Да, он знает просто чёртову уйму вещей, и я сама готова слушать его, раскрыв рот, думала Рэйчел. Как Тэдди. Мой мир был так узок до его появления, - несмотря на всю его яркость и мельтешение, узок. И, наверное, скучен. Во всяком случае, он слушает меня лишь затем, чтобы не обижать меня. Ему всё это не нужно. Как только он войдёт, они все застынут. Ну, конечно же, он варвар. Настоящий варвар. Гунн или скиф. Словно и не слыхал никогда о хороших манерах. А что он у себя в студии устроил, - это же просто немыслимо! Стол, кресло это странное… Какие-то тренировочные снаряды, я даже не слышала, что такое бывает… И спит к тому же на полу! Соломенные коврики, бумажные шторы… Немыслимо. Как он обходится вообще без прислуги, интересно? И дело ведь не в деньгах, он просто не нуждается в этом. Он как зверь. Огромный, жуткий и ласковый зверь, которому всё равно, что думают о его повадках люди. Пусть людям не нравится – ему это не мешает. Ведь он же зверь. И я не должна ничего выдумывать и поддаваться. Зверю – ему всё равно.
Гурьев не мог – или притворялся, что не мог? Если да, то удивительно правдоподобно, - слушать её сидя. Рэйчел пришлось согласиться на уроки в виде прогулок. В конце концов, зверей, даже вполне ручных и домашних, необходимо выгуливать, подумала она, улыбаясь украдкой.
Остановившись возле какой-то витрины на Пикадилли, она тронула Гурьева за локоть:
- Посмотрите, какая прелесть, Джейк! Вам нравится эта шляпка?
Даже это меня умиляет в ней, подумал с удивлением Гурьев. Я даже это готов ей простить. Другую я убил бы за это. Крысиный король, да и только. Да, я и в самом деле тяжело болен. И я не хочу выздоравливать. Прости меня, Рэйчел.
- Что? - он улыбнулся. - А вам?
- Мне – очень, - мечтательно вздохнула Рэйчел. - Вот, посмотрите, это совсем свежая форма, а вот эта ленточка вот здесь…
Бросив на Гурьева взгляд, она осеклась. И сказала сердито:
- Вы что же, вообразили, что я выпрашиваю у вас шляпку?! Нет, вы всё-таки действительно сумасшедший. Это немыслимо. Вы просто должны научиться говорить комплименты, Джейк. Это важно!
Хочешь, я куплю тебе все шляпки на свете, с тоской подумал Гурьев. Все, даже те, которые ещё не нарисованы. Или убью всех, кто когда-нибудь посмел неодобрительно отозваться о твоих шляпках, Рэйчел. Если бы это могло сделать тебя счастливой, Рэйчел. Я ненавижу шляпки. Они мне мешают видеть тебя, Рэйчел.
- Хвалить шляпки и ленточки?
- И это тоже, Джейк. Вы же не можете постоянно повторять, как попугай, "какие у вас чудесные глаза". Кроме того, это невежливо, с первой минуты знакомства. Это часть этикета, Джейк!
- Я знаю. И, поскольку мы с вами знакомы несколько дольше… Мне нравятся ваши волосы, Рэйчел. Безо всяких шляпок. Я нахожу, что без этих глупых и никчемных шляпок вы выглядите куда лучше, леди Рэйчел, потому что шляпки мешают мне получать удовольствие от вида и запаха ваших волос.
- Может, вам ещё и моё платье не нравится, поскольку мешает вам видеть то, что вы хотите?! - вскипела Рэйчел.
- Ага, - утвердительно кивнул Гурьев и просиял. - Как вы догадались?!
- Сейчас же перестаньте дразниться, вы, несносный дикарь, - нахмурилась Рэйчел, заливаясь краской с головы до ног и невероятным усилием воли удерживаясь от того, чтобы не броситься Гурьеву на шею немедленно. Да что это такое творится со мной, в ужасе подумала она. - Нет, это на самом деле немыслимо. Таких трудных учеников у меня ещё не было!
Ох, да что же это творится такое со мной, в ужасе подумал Гурьев. Я просто сволочь. Для чего я всё это ей говорю?! Я просто болен, Рэйчел. Это горячечный бред. Только видеть, как сияет твоё лицо… Прости меня, Рэйчел.
