Коли так, Кишкиной дорогой не ходили. Тогда мы сразу на Кривулю пойдем. За мной!
Вслед за боярином отряд спустился к ручыо, прямо по руслу проскакал сажен двести до озера, по широкому мелкому плесу перебрался к некошеному наволоку на другом берегу, начал подниматься по склону. Ратники еще не перевалили гребень взгорка, когда впереди открылась деревушка в пять домов. В ней суетились какие-то люди, одетые большей частью в халаты. Лошади перетаптывались под седлами на окраине, выщипывая из грядок листья репы, капусты и прочей молодой зелени, люди сосредоточенно простукивали дворы, лазили по домам.
Полусотня молча перешла на рысь, вынимая из петель рогатины, Андрей и холопы перебросили в руки бердыши.