– Они бывают не связанные с личностью убитого, эмоциональные и рациональные. Что до первых, то убийцу-маньяка ты сама исключаешь. А как насчет политической демонстрации?
Сара заколебалась.
– Террорист? Но что это была бы за политическая демонстрация, если бы он убил меня?
– Да ведь они убивают кого попало. Не забывай, что он стрелял еще в четверых, одного из которых убил. Полицейский, по-видимому, выживет.
– Нет, это было… Ну, я не знаю, для отвода глаз, что ли. Он же ни в кого больше не стрелял до тех пор, пока я не спряталась за колоннами.
– Значит…
– Значит, он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что настоящей мишенью была я.
– Но ты-то знаешь, что из этого у него ничего не вышло.
– Да. Не вышло. Он должен был действовать иначе.
Морган странно посмотрел на нее, потом пожал плечами.
– Хорошо. Он убийца-профессионал, и ему было важно, чтобы никто не стал слишком глубоко копаться в причинах, которые заставили его стрелять в тебя. Кто его нанял?
– Если бы я знала…
– И почему? Как насчет ненависти или мести? Это два эмоциональных мотива.
Сара покачала головой.
– Нет. Мстить мне – за что? За перехваченную сделку? Глупость. Те, кто торгует недвижимостью, не нанимают из-за этого убийц.
– Ты не выселяла жильцов по суду?
– Морган, я никогда не поступала с людьми так гнусно.
– Ненависть не всегда бывает обоснованной. А часто даже не имеет действительной причины. Достаточно одного – чтобы кто-то возненавидел другого человека. Ладно, что скажешь о ревности?
– У кого сейчас есть время на амуры? С Эйбом мы разошлись много лет назад…
– Профессиональная зависть?
– Нет, черт побери! Я всегда со всеми прекрасно ладила.
– По крайней мере, так считаешь ты. Тут то же самое, что с местью. Кто знает, что может возбудить в человеке зависть? Ты хорошо зарабатываешь. Кого-то может возмущать, что женщина, и к тому же привлекательная чернокожая женщина, так преуспевает. Или какие-нибудь старые Приятели могли позавидовать твоему успеху.
В ее памяти всплыл Старый Город в Чикаго. Гайд-Парк. Лица тех, с кем она играла в детстве, о ком даже не вспоминала целую вечность. Где они теперь? Наверное, по-прежнему в Старом Городе. Друзья, оставленные где-то далеко позади, на другой планете. Может быть, они возненавидели ее за то, что она их покинула и больше не возвращалась?
– Боже мой, Морган, ты сделаешь из меня параноика.
– Даже у параноиков бывают враги.
Злость накатила на нее волной, и она не смогла сдержаться.
– Это что, допрос? – Она повернулась к нему спиной и снова уставилась в окно. Но на этот раз она видела там не Денвер, а Чикаго. Она оперлась руками на подоконник.
– По крайней мере, я рад, что ты мне доверяешь.
Она обернулась.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы оба были бедными голодными репортерами, помнишь? Теперь ты богата, а я по-прежнему бедный и голодный. Во всяком случае, сейчас. Тебе прекрасно известно, что я могу быть безумно ревнивым, но ты не боишься стоять ко мне спиной.
Она криво усмехнулась.
– Спасибо, Морган. Ты – настоящий друг. Больше я этого делать не буду.
Лицо Моргана оставалось серьезным.
– Нет, я не шучу. Если только ты не ошибаешься. Если попросту не выдумала все это, то никогда не сиди спиной к комнате. Именно так подловили Хикока [Хикок, Джеймс Батлер, по прозвищу Дикий Билл (1837-1876)
– житель Дикого Запада, разведчик и борец с преступниками, герой множества полулегендарных историй].
– Хорошо. Прости, что сорвалась. Ты же репортер и делаешь свое дело.
Он пристально посмотрел на нее, потом опустил глаза.
