- Не глупи. Говорю же, многие о тебе Господу молятся. Князя, что во сне видел в день смерти деда забыл? А женщину, которой вы с другом дорогу к храму указали?
Откуда они знали про сон? Ну да, они же святые, им всё знать положено. А про женщину ту странную Балис уж давно и забыл…
- Сыночки, помогите старой, - раздалось за спиной.
Гаяускас и Огоньков дружно обернулись. Перед ними стояла невысокая пожилая женщина, одетая точно для съёмок фильма то ли про русское захолустье, то ли про блокадный Ленинград: в валенках, старой телогрейке и шерстяном платке. Разумеется, в шерстяных варежках и с клюкой в руке. Растеряно улыбаясь, она продолжала:
- Что-то совсем я заплутала, давно в Питере-то не была. Подскажите уж, где Казанский собор-то?
- Так Вы рано из метро вышли. Надо снова спуститься на станцию "Сенная площадь" и проехать одну остановку до "Гостиного двора". Там и собор, - первым пришел в себя капитан третьего ранга.
- И-и, сынок, какое тебе метро. Нешто я на старости лет под землю полезу? Срамно, прости Господи. Я уж лучше пешком, скажи только, как дойти.
- Пешком - тогда вот сюда, до канала Грибоедова, - махнул рукой в сторону Демидова моста Балис. - На ту сторону перейдёте - и направо. Так до собора и дойдёте.
- Ой, спасибо, сыночки, - радостно улыбнулась женщина. Её улыбка показалась Гаяускасу какой-то особенно доброй и тёплой, по-настоящему материнской. - Помогли, подсказали старой. Я-то иду батюшке Серафиму поклониться. Слыхали, счастье-то какое: мощи батюшкины в Казанском соборе чудесно обретены. Я вот помолюсь ему, свечку поставлю, оно хорошо и будет.
- Какие мощи? - изумился Огоньков. - Это ж одно только название, что собор. Он давно уж не собор, а музей. Какие там могут быть мощи?
- И-и, сынок, не знаю я музеев никаких. Старая я, тёмная, да.
Насчёт собственной старости, на взгляд Балиса, женщина переигрывала: не смотря на морщины и полное отсутствие косметики было ей немногим за пятьдесят. Предпенсионный возраст.
- А только если батюшка Серафим там явился, значит, Богу было так угодно, значит, место то Богом отмечено. И помолиться Господу там благолепно будет. Так что уж пойду я и помолюсь. И за вас, сыночки, помолюсь тоже. О здравии вашем, да о благополучии. Как имена ваши?
- Вячеслав, - серьёзно ответил Огоньков.
- Балис, - машинально поддержал товарища капитан.
- Да что ж за имя такое: Балис? - удивилась женщина. - Ты что ж, не русский или не крещёный?
Гаяускас вздохнул. Верно говорят: ни одно доброе дело не обходится безнаказанным. Сейчас начнёт тётка кликушествовать на весь рынок рыжему Толяну и его подельникам на потеху. Соврать что ли что-нибудь? А почему, собственно, он должен врать?
- Не крещёный. И не русский: литовец я.
К удивлению морпеха женщина вместо ожидаемого припадка злобы к инородцу улыбнулась всё той же доброй улыбкой и произнесла:
- А то не страшно, что литовец. У Господа нашего все равны, был бы человек хороший. Как в писании сказано: несть ни эллина, ни иудея. А вот что некрещёный - то беда. Большая беда. Но свечку батюшке Серафиму я за тебя всё равно поставлю. Батюшка - молитвенник сильный, авось упросит Господа, чтобы тебя вразумил. Так и крестишься. Ну, спасибо вам, сыночки, и прощайте. Храни вас Господи!
Странная женщина повернулась и медленно побрела в указанном Балисом направлении. Через несколько минут капитан морской пехоты позабыл об этом странном разговоре.
- Ступай, воин, - подытожил Патрик.
- А мальчик-то? - последний раз попытался добиться хоть какой-то определённости Балис.
- Ступай, - твёрдо повторил святой. - Теперь всё зависит только от Господа и от вас самих.
