- Слыхал? - обернулся князь к воеводе. - Твой грех - тебе и исправлять. Ищи с десяток воев… ихних, - уточнил он, - и пусть они его везут… во Владимир.
- По дороге? - лукаво усмехаясь, поинтересовался воевода.
Князь мрачно засопел, скрипнул зубами и выдавил нехотя:
- Ладьей.
- Его же в Переяславль надобно доставить, - напомнил Константину Ингварь. - Там княгиня Ростислава ждет. Я его токмо ради нее и перевязывал.
Князь скривился, словно его в одночасье прихватила острейшая зубная боль.
- Слыхал же, что сказали: растрясут, не довезут. Водой же только по Оке, да потом по Клязьме, иначе никак. - Он вновь поморщился и переспросил: - А что, княгиня так сильно его любит?
Ингварь в ответ смущенно пожал плечами и неожиданно для самого себя выпалил:
- Женка она его. Стало быть, должна любить.
И вновь болезненная гримаса исказила лицо Константина.
- Ну да, ну да. Раз женка, стало быть, должна любить, - мрачно повторил он вслед за юношей. - Как это я сам не догадался, - с какой-то детской растерянностью произнес он и замолчал, продолжая глядеть на неподвижно лежащего Ярослава. Через минуту, словно очнувшись, он вновь повернулся к воеводе и удивленно осведомился: - Ты еще здесь? Я уже все сказал.
Вячеслав неодобрительно крякнул, явно несогласный с таким решением вопроса, и многозначительно предупредил:
- Он ведь по закону подлости обязательно выживет, княже. Оно тебе надо?
- Слыхал, что Ингварь сказал?! - зло выкрикнул князь. - Женка его ждет. Да еще и любит притом.
- Тоже мне аргумент нашелся. Нас всех женки ждут и любят.
- Ты пока ею не обзавелся, - огрызнулся Константин. - А меня уже не ждет.
- Между прочим, благодаря ему, - хмуро кивнул Вячеслав на тяжелораненого, но послушался, направившись куда-то к крепостным стенам Коломны.
Едва воевода отошел, как Константин пытливо посмотрел на Ингваря и спросил:
- Ты же там все время жил. Это так? Гремислав на самом деле с княжьего ведома Рязань спалил?
Ингварь мог бы слукавить - дескать, знать не знаю, ведать не ведаю, но врать он сызмальства не привык, а правду говорить тоже не хотелось. Уж больно она была противная - гнусная и скользкая, как протухшая рыба. И пахло от нее так же, если не хуже. Он опустил голову, не зная, что сказать, а главное - как.
Нет, у него самого совесть была вовсе чиста: о том, что столица Рязанского княжества сгорела, юноша узнал от Ярослава, который не вдавался в подробности - сообщил лишь суть, пояснив, что сожгли ее озлобленные на князя Константина тати, вот и все. Да и Гремислава он видел в Переяславле-Залесском лишь дважды, да и то мельком, не придав появлению нового дружинника особого значения.
Правда, лицо его показалось Ингварю знакомым, но где он встречал его ранее, припомнил совсем недавно, уже в походе, когда столкнулся с ним лицом к лицу - юноша направлялся к шатру Ярослава, а в это время полог откинулся и оттуда вышел Гремислав. Тогда-то и вспыхнуло в памяти: Переяславль Рязанский, последняя зима перед гибелью отца, гостивший у них Константин Владимирович и угрюмый дружинник, стоящий за спиной князя. Заикнулся было о своем открытии Кофе, мол, видно, не сладкая жизнь у рязанских воев, коли они уходят от Константина, но воевода на эту тему говорить не пожелал, отделавшись парой односложных реплик. Ингварь удивился, насторожился, принялся выспрашивать. Слово за слово, и Кофа поделился с Ингварем своими догадками. Мол, хоть Гремислав ныне и обласкан князем Ярославом, но заплатил за эту ласку столь дорого и замарал свою честь столь сильно, что Вадим Данилыч с ним общаться не желает, да и молодому князю не советует.