- Этого тоже нельзя говорить? - Гурьев вздохнул.
- Разумеется, нельзя. Приберегите подобные образцы красноречия для вашей будущей невесты, Джейк. Её, в отличие от меня, это точно порадует.
- А я алеут, - он сделал вид, что ему опять ужасно весело.
- Кто?! - опешила Рэйчел.
- Это такой народ, живущий в тундре, на берегах северного ледяного океана. Одна из форм их фольклорного творчества – бесконечная, монотонная песня, речитатив, своеобразный гимн природе, который они поют, раскачиваясь в санях, запряжённых ездовыми собаками. О том, что видят вокруг себя. Вот и я, как они, - пою о том, что вижу.
- Иногда я не в состоянии понять, шутите вы или говорите серьёзно, Джейк, - Гурьеву показалось, что он увидел умоляющее выражение у неё во взгляде.
- То, что я сейчас скажу, очень серьёзно, Рэйчел, - он осторожно взял её за руку, и, поняв, что она не собирается ни отдёргивать её, ни освобождаться каким-нибудь другим способом, обрадовался так, что сам на себя разозлился. - Если вам чего-то захочется, Рэйчел, вы можете смело сказать мне об этом вслух. Что бы это ни было. Я не стану ни смеяться, ни удивляться. И пугаться я тоже не стану – не умею. Что бы ни было, Рэйчел. Чего бы вам не захотелось. Любая глупость, любой пустяк. Или не пустяк, всё равно. Просто скажите мне, хорошо?
- Хорошо. И закончим на этом.
- Как скажете. Леди Рэйчел.
Конечно, она всё понимает, подумал он. И я тоже. Да что же это с нами такое?!
* * *
Рэйчел с некоторой даже ревностью и удивлением следила за тем, как быстро осваивается Гурьев в Лондоне, как его речь обретает типичные интонации, свойственные его жителям – и ей самой, как он начинает ориентироваться и разбираться в нюансах. Это было так не похоже на русских, которых доводилось ей встречать.
Дикарь, дикарь, думала Рэйчел, разглядывая его украдкой всё время. И Тэдди от него просто невозможно оторвать!
Она была наблюдательна и чувствительна – от природы. И жизненные обстоятельства, в которые Рэйчел попала, развили и усилили эту чувствительность и наблюдательность. Она видела, что Гурьев ни на кого не похож. Вообще ни на кого. Эта непохожесть была его обычным, естественным состоянием. Но, когда это было нужно, он вдруг становился похожим на того, на кого хотел быть в данный момент похожим – на внимательного и прилежного ученика, например. Или на учителя фехтования. Или на венесуэльского алмазодобытчика. Прошло довольно много времени, прежде чем Рэйчел поняла, что так особенно и безоговорочно завораживает её в Гурьеве. Это была его манера двигаться – или не двигаться. В моменты неподвижности он был абсолютно неподвижен, как статуя. И его "служебные" движения, жесты были удивительно, потрясающе экономными. Зато когда он двигался – вставал, например, или уходил – этот переход от покоя к движению был абсолютно неуловим для её зрения. Мгновенная и полная смена состояния, никакого промежуточного цикла. Невозможно было увидеть, как поворачивается его голова, - только то, что она уже повернулась. Это было… немыслимо. Почти страшно. И так восхитительно, что у Рэйчел щемило под ложечкой от восторга. Им можно было любоваться, как морем или огнём, часами.
Однажды он забрал Тэдди на целый день, так и не поддавшись на расспросы о том, куда они, собственно говоря, направляются, зачем и как надолго. И, когда они ввалились в дом, уже затемно, оба возбуждённые, искрящиеся чувством общего приключения и тайны, гордые собой и друг другом, Рэйчел едва не расплакалась, глядя на них. И поняла, что страшно скучала и переживала целый день. И отнюдь не только за брата. Это было так неожиданно, что пресловутое самообладание покинуло Рэйчел, и она рассердилась:
- Где это вы были столько времени!? Тэдди! Джейк! Что это такое?!
- Мы летали, Рэйчел, - едва сдерживаясь, чтобы не заскакать на одной ноге, сказал мальчик и посмотрел на Гурьева.
- Мы летали, леди Рэйчел, - эхом откликнулся Гурьев и улыбнулся.
