- Ну, нет, так нет, - рассеянно произносит она. Тоже витает где-то далеко в облаках, - Я пошла. Пока! Будут бить - кричи громче. Я тут, за стенкой…
Очень смешно!
Глава 23
На следующий день голос постепенно стал восстанавливаться.
Вот досада!
Полдня дожидался прихода одного из юмористов, чтобы достойно ответить на очередную подколку. Напрасно - Козет не заходил, а Ирина исчезла куда-то еще до моего пробуждения. Я невзначай прогулялся по ее палате - вещи были на месте. Дела, наверное. Служба есть служба. Ну что ж. Не только у моих партнеров могут быть дела!
Я наспех оделся и был таков.
Кстати! Пользуясь случаем, хочу выразить признательность местным бойцам невидимого фронта, бдительно стоящим на чеку во избежание происков забугорных злодеев. После моих экспромтов с походом, я, почему то, ожидал некоторого ужесточения режима в чудесном санатории. Какого-нибудь лишнего сотрудника. Или амбарного замка на двери моей палаты. О чудо! Ничего подобного не приключилось. Доверие органов ко мне не пошатнулось ни на йоту!
Такая корпоративность окрыляла и подталкивала меня на очередные подвиги. Вот только в каком секторе работы можно было проявить мои способности в полной мере - я пока представлял себе довольно смутно.
Поэтому ноги понесли меня в самом очевидном направлении - туда, где было больше всего вопросов. К месту службы Родькиного папаши, в Любимовку.
Что я хотел там увидеть - понятия не имею. Возможно, одним из стимулирующих факторов была длительная прогулка через весь город на Северную сторону и дальше. Случайно, не мой ли малолетний носитель подтолкнул меня к этому довольно-таки бестолковому променаду? Ведь конечная цель предполагала форсирование бухты на маршрутном катере!
Да! Не скрою, что даже в зрелом возрасте, поездки на Северную сторону всегда для меня были сопряжены с положительными эмоциями. Уж очень красив наш город со стороны моря! Крутые склоны, залитые густой зеленью, и белоснежные островки домов, как рифы в океане.
Никогда не устану любоваться! В этом есть что-то завораживающее. Магическое. Притягивающее, как магнит. За свою долгую военную службу и метания по стране в командировках я видывал очень много других городов. И огромных, и красивых. А вот, магии в них не почувствовал.
Конечно, сказывается фактор "кулика" с "родным болотом". Бесспорно. Это я понимаю. Но как тогда понять то, что люди, совершено посторонние этому городу, в свое время с непостижимой яростью защищали каждый его камень. Врастали в эти скалы и стояли насмерть - дважды за короткую его историю. И дважды этот город был просто стерт с лица земли вместе с этими, сроднившимися с ним людьми. И дважды возрождался.
И другие люди, такие, например, как бабушка бестолкового Трюхина, со всех концов земли приезжали сюда, чтобы поднять город из руин. Сделать его еще прекраснее и родным для себя. И наполнить его новой магией. Магией жизни и любви.
Опять меня понесло? Понесло! Да, и не мудрено. Ведь я стал историком благодаря этому городу. Может быть, благодаря именно этим морским прогулкам - с южной стороны центральной бухты на северную.
Еще бы меня туда не тянуло!
Я стоял на кормовой площадке у машинного отделения катера, вцепившись в поручни, и с удовольствием подставлял лицо под соленую водяную пыль.
Вообще-то, сюда вход для пассажиров воспрещен, но команда этого уютного суденышка всегда сквозь пальцы смотрела на сие повсеместное нарушение.
Какое-то назойливое чуть заметное беспокойство стало нарастать у меня в голове на полпути до северного причального пирса. В самом центре городской бухты. Что-то очевидное, но не до конца сформировавшееся.
Ненавижу это ощущение! Прямо чувствую, как где-то в подкорке головного мозга по запутанным синапсам метается заблудившийся электрон не оформившейся мысли, и не может никак выбраться на поверхность. Впору головой стукнуть о переборку, для ускорения процесса…
- Мальчик! А где твои родители?