- Я спрашиваю… - начал было Константин, но, не договорив, махнул рукой. - Ладно, не отвечай. И так все ясно. Лучше скажи, ты сам-то сейчас куда?
- Куда повелишь, княже, - чуть удивился Ингварь.
Мысленно он был уже давно готов ко всему - от встречи с катом до какого-нибудь особо потаенного поруба.
- Чай, не маленький, - усмехнулся Константин. - Сам должен себе дорогу выбирать. Твой лоб - твои и шишки.
- Выбирают вольные, - резонно возразил Ингварь, - а я ныне… - И он передернул плечами.
- И что ты ныне? - осведомился рязанский князь.
Ингварь обескураженно захлопал глазами. Не иначе как издевается над ним Константин. Хотел было обидеться, сказать что-то резкое, но неожиданно для себя обнаружил, что по-прежнему опирается на свой меч. Странно. Он же вроде бы… Ингварь недоуменно поглядел на него, и лишь теперь юношу осенило.
- Это, стало быть, я свободен? - неуверенно переспросил он.
- Стало быть, свободен, - подтвердил Константин.
- После всего, что я…
- После всего, что ты… Лишь бы ты понял, что…
Оба недоговаривали до конца, но тем не менее прекрасно понимали друг друга.
- Да я еще раньше… - досадливо махнул рукой Ингварь. - Мне уж и Ростислава не раз о том толковала.
- Значит, плохо толковала, потому что, если бы… - Рязанский князь осекся и, настороженно прищурив глаза, переспросил: - Кто? Ростислава?
- Ну да, княгиня его, - кивнул Ингварь на Ярослава.
- И что же она тебе толковала? - не произнес - выдохнул Константин.
- Да все. Сказывала, что негоже так-то в свое княжество возвращаться. Нехорошо.
- А-а-а, - чуточку разочарованно протянул Константин, немного помолчал, но все-таки уточнил: - И все?
- Нет, не все, - вздохнул Ингварь. - Но это главное.
- Знаешь, а она, пожалуй, права, - заявил рязанский князь.
- Я и сам бы додумался, да с подсказками быстрее получилось, - по-мальчишески виновато шмыгнул носом Ингварь. - Дураком был, стрый. Ты уж прости меня. Обида взыграла, что ты все в одни руки прибрал, вот я и… - Он, не договорив, медленно опустился на одно колено, виновато склонил голову и повторил: - Прости, Константин Володимерович.
- Встань, встань. - Константин, как-то излишне, не по делу суетясь, помог Ингварю подняться с колен, зачем-то попытался отряхнуть его, приговаривая: - Сказано же, свободен ты. Сейчас пока нельзя, не так поймут, а со временем сможешь и обратно в свой Переяславль вернуться - обиды не причиню. Хотя условия прежние останутся. - И вдруг шепнул почти на ухо: - А обо мне она ничего не говорила? Не спрашивала?
- Кто? - не понял Ингварь.
- Да Ростислава же, - нетерпеливо прошипел князь.
- А-а, ну да, говорила как-то раз, но совсем малость, - честно уточнил Ингварь.
- И что говорила?
- Сказывала, что лучше бы я с самого начала своего стрыя послушался.
- Ага, ага, - закивал Константин, довольно улыбаясь. - А еще что?
- А еще сказывала, что тебе верить можно. Ты, мол, слово свое завсегда сдержишь.
- Так, так, - блаженно мурлыкнул князь. - А еще?
- Да все, пожалуй, - пожал плечами Ингварь, искренне злясь на себя за то, что так и не приучился врать. Сейчас, глядишь, и сгодилось бы. - Я же говорю, что малость совсем, - повторил он сконфуженно.
- Нет, Ингварь Ингваревич, то не малость, - убежденно произнес Константин.
Он задумчиво посмотрел на лежащего Ярослава, перевел взгляд на Ингваря, вновь на Ярослава и философски заметил:
- Наверное, и впрямь истинно в народе говорится: что бог ни делает - все к лучшему. Может, и это к лучшему, а?