– Ну да. – Он постучал карандашом по блокноту. – Так вот, те, кто имеет эмоциональный мотив для убийства, обычно действуют сами. Значит, остаются рациональные мотивы. Например, желание заполучить нечто, чем владеешь ты. У вас случайно нет мальтийского сокола, а? – Последнюю фразу он произнес с шепелявым акцентом, как Питер Лорр.
– Он же не пытался меня ограбить, Морган. А с сегодняшнего дня я вычеркиваю его из своего завещания. – Она рассмеялась. Морган нахмурился и начал подниматься с кресла. Сара жестом остановила его. – Нет, со мной все в порядке. Господи! Я уже могу шутить на эту тему. Просто не верится, что существует так чертовски много причин для убийства.
Морган невесело улыбнулся.
– Только восемь, вспомни. Номер седьмой: чтобы скрыть другое преступление. Ты случайно не была свидетелем чего-нибудь такого? Я могу себе представить, как детектив, или репортер, или секретный агент, которые что-то разнюхивают, могут оказаться на грани раскрытия какой-нибудь страшной тайны, даже не подозревая об этом. Но торговец недвижимостью? Едва ли.
– Да ты, оказывается, развел вокруг этого целую науку.
– Так что ты в последнее время разнюхивала?
Сара колебалась. Она не хотела, чтобы кто-то раньше времени узнал об ее проекте на Эмерсон-стрит. А тем более чтобы он попал на первую полосу "Ньюс". Правда, она просила Моргана помочь в розысках Общества Бэббиджа, но не сказала зачем.
– Ничего особенного, – ответила Сара. – И наверняка ничего опасного. – А потом, взяв с Моргана обещание, что это не попадет в газету, она рассказала ему об Эмерсон-стрит, о Брейди Куинне и о компьютерах Бэббиджа вековой давности. Он слушал и делал пометки.
– Ты права. За успех не ручаюсь, но попробую навести справки. Кто еще об этом знает? Ты сказала, что мастера, с которым ты разговаривала, звали Пол Эббот? А у Денниса Френча хранится бумага, которую ты нашла? – Морган записал имена. – Я повидаюсь с обоими сегодня же, если успею.
– Эббот ничего не знает о машинах Бэббиджа, и я не хочу, чтобы он узнал. Он разломает их на части и сдаст как металлолом.
Морган улыбнулся.
– Я буду сама осторожность. Может быть, Эббот испугался, что ты обвинишь его в воровстве, и нанял убийцу прикончить тебя. Ладно. Восьмая и последняя причина: стремление защититься от тебя.
– От меня?! Морган, ты шутишь! Я никому не угрожаю. Я даже паука не раздавлю.
– А зря. Некоторые из них ядовиты. Но с самозащитой такая же история, как с остальными мотивами. Это может быть сплошное воображение. Ты об этом даже не будешь подозревать. Ты где-то что-то сделала, а кто-то воспринял это как угрозу.
– Ну, теперь ему не отвертеться, Морган! Пойдем и арестуем этого сукина сына!
– Сара, я пытаюсь помочь.
– Ты пытаешься сделать репортаж!
– Да. Верно.
– Кроме того, почему просто не предупредить меня? Почему понадобилось стрелять в меня средь бела дня?
– Может быть, само предупреждение разоблачило бы их окончательно.
– Ты начитался шпионских триллеров. – Тут Сара вспомнила человека в библиотеке и свое ощущение, будто за ней кто-то идет. Может, это и были предупреждения? А если так, то о чем? Она рассказала все Моргану.
Он кивнул.
– В этом что-то есть. Тот тип из библиотеки, не он стрелял в тебя?
– Нет.
– Хм-м. Тогда, если между этими двумя событиями существует связь, значит, тут действовала организация, а не одиночка, который сам пытался тебя застрелить.
– Не берусь судить, существует ли такая связь. На меня никто никогда не покушался, если не считать Ку-Клукс-Клана и Мусульманских Братьев.
– Организация, – повторил Морган и, откинувшись на спинку кресла, постучал по зубам авторучкой.
– Скажи-ка, – спросил он небрежно, – что тебе известно о Джоне Бентоне или Женевьеве Вейл?
