- Вот и хорошо. Открывай рот, я тебе налью.
Скай, страдая от собственной беспомощности, распахнул пасть. Серёжка с немым восхищением уставился на белые и острые драконьи клыки, самые маленькие из которых были подлиннее пальцев на мальчишкиных руках, ну а самые длинные, были величиной почти что с руку. Правда, почистить зубки не смотря на белизну не помешало бы: запашок из драконьей глотки доносился не самый приятный. Но об этом мальчишка деликатно промолчал: что толку говорить о том, что невозможно исправить. Собравшись с силами, Серёжка вскинул на руки бадью, и наклонил её над раскрытой пастью. Холодная колодезная вода хлынула в пересохший рот дракона.
Бадьи хватило Скаю на три крупных жадных глотка.
- Счас ещё притащу, - пообещал мальчишка.
- Если тебя застанут за тем, как ты меня поишь, то накажут, - диктатор чувствовал себя очень неуютно: ещё никогда не бывало такого, чтобы ради него чем-то рисковал детёныш. Конечно, самым умным было бы не принимать эту жертву, но сделанного не воротишь. Сколько теперь не рычи и не бей хвостом, малыш уже виноват и единственное возможное решение - чтобы никто ничего не узнал. Пока что заметить нарушение приказа хозяина школы никто не мог: во дворе пусто, на стены охранники выходили только по вечерам. Самое время бросить ведро у колодца и сделать вид, что ничего не произошло. Человек просто обязан поступить таким образом, но детёныш повел себя не по-человечески.
Малыш широко улыбнулся, и пообещал:
- Счас задрожу от страха и ведро уроню!
Улыбка у него получилась настолько нахальной и язвительной, что Скай всерьёз усомнился человек ли перед ним. Может, ему помогает драконёнок в человеческом теле. Рассказывал же Дак, что до Катастрофы многие Крылатые могли менять облик по своему желанию. Конечно, слова Дака всерьёз воспринимать нельзя: никогда не знаешь, где кончается правда и начинается сказка. Дак и о богах говорил так, будто они реально существуют, и ещё много разных глупостей рассказывал. Но, может быть, под некоторыми выдумками выжившего из ума старого философа была реальная почва. В превращение драконов в людей Скай сейчас был готов поверить. Другое дело, что сам диктатор никогда бы не влез в шкуру двуногих волосатиков, но дети есть дети… Ещё и не в такую дырку залезут: всё им интересно.
На самом же деле, Серёжка действительно подумывал, стоит ли тащить вторую бадью: уж больно много времени потрачено на уговоры. Вряд ли телегу с навозом нужно было катить слишком далеко: Леендерс явно не из тех, кто исполняет тяжелую работу. Бестиарник и Кау могли появиться во дворе в любую секунду, и о том, что будет, если они застанут Серёжку за нарушением приказа, лучше было не думать. Лучше сказать мягко: ничего хорошего в этом случае мальчишку не ожидало. Но, с другой стороны, это для человека такая бадья - очень много. А дракону она, наверное, как дяде Хоме Семочко, отцу Павлина, рюмочка водки.
Мальчишка вспомнил свадьбу Трифона Петрова, брата одноклассницы Арины. В Серёжкином классе учились двое гагаузов, точнее - гагаузок: Арина и Евлампия. Девчонки как девчонки, но имена… Арину звали Няней, потому что у Пушкина была няня - Арина Родионовна, на Евлампию - Лампой, потому что похоже. Они особо не обижались - кто ж в школе обходится без прозвища?
Но дело вообще не в прозвищах. На свадьбу Трифона, понятное дело, набежали все Аринкины друзья и приятели с Тенистой улицы и её окрестностей, а значит и Серёжка: интересно же, да и без чего-нибудь вкусненького никто ребятни не ушел. Так вот, уже ближе к вечеру, когда начало темнеть, сидевший в саду Серёжка вдруг заметил вышедшего на крыльцо изрядно захмелевшего дядю Хому. Здоровый мужик, он слесарем в совхозе работал, трактора чинил. Ростом чуть ниже Балиса Валдисовича, в плечах заметно пошире. Ладонь - не ладонь, а лапища какая-то, фонарный столб, наверное, обнять может. И в это лапищи - маленькая хрустальная рюмочка с тонюсенькой ножкой. Смотрелось это совершенно потрясно. Мальчишка тогда никак не мог понять, почему она сразу не на кусочки не разлетается. Да и сейчас не понимал.
За этими воспоминаниями Серёжка машинально вытащил из колодца воду, перелил в бадейку и потащил её к дракону. Вот тут-то воспоминания сразу и кончились: уж больно тяжела была бадья. И всё-таки мальчишка её дотащил: покраснев от натуги, тяжело сопя, расплёскивая водные кляксы на право и налево. Донёс на одном самолюбии: раз уж пообещал дракону второе ведро - надо выполнять. О третьем мальчишка даже не заикался. Дракон не попросил, но и "спасибо" не сказал - вот и помогай такому странному. Но всерьёз обидеться Серёжка не успел: вдруг лупанул такой мощный ливень, что, забыв обо всём, мальчишка вихрем донёсся до сторожки толстого Леендерса, чтобы встать под скат крыши, куда струи воды не залетали. И вовремя: буквально через минуту послышалась грубая брань, и в воротах показались бестиарник и Кау. Подросток тут же пристроился под скатом, но подальше от Серёжки, у другого угла хижины, а Леендерс с неожиданным проворством заскочил внутрь, а через пару минут вышел уже закутанный в толстый и длинный плащ.
- Пошли, отведу вас обратно! - скомандовал толстяк.
- Господин бестиарник, может, переждём ливень? - с надеждой попросил Кау.
- Экие нежности, - ощерился Леендерс. - Прямо графский сыночек на отдыхе. Пшел под дождь, чище будешь! А ты, дохляк, ведро оставь и тоже пошёл!
Последнее относилось к Серёжке, продолжавшему машинально сжимать в руках ручку бадьи.
Пришлось идти. К счастью, небесные силы сжалились над ребятами. Едва они вышли за ворота бестиария, как дождь прекратился - так же неожиданно, как и начался. Правда, проулок оказался весь заполнен лужами, некоторые из которых простирались от одной стены до другой, не обойдёшь, но Серёжка промочить ноги не боялся. Радостный от того, что сумел насолить хозяевам и напоить дракона, он беззаботно шлёпал прямо по водной глади: сандалии высохнут, ноги - тоже. В просвет между облаками выглянуло местное Солнце, из лужи мальчишке улыбнулись солнечные зайчики. Серёжка подмигнул им в ответ. Краем взгляда перехватил кислый и недоумённый взгляд Кау. Ну да, ему же сейчас полагается терзаться и страдать, а он улыбается. Это не по правилам. Ну, и пошли бы эти правила. Как забавно выразился дракон: "Хвостом мне на них!"
Да, будь на месте Серёжки кто-нибудь постарше и поопытнее, он бы извёлся от ожидания очередной пакости. Что может быть ужаснее, чем в каждом движении, в каждом слове, в каждом жесте ожидать постоянную угрозу? Но мальчишка был ещё слишком мал и слишком наивен, чтобы понять, сколь грозные тучи сгустились над его вихрастой головой. Даже после подлого поступка Кау Серёжка рассчитывал, что синие от него вскоре отстанут. Ну, должны же они понять, что всё равно не дождутся от новичка того, чего им нужно. И рисковать собой им должно надоесть. Биньнигу Вен уши уже надрал, причём не слабо, до ярко свекольного цвета. Мальчишка чувствовал, что если кто-то из юных гладиаторов попадётся ещё раз, то одними ушами уже не отделается, накажут посерьёзнее. Зачем им это надо?
Словно отвечая этим мыслям, ребята вели себя с Серёжкой подчёркнуто спокойно. Никто не смеялся, не напоминал ему, что только что его окунули лицом в навоз. За обедом никто не пытался ни толкнуть, ни испортить еду. Правда, и никакого дружелюбия подростки не высказывали, но их дружелюбие мальчишке и не было нужно. Лишь бы не лезли, а там пусть дуются, сколько душе угодно.