Так улыбнулся, что Рэйчел просто взбесилась:
- Что?!?
- Мы летали, Рэйчел! На аэроплане!!! На самом настоящем аэроплане, мы вдвоём и лётчик! Как будто мы тоже настоящие лётчики! А потом Джейк… Мистер Гур сказал, чтобы мне дали штурвал, Рэйчел! И я…
- Что?! - Рэйчел, почувствовав ватную слабость в ногах, опустилась на кушетку. - Джейк. Вы ненормальный. Вы что себе позволяете?! Вы отдаёте себе отчёт?!
- Пойди к себе, Тэдди, - вздохнул Гурьев. - Нам с леди Рэйчел нужно обсудить кое-какие наши дела тет-а-тет.
Мальчик, посмотрев по очереди на сестру и на Гурьева, удалился. Гурьев, коротко взглянув на Рэйчел, чуть заметно качнул головой и прищурился. Рэйчел, встав перед ним и подбоченившись, как зелёнщица, прорычала:
- Итак?!
- Я понимаю вашу тревогу, леди Рэйчел, - Гурьев перевёл неё взгляд. И сказал по-русски: – Если ты ещё хоть раз позволишь себе орать на меня при мальчике, - Бог свидетель, я тебя отлуплю. Леди Рэйчел.
Рэйчел отступила на шаг и открыла рот. И закрыла его опять. И так она открывала и закрывала рот, абсолютно молча, наверное, секунд тридцать. И, наконец, выдавила из себя, - по-английски:
- Я ещё пока здесь хозяйка.
- Пожалуйста, - подтвердил кивком головы, тоже по-английски, Гурьев. - А я – мужчина. И будет так, как я говорю.
Рэйчел хотела сказать ещё что-то, но не успела, - трель электрического звонка прервала её.
- Кто там, Джарвис?!
Ей никто не ответил. Сделав вид, что она рассержена нерасторопностью прислуги, Рэйчел, развернувшись, почти выбежала из гостиной:
- Джарвис! Кто…
Вместо камердинера целиком взору Рэйчел предстали лишь его ноги в начищенных до блеска ботинках, а над ногами – совершенно невероятных размеров корзина с орхидеями, распространявшими такой аромат, что у Рэйчел закружилась голова.
- Что… Что это значит? - пробормотала она.
- Это значит – я покорнейше прошу простить меня, леди Рэйчел, - тихо сказал Гурьев, возникая у неё за спиной.
Нет, ну, это же невозможно, на самом деле, жалобно подумала Рэйчел. Я не могу. Что же это такое?!
Она позорно бежала с поля боя. И закрылась у себя в кабинете, надеясь как следует всплакнуть. Но ничего у неё не получилось, потому что раздался стук в дверь, и она услышала голос мальчика:
- Рэйчел… Это я. Открой. Пожалуйста!
Несколько секунд поколебавшись, она открыла дверь. Тэдди торопливо проговорил:
- Рэйчел! Ты не сердись! Ну, пожалуйста! Это было так здорово! Я даже не подумал, что ты будешь волноваться… Я… Мы… Мы больше так не будем! Не сердись, Рэйчел!
- Я не сержусь, сэр Эндрю Роуэрик, - улыбнулась она, закусив нижнюю губу, чтобы не разреветься.
- И на него не сердись, - тихо сказал мальчик. - Рэйчел, прошу тебя.
- Не буду.
- Правда?! - глаза у Тэдди засветились.
- Правда. Где он?
- Кто? Джейк? Он в гостиной.
- Он… не ушёл?
- Он не уйдёт, Рэйчел, - Тэдди перестал улыбаться. - Он не уйдёт. Это же Джейк, понимаешь, Рэйчел?! Он не уйдёт.
Он уйдёт, с тоской подумала Рэйчел. Он уйдёт, потому что он дал слово. Это же Джейк, понимаешь, Тэдди?!
Лондон. Апрель 1934 г
Следующим вечером он разыскал Оскара. Отыскать честного и порядочного человека в большом городе куда легче, чем многим кажется. Как и узнать о нём всё, что требуется. Гурьев явился в контору к Бруксу за десять минут до окончания рабочего дня.