Сара покачала головой.
– Никогда о них не слышала.
– А о Дэниеле Кеннисоне?
– Только то, что читала в газетах. Но какое отношение может иметь "Кеннисон Демографикс" к покушению на меня?
– Может быть, никакого, а может быть, и прямое. Но даже если имеет, то я все равно не знаю какое. Хотя это более подходящий вариант, чем твой Бренди Куинн. Дай мне время на проверку, и потом продолжим разговор.
Она подождала, не скажет ли Морган еще чего-нибудь, но он молчал. У нее возникло смутное подозрение, что он знает больше, чем говорит, и считает дело серьезным. Морган явно связывал все это с той статьей, над которой сейчас работал, но не собирался рассказывать, в чем дело. Морган никогда не любил распространяться заранее о материалах, которые готовил. Может быть, поэтому их репортерский тандем так быстро распался.
Теперь он явно собирался заняться проверкой. Что ж, спасибо и на том.
Сара стояла на балконе своего дома, расположенного высоко на склоне Южной Столовой горы, и смотрела вниз, в ночь, время от времени раскручивая бренди в бокале. Позади нее во всей квартире свет был потушен. Горел только камин – в его тусклых красноватых отблесках по комнате плясали тени. Сара любила вот так постоять ночью одна. Это умиротворяло. Хотя иногда одиночество проникало внутрь, и у нее начинало щемить где-то в горле.
Тьма казалась сплошной, без единой щелочки. Нельзя было сказать, где кончается земля и начинается небо. Огоньки внизу складывались в безупречный геометрический узор, похожий на драгоценные камни на черном бархатном наряде, но чуть дальше строгий городской порядок уступал место сельской безалаберности – огоньки становились все реже и наконец окончательно сливались со звездным хаосом ночного неба.
Торговый центр на углу Тридцать Второй и небоскреб на Янгфилд-стрит можно было принять за созвездия. Некоторые огни быстро двигались, но что это – автомобили или метеоры, – было непонятно. Слева от нее непроницаемой туманностью вырисовывалась гора Лукаут – черная громада с несколькими горящими огоньками на черном фоне.
Сара сделала глоток бренди. Когда от Моргана она зашла в полицию, там ей посочувствовали. Полицейские понимали, почему она не могла явиться сразу. Шок, сказали они. Но версию Сары об умышленном покушении на нее они не приняли – не поверили, что другие жертвы были только маскировкой. Слишком уж привлекательна была версия о маньяке, слишком удобна.
"Улыбнись мне, Скотти, – пропела она про себя слова популярной песенки.
– Никто меня не понимает там, внизу".
Хотя нет, это несправедливо. Она так и не смогла вразумительно объяснить, почему именно себя считает главной мишенью, а интуицию к делу не подошьешь. Но она прочла это в глазах убийцы, когда их взгляды встретились. В полиции понимающе кивали. Нет ничего страшнее бессмысленной гибели, как сказал Морган, ужасно стать жертвой убийцы, которому ты безразличен. Шальная пуля террориста лишает человека индивидуальности, неповторимости, и жертва любым путем старается найти причину – любую причину, лишь бы она имела хоть какое-то отношение к ее личности. Но полицейские не испытали на себе взгляда того человека. Они не видели его глаз.
Кто-то обрек ее на смерть, а она не знала за что. Вот в чем состоял настоящий ужас. Тот взгляд, который бросил на нее убийца, невозможно было описать словами, но он не оставлял никаких сомнений. Человек безусловно узнал ее, и в его взгляде появилось смешанное чувство удовлетворения и предвкушения. Вспоминая его взгляд, она теперь понимала, что этот человек испытывал наслаждение от своей работы.
Ее спасли курсы по выживанию. Она нырнула в укрытие автоматически, не раздумывая. Но даже после этого способность думать не вернулась к ней, и это ее тревожило. Всю свою жизнь она сама создавала возможности, из которых потом делала выбор, а не выбирала из тех, что ей представлялись. Но вчера было иначе. Она вспомнила, как просила Моргана обнять ее, и при мысли об этом ее щеки загорелись. Такого она не говорила никогда и никому, насколько себя помнила. Никогда и ни в ком она не нуждалась.