Ингварь недоуменно посмотрел на рязанского князя и на всякий случай кивнул, хотя, честно признаться, так до конца и не понял - о чем говорит Константин и что имеет в виду. Потому и смотрел на него непонимающе, хоть и согласился… невесть с чем. Скрыть удивление не удалось - собеседник догадался, но пояснять ничего не стал. Вместо этого он, весело хлопнув юношу по плечу, осведомился:
- С тобой-то ныне много ли было рязанских людей?
- Трое, - насторожился Ингварь и заторопился: - Я как раз о том тебя попросить хотел. Ежели меня отпускаешь, то уж их вроде как сам бог велел. Они ни в чем не повинны.
- Боярина Онуфрия я с собой заберу, не взыщи. По нему веревка давно навзрыд плачет. Остальных же можешь найти, и я прикажу их освободить. Лишь бы они мечи не успели обнажить. Как их имена?
- Боярин Кофа Вадим Данилыч, - заторопился Ингварь. - А еще Костарь и Апоница.
- Слыхал? - повернулся Константин к одному из дружинников, стоящих чуть позади князя в ожидании распоряжений. - Сейчас пойдешь с князем Ингварем, и он поищет среди пленных своих людей. Всех, кроме Онуфрия, освободить и отвести к нему в шатер. - И он вновь обратился к Ингварю со странным вопросом: - А вот этот Апоница… Не он ли случайно был дядькой-пестуном у княжича Федора Юрьича?
- У княжича не было дядьки, - помрачнев, ответил Ингварь. - Федя после пострига приболел малость, а потом… - Он замялся. Упоминать о трагической судьбе зарезанного мальчика лишний раз не хотелось, и юноша резко сменил тему разговора: - А Онуфрия ты здесь не ищи. Он уже в монастырь ушел и схиму приял. - И, упреждая дальнейшие вопросы, уточнил: - Что за монастырь - не ведаю. Он мне не сказался - молчком утек. Почуял, поди, что из веры моей вышел, вот и упредил, а не то бы…
- Раз в монастырь - значит, и от меня утек. Жаль, жаль, - поморщился Константин и указал на дружинника. - С ним иди. Как остальных разыщешь - сразу всех в свой шатер отправляй, и пусть они там пока посидят…
- В свой?! - удивился Ингварь. - Так ведь рухнул он!
- Кто? - нахмурился, недоумевая, рязанский князь.
- Шатер мой.
Юноша повернулся, чтобы показать, где именно находился его шатер, но обнаружил, что тот продолжает стоять как ни в чем не бывало. Просто после начала всей этой кутерьмы Ингварь так ни разу не повернулся в его сторону - было не до него, вот и не увидел, что он уцелел, причем единственный из всех.
- Это Хвощ подсказал, куда именно ты зашел, - пояснил Константин. - Вот мои вои его и не тронули.
- Вот уж не думал, что ты так ко мне, - пробормотал окончательно смутившийся Ингварь.
- Ты хороший человек, - одобрительно хлопнул его по плечу рязанский князь. - Прямой, честный, смелый. Такие, как ты, не продают и слово свое всегда держат. А что немного запутался - не беда. Главное, понял быстро. А сейчас ступай, а то я тороплюсь сильно. Нас с Вячеславом еще две рати ждут, вот и приходится поспешать.
О том, какая из них страшнее, Константин и сам не знал. У страха глаза, как известно, велики, поэтому количество, которое назвал ему гонец, прибывший с восточных рубежей княжества, из-под Ижеславца, можно было смело делить пополам, а если как следует подумать, то и еще раз уполовинить. Хотя все равно оставалось много - тысячи три-четыре. Русские-то они русские, но, во-первых, далеко не все - дикой мордвы больше половины, а во-вторых, жечь и грабить будут точно так же. Обычаи сейчас такие, ничего не попишешь.
Но это на востоке. На юге же степняки, а они, почитай, и вовсе зверье. Все возможное, чтобы остановить самую опасную из двух орд кочевников, которая была под рукой Юрия Кончаковича, бывшего тестя Ярослава, Константин сделал. Гонец к бывшему шурину и побратиму Даниле Кобяковичу, хану другой орды, был послан еще по весне. Просьба была одна - удержать Кончаковича.