- Здравствуйте, мистер Брукс, - дружески улыбаясь, Гурьев протянул руку, назвался и уселся в кресло напротив Оскара. - Я понимаю – время для делового визита несколько странное, но скоро всё прояснится. Где вы обычно обедаете после работы? Надеюсь, не дома?
Это было не просто нарушение всех мыслимых и немыслимых правил этикета. Это было чудовищное, невероятное, ошеломляющее нападение из-за угла. Он сейчас заорёт "Полиция!", мысленно усмехаясь, подумал Гурьев. Нет, не заорёт, конечно. Или я не умею читать.
- Я… Простите, мистер Гур. Вероятно, вы ошиблись адресом или именем. Не соблаговолите ли вы уточнить…
Брукс был настолько выбит из колеи, что попытка к сопротивлению, оказанная им, выглядела весьма жалко. Это радует, подумал Гурьев. Пикируем.
- Ну же, Оскар. Леди Рэйчел отзывалась о вас как о человеке, которому можно довериться. А у меня к вам дело.
- Леди… Леди Рэйчел? - хрипло переспросил Брукс и, растерянно привстав, переложил пресс-папье с одного края массивного письменного прибора на другой. - Вы… знакомы?
- Мы знакомы, Оскар. Называйте меня просто Джейк, безо всяких церемоний.
- Вы странно ведёте себя для человека её круга, - губы Брукса, и без того не слишком полнокровные, превратились в тонкую нитку, только изгибом могущую отдалённо сойти за улыбку. - Прошу прощения, но…
- Я просто ни на кого не похож, - улыбнулся в ответ Гурьев. - В этом всё дело.
Брукс был именно таким, каким он его себе представлял. Вот только на звук её имени он отреагировал совершенно не по-английски. Что ж, подумал Гурьев. Это именно то, что мне нужно сейчас. Надеюсь, я не искалечу его. Господи. Рэйчел.
- Давайте закатимся куда-нибудь, где вы ещё ни разу не бывали, выпьем, перекусим и обсудим наши дела. Не возражаете?
- Я…
- Конечно, не возражаете, - обворожительно улыбнулся Гурьев, поднимаясь. - Я бы на вашем месте точно не возражал.
Они зашли в маленький итальянский ресторанчик на углу улиц Тонбридж и Кромер. Это место Гурьев присмотрел около недели назад, во время одной из своих ночных прогулок по городу. Вот Рэйчел пришла бы в ужас, узнав, что я шатаюсь в таких местах по ночам, как вурдалак, усмехнулся он про себя.
- Что будете пить, Оскар?
- Скотч, - неуверенно предположил Брукс, озираясь. Чувствовалось, что за стенами своей конторы, вдали от бухгалтерских проводок и биржевых колонок, ему неуютно.
- Нет-нет, - запротестовал Гурьев, - скотч перед итальянской кухней – это извращение, за которое нужно ссылать в Новую Каледонию на вечные времена. Два мартини, Паскуале, - сказал Гурьев по-итальянски подошедшему официанту. - С зелёной оливкой и долькой лимона, и не забудь вынуть косточку, хорошо? Потом… - Он сделал вид, что сосредоточенно размышляет над заказом. - Для моего друга – турнедо с марсальским соусом, шафраном и розмарином, средне прожаренное, с овощным гарниром, и шеф-салат с горгонцолой и гриссини для меня. И бутылку бардолино. Спасибо, приятель.
Официант, просияв, умчался на кухню, откуда немедленно раздались полные воодушевления звуки – посторонние гости нечасто говорили по-итальянски и ещё реже заказывали с таким вдумчивым знанием предмета. Собственно, этот маленький спектакль Гурьев разыграл вовсе не для ублажения рестораторов, а для Брукса. Предполагаемый эффект был достигнут.
- Вы… итальянец?! - вытаращился на него Оскар.
- Я путешественник, - усмехнулся Гурьев. - Сейчас вот пропустим по стаканчику под настоящую еду, не то, что ваша овсянка, сэр, и посидим, как следует.
Повар постарался на славу, чтобы угодить мифическому соотечественнику, - салата хватило бы на стадо слонов, вырезкой можно было накормить роту королевских гвардейцев, а бутылка с вином была такой ширины и толщины, что вряд ли поместилась бы в ствол Большой Берты.
- Что ж, - сказал Брукс, отодвигая тарелку. - Мой желудок преисполнился к вам нежной признательности, мистер Гур.
- Просто Джейк, Оскар. Мы ведь уже закрепили это, разве нет?
- Как скажете… Джейк. Вы полагаете, это поможет мне внимательнее выслушать вас?
- Непременно.
- Тогда я слушаю вас, Джейк.
- Отлично, - кивнул Гурьев. - Скажите-ка, Оскар. Если бы вам вдруг представилась возможность хорошенько взгреть "Бристольский Кредит" за то, что они проделали с леди Рэйчел? Нравится вам такая мысль?
Брукс молча опустил голову. А когда поднял на Гурьева взгляд, глаза его были похожи на раскалённые гвозди:
- Откуда вы узнали?
- Оскар, - Гурьев провёл рукой по волосам. - Оскар. Какая разница?
- Вы правы, - казалось, кожа на лице Брукса натянулась так, что готова была вот-вот лопнуть. - Действительно, какая разница? Если бы она позволила мне тогда…
Он закрыл руками лицо, и его узкие худые плечи затряслись. Немножко влюблён, подумал Гурьев. Немножко. Ну, ты и поскромничала, Рэйчел. Даже Брукс, чернильная душа, и тот понял. А эти… Ну, ничего. Вот уж служба, так уж служба. Вот уж я развлекусь. Вот уж полетят клочки по закоулочкам. Он налил вино, поднялся, обошёл столик. Взяв Брукса, насильно отнял его руки от лица и поднёс стакан к его губам. Сказал властно:
- Выпейте, Оскар. И успокойтесь.
Брукс подчинился. Прошло ещё несколько минут, прежде чем к нему окончательно вернулось самообладание:
- Извините. Я… Что вы знаете? Она рассказала вам?…
- Нет. Она ничего не рассказала. Мне кажется, вы знаете, почему. И я хочу услышать это от вас, Оскар. Больше того – непременно услышу.
- Зачем?
- Рассказать вам всю мою жизнь, Оскар? Это займёт немало времени, а у нас его, похоже, в обрез. Начните всё-таки вы, Оскар, а я вам объясню кое-что по ходу дела.
- Я не имею права.
- Глупости. Чепуха. Почему она ничего не хочет говорить?
- Потому что это знание смертельно опасно для непосвящённых.
- Ну, считайте, что я посвящённый, - Гурьев усмехнулся. - Знаете, Оскар, это начинает становиться смешным, на самом деле. Вы всерьёз полагаете, будто существуют какие-то опасные тайны? Мне казалось, человечество давно выросло из этих детских штанишек.
- Вы ошибаетесь, Джейк, - почти прошептал Брукс.
- Оскар. Прошу вас. Будьте, в конце концов, мужчиной. В чём дело?
- Конечно, вы не знаете, - Брукс прикрыл глаза и несколько раз утвердительно качнул головой. - Конечно, нет. Даже не догадываетесь. Разумеется. Она не могла вам рассказать. Во-первых, вы не посвящённый. А во-вторых… Она не хочет никому сделать больно. Ведь она – ангел, Джейк. Она ангел, хотя бы это вы понимаете, не так ли?!
- Конечно, - легко согласился Гурьев. Ну да, подумал он. Если бы я мог в это поверить, - насколько было бы мне проще, приятель. - Но ведь вы-то – не ангел. Не правда ли?
- Нет.
- Тогда расскажите мне.
- Нет. Вы не представляете себе…
- Оскар, - Гурьев наклонился к Бруксу, накрыл его ладонь своей. - Я же вижу, что с вами творится. Я вижу пламя, пожирающее вас изнутри.
- Вы не понимаете, Джейк, - тихо проговорил Брукс, по-прежнему не глядя на Гурьева. - Вы думаете, я влюблён?
- Разве нет?
- Это совсем, совсем другое, Джейк… О, если бы я имел право!
- Мир давно сошёл с ума, Оскар. Правил больше нет. Расскажите мне. Вы ведь не знаете, с какого холода я пришёл и что умею.
- Почему же, - змеиная улыбка снова искривила губы Брукса. - Представляю. Немного. Кое-чему меня, знаете ли, учили. Только вы всё равно не посвящены. Вы даже не представляете себе, какие силы стоят за этим. Каких демонов вы выпустите из преисподней, когда…