Если ты сам по себе, то у тебя никогда не появится искушение переложить вину на кого-то другого. Сара всегда презирала тех, кто обвиняет в своих неудачах друзей, обстоятельства, невезение, все что угодно, кроме самих себя. Но вчера она как будто стала одной из них: она защищалась, а не наступала, подчинялась обстоятельствам, которые от нее не зависели, она оцепенела от неожиданности, от ужаса, а главное – почувствовала полную беспомощность.
Беспомощность. Вот что может лишить мужества кого угодно. Может быть, у тех, остальных, просто ниже порог психологической уязвимости?
"Решили покопаться в своих переживаниях, мадам?" На губах у Сары появилась слабая улыбка. Внизу по шоссе несся поток автомобилей. Люди направлялись в горы. Они проведут субботний вечер в мотеле "Олд Диллон Инн". За ними никто не охотится. Сара подумала, не последовать ли их примеру – сесть в "вольво" (нет, лучше в "блейзер") и умчаться в горы. Она знала там места, где ее не разыщет никто на свете. Места, которые она могла и сама не найти. До перевала был всего час езды, но она знала места и ближе, в предгорьях.
Бежать, скрыться. Вот что посоветовал ей Морган на прощание. Но бегство никогда не было в ее характере. ("Если не считать бегства из Старого Города", – напомнил ей внутренний голос.) Она не беспомощна. Она может постоять за себя. Чикагские улицы мало напоминали благодатный рай, колорадские горы – тоже. Теперь она готова ко всему.
"Расправиться со мной, как с Бренди Куинном, им не удастся". Однако что за странная мысль! Ведь это давнишнее дело, с тех пор прошло сто лет.
Сара вернулась в квартиру, задвинув за собой стеклянную дверь. Она сделала всего четыре шага по освещенной камином комнате и застыла на месте. Что это? Звук, который уловило ее подсознание? Едва ощутимый запах, оставшийся в воздухе? Тень, неподвижная, как камень, среди остальных теней, колеблющихся в отсветах камина? Бокал выпал из ее руки и разбился о паркет.
В комнате кто-то был!
Ей захотелось свернуться в клубок, чтобы только ее оставили в покое. "Я больше не в силах этого перенести!" Но в то же время ее охватила ярость. "Я больше не намерена это терпеть!"
В два шага она оказалась у камина с тяжелой кованой кочергой, крепко зажатой в руке. Спиной она держалась к стене. Так сделал бы "Дикий Билл" Хикок.
– Глупо, – произнес голос из темноты. – Глупо так стоять перед камином. На фоне огня вы как на ладони. – Голос был мужской, и в нем звучала насмешка.
– Кто вы?
– Друг.
– Конечно. Все мои друзья только и делают, что вламываются ко мне в дом без спроса.
Он зажег настольную лампу, и Сара сощурилась от неожиданного света. Когда глаза ее привыкли, она увидела в его руке пистолет. В животе у нее что-то оборвалось, но с места она не двинулась, прикидывая дистанцию. Калибр, кажется, небольшой. Сразу насмерть не убьет. Или убьет?
Он поднял револьвер дулом вверх. Барабан открылся, и патроны высыпались на пол.
– Вот, – сказал он. – Теперь я беззащитен.
Сара окинула его взглядом.
– Я в этом не уверена.
Он улыбнулся.
– Вы мне нравитесь. У вас есть чувство юмора. Но если вы думаете, что я пришел убить вас, то ошибаетесь – ваш труп уже час как валялся бы под горой. Получается, что я – не враг. Кто знает, может быть, я как раз друг.
Она немного расслабилась. Незнакомец прав, он пришел сюда не для того, чтобы ее убить. Но кочергу Сара из рук не выпустила и по-прежнему держалась у стены.