Ответ Данило прислал, пообещав сделать все, что в его силах. Однако предупредил, что Юрий Кончакович ныне силен, а потому воевать с ним ему, Кобяковичу, не с руки, и если уговоры не помогут, то пусть Константин сам думает, как ему защитить свои грады. Оставалось гадать, сумеет ли побратим убедить хана-соседа по степным угодьям отказаться от набега.
Во всяком случае, пока что ни из Ряжска, ни из Пронска вестей не поступало. Молчание и радовало, и настораживало одновременно. Если там тишина - хорошо. Не о чем сообщать, вот и не шлют гонцов, приберегая их для важных вестей. Но возможно и иное. Окружили половцы грады, а воеводы прошляпили и теперь не в силах никого послать.
Опять же при любом самом благоприятном раскладе оставалась еще одна орда - старейшего хана половцев Котяна. На него Константину надавить было просто нечем и некем. Направить к нему послов с богатыми подарками? Глупо. Лебезить перед старым половцем еще хуже, чем совсем ничего не делать. Мудрый хан, немало поживший и изрядно повидавший, немедленно сообразит, что к чему.
Впрочем, тут и соображать особо нечего - дураку понятно, что рязанский князь боится его набега. Боится, ибо людей, чтоб его отбить, не имеет. Тогда уж его точно удержать не удастся. И даже если он примет от князя дары и, лукаво ухмыляясь, заверит в своей искренней, горячей дружбе, то уже через пару дней скомандует своим людям нечто совершенно иное. Ну, скажем, что-то вроде: "Вперед, бойцы! Вас ждут горы серебра и богатый полон". И тогда гореть Ельцу, который стоит ближе всего к кочевьям Котяна, а за ним Данкову и прочим градам, стоящим на Дону.
Вот потому-то, когда Константин возвращался из-под Коломны, невзирая на блестящую победу, он не особо веселился. Да, в самый первый день была радость. Еще бы, иметь втрое большего числом противника и одолеть его, притом такой малой ценой - всего-то несколько человек погибших, - тут впору хоть в пляс пускаться. Но уже на следующий день вновь пришло беспокойство, и сейчас у него не соловьи в душе пели - кошки на сердце скребли.
Вот куда ему теперь повернуть войска? Разделить ратников на две части, чтоб "не обидеть" ни одного из врагов. Об этом не может быть и речи. Хоть Константин и не стратег, но даже его познаний в истории, где речь часто шла о битвах, вполне достаточно, чтобы твердо уяснить - нельзя. При ударе растопыренной пятерней ничего хорошего не выйдет - можно и без пальцев остаться. Тогда что делать, чем жертвовать - Ижеславцем или южными рубежами? С одной стороны, на юге градов куда больше, значит, и рать надо посылать туда. Но с другой стороны, от Ижеславца до Рязани по Оке всего полсотни верст.
Рязанский князь посмотрел на друга, сидевшего поблизости. Вячеслав, облокотившись о борт, задумчиво глядел на Оку. "Тоже, наверное, гадает", - сделал вывод Константин, прикидывая, что на все раздумья осталось от силы полчаса. Вон уже завиднелись верхушки куполов рязанских храмов, а значит, совсем скоро они подплывут к устью Прони, и придется принимать решение. Пускай оно окажется не самым оптимальным, однако лучше хорошее сегодня, чем отличное, но завтра.
Константин еще немного помедлил, выждав минут десять - пятнадцать, и шагнул к Вячеславу, собираясь спросить его, что он может предложить, но сказать ничего не успел. Воевода прищурился и уставился куда-то за спину рязанского князя. Заметил:
- Сдается мне, княже, что решение принято за нас.
Константин обернулся и увидел всадников, скачущих по берегу навстречу их ладьям. Друзья переглянулись. "Интересно, какую весть они несут: один Ряжск взят или Пронск тоже полыхает? А может, они из-под Ельца?" - промелькнуло в голове у Константина. Хотя зачем гадать - сейчас все скажут.