Оглядываюсь. Полноватая дамочка в блеклом пляжном халате в какой-то мелкий сизый цветочек. На голове - розовая с блесками соломенная панама с бантом. За руку держит не менее полного мальчишку лет девяти с капризно надутыми губами. На пацане короткие светлые штанишки, футболка с якорем на пухлом животике и берет с голубым помпоном на голове.
Я усмехаюсь про себя. Типичная картина. Курортники. Что-то припозднились. Вообще-то, учебный год уже начался. Почему не в школе, морячок? Кто ему этот берет дурацкий подсунул? Ведь даже не догадывается, что помпон красным должен быть…
- Кто тебе разрешил там стоять? А ну, выйди немедленно! Сейчас капитана позову!
Ну, да! Сейчас он штурвал бросит и прибежит. Толстячок, наверное, раскапризничался. На корму хочет. А в проходе - цепочка, на которой табличка с грозной надписью. Стра-ашно! Делов то - отстегнуть цепочку, пройти и повесить ее обратно. Так нет! Доколупаться надо! До местных старожилов.
- Я тебе что сказала! Милицию позвать?
То капитана, то милицию. Давай уж сразу взвод палубной охраны. Который на судне с экипажем в три человека.
Как-бы между делом начинают подтягиваться поближе немногочисленные пассажиры. Они с интересом наблюдают за разгорающимся скандалом. Большинство - с понимающими улыбками. Хоть путь не долгий, но кто ж откажется от дополнительного развлечения?
И тогда я совершаю коротенький, но убийственный ход. Простой, как все гениальное. Отворачиваюсь от скандалистов и делаю один шаг влево.
Все! Детский мат. Меня просто не видно за массивной кормовой рубкой машинного отделения. Даже сквозь шум дизеля слышится возмущенный голос дамочки, скулеж псевдо-французского юнги и смешки пассажиров. Думаю, инцидент исчерпан. Цепочка для курортников - серьезное препятствие.
Что-же меня свербило совсем недавно?
Вот сбили же!
* * *
Прямо возле причала - площадь. На ней с краю - небольшая автобусная станция. Отсюда до Любимовки минут пятнадцать нескорой езды на общественном транспорте. Однако я прохожу мимо и направляюсь по главной улице в горку. Там на холме - центр Северной стороны, кинотеатр "Моряк". Место встреч и свиданий для влюбленных. А также - главный ориентир для тех, кто не совсем хорошо знает город.
Вон оно что! Я понимаю, куда меня несут ноги. Возле "Моряка" в одном из частных домиков живет мой друг юности - Вовка Микоян, с которым мы учились вместе в судостроительном техникуме.
"Ну и смысл? - ругаю собственные своевольные ноги, - мы с Вовкой в пятнадцать лет только познакомились. Ему сейчас семь. Он меня еще просто не знает. Даже и не мечтает о таком счастье".
Нас сблизила… ну, или сблизит лет через восемь страсть к гитаре. Ну, а как же! Мы ведь даже оказались у истоков создания целого ансамбля! "Подвального", как это тогда называлось. "В каморке, что за актовым залом…" - так это про нас.
Была и каморка, и актовый зал в технаре, и полуразбитая аппаратура, которую мы не уставали совершенствовать. Потом была каморка в общаге хлебокомбината, полуподвальная студия Дома культуры строителей. Было с десяток выступлений на дискотеках, городских праздниках, свадьбах и…собственно, все. Жизнь разметала. Кончилась группа. А вот теплое пятнышко в памяти осталось. На всю жизнь. Такое теплое, что захотелось увидеть Вовку в его сопливом возрасте, без его усов и модной прически. Цель моего расследования - место службы Родькиного отца - все равно рядом, так почему не совместить приятное с полезным?
Я стоял у знакомой калитки из штакетника и разглядывал Вовкин двор. Все по-прежнему. Как в будущем. Как будет, когда нам стукнет пятнадцать. Вон Надежда Васильевна, Вовкина мать вышла из дома с мокрым бельем. А вон - симпатичная юная красавица, Вовкина сестра, которую я узнаю уже взрослой и усталой женщиной с ребенком. Деревья, какие еще маленькие!..