После обеда какое-то время ребята сидели в казарме, разбившись на кучки болтали о том, о сём. Серёжка в одиночестве прилёг на своём матрасе, никто его не беспокоил. Вскоре пришел Вен, выгнал всех во двор, демонстративно посчитал по головам и повёл наружу. Тут-то Серёжка, наконец, и узнал тайну высоких стен. За ними прятался самый настоящий стадион. Или, почти настоящий. Во всяком случае, трибуны были уж точно настоящими, потому и стены были так высоки: снаружи - стены, внутри - трибуны.
А вот "поле" подкачало. Овальная арена была засыпана смесью песка с какой-то мелкой каменной крошкой. Эта гадость моментально набилась в сандалии, царапая подошвы и мешая нормально ходить. Остальные ребята на это никак не отреагировали, смолчал и Серёжка. В конец концов, за время путешествия в рабском караване ему приходилось идти и по более неприятным местам. И не в сандалиях, а вообще босиком. "Но в футбол поиграть на таком стадионе я бы не хотел", - мрачно заключил мальчишка. - "После первого же подката все ноги тут же будут в крови".
Доктор Вен учил ребят сражаться в строю. Когда Серёжка читал учебник истории, ему казалось, что всё просто: знай себе иди вперёд плечом к плечу и маши мечом. Но оказалось, что такой бой - целое искусство. Строй таких лопухов, как Серёжка, опытный воин вроде Вена смог бы прорвать не особо напрягаясь. Строй синих запросто бы отбил атаку вдвое большего числа необученных мальчишек.
Серёжка быстро понял, что в строевом бою является слабым звеном. Не хватало роста, стена щитов теряла необходимую монолитность. Мальчишку это очень огорчало: сбывались слова Лауса. А значит, и всё его сопротивление теряло смысл: получалось, своим упрямством он тянет всю группу назад. Сам бы Серёжка порадовался бы, если бы в его класс и его звено добавили третьеклашку? Хочешь, не хочешь, а успеваемость упадёт. Хоть малыш в этом и не виноват, но всё равно, у всех ребят была бы только одна мысль: быстрее от такого подарка исправиться.
Но не прошло и получаса, как мальчишке пришлось пересмотреть точку зрения. Вен разбил ребят на два отряда, по пять в каждом. А одиннадцатому, Серёжке, приказал держаться позади строя одной из команд. Тут-то и выяснилось, что мальчишка может быть полезен и в защите и в атаке. В защите, образуя собой как бы вторую линию обороны на самом слабом участке. В атаке - устремляясь вперёд сквозь прорванный вражеский строй. Серёжка повеселел - оказывается, и он мог быть полезным.
Время до вечера пролетело незаметно. Потом были бассейн, ужин, вечернее сидение в казарме, где на него опять не обращали внимания и, наконец, удар в било возвестил о том, что настало время сна.
"Не так всё плохо, жизнь налаживается", - успокаивал себя мальчишка, ворочаясь на тонком матрасе. Лишь бы только быстрее подоспела помощь. И ещё, обязательно надо узнать о том, как дела у Шипучки. Может, и ему помощь нужна…
Время уже перевалило за полночь, когда в казарме синих началось тихое шевеление. Один за другим ребята поднимались с матрасов, и, стараясь не шуметь, специально не обувая калиг, отправлялись поднимать со сна ближайшего товарища. Спустя несколько минут весь отряд, кроме новичка Шустрёнка был на ногах. Ничего друг другу не говорили: всё было обговорено заранее. Каждый знал, что ему делать.
Ребята обступили сладко спавшего Серёжку, Тино набросил ему на голову свой плащ, и тут же юные гладиаторы принялись молча пинать лежащего мальчишку. Боль моментально пробудила Серёжку, он попытался как-то отразить градом сыпавшиеся на него удары, но не тут-то было. Наброшенный на голову плащ мешал ориентироваться, и сковывал движения рук. Вторым движением мальчишки была попытка встать на ноги, но удары сверху бросили его обратно на матрас. Один из пинков пришёлся в лицо, в правом глазу так и брызнули искры.
Несмотря ни на что, соображать Серёжка не перестал. Вцепившись в плащ, он резким рывком содрал его с головы. В темноте было трудно что-либо увидеть и понять, но он каким-то чудом перехватил чью-то ногу, резко дёрнул… В ответ раздался приглушенный вскрик, на какое-то мгновение град пинков ослабел и мальчишка воспользовался моментом, чтобы вскочить на ноги. Но в следующее мгновение он получил сильнейший удар в голову, в глазах заплясали разноцветные круги, и Серёжка провалился в бархатную обволакивающую темноту.