Она видела перед собой коренастого мужчину с ежиком рыжих волос. Его короткие пальцы походили на обрубки. На лице играл здоровый румянец. Он непринужденно развалился на ее диване, словно старый знакомый, и улыбался. По морщинкам на его лице Сара решила, что он часто улыбается.
Но это еще ничего не доказывает. Убийцы тоже улыбаются.
– Кто вы такой и что вам нужно? – резко спросила она.
– Я – друг…
– У всякого друга есть имя.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, потом кивнул.
– Зовите меня Ред.
– Хорошо, Ред. Давайте взглянем на ваши документы.
Он пожал плечами и вынул бумажник. Порывшись в отделении для визитных карточек, он извлек оттуда какое-то удостоверение и протянул ей.
– Положите на стол, а потом сядьте и подложите руки под себя.
Он с улыбкой подчинился. Сара шагнула вперед и схватила с кофейного столика удостоверение. Это была карточка с фотографией, выданная "Ассоциацией утопических изысканий" на имя Реда Мелоуна, корректировщика по профессии. Фотография совпадала.
– Сколько у вас разных удостоверений в бумажнике? – спросила она, положив карточку обратно на стол.
Он снова улыбнулся.
– Я их не считал.
Сара вздохнула. Она устала стоять. Отойдя в дальний от дивана конец комнаты, она присела на стул лицом к нему.
– Итак, скажите мне, Ред, друг мой, зачем вы вломились в мой дом?
– Чтобы предупредить вас об опасности.
– Вы опоздали. Я уже в курсе.
Он смутился.
– Да, я слышал. Это моя вина. Я не знал, что у них здесь есть человек, и действовал недостаточно быстро. Глубокое программирование подсознания чертовски трудно обнаружить. Тот человек мог сам не знать, что он – один из них, откуда же об этом было догадаться нам? Телефонный звонок с фразой-паролем, приказ о проведении операции – и человек отправляется на дело прежде, чем кто-то об этом узнает. Но в определенном смысле это неплохая новость.
– Неплохая?
– Конечно. Это означает, что здесь они еще не успели как следует развернуться. Есть более удобные способы избавиться от человека, чем подсылать к нему убийцу. Значит, они запаниковали и использовали первого, кто им подвернулся и кем можно пожертвовать. Вот это с их стороны действительно глупо.
– Значит, они глупые, – повторила Сара. – О, прекрасно. Теперь мне стало намного лучше.
– Вы живы, а он мертв, – заметил Ред. – Вам действительно намного лучше, чем ему.
– Это чистое везение, просто случайность. Если бы я не повредила себе щиколотку…
– Когда человек поддается панике, он всегда делает глупости. Но вы не должны их осуждать. Они перепугались, когда узнали о вашей операции против них. Они давно это чувствовали, но никак не могли выйти на вас. Однако вызывая файл Брейди Куинна, вы допустили ошибку, воспользовавшись своим собственным входным кодом в сеть. – Он погрозил ей пальцем. – Это было неосторожно с вашей стороны.
– Я до сих пор ничего не понимаю, – вспылила Сара. – Кто такие "они"? Почему для них так важен этот Брейди Куинн? И причем здесь вы?
Улыбка на лице Реда погасла. Он был явно озадачен.
– Вы меня не разыгрываете? – Он пристально смотрел на нее. – Если вы не понимаете, о чем я говорю, тогда зачем вы сунулись в жизнь Брейди Куинна?
– Сунулась?... А что здесь такого? Он когда-то был владельцем дома, который я только что купила. Мы с моим архитектором нашли старую газетную вырезку о том, что его застрелили, и подумали, что для отреставрированного дома имя Брейди Куинна стало бы неплохой рекламой. – Она едва не проговорилась о том, что Куинн как-то связан с машинами Бэббиджа, но вовремя остановилась. Хватит и того, что об этом знают Морган и Деннис. Им она могла доверять. А рассказывать о машинах Бэббиджа и о своих планах совершенно незнакомому человеку она не собиралась.
Теперь он выглядел обеспокоенным.
– Так вы не расследовали убийств Кенни Робертсона и Алисы Маколиф? – Произнося последнее имя, