Правильный строй против неорганизованных воинов - сила. Порванный строй - слабость. А слабости у врагов существуют для того, чтобы их использовать. Едва огр умудрился проломиться через стену копий, как и Шипучка поспешил сделать то же самое. Сауриал был уверен, что копейщики на короткой дистанции окажутся беспомощными. Сильнейший удар щитом в грудь оказался для него полнейшей неожиданностью. Ящер не только отступил на шаг, но и, ударившись о перила, не сумел удержать равновесия. Туша планхеда, тяжело перевалившись через ограждение, плюхнулась в канал.
Буквально только что Глид стоял позади Олха и ящера, не имея никакой возможности вступить в бой: на узком мосту троим крупным воинам было не развернуться. И вот уже он остался один против почти десятка имперских легионеров. Благоразумие в такой ситуации требовало отступить. Но северянин не был благоразумным человеком, он был воином-марином. Прыгнув вперёд, Глид обрушил тяжелую секиру на скутум ближайшего врага. Лезвие вошло в дерево чуть ли не по самый обух, щит с силой бросило вниз, он обрушился на ступню моррита. Легионер взвыл от боли, на мгновение утратил контроль над происходящим. Этого северянину хватило для того, чтобы выдернуть из скутума секиру и толкнуть врага на его товарищей, увеличивая сумятицу, после чего ударом топорища он столкнул с моста легионера, только что сбросившего в воду ящера. А затем, увернувшись от удара копьём, снова обрушил топор на щит ближайшего врага.
Способ, которым Мирон перебрался с лошади на землю находился между "свалился" и "спешился", причём намного ближе к первому. Что делать дальше было решительно непонятно. Драка на мосту явно не требовала его вмешательства. Тыл тоже прикрывали более опытные вояки. Одно из главных правил "одесской школы" гласило, что не следует путаться под ногами у специалистов и мешать им выполнять свою работу. Можно было открыть стрельбу из "Макарова" по высадившимся на том берегу канала с дракона врагам, но это больше походило на разбазаривания патронов: до "десантников" было около пятидесяти метров. Да ещё тополя эти зелёные на берегу и беснующиеся на площадке лошади. Хорошо хоть, до сих пор не ускакали, а то лови их потом по лугам. Лошади… Необходимо сохранить лошадей, иначе победа в этом бою станет бессмысленной: пешком беглецы далеко не уйдут.
Прибегая к помощи богов, брат Ширл всегда молился истово и горячо. Иначе никогда просимого не получишь. Самый захудалый господинчик в гневе изгонит низкорождённого просителя, если не то, что увидит, а хотя бы заподозрит недостаточное к себе почтение. Что уж о богах говорить? Если панибратство учуют, то отвратят от человека благосклонностью свою. А что за жрец без благосклонности богов? Шарлатан, ничуть не лучше служителей богов запрещённых. Если уж совсем честно, так даже и хуже. Потому что запрещённые боги - не всегда мёртвые боги. Порой своим слугам силы дают, взять хоть того же Изона. А брошенный жрец - человек и не более того.
И отвлекаться во время молитв на посторонние дела никак нельзя. Тем более, что помочь инквизиторам боги как-то не спешили. Точнее, вроде и помогали, но как-то вяло. Огра зеленошкурого, нечку поганую и вправду обездвижило, и солдаты насадили его на гасты. Ящера один из солдат столкнул с моста в воду. Несомненно, тоже боги подсобили, хотя об этом их никто и не просил. А вот третьего преступника, северянина-наёмника, паралич никак не брал, хоть и молили отцы-инквизиторы об этом богов от всего сердца. Ничего его не брало. Ни молитвы, ни копья легионеров. Словно неуязвимый герой верзила размахивал своей огромной секирой и шаг за шагом вытеснял морритов с моста. Одного, похоже, успел убить.