И не знал рязанский князь, что в истории с половецкими ордами имелся еще один, совершенно неучтенный и не предусмотренный им фактор. Впрочем, предусмотреть его не смог бы никто, поскольку возник он не вчера и не месяц назад, а ранней весной, и именовался сей фактор… Ростиславой.
Глава 5
Половцы
- Послушай, но послы его иное говорили,
Или солгал союзник мой?
Не знаю, как и быть теперь, ведь вроде все решили…
- Об этом думай ты своею головой…Петр Миленин
- Ишь ты, - умиленно протянул Мстислав Удатный, с улыбкой глядя на грамотку, которую только-только получил от своей старшей дочки Ростиславы.
Чуть больше месяца прошло, как он отправил ее обратно к мужу, а уже заскучал князь-отец. Чего-то недоставало. Не с кем было поговорить о том о сем. Все-таки умная у него дочурка, настоящая княгиня. Конечно, иной раз и вовсе наивные вопросы задает, которые совсем не бабьего ума, но ведь интересуется, а потому все равно приятно. Да и польза имеется. Пока ей Мстислав ответит, глядишь, и самому на ум кой-что придет.
Взять, к примеру, ту же Рязань и княжеское братоубийство, которое там произошло. Если бы, не разобравшись, полез Мстислав порядок там наводить, таких дров наломал бы. Когда же поговорил с Ростиславой, ответил ей на одно-другое, и самого сомнение обуяло - а вправду ли Константин своих братьев положил под Исадами или то хитроумная затея его братца, покойного Глеба. А коль что-то непонятно, лучше не торопиться, не лезть на рожон.
Да что далеко ходить. Вот и в этой грамотке она сызнова отцу вопросы задает: верно ли, что ранее угры, у коих ныне король и прочее, как у всех в западных землях, простыми дикими пастухами были да бродили по степям, как половцы. И ежели оно так, то любопытно ей, кто одолеет в случае, когда вдруг между ними произойдет какая-нибудь свара? Ну, скажем, под тем же Галичем. За кем победа останется - за теми, кто и ныне живет по старине, кочевой жизнью, или же за теми, кто перенял нравы западных соседей, но кое-что из прежнего утерял?
Мстислав, конечно, был за старину. Так он ей мысленно и отвечал. И не просто отвечал - обстоятельно, обосновывая со всех сторон. Вот, скажем, бронь у воя. Она, разумеется, быть должна, но легкая, чтоб движений не стесняла. А то в последнее время трусливая немчура столько всякого железа на себя понацепляла, что с трудом на лошадь садится, и коль свалится с нее такой рыцарь, считай, все - смерть пришла. Подняться-то ему никто не даст, забьют насмерть.
Или, например, строй взять, предположим, "свиньей". Тоже и вычурно, и хлопотно. Уж лучше вместо такой учебы лишний раз мечом помахать. А коли пришло время битвы, так тут и думать нечего. Главное, чтоб в сердце у тебя вера была - за правое дело идешь, а там, на небесах, мигом разберутся. Господь у окошка видит немножко. И не только видит, а еще и подсобляет. Отсюда напрашивается и ответ. Конечно же за ста…
Стоп, а что она там про Галич-то писала? Так-так, а вот это любопытно. Мстислав задумался.
Он-то поначалу собирался идти к Галичу со своей дружиной, да еще кое у кого из южнорусских князей силенок подзанять. Для того и ездил совсем недавно к своему тезке и двоюродному брату, киевскому князю Мстиславу Романовичу. Как-никак тот обязан был ему. Не подсоби Удатный, нипочем Романович на Киевский стол не воссел бы. Не сдюжить было ему супротив Всеволода Чермного.
Ожидания Удатного киевский князь оправдал и дружину дать согласился, но так, вскользь, намеками, высказал и ответные пожелания, да не одно, а аж два. Дескать, идучи на Галич, князь в Новгороде Великом стол пуст оставляет. Вот бы, как по старине и положено, старшего сына киевского князя на него подсадить. Уж Мстислав-то Удатный ведает, кому из бояр новгородских на Святослава Мстиславича намекнуть.