Мальчишка тяжело упал на матрас, и шум драки сразу стих. Тишину нарушало только громкое прерывистое дыхание столпившихся вокруг ребят.
- Кажись, без сознания? - шепотом спросил, наконец, Лаус.
- Ага, - растерянно отозвался кто-то из темноты.
Лаус присел возле неподвижно лежащего Серёжки, пытаясь нащупать под ключицей биение кровяного сосуда.
- Ну, - нетерпеливо переспросил тот же голос.
- Что - ну? Живой.
Теперь подросток ощупывал голову мальчишки.
- Вроде, губу разбили или нос. Есть крови маленько. Ничего, переживёт.
- Может, добавить? - неуверенно предложил тот, кто говорил раньше. Теперь можно было опознать в нём Морона.
- А в рыло не хочешь? - уже не шепотом, а в полный голос поинтересовался Армеец. - Хватит с него.
- А чего сразу в рыло? - обидчиво произнёс Морон.
- Чтобы не крысятничал.
- Да я тебе за это…
- Тихо! - властно прервал перебранку Лаус. Спорщики опасливо смолкли. - Тино, возьми себе его плащ, твой, наверное, в крови. И по местам. Всем лежать тихо. Посмотрим, что он будет делать, когда придёт в себя.
В первое мгновенье Серёжке показалось, что он просто проснулся среди ночи. Но буквально тут же пришла боль, и мальчишка вспомнил, как его били. Видимо, без сознания он оставался довольно долго: во всяком случае, избиение закончилось.
Серёжка открыл глаза. Точнее, попытался это сделать. Правый глаз на такую попытку отреагировал острой болью, и, судя по ощущениям, если и открылся, то не больше, чем на половину. Кромешная темень. Значит - ночь. Ну, хоть не до утра вырубили, хоть в этом счастье.
Превозмогая ноющую боль в руке, мальчишка ощупал лицо. Так и есть, правый глаз основательно заплыл. "Ох, и рожа у меня сейчас", - прикинул Серёжка. Это был далеко не первый фингал в его жизни, и парнишка прекрасно представлял, как в таких случаях выглядит отражение в зеркале. "Раз шучу, значит не всё потеряно", - подбодрил себя Серёжка. Мальчишка непроизвольно улыбнулся, но это отозвалось новой болью: нижняя губа тоже была разбита. Серёжка провёл по ней пальцем. Губа распухла, кровь уже успела застыть шершавой корочкой.
Да, никогда в жизни его так не метелили. Домашним мальчиком Серёжка, разумеется, не был, дрался не то, чтобы постоянно, но регулярно, бывало и в стычках "стенка на стенку" участвовал. Но вот так, чтобы все на одного - ни разу. Самая настоящая "тёмная", вот как это называется. Приходилось ему слышать рассказы про то, как это бывает. Ребята говорили, что в пионерских лагерях так поступали с неисправимыми ябедами и подлизами, с которыми невозможно разобраться в честной драке. Таким накидывали одеяло на голову, чтобы не было видно, кто нападает, и лупили, чтобы больше не подличали. Видеть этого, а тем более участвовать в подобном мальчишке не приходилось ни разу: как-то не сталкивала его жизнь с законченными подлизами и ябедами.
Зато теперь он прочувствовал "тёмную" на своей шкуре. И что теперь ему делать? Вскочить и отпинать ближайшего соседа? Ну, наверное, пару раз он даже успеет врезать, пока остальные будут соображать, что к чему. А дальше что? Навалятся всей оравой, врежут ещё, а утром расскажут Вену, что новичок ночью затеял драку. И, главное, в любом случае в этой драке Серёжка будет проигравшим. Нажаловаться на них самому? Ябедой быть противно. И, если накажут, то накажут всех. А вдруг хоть один из синих в "тёмной" не участвовал? Вен ведь разбираться не станет, а другие надсмотрщики - и подавно. Попроситься утром в другую группу? Раньше надо было это делать, пока Лаус предлагал добром. Сейчас же это было похоже на позорное бегство. Ну, а что ещё оставалось?