Да отвлекаться во время молитвы никак нельзя. Но когда отец Ширл краешком глаза увидел, как поднявшаяся с земли эльфийка творит заклятье, он всё-таки отвлёкся. Потому что происходящее никак не было посторонним делом. Прикрывать легионеров от магов - как раз и задача отцов-инквизиторов. Самое паршивое, что кроме него, похоже, этого никто не заметил: все, в том числе и сам отец Сучапарек, были поглощены происходящем на мосту. Разве что брат Нешадоба мог бы увидеть волшебницу, но тот, свалившись с поспешно взлетевшего дракона, только пришел в себя и не видел ничего, кроме застёжек мехового тулупа, от которого пытался освободится.
Привлекать внимание других инквизиторов было уже поздно: произнесение заклятье могло закончиться в любую секунду. У отца Ширла был единственный шанс спасти ситуацию - опередить волшебу своей молитвой. Паралич на остроухую тварь не действовал. И инквизитор взмолился богам о первом, что пришло ему в голову: поразить врагов необоримым ужасом.
Заклинания отбирают силы не хуже полученных ран, потому любой чародей способен без отдыха произнести лишь ограниченное их количество. А раз так, то любой чародей всегда стоит перед дилеммой: вызубрить заклятье наизусть или же подбирать его по ситуации. Заученные заклинания выполняются быстрее, да только могут не только оказаться бесполезными, но ещё и помешать правильно вспомнить нужные формулы.
Проблему эту каждый маг для себя решает по-своему. Льют Лунная Тень отдавала предпочтение импровизации. На всякий случай она ещё в Толе вызубрила безобидную в принципе, но порой очень даже эффективную Радужную Пыльцу, предполагая вспоминать прочие заклятья по мере необходимости.
Сейчас, конечно, требовалось что-то более мощное. Точнее, понятно что. Инквизиторы сгрудились вокруг Сучапарека, да ещё и, занятые происходящим на мосту, не заметили, что она уже избавилась от наведённого паралича. Накрыть всех одним взрывом - что могло быть лучше. Льют сосредоточенно вспоминала формулу. Главное - ничего не перепутать. Эльфийка испытывала огромное желание произнести заклинание как можно быстрее, ведь от этого могла зависеть судьба супруга, сражавшегося с легионерами, но не позволяла чувствам взять верх над разумом. Огромный опыт использования магии, набранный за долгие сотни лет жизни, утверждал, что только полная сосредоточенность и концентрация дадут результат. А если пойти на поводу у эмоций, то только впустую израсходуешь силы и ничем не поможешь мужу и его друзьям.
Наконец, заклинание от начала до конца сложилась в мозгу. Льют произнесла приготовленную форму, машинально отметив, что один из инквизиторов что-то говорит в её сторону. С последним произнесённым звуком эльфийку словно накрыл порыв злого зимнего ветра. Кожу укололи мириады крошечных иголок. И - в то же мгновение ощущение холода исчезло. А в гуще инквизиторов набух багрянцем шар пламени. Набух - и разоврался с тяжким грохотом. Ветер донёс до Льют горячий воздух и крики обожженных людей.
На коня отец посадил Сашку в три года. Конечно, управлять скакуном малыш не мог, но привыкать к лошадям казак должен сызмальства. Сашка и привык. В станице мог прокатится без седла на самом горячем жеребце. Джигитовал, по малолетству, не очень искусно, ну да это не главное. А уж у шкуровцев научился держаться в седле так, что не выбьёшь. Бочковский в шутку называл его кентавром - это такие полулюди-полукони. Разве что пуля могла сбить его с коня. Но на то она и пуля - в степи догонит и собьёт любого. А оказалось - не только пуля.
Подростка вдруг накрыла волна жутчайшего ужаса. Так страшно ему не было никогда в жизни. Ни когда убегал балкой от революционных карателей. Ни когда впервые шел в разведку в красный Пятигорск. Ни в бою, когда его сотня оказалась вдруг под перекрёстным огнём пулемётов "товарищей". Ни в лапах екатеринадарских чекистов. Ни в увозившем в Москву и неизвестность столыпинском вагоне. Ни в карцере Бутырской тюрьмы. Ни даже у стенки, перед расстрелом. А сейчас Сашку ни с того ни с сего накрыл такой страх, что он просто перестал себя помнить.
Лошадь под Йеми взвилась на дыбы, кагманец едва на ней удержался. Риона не удержалась, соскользнула вниз, прежде чем он успел что-либо сообразить. Упала девочка мягко, на все четыре лапы: кошка - она и есть кошка. Но, увидев прямо перед собой тигрёнка, лошадь окончательно взбесилась, отпрянула от зверя совсем не по-лошадиному, а как-то по-крабьи, а потом и вовсе тяжело завалилась на бок. К счастью, Йеми успел сбросить с себя оцепенение и, вовремя оттолкнувшись, перекатился к забору.
Пронзительное ржание послужило для Серёжки сигналом. Мальчишка распластался вдоль лошадиной шеи и изо всех сил вцепился руками в гриву. И не зря. Всхрапнув, лошадь понесла. А сидевший сзади Сашка соскочил на землю, не сказав ни слова. Если бы он велел Серёжке спрыгнуть, то мальчишка бы так и поступил. Но сам он растерялся, ведь на коня он в это утро сел впервые в жизни и совершенно не представлял себе, как надо себя вести. Лошадь метнулась вбок и назад, перед глазами паренька мелькнул самый настоящий тигрёнок, но Серёжка даже не удивился: не до того было. Конь снова встал на дыбы, развернулся и помчался прямо к каналу. Перед мальчишкиным лицом, словно лёгонькая паутинка, мелькнули волосы женщины-воина. А потом, не снижая скорости, скакун вылетел на причал, бросился в воду и поплыл на другой берег, тяжело фыркая и раздувая бока.
Первым со взбесившийся лошади свалился Женька: кляча взбрыкнула задом и мальчишку, словно пёрышко, отбросило к забору. Анна-Селена продержалась на несколько секунд дольше, но упала неудачнее: прямо посреди площади. Вокруг девочки бесновались лошади. Налитые кровью глаза животных казались совершенно шальными, с губ клочьями падала пена. Кажется, маленькой вампирочки они боялись, но чего-то ещё они боялись намного больше. Одна из лошадей с размаху опустила копыта на откинутую в сторону руку Анны-Селены. Девочке послышался даже лёгкий хруст. Наверное, это ей только показалось: расслышать что-то в царящем вокруг гаме было решительно невозможно. Вампирочка была настолько поражена происходящим, что растерялась и не могла ничего сделать. Она понимала, что надо скорее убраться подальше от беснующихся лошадей, но не могла заставить себя сдвинуться с места. Возникло чувство, что она на самом деле где-то далеко, что всё происходит вовсе не с ней, а она просто наблюдает за творящимся вокруг.
Как бы подтверждая, что всё это сон или грёзы, над Анной-Селеной склонилось вдруг тигрячья морда, которой тут было решительно неоткуда взяться. Девочка совсем по-детски моргнула, в надежде на то, что видение пропадёт, но случилось наоборот: зверь не только никуда не исчез, но и подхватил маленькую вампирочку за платье и потащил к забору у дальней стороны площади. Причём подхватил нежно и аккуратно, вроде вовсе и не поцарапав. Да и нёс бережно, как мамы-кошки носят беспомощных котят.
Лошади прыснули от хищника в разные стороны. Риона с облегчением поняла, что подруге теперь ничего не грозило. Вот только надо было суметь дотащить её до безопасного места раньше, чем от тошнотворного-сладкого запаха мертвечины вывернет наизнанку саму Риону. Потом надо будет обязательно как-то намекнуть Анне, что она воняет, словно мертвяк. Понятно, что дядя Йеми её недолюбливает: мертвецов он боится настолько, что даже на похоронах самых близких родственников держится в задних рядах и не может заставить себя попрощаться с усопшими.
В отряде капитана Кавенса не было ни одного наёмника, не успевшего или не захотевшего стать обладателем целого ожерелья из засушенных ушей разных пород нечек. Никто никого, конечно, не заставлял, но такова традиция. Слабакам на службе Инквизиции делать нечего. Если какой воин начинал проявлять излишнюю мягкость, то ему быстро намекали, что свой топор лучше предложить в другое место. Отцы-инквизиторы в таких случаях делали вид, что ничего не произошло. И пусть многие даже весьма авторитетные наёмники в узком кругу считали подручных Инквизиции живодёрами, всё равно прилюдно этого сказать никто не смел: боги карали за хулу на своих слуг. Ну а сами воины Инквизиции полагали таких совестливых мягкотелыми сопляками. Настоящий мужчина - это тот, кто врагу со всем его семейством кишки выпустит - и не поморщится.
В этом смысле люди Кавенса были настоящими воинами. Но когда из-за угла дома навстречу им шагнуло косматое чудище высотой за дюжину песов, кое-кто из бойцов невольно обмочил штаны. Они преследовали людей, эльфийку и огра, но тварь, напавшая на них была пострашнее горного тролля и древесного спрута вместе взятых. К тому же наёмники, уверенные в том, что удара в тыл беглецы, связанные боем на мосту, не ожидают, обходили дом слишком близко к стене, держались кучно, да и оружие у них было ещё не наготове.
Потому сражение оказалось коротким, жестоким и кровавым. В первую же секунду чудовище обезглавило отряд в буквальном смысле слова: удар огромного кулака в лицо капитану Кавенсу оказался столь силён, что шея разорвалась и голова полетела куда-то вглубь огорода. Наёмники застыли, парализованные ужасом, а тварь схватила двух ближайших из них за вороты кожаных курток и с силой стукнула головами друг о друга. Воины кулями осели на землю. Тут остальные бойцы, наконец, обрели способность к действию и врассыпную бросились с поля боя, роняя топоры и арбалеты, спотыкаясь о грядки с репой, редькой и морковью и снова поднимаясь на ноги, чтобы оказаться как можно дальше от страшного чудища. О сопротивлении не думал никто. Конечно, убийство такой твари могло буквально озолотить, но мертвецам деньги ни к чему. Своя шкура стоит дороже.
Уго вье Лент на обсуждении тактики боя с Верховным Инквизитором не спорил - понимал, что без толку. Считает отец Сучапарек, что наёмники свободно зайдут в тыл и расстреляют беглецов из арбалетов - и пусть считает. Капитан Кавенс может выполнять его приказ как хочет, а вот сам Уго решил принять меры предосторожности. Наёмники выдвигались к месту битвы двумя шеренгами, первая - с топорами в руках, вторая с - арбалетами. Исключения составляли Горам, который, естественно, шел во второй шеренге без арбалета, но с луком, и сам командир, предпочитавший топору меч и имевший право не скрывать своё предпочтение.
Боффен подался в наёмники ещё в нежном возрасте: на первое дело его взяли в пятнадцать лет, за четверть доли. С тех пор наглядеться он успел на всякое, наивность и восторженность давно уже растерял и огорчения в том не испытывал, но вот своего присутствия в отряде вье Лента ощущал душевный подъём. Инквизиторы, отцы города - ерунда всё это по большому счёту. А уж морриты, так и вовсе, не вслух будет сказано - завоеватели-кровососы. Хотя деньги не пахнут, случалось Боффену и на морритов поработать. Но почёта тут никакого нет. А вот если сам вье Лент тебя взял в отряд - это многого стоит. Молодой наёмник мог только мечтать о таком признании. Сходить хоть раз в дело под командой Мечника означало как бы не вдвое поднять себе цену. А если судьба улыбнётся, выпадет шанс обратить на себя внимание, то и сам Лент в следующий раз с собой на дело позовёт. А уж ему и его воинам мало не платят.
Строг, правда, старый наёмник и подозрителен. Боффен на его месте после посадки дракона дал бы команду сразу бежать к месту боя, а вье Лент построил отряд двумя рядами, словно нападения ожидал. Да кто ж на них нападать будет? Беглецы из последних сил сейчас от легионеров да инквизиторов отбиваются, им теперь не до тылов. А вот из-за промедления командира наёмники могут и к бою опоздать, а это удар не только по репутации, но и по вознаграждению. Денежки-то надо отрабатывать.
Даже в самых умелых руках двуручный меч остаётся двуручным мечом - длинным оружием, которым хорошо действовать на просторе и самоубийственно глупо в тесноте. Вот почему благородный сет Олус Колина Планк не стал встречать врагов за дверью, ведущей в харчевню с заднего двора, а выбежал им навстречу. Конечно, теперь он оказался более уязвимым, зато и наёмники лишились преимущества замкнутого пространства. К тому же атака получилась неожиданной. Арбалетчики выстрелили поспешно и неточно. Вражеский воин, хоть и держал топор наготове, атаке сета противопоставить ничего не смог. Меч легко разорвал кожаную куртку и распорол грудную клетку. Олус отработанным движением вырвал оружие из оседающего тела одновременно уходя от вражеской атаки и намереваясь атаковать беззащитных стрелков, которые торопливо пытались перезарядить свои вертушки. Шансов сделать это раньше, чем моррит доберётся до них с мечом у наёмников не было никаких, но кроме арбалетчиков у врагов был ещё и лучник. Правда, всего один, но этого хватило: быстро, но точно выпущенная стрела пробила аристократу грудь.
С самого детства Олус Колина Планк знал, какой бы хотел видеть свою смерть. После тяжелого боя во славу Императора, проявив доблесть и героизм, истекая кровью из многочисленных ран он должен был на руках своих боевых товарищей произнести возвышенную речь и, не успев её закончить, покинуть этот мир. Это было бы очень достойно и благородно. Получилось, однако, иначе. Сознание благородного сета уже меркло, но он ещё успел понять, что не будет ни героизма, ни речей. Времени хватило только на то, чтобы последним усилием насадить на меч ближайшего арбалетчика.
Хюйсманс, хоть и опытный воин, откровенно растерялся. Уж больно неожиданно и быстро всё случилось: лысый мечник выскочил из харчевни навстречу наёмникам, зарубил Снелдерса, заколол Тейса и сам погиб, сраженный стрелой ледонского лучника. И тут же в плечо ледонца чуть ли не по самую рукоятку вонзился кинжал, кинутый другим вражеским воином, выскочившим из-за угла дома. Тио, не стрелявший в лысого, чтобы ненароком не влепить болт в кого из своих, навскидку выстрелил в бородача и ведь попал бы, если бы тот не упал на колени. Стрела пронеслась у изониста над головой, тот моментально вскочил, прежде чем Верхейм, который был к нему ближе всех из наёмников, успел обрушить на него удар топора.
Стрелки представляли большую опасность, чем ратники. Лучник, правда, в этом бою уже не выстрелит, но четыре арбалетчика - это слишком много на одного бойца. Бараса коротко ткнул ближайшего воина рукояткой топора в золотое сплетение, так что тот задохнулся и на время выключился из боя. Добивать беззащитную жертву времени не было. Изонист устремился на ближайшего стрелка, но тот оказался слишком опытным воином: бросил разряженный арбалет и не только увернулся от удара топором, но и едва не распорол Барасе бедро моментально выхваченным кинжалом. В следующую секунду на помощь своему собрату кинулись ещё два наёмника.
Ужас отпустил Сашку так же неожиданно, как и навалился. Тяжело дыша, мальчишка огляделся. Мамка родная, вот это позорище. Казачонок стоял посреди улицы в добрых четырёх, а то и пяти саженях от площади, на которой ржали и бесновались лошади. И с пустыми руками. Где он потерял автомат, который доверил Балис Валдисович, Сашка не представлял. Это ж надо так подвести. И Серёжка один на лошади остался, а он ведь совсем верховой езде не обучен. Если с мальцом что-то случится, то Сашка будет мучаться до конца жизни. А жизнь ему отмерена очень долгая…