На самолёте Серёжка один раз в жизни летал. Из Кишинёва в Ленинград, вместе с мамой. Не интересно. Хоть его место и оказалось возле иллюминатора, но всё равно он ничего не увидел, кроме мутной пелены облаков да серой земли далеко внизу. Попробуй, разгляди, над чем именно пролетаешь. Даже Днепр мальчишка так и не заметил. Нет, поезд - намного лучше и интереснее.
Вот если бы самолёты летали низко-низко. На высоте московского чёртова колеса, например. Вот это было бы здорово. На нём Серёжка катался вместе с папой, когда они через Москву ехали в Куйбышев. Сначала ничего особенно не видно, потому что колесо это в парке, там деревья высокие всё закрывают. Зато когда кабина поднялась над деревьями, мальчишка просто обомлел от восторга. Тут тебе и Кремль, и Москва-река, и Университет на Ленинских горах, и Лужники. А ещё рядом была Шуховская башня, про которую Серёжка раньше даже ничего не знал. Папа рассказал, что с неё на всю страну передавали радио и телевидение, когда не было башни Останкинской. Кстати, ту и с колеса они не разглядели: Москва очень большая, всю даже с такой высоты не разглядишь. А вот полетать бы над ней на такой высоте и всю посмотреть - вот бы было интересно. Серёжка сказал об этом папе, а тот ответил, что самолёты так низко летать не могут. А если бы могли, то это было слишком опасно: можно в дом врезаться. Это правда: совсем рядом с чертовым колесом, сразу за парком два высоченных корпуса стояли. А дальше Университет, он тоже выше колеса. Даже если бы не Ленинских горах стоял, всё равно бы, наверное, выше был, а так уж вообще…
В общем, на такой высоте летать могут не самолёты, а птицы, потому и называется "высота птичьего полёта".
С такой высоты Серёжка сейчас и наблюдал происходящее. Словно стоял на вышке или летел под облаками. А внизу… Внизу шел бой.
В своё время Серёжку никогда не нужно было уговаривать поиграть в войну, надо было лишь только позвать. Потом ему пришлось побывать и на настоящей войне. Но, откровенного говоря, в военном искусстве он не разбирался совершенно. Впрочем, чтобы понять, что происходит внизу, не нужно было быть великим стратегом. Какое-то войско было окружено посреди холмистой равнины в несколько раз более превосходящим его по численности противником. В такой ситуации слабейшие обычно сдаются, потому что шансов на спасение у них практически нет.
Окруженные всё-таки не сдавались. Они упорно пробивались из кольца, рассчитывая, наверное, что, проврав окружение, смогут отступить. Присмотревшись повнимательнее, Серёжка понял, что и правда, наверное, смогут. Большую часть окружившего войска составляла тяжелая пехота, вооруженная копьями и мечами. А внутри кольца находились конные рыцари. Если им удастся вырваться наружу, то пехота их, конечно, не догонит. Правда, у окруживших была и конница, но не так уж и много. Примерно столько же, сколько было у противника или даже меньше.
Словом, не таким уж и безнадёжным оказалось положение рыцарей, шансы у них были. Но только их предводитель сделал глупость. Раз уж спасаться, так надо бить туда, где кольцо тоньше всего, правильно? А командир окруженных, словно нарочно, вёл своих людей в самую гущу вражеской пехоты. Ещё бы, ведь на острие его удара приходился командный пункт противника. Серёжка видел, как на вершине холма развевается пурпурное знамя с вышитыми золотыми цветами. Конечно, своего командира пехотинцы будут защищать изо всех сил.
Мальчишка расстроился. Пусть это только сон, а всё равно жалко. Он уже проникся симпатией к окруженным рыцарям, потому что они были смелыми и слабейшей стороной в этой битве. Обидно будет, если их всех перебьют. Но почему они так ошиблись? Ударь они сейчас вправо или влево - и кольцо почти наверняка будет прорвано. Но окруженный отряд напоминал каплю воды, устремлённую острием на холм с пурпурным знаменем. И эта капля медленно, но верно наползала на вершину холма, подминая под себя, вражеских пехотинцев. Верно, но очень медленно. Слишком много было врагов, слишком мало рыцарей. Нет, неправильно они спасаются. Если только - спасаются…а не…
Озарившая мальчишку мысль была яркой, словно молния. Конечно, же рыцари не ошиблись. Просто, он неверно понял их намерение. Окруженные не пытались вырваться из кольца любой ценой, они сражались за победу. Если у них получится подняться на вершину холма, то вражеская армия будет обезглавлена и ей ничего не останется, кроме как разбежаться или сдаться на милость победителей.