- Мальчик! Ты к кому? К Вове?
Киваю неуверенно, автоматически просовываю руку между штакетинами и откидываю знакомую защелку.
- Проходи, проходи! Вот, посиди в беседке. Я его сейчас позову. Вы учитесь вместе?
Мотаю головой из стороны в сторону. Чего я приперся?
- Я по делу…
- Ну, сейчас.
Исчезает в доме.
Играя в группе, мы всегда соперничали с Вовкой в искусстве владения инструментом. Да нас это и сблизило, в общем то. Шли к совершенству, что называется "ноздря в ноздрю", он - на бас-гитаре, я - на солирующем инструменте. Я брал музыкальным образованием, он - чистым талантом.
Скрипнула дверь в доме.
Вовка! Мелкий! Смешной без усов! Вспомнилось, как мы с девчонками, нашими поклонницами пытались как-то побрить нашего бас-гитариста во хмелю. Не удалось…
- Ну, привет, Вовка!
- Здравствуй…те…
Застенчивый мальчишка. Мой друг всегда яростно боролся с этим своим недостатком. Успешно, надо сказать, боролся.
- Меня Витьком зовут. Будем знакомы.
Протягиваю руку. Вовка неуверенно жмет. По-взрослому в таком возрасте пока еще не здороваются.
- Как дела у тебя, Вовчик? Чем занимаешься?
Чувствую себя идиотом. Ведь совершенно нечего сказать своему будущему другу.
Вовка пожимает плечами и молчит. Внимательно разглядывает незнакомого мальчишку.
- На велосипеде катаешься?
- Учусь только. А что?
- Слушай, Вовыч! Внимательно меня послушай и запомни. Скоро ты упадешь с велосипеда. На спуске к пляжу. Ты же на Учкуевку ходишь купаться? Ведь так же?
Кивает. Заметно, что он в легком замешательстве. Чего от него хотят?
- Так вот. Ты упадешь с велосипеда. Сильно упадешь. Повредишь руку. А когда захочешь научиться играть на гитаре, это тебе будет очень сильно мешать. Ты меня понимаешь?
Вовка отрицательно мотает головой. Это правильно, узнаю своего старого друга. Ни за что не соврет. Если не понятно - даже из деликатности не будет кривить душой.
- Ну, ладно. Ты просто запомни мои слова. Договорились? А сейчас, позови свою маму…
Вовка торопливо спрыгивает со скамейки и бежит к матери, которая неподалеку развешивает белье.
- Мам! Мальчик с тобой хочет поговорить!
Вытирая руки о передник, подходит Вовкина мама и садится напротив меня. Она несколько встревожена - странное что-то происходит. Вовка садится рядом с ней. Видно, что ему ужасно интересно.
Я вздыхаю и сцепляю пальцы в замок на столе перед собой. А вот сейчас выложу всю правду! Тогда, действительно, будет интересно…
- То, что Вы сейчас услышите, Надежда Васильевна, невероятно, и покажется Вам бредом. Тем не менее, выслушайте. Я легко смогу доказать, что психушка здесь не при чем. Посмотрите на меня внимательно.
- А что случилось?
Мать Вовчика начинает серьезно беспокоиться.
- Не надо волноваться. Просто посмотрите и скажите, сколько мне лет?
- Ну, наверное, семь или восемь…
- На самом деле мне сорок девять лет. В этом детском теле сознание, память и рассудок взрослого человека, отца двоих детей и счастливого деда, которым я стал в две тысячи одиннадцатом году. Да-да, Вы не ослышались. В этой самой голове - полная информация о том, как ребенок, который у Вас перед глазами, будет взрослеть, жить и стареть вплоть до две тысячи пятнадцатого года. Можно сказать, что я знаю будущее.
Я замолчал. Надежда Васильевна была в полном замешательстве. На лице промелькнула недоверчивая улыбка, потом - что-то похожее на понимание и, в конце концов, - явная тревога о моем психическом состоянии.
Мне показалось, что ей очень хочется потрогать мой лоб.
- Не нужно мне верить на слово, дорогая Надежда Васильевна. Через неделю на Ближнем Востоке начнется война между Израилем и Египтом. Ее назовут "Войной Судного дня". Запомните только дату - 6 октября. Я повторяю - 6 октября. Повторите.
- Ш-шестое октября…
- Советские информационные агентства сообщат об этом чуть позже. Но война начнется именно 6 октября. Именно тогда Вы и поймете, что сейчас я говорю Вам правду. В эту минуту об этой войне не знают даже ее будущие участники. А я уже знаю. Потому что для меня она в прошлом…
Надежда Васильевна слегка прикрыла глаза и легко встряхнула головой. Будто отгоняя наваждение.
- Но все это не важно. Я хочу сказать Вам… другое. Попросить кое о чем.
Запутавшаяся женщина с надеждой посмотрела на меня, рассчитывая снова обрести твердую почву под ногами.
- У Вас замечательный сын, Надежда Васильевна. После Московской Олимпиады в 1980 году мы станем с ним хорошими друзьями. И знаете, что ему будет очень не хватать в жизни? Музыкального образования! Отдайте его в музыкальную студию через пару лет. Такая у меня к Вам просьба. Только, обязательно на класс гитары. Шестиструнной. Поверьте, это будет правильный поступок. Для его будущего…
Вовка сидел возле матери с открытым ртом и смешно хлопал своими пушистыми ресницами.
Я улыбнулся. Вспомнилось, что когда нам было обоим по пятнадцать лет, Вовка точно так же хлопал своими огромными глазами, когда…
И вдруг я обомлел.
Улыбка медленно сползала с моего лица.
…когда…
Мелкая песчинка пустякового воспоминания вдруг легко пробила стены лабиринта в моей памяти и метавшаяся в глубине сознания недавняя мысль нашла выход наружу.
Я понял…
Ох, не зря я проделал весь этот путь, казавшийся в самом начале бестолковым капризом! Не прощаясь, я вскочил и помчался на выход к калитке. Наверное, люди подумали, что я спасаюсь бегством после замысловатого и дурацкого розыгрыша.
Не важно! Все не важно.
Важно, что я понял!
Я понял, что означают два последних снимка с раздавленной фотопленки.
И для чего они были сделаны.
Глава 24
По сути, делать мне на Северной стороне было уже нечего.
Самое правильное было бы лететь обратно к Ирине и делиться своими предположениями. Только Любимовка рядом - рукой подать. И для очистки совести я все же решил заглянуть на место службы Родькиного папаши.
Как и ожидалось - безрезультатно.
Меня только обескуражило вопиющая беспечность, с которой военный городок практически слился с гражданским поселком. Я даже не заметил, как оказался на его территории. Нет, ну, разумеется, сам аэродром, ангары и сопутствующие структуры охранялись, как положено. А вот штаб, казармы столовая и котельная вольготно раскинулись между кварталами частного сектора. Даже КПП не было. Просто маленькая площадь с памятником крохотному боевому самолетику МиГ 19, по которому ползали дети. Да что там! Я даже побывал в пятидесяти метрах от взлетной полосы, без всякой опаски срывая сочные ягоды на плантациях совхозного виноградника.
Теперь я не спеша прогуливался по очень уютной и живописной улочке, соседствующей с гарнизоном, и, буду откровенен, собирался искупаться в море. Улочка прямо упиралась в дикий песчаный пляж. Справа расположились приветливые частные домики, заросшие цветами и фруктовыми деревьями. Слева, тянулся невысокий вал дикого кустарника и маслины. Там шумно резвилась детвора, играя во что-то военное. И в самом конце улицы синело море, призывно маня размеренным рокотом и одуряющим запахом йода и морских водорослей.
Я не торопился. Удовольствие надо уметь смаковать. Сейчас я смаковал свое недавнее открытие.
А получилось вот как.
