Приговор римского префекта был скорым - на крест! Хозяин наш хлопотал и суетился - потерять столько рабов! - но префект даже слушать не стал. Римляне придумали много забавных вещей, в том числе эту казнь. Когда человека вешают на крест, тело его опускается, он не может дышать. Чтоб вдохнуть, надо приподняться. Для чего опереться на подставку в ногах (если она есть) или же на гвоздь, которым приколотили к кресту твои ступни. Сказать, что это больно, означает ничего не сказать. Если даже есть подставка, к кресту прибиты руки. При каждом подъеме для вздоха, кисть поворачивается вокруг вбитого в нее гвоздя. В античном мире гвозди делали не из проволоки, их ковали в кузнях, и гвозди выходили четырехгранными. Человек в состоянии отказаться от воды и пищи, но от желания дышать отказаться невозможно. Десять-двенадцать раз в минуту, если очень себя контролировать - пять-шесть. Живым мясом вокруг граненых гвоздей… Остроумно и экономно: казненный сам себя истязает. А чтоб он не умер раньше времени, специально приставленный солдат поит распятых, поднося на острие копья губку с водой. Хлебни, сердешный…
Умному достаточно одного урока. Впредь я твердо следовал указаниям пифии, но долго в телах не задерживался. Я всегда попадал на войну (эпизод с гребцом был исключением), а жизнь у солдата на войне короткая. Кем я только не был! Греческим гоплитом в битве с персами, крестоносцем в войске короля Балдуина, немецким наемником периода религиозных войн и английским лейтенантом в Индии… Дважды воевал в России - в 1812 году и в 1941-м… На своей стороне, разумеется, иначе, не задумываясь, повторил бы судьбу Секста Помпония. Меня резали, рубили, протыкали копьем и расстреливали картечью… Я не оставался в долгу.
Поначалу чужое тело смущало меня. Выгонять хозяев из дома некрасиво. Я получал не только чью-то силу и молодость, но и навыки владения оружием, говорил на языках, которые знал прежний хозяин. Однако, сопоставив ряд фактов, я понял: владельцы тел перед заселением были мертвы. Гость просил позволения войти, но дом оказался пуст…
3
Голоса…
- Вы не видите: он спит!
- Разбудите! Дело не терпит отлагательства!
- Прапорщик третьего дня перенес тяжелую контузию.
- Это не важно!
- Я возражаю!..
Не отвяжутся… Господи, как трещит голова! Решительно отбрасываю одеяло, сажусь! Уф! В палате двое: Рапота и незнакомый офицер с двумя серебряными звездочками на золотистых галунах погонов кителя. Подпоручик. Тоненькие усики на верхней губе, тоненькие ножки в краповых рейтузах и начищенных до блеска изящных сапожках с серебряными розетками. На каблуках шпоры: кавалерист?
- Господин прапорщик?!
- С вашего позволения, господа, я оденусь. Не привык встречать гостей неглиже.
Одеваюсь, офицерик нервно вышагивает по палате. Нечаянный визит связан со вчерашним событием - это к гадалке не ходи. Наконец последние пуговицы застегнуты.
- Прапорщик Красовский?
- Он самый.
- N-го гусарского полка Корнет Лисицкий. У меня к вам дело чрезвычайной важности. Вчера вы оскорбили словом и действие князя Бельского…
- Неужели?
Приятно видеть недоумение на напыщенном личике.
- Вы хотите сказать, оскорбления не было?
- Совсем нет. По моему мнению, оскорбить такого мерзавца, как ваш князь, попросту невозможно. Грязь к грязи не пристает.
Так, в зобу дыханье сперло. Люблю окорачивать жеребчиков.
- Вчера штабс-ротмистр пытался изнасиловать сестру милосердия Ольгу Матвеевну Розенфельд, - это Рапота. - Если б не вмешательство прапорщика…
Жеребчик хоть бы глазом моргнул - в курсе. Та-ак, здесь другая игра.
- В любом случае прапорщик не имел права. Я уполномочен передать вам, господин Красовский, вызов от князя Бельского. А так же вам, поручик!
- Ему-то за что? Не оскорблял…
- Стал свидетелем, но не предпринял мер.
Ах, вот что?
- Тяжесть нанесенных оскорблений заставляет князя требовать удовлетворения немедленно. За оградой ждут экипажи. Ехать недалеко, поэтому врач не нужен. (Правильно, зачем лишний свидетель?) Если вы уклонитесь…
- Нельзя отказывать таким людям.
- Оставьте свои шуточки, прапорщик!
- Я серьезно.
- А вы, поручик?
- Принимаю!
- Едем!
Нагло разваливаюсь на койке. Жеребчик опять в недоумении.
- Насколько помню, корнет, за мной выбор оружия?
- Плохо помните! Право выбора оружия за оскорбленной стороной! А поскольку вид оскорбления самый тяжкий, князь имеет право диктовать условия дуэли.
Вон оно как, Петрович! Они меня за идиота держат?
- Знаете что, корнет? Катитесь вы со своим князем и его оскорблением куда дальше!
Столбняк. Мягше с людьми надо быть, господин корнет, мягше.
- Так вы уклоняетесь от дуэли? В таком случае я…
- Если вы сделаете шаг, корнет, я выброшу вас в окно. Вы имели счастье лицезреть князя? Спешу заверить: тоже будет и вам. Я не люблю насильников и хамов. Ваш протеже получил по заслугам. Или мы будем стреляться на моих условиях или все останется как есть. Понятно?
- Чего вы хотите?
Как-то быстро он сдулся.
- Право выбора оружия.
- В нашем экипаже револьверы и шашки. Что предпочитаете?
- Винтовку!
Не ждали-с?
- Позвольте, как винтовку?
- Таково мое желание.
- У нас нет винтовок! - он почти кричит.
- Так озаботьтесь, чтоб были. Даю полчаса! - демонстративно смотрю на циферблат часов. - Если через тридцать минут не явитесь, буду считать: от дуэли уклонились. Со всеми вытекающими…
Мгновение он колеблется, затем срывается и исчезает за дверью.
- Почему винтовка, Павел?
Достаю из кармана "браунинг".
- Прицелься!
Сергей зажмуривает левый глаз. Пистолетик пляшет в руке. Забираю оружие.
- Вчера мы слегка выпили, не так ли?
- А винтовка?
- У нее приклад.
- Почему полчаса?
- За это время они ничего не успеют: ни подточить боек, ни испортить патроны.
- Вы полагаете?
Святая простота! Сам вчера говорил о карьере князя. Нет свидетелей, нет и преступления. Как там у классика: "Это немножко похоже на убийство, но в военное время… хитрости позволяются". Рассчитывать, что некто, способный ударить женщину в солнечное сплетение, станет соблюдать законы чести… "Ах, оставьте!" - как поется в популярном романсе. Сергей смущенно опускает глаза. Ладно, нужда зовет! Пока есть время…
По возвращению с наслаждением умываюсь холодной водой из тазика. Кранов здесь, естественно, нет. Тазик уносят, взамен на столе появляется поднос с двумя стаканами чая в мельхиоровых подстаканниках и булочки. Завтрак. Сергей радостно хватает стакан.
- Я бы не советовал, поручик!
Он смотрит недоуменно.
- Не дай бог пуля в живот…
Он бросает стакан, будто ожегшись. Беру его и с наслаждением припадаю к горячей жидкости.
- Позвольте, а вы?
- Мне можно.
И нужно. Мне стрелять первым, а горячий чай - лекарство для больной головы. Живот? В него еще нужно попасть. Едва покончил с чаем, как явление второе: те же и корнет Лисицкий.
- Винтовки есть! Едем, господа!
По классическим правилам дуэли, противники приезжают к назначенному месту порознь. Но нынче время военное, не до церемоний. Князь с корнетом в первой пролетке, мы - во второй. По пути шепотом инструктирую Сергея. Пока не кончится поединок с князем, ему исполнять обязанности секунданта. Я волк драный, но его объехать на кривой козе проще простого…
- Вы много дрались? - от уважения он переходит на "вы".
- Бывало.
- В Англии?
Киваю. Хорошо, что за плечами есть Англия.
- На пистолетах? Шпагах?
- По всякому.
На мечах тоже случалось.
- Мне вот не довелось!
Нашел о чем жалеть!
- Я давно не держал из винтовки. В последний раз - в Михайловском училище. В отряде мы пользуемся "Маузером" - такой большой пистолет в деревянной кобуре. Авиаторам они положены.
Скашиваю взгляд: бледен, но страх скрывает. Оно понятно: впервые в жизни стать под дулом. Мне нельзя проигрывать. Если меня убьют, Серегу пристрелят, даже комедию с дуэлью ломать не станут. Еще один не целованный мальчик на моей совести?
Подъезжаем. Небольшая поляна со всех сторон укрыта елями. До проселочной дороги рукой подать, но с дороги поляна не просматривается. С умом выбрано! Когда они спали? С другой стороны неплохо: не выспавшийся перед дуэлью - не противник. Извозчики остаются ждать. На поляне мы с князем расходимся в стороны, Рапота и Лисицкий остаются уточнять правила. Вижу, как Сергей ожесточенно спорит - молодец! Вот он берет винтовку, передергивает затвор и прицеливается в небо. Бах! Берет вторую - бах! Оружие проверено. С винтовкой в руках Сергей направляется ко мне.
- Дистанция - пятьдесят шагов! - сообщает хмуро. - По сигналу можно сразу стрелять или идти к противнику. Оружие можно перезаряжать, у каждого по четыре патрона. Сигнал - выстрел из револьвера. Голос на таком расстоянии можно не расслышать, потом, поди, докажи! Сигналю я. Не одолжите "Браунинг"?
Он и на этом настоял? Умница! Тем временем корнет отмеривает пятьдесят шагов. Указывает место, становлюсь, держа винтовку перед собой. Князь напротив. На бледном лице двумя пятнами выделяются синяки под глазами. Рапота с корнетом уходят с линии огня.
- Приготовиться! - Сергей поднимает пистолет.
Князь стреляет за мгновение до сигнала. Навскидку. Я хоть и ждал чего-то подобного, но не уследил. Пить меньше надо! Пуля срывает погон с левого плеча. Хорошо их учат в кавалерийских училищах! Теперь моя очередь! Вскидываю винтовку. Прицел выставлен, но с такого расстояния это не важно. Пока князь лихорадочно передергивает затвор, жду. Мне необходимо видеть белое лицо с двумя пятнами по сторонам. Инструктор учил нас: "Никогда не цельтесь в голову! Она маленькая и твердая. Цельтесь в корпус: он большой и мягкий!" Это правильно, но сегодня особый случай. Есть! Плавно нажимаю спусковой крючок и опускаю винтовку к ноге. На другой стороне поляны уже никто не стоит.
Лисицкий, семеня ножками в гусарских ботиках, бежит к князю. Следом - Рапота. Они наклоняются, трогают тело, затем выпрямляются. Идут ко мне. На лицо корнета противно смотреть.
- Прямо в переносицу! - губы у него дрожат. - Сзади - полголовы вырвало… Господи! Что я скажу его превосходительству, родителям?
У князя есть родители? Ну да, это мы сироты.
- Ваша очередь, корнет! Берите винтовку! Думаю, трех патронов нам хватит.
В его глазах ужас, лицо пепельное.
- Господин прапорщик! Послушайте… Я не одобряю вчерашнее поведение князя, так ему и сказал. Но мы друзья, он попросил… Долг чести… Если вас устроят мои извинения…
- Меня - вполне, но что скажет поручик?
Корнет умоляюще смотрит на Сергея. Тот напускает на себя важность, мгновение (очень долгое мгновение!) думает, затем нехотя кивает. Ну, Серж, ну, лицедей!
- Благодарю вас прапорщик! И вас поручик!
- Позаботьтесь о теле!
- Да-да, конечно.
Отдаю винтовку. Мы с Сергеем выходим на дорогу. По пути он сует мне пистолет. Возвращаю.
- Подарок!
- У меня в отряде "Маузер"…
Ладно. Пригодится…
У госпиталя нас встречает толпа. Сестры милосердия, санитары, даже врачи. С первого взгляда понятно, кого ждут. Быстро здесь разносятся вести! Выходим из пролетки, идем, как сквозь строй. Нас обшаривают взглядами. Почему-то смотрят на мое левое плечо. Погон! Пытаюсь приладить его на ходу - попусту. Ну и пусть!
На крыльце сам коллежский асессор.
- Живы! Не ранены?
- Никак нет! - это Сергей.
- А князь?
Сергей размашисто крестится. По толпе словно шорох прошел - повторяют.
- Корнет?
- Попросил извинения.
- Слава Богу! - бормочет Розенфельд. - Слава Богу!.. Господа, прошу ко мне!
По скрипучим деревянным ступенькам подымаемся на второй этаж. В кабинете Розенфельд усаживает нас на стулья, сам остается стоять.
- Господа, у меня нет слов… Примите извинения за поведение моей дочери!
Сергей делает протестующий жест, но Розенфельд словно не замечает.
- Ей не следовало принимать ухаживания штабс-ротмистра, тем более, соглашаться на прогулку с ним. Из-за нее погиб человек, еще двое, даже трое, будут иметь неприятности!
- Дуэли в Российской армии разрешены! - опять Сергей. - Все прошло по правилам!
- Сейчас военное время! К тому же… - коллежский асессор машет рукой, и я понимаю, что он хотел сказать. "Что разрешено Юпитеру, не дозволено быку". Ну да, дядя - командующий армией…
Розенфельд подходит к шкафу со стеклянными стенкам, открывает дверцы и некоторое время звенит там посудой, закрывая происходящее от нас широкой спиной. Поворачивается - в его руках стаканы со светло-желтой жидкостью.
- Выпейте! Вам необходимо!
Беру бокал. Ром! Действительно, в самый раз. Возвращаем пустые бокалы. Он держит их, словно не знает куда девать.
- Я растил ее без матери, господа! День-деньской на службе, а там няньки… Избаловали! Думал, здесь будет под присмотром, а вон как вышло. Если можете, простите! Ей всего двадцать… Завтра! - голос его становится жестким. - Завтра же отправлю ее в Москву, к тетке! Пусть продолжит учиться на фельдшера! Решено!
Спорить с ним бесполезно, да и не хочется. Откланиваемся. Меня клонит в сон. Надо поспать - теперь не скоро придется…
* * *
Борода и усы председательствующего - копия императорских на большом портрете за его спиной. Только у Николая II усы не закручены так залихватски. Председатель полковник, остальные члены суда - штаб и обер-офицеры.
- Господин прапорщик!
Встаю.
- Сообщите суду обстоятельства дела!
Сообщаю. Когда дохожу до сцены в парке, за спиной возникает ропот. Возмущенный. Председатель звонит в колокольчик.
- Пра-ашу тишины!
Ропот стихает.
- У вас все?
- Так точно!
- Садитесь! Поручик Рапота!
Сергей встает. В его рассказе больше подробностей.
- Как секундант, хочу сообщить суду, что штабс-ротмистр выстрелил до моего сигнала. (В зале снова ропот.) Пуля сорвала прапорщику погон. Тем не менее, он не стал сразу стрелять в штабс-ротмистра, а дал ему возможность перезарядить ружье…
Выгораживает Серега дружка. Только зря это…
- Са-адитесь! Корнет Лисицкий!
Корнет повторяет слова Рапоты, даже подтверждает выстрел до сигнала. В зале ропот. С чего корнет такой праведный? Слишком гладко все идет, слишком гладко…
- Господин корнет, почему вы согласились участвовать в таком неблаговидном деле?
- Князь Бельский вернулся вечером избитый. Синяки под глазами, синяки на теле. Сказал, что это сделал прапорщик, - кивок в мою сторону. - Сами понимаете, господа, я не мог отказать. О проступке штабс-ротмиста я не знал.