У Серёжки от восхищения захватило дух. Молодцы рыцари! Настоящие воины. Именно так и нужно поступать. Даже самую безнадёжную ситуацию можно повернуть в свою пользу, если бороться до конца, а не задирать лапки кверху. В эти мгновения мальчишке отчаянно хотелось быть там, в гуще сражения, вместе с остальными пробиваться через ряды вражеской пехоты к вершине холма, над которым реяло пурпурное знамя с золотыми цветами.
Ну и что тут такого? Ему часто хотелось оказаться в бою вместе с героями фильмов. А сон - это тот же фильм, разве нет?
Словно в подтверждение этой мысли, картинка перед Серёжкиными глазами стала меняться. Он уже не парил высоко наверху, обозревая всё поле боя. Теперь он снижался, одновременно приближаясь к самой горячей его точке: острию наползающей на холм рыцарской капли. Уже можно было разглядеть знамёна с рыцарскими гербами, развивающиеся чуть позади линии боя. Когтистая птичья лапа…Лежащий бык и какая-то ветка…Замок, волна и три звезды…Распластавшая крылья птица…Вот и два самых первых знамени. Одно очень похоже на то, что развевалось над холмом: те же цветы, только серебряные и на синем фоне. А второе… На втором был изображен задравший морду к луне в беззвучном вое волчонок…
Серёжка сначала не поверил глазам. Хотел даже их протереть, только как это сделаешь во сне. А потом понял, что протирай, не протирай - всё равно ничего не изменится. Знаменем предводителя окруженных рыцарей был не волк, а именно волчонок - никаких сомнений. Не даром на плащах у сражавшихся в первых рядах рыцарей были вышиты такие же волчата.
Вот теперь уж мальчишка точно был всей душой на стороне рыцарей. Будь у него возможность им помочь, он бы ни мгновения не колебался. Но такой возможности не было. Оставалось только смотреть за боем и надеяться, что они всё-таки смогут ворваться на холм.
Увы, даже этого парнишке узнать было не суждено: сон прервался так же неожиданно, как и пришел. Серёжка проснулся на жесткой лавке в камере тюрьмы под замком инквизиторов. Проснулся, не забыв ни малейшей подробности происходившего на холмистой равнине, хотя обычно сразу забывал свои сны. Но этот сон никак не был обычным. Словно кто-то пытался таким образом пытался подсказать, помочь. Как в прошлый раз, на корабле. Тот сон, в котором он говорил со старым моряком, Серёжка запомнил, наверное, на всю жизнь. И не просто запомнил: советы ветерана не раз помогали мальчишке в трудную минуту, когда он не знал, как поступить. Но сейчас ему никто не советовал, вообще ни слова не сказал. Только…
Мальчишка усмехнулся. А зачем слова, когда и так всё ясно? Поступок рыцарей говорил за себя сам и не нуждался в длинных и сложных объяснениях. В любой ситуации надо верить в победу и драться за победу. Не отступать и не сдаваться. Такие вот они были, волчата. Наверное, сон пришел к нему потому, что он тоже называл себя волчонком. Пусть полушутя, пусть изначально это была не его идея, а Меро, но ведь называл же. И теперь получалось, что если завтра он не выдержит, проявит слабину, то подведёт и опозорит тех воинов. Конечно, они про это никогда не узнает, но он-то знать будет. Всё правильно: не лапай чужую славу, если не способен её достойно поддержать. Так что, завтра надо или отказываться от прозвища, или ему соответствовать. Третьего не дано.
Парнишка вздохнул и перевернулся на другой бок. Да не надо ему никакого третьего. И первого тоже не надо. Он ведь ещё вечером твёрдо решил, что будет молчать, что бы там эти инквизиторы не напридумывали.
Отец Горак выглядел очень уставшим: осунулся, похудел, под глазами набрякли синеватые мешки, резче обозначились морщины. Но разум инквизитора остроты не утратил. Идею Льют он осознал почти сразу, а, осознав, ухватился за неё обеими руками. Видимо, отец Сучапарек был недоволен тем, как медленно ведётся дело о таинственном оборотне, и Гораку было просто необходимо найти доказательства своего деятельного участия в расследовании. Так что, уговаривать его совершить визит к Нурлакатаму не пришлось.
Правда, увидев, что Истребительницу сопровождает не только полуогр, но и наёмники, инквизитор выразил удивлённое беспокойство, на что эльфийка, пожав плечами, сообщила, что по её мнению двум нечкам идти от "Графского лебедя" до Вальдского замка - не самая разумная идея.
Горак одобрительно кивнул, но тут же предложил отпустить наёмников.
- Ну, уж нет, - строго возразила Льют. - Наёмников следует держать под присмотром. Одно дело, когда они выезжали в составе отрядов, которыми командовали отцы-инквизиторы, и совсем иное - предоставить их самим себе.
- Пожалуй, ты права, - согласился Горак. - Ладно, возьмём их с собой к магу. Кстати, мне казалось, что в твоём отряде три человека, а не четыре.
- Бирда я наняла только вчера.
- Бирда? Ты не местный?
- Моё имя Бирд эб Данн, богоугодный отец, а родом я из Накхата, - ответил Йеми, старательно имитируя тамошний акцент.
Инквизитор фыркнул себе под нос, но больше спрашивать ничего не стал. Кагманец облегчённо вздохнул. Хотя за уроженца Земли Священного Орешника Йеми выдавал себя не впервой, и знал те края и образ жизни тамошних обитателей очень неплохо, всё равно лучше обойтись без лишних расспросов.
Расспросы выпали на долю эльфийки: всю дорогу до башни отец Горак пытался выяснить, в чём же состояла её идея. Мысленно Йеми восхищался сообразительностью Льют: она отвечала инквизитору охотно и подробно, но при этом говорила так много и непонятно, что он и не сумел уяснить себе ничего кроме самого общего смысла: оборотня в городе нет. Вполне возможно, что женщина могла бы водить Горака по улицам ещё добрый час, а он бы всё равно так ничего бы и не понял, но этого не потребовалось: к жилищу Нурлакатама они шли самой короткой дорогой, которая занимала чуть больше четверти часа.
Подходя к башне, воины прошли мимо Теокла и Соти, пристроившихся с небольшим табунчиком лошадей в уголке площади. Священник о чём-то горячо спорил с дородным булочником, а женщина с отрешенным видом стояла чуть поодаль.
Скаут довольно ухмыльнулся. Пока всё шло, как и задумывалось, хотя это было только начало. Выманили инквизитора - прекрасно. Но дальше будет сложнее. Мастер Слова - опасный враг. На мага надо напасть неожиданно, а для этого сначала необходимо усыпить его подозрения. Не может чародей не забеспокоиться, когда к нему в гости неожиданно пожалует инквизитор с таким эскортом. Он ведь эти дни живёт как на иголках: если всплывёт, где же на самом деле прячется оборотень, точнее, прячут оборотня - чародею не жить. И даже не умереть лёгкой смертью. Так что, встретить их настороженно Нурлакатам просто обязан.
А потом всё будет зависеть только от Льют. Людям-наёмникам инквизитор и маг в беседу сунуться не позволят, а уж ему, Олху, и подавно. Так что придётся эльфийке вести разговор в одиночку. Впрочем, за способность супруги усыпить подозрения мага полуогр не сомневался: уж кому, как ни ему было знать, что Льют Лунная Тень способна уговорить кого угодно и убедить в чём угодно.
- Три дюжины, отец Сучапарек, - констатировал Бодак.
Верховный Инквизитор Толы нервно дёрнул плечом. Считать он умел куда лучше, чем палач. Хотя свои обязанности и регламент брат Бодак знал образцово. Нашел-таки приложение с указаниями, как следует обращаться с малолетними. Три дюжины ударов плетью - обычная норма для детей такого возраста. Только вот реагировал дикарёныш необычно: молчал. Ладно бы выл, визжал, орал во всю глотку, но не выдавал своих проклятых сообщников. Конечно, тоже досадно, но объяснимо. Но мальчишка вообще молчал. Уткнулся лицом в стол и только шипел от боли каждый раз, когда тонкий кожаный ремень плётки опускался на костлявую спину. Получалось, порка не дала ничего.
Упрямцев за свою жизнь отец Сучапарек повидал предостаточно. Конечно, они были сильно постарше этого зверёныша, но ведь никто не рождается сразу взрослым мужчиной, правильно? И странно считать, что если в две дюжины вёсен человек - законченный мерзавец, то в дюжину он иным не был. Все эти изонисты и прочие злоумышленники - с колыбели преступники, потому и нужно давить их без лишних разговоров прямо в колыбели. Помнится, как-то один жрец Ренса пытался объяснять, что детей убивать нельзя. Глупости. Враги на больших и малых не делятся.
Инквизитор перевёл взгляд с маявшегося в ожидании приказа брата Бодака на распластанного по столу мальчишку. Кровавые вздувшиеся рубцы на спине и плечах выглядели страшно. Но - только для какого-нибудь сердобольного горожанина. Давно привычный к виду ран и крови, Верховный Инквизитор отлично понимал, что прекращать пытку из-за опасности жизни подследственного нет никаких причин. Дикарёнок сам виноват, слишком нахально себя ведёт. Шутить с Орденом не позволено никому.
- Ещё три дюжины, брат Бодак. Надеюсь, это ему развяжет, наконец, язык.
Палач нехорошо усмехнулся и повернулся к столу.
Нурлакатам постепенно успокаивался. Он был ещё слишком возбуждён, немного подрагивали руки, да и во рту всё ещё было сухо, словно посреди пустыни, но главное чародей уже понял: никаких подозрений на его счёт ни у эльфийки, ни, главное, у инквизитора нет.
Демоны бы побрали эту остроухую бабу, свалившуюся неизвестно откуда на его голову. А ещё лучше, попади она в лапы каким-нибудь нечкам, говорят, для Истребителей они подбирают самые изощрённые мучения. Увы, боги недоглядели, и эта ходячая лихорадка добралась в самый неподходящий момент до Толы.
Хорошо хоть, что ей ума не хватило понять, где же на самом деле находится оборотень. Но ведь магического таланта у этой Инриэли, надо признать, хватило бы на двух Нурлакатамов. Другое дело, будучи одарённой от богов, ушастая за две или даже три сотни вёсен не нашла времени, чтобы подкрепить свои умения знаниями. Ошибки, которые она наделала в своих расчетах, были настолько наивными, что их не сделал бы даже подмастерье. Но ведь и до такой конструкции не то, что подмастерье, даже Архимаг Кожен бы не додумался.
Всё-таки боги ужасно несправедливы. С талантами этой бабы Нурлакатам стал бы властелином Анганды. Ему не составило бы особого труда размазать по пустыне целый легион, да дюжину боевых магов в придачу. Но у него только знания, а дара нет и никогда не будет. Поэтому он маг на службе Императора, а она - Истребительница. И не более того.
- Так что, Нурлакатам, может ли быть такое? Дашь ли ты определённый ответ?
- Отец Горак, ты желаешь от меня слишком многого. Может ли быть - да, может. Но есть ли так на самом деле? Не знаю, право…
Чародей отёр рукой вспотевший лоб. Он даже не пытался скрыть растерянность, это было не нужно. Наоборот, маг всячески её подчёркивал. Великий соблазн заключался в том, чтобы поддержать предположение Истребительницы, но потом это могло вызвать ненужные подозрения. Предоставленную возможность направить Инквизицию на ложный путь следовало использовать умно и тонко. Так, чтобы потом самому остаться в стороне.
Волшебник тяжело опустился на табурет.
- Отец Горак, а не желаешь ли выпить пива? Для бодрости?
Инквизитор недоумённо посмотрел на хозяина, потом махнул рукой.
- Давай.
- Отличное банановое пиво по рецептам мой родной Урши. Могу ли я предложить госпоже?