Будучи в возрасте беспокойных недорослей, мы с Вовкой Микояном один раз отправились на "Скалки". На тот самый пляж, куда нам первоклашкам - ни-ни! До одури нанырявшись в кристально чистой воде, нам вдруг приспичило обследовать пляж в самой дикой его части - в стороне открытого моря. В какой-то момент мы уперлись в скалы, которые сразу уходили в воду, не оставляя даже пятачка для пешеходных прогулок. Сверху над обрывом виднелось ржавое ограждение из металлических листов и колючей проволоки.
Нас это не остановило. Нащупывая в мокрых утесах трещинки и уступы, мы полезли по скалам дальше. Не скрою, это было яркое путешествие. Мы открыли для себя гроты, в которые посуху не попасть. Нам встречались крохотные пятачки галечного пляжа, изъеденные волнами ноздреватые каменные клыки, изобиловавшие крабами. Иногда, ломая ногти и сдирая кожу с ладоней, мы срывались в воду, и вплавь преодолевали особо трудные места. И в конце трудного пути получили главный приз - ровную, отшлифованную волнами каменную площадку на самом кончике миниатюрного мыса.
Наше место! Это будет только наше секретное место. Неведомый оазис дикого побережья почти в самом центре цивилизации. Мы уже строили планы веселых пикников и шумных ночевок на нетронутых ногой человека скалах.
Мокрые, исцарапанные, и совершенно вымотанные мы выбрались на площадку, и…вдруг я увидел, как Вовка глупо и разочарованно хлопает своими мохнатыми ресницами. За небольшим выступом к дальнему краю площадки с обрыва тянулась легкая и аккуратная алюминиевая лесенка. Оказывается, рай уже освоили до нас. Он оказался обитаем!
Сверху была закрытая территория либо ученых, либо военных. Мы даже туда не рискнули подняться. Уныло искупались пару раз, позагорали и поползли обратно. Но перед этим, с интересом разглядывали противоположный берег бухты, древние скалы Херсонеса, которые с этой неисхоженной точки выглядели непривычно и как-то по-особому.
Точно так, как это было запечатлено на засвеченной пленке. На одном из снимков. А на втором угадывалась та самая, так и не ставшая нашей, труднодоступная чудесная площадка.
И фотографии были сделаны с самого центра водной глади. С точки, которая находилась точно между двумя берегами Стрелецкой бухты. Там, где находится фарватер, ведущий к базе дислокации торпедных катеров. К месту, которое, по всей видимости, очень кого-то заинтересовало.
И где служил папаша поджигателя гаражей Трюхи, про бабушку которого я вспомнил, во время моего морского путешествия на катере в сторону Северной стороны. Тоже в самом центре, только другой, главной городской бухты. Что и зародило в моей голове трепетный огонек догадки…
Вот такими неисповедимыми бывают тропы ассоциаций и аналогий!
А ты говоришь, напрасно поехал.
М-да…
- Это наша улица!
Что? Возвращаюсь с небес на грешную Землю.
- Ты чего тут ходишь? Наша это улица!
Слева от меня стоит пятилетний бутуз с надутыми губами и сурово хмурится исподлобья. Надо же! От горшка два вершка, а туда же. Уже территорию столбим? Ну и ну! Даже не собираюсь снисходить для диалога, неспешно прохожу мимо.
Слева из зарослей кустарника по одному, по двое начинают высыпать такие же карапузы. Как горох из банки! Вон и погодки мои появились. А эти, кажись, даже на год-другой постарше…
- А ну, стой! Стой, говорю!
Ба! Какая встреча! Толстячок с катера! Капризный сынок скандальной курортницы. Уже без помпона на голове, но с прежним якорем на брюшке. Он, похоже, в этом лягушатнике самый старший. И по его мордашке замечаю, что он меня начинает узнавать.
- Это ты? Ребя! Я его знаю! Он с города сюда на катере плыл! Ты чего тут забыл?
Блин, да сколько их тут? С десяток, не меньше. Обходят вокруг, школота деревенская. Решили проучить чужака, забредшего в их райский уголок? Вот только с мелкотой я не дрался еще в этом мире. Что-то их многовато…
- Чего молчишь? Чёт-те надо, вообще тут? А?
Толстячок напирает. Нависает надо мной всей своей рыхлой тушкой, заслоняя вожделенный морской пейзаж