Оставалось стиснуть зубы и молчать. Наверное, не самое умное поведение, но ничего лучшего в голову не приходило. В конце концов, не так уж и сильно ему досталось. Руки-ноги двигаются, значит - целые. Ссадина на лбу, тоже уже подсохшая, синяк под глазом и разбитая губа - можно пережить. Лишь бы только внутри чего не отбили. Мальчишка лихорадочно встал вспоминать, чему учили "юных санинструкторов" перед турпоходом. Кровью он не харкает, это точно - значит, с лёгкие целые. Перелом рёбер - должна быть резкая колющая боль при сильном вдохе. Серёжка глубоко вздохнул. Боль была, это точно. Но не резкая, а, скорее, наоборот - тупая. Значит, нет перелома. Дальше - "острый живот". Мальчишка медленно и осторожно надавил ладонью на живот, постепенно вдавливая руку всё глубже и глубже. На мгновение замер, собираясь с духом, а затем резко отдёрнул руку. Ничего не произошло: как всё болело, так и продолжало болеть. Серёжка окончательно успокоился: если бы что там внутри порвалось, то, в тот момент, когда он отпустил руку, должен был бы почувствовать усиление боли. Выходит, он опять легко отделался. Может, повезло, может, ребята специально били так, чтобы ничего не повредить, помня о том, что за самоуправство их могут крепко наказать. Дома в ребячьих компаниях Серёжка не раз слышал, что так умеют бить милиционеры: отлупят в отделении преступника до полусмерти, а следов - никаких и ничего не докажешь. Верилось в это не слишком сильно: на Тенистой жило аж двое милиционеров и представить, что кто-то из них избивает человека, пусть даже и вора, Серёжка никак не мог. Даже при всём своём "развитом воображении". Но, ведь милиционеры разные бывают. Говорили, что в ОПОНе было много бывших милиционеров. Эти уж наверняка знали, как избивать и до полусмерти, и до смерти. Может, гладиаторов тоже этому учат?
Но что же всё-таки ему делать? Если не махать кулаками после драки, не жаловаться, не попроситься в другую группу, тогда - что? А ничего не делать, пришла неожиданная мысль. Сейчас попробовать заснуть. А утром, после сигнала к подъёму, одеться, обуться и выйти на зарядку, будто ничего не произошло. Если разобраться, то он в предыдущие случаи именно так и поступал. Разве он делал неправильно? Разве он сейчас жалеет о том, что не согласился на предложение Лауса сразу? Нет, пожалуй, не жалеет. Ну, так чего искать добра от добра.
И потом, тогда, в караване, Арш избил его намного сильнее. Просто в тот момент Серёжке всё равно некуда было отступать, а сейчас вроде как есть. Вроде, открыта дверка куда можно отступить. А что за дверкой? Неизвестно. Может, там будет ещё хуже. Те же желтые решат, что они и так отстающие, а уж с малышом в группе и вовсе опустятся ниже плинтуса. И тоже начнут убеждать попроситься в другую группу. Хорошо ещё, если как Лаус, сначала добром предложат. А то ведь могут и сразу кучей отметелить, а за что - догадайся сам. И будет он прыгать из группы в группу, повсюду получая пинки? Нет уж, чем так, лучше оставаться до конца на одном месте.
Если юные гладиаторы и хотели скрыть следы ночного избиения, то у них ничего не получилось, понял Серёжка, выбегая на зарядку. У Вена перекосилось лицо, когда он утром увидел новичка. И было от чего. Правый глаз заплыл и налился тёмной синевой, лоб украшала здоровенная ссадина, разбитые губы затянуло кровавой корочкой. На фоне этих украшений россыпь синяков на плечах, груди и ногах смотрелась как незначительное недоразумение.
Доктор не сказал ни слова. Но, разумеется, ребята понимали, что это не освобождение от возмездия за нарушение дисциплины, а только отсрочка.
- Перестарались, - огорчённо шепнул Ринк Лаусу.
Тот уныло кивнул.
- А этот дурак ещё добавить предлагал, - Армеец кивнул на Морона.
- Там темно было, - яростным шепотом ответил подростком.