Врет, конечно, но доказать невозможно.
- Господин прапорщик!
Встаю.
- Вы били князя Бельского?
Соврать, как Лисицкий? Свидетелей не было.
- Так точно, господин полковник, бил!
- Почему?
- Он дурно отозвался о сестре милосердия.
- Как именно?
- Язык не поворачивается повторить гнусность!
- За это вы его избили?
- Не только!
- Что еще?
- Штабс-ротмистр предложил замять дело. Сказал, что дядя его командует армией, и я могу стать подпоручиком через неделю…
За спиной уже не ропот - шум водопада. Зал полон офицерами, и далеко не все из них штабные. Обычно военный суд проходит без публики, но сегодня сделано исключение. Председатель долго звонит в колокольчик. Наконец зал утихает.
- Введите свидетеля Хижняка!
Перед судом вытягивается солдат в мешковатой форме. Лицо знакомое - санитар госпиталя.
- Сообщите суду, что сказали военному следователю!
- Значицца, прибирал я в беседке у пруда…
- Что было в беседке?
- Господа праздновали!
- Какие господа?
- Вот эти! Их благородие поручик и их благородие прапорщик. Как отпраздновали, так все и бросили: корзинку, посуду, бутылку…
- Бутылку из-под чего?
- Написано было "коньяк".
- Бутылка большая?
- Обыкновенная.
Ропот в зале.
- Уведите свидетеля!
Вон что! Пьяная драка в период сухого закона…
- Господин поручик! Вы пили коньяк с прапорщиком?
- Так точно!
- Что праздновали?
- Прапорщику Красовскому принесли угощение, он предложил мне разделить. Но я уверяю вас, господин полковник, мы в полном рассудке…
- Не сомневаюсь! Полбутылки коньяка - отличное лекарство для рассудка. Садитесь!
Покойный штабс-ротмистр тоже был выпимши и даже очень. Только у нас доказательств нет.
- Пригласите свидетеля Розенфельда!
На докторе сегодня мундир отглажен. Молодцом!
- Господин коллежский ассесор! Прежде, чем задать вопрос, позвольте от имени офицерского собрания корпуса принести вам извинения за гнусную выходку, совершенную в отношении вашей дочери штабс-ротмистром Бельским! Несмотря на то, что за свой проступок он заплатил жизнью, это несмываемое пятно на офицерской чести корпуса.
- Я принимаю извинения.
- Вы врач, наблюдавший прапорщика Красовского. Каким было его состояние на время ссоры с князем и последовавшей дуэлью?
- Прапорщик перенес тяжелую контузию, в результате которой утратил память. Она до сих пор не восстановилась.
- Это не помешало ему драться и стрелять!
- Контузии провоцируют нервные реакции!
- Ему рекомендовано употреблять спиртные напитки?
- Ни в коем случае!
- Но прапорщик употребил!
- Он не отдавал отчет! Повторяю: тяжелая контузия! Человек только пришел в себя! Ему кажется, что он здоров, хотя на самом деле это не так. Я давно служу по медицинской части и не раз наблюдал… С такой контузией прапорщик подлежит безусловному освобождению от дальнейшего прохождения воинской службы. Я готов подписать свидетельство немедленно!
- Не сомневаюсь, господин Розенфельд! Суд удаляется на совещание!
- Господа офицеры!..
Грохот вставшего зала. Наступает томительное ожидание. Из зала никто не уходит. За моей спиной гул. Сергей повесил нос, корнет чувствует себя не лучше. Ничего не понимаю!
- Господа офицеры!..
Стоим. Председатель надевает очки, они нелепо смотрятся холеном лице.
- …Рассмотрев обстоятельства дела, военный суд нашел корнета Лисицкого, поручика Рапоту и прапорщика Красовского по обстоятельствам дуэли, приведшей к смерти князя Бельского невиновными!
Радостный ропот за спиной.
- Однако же…
Я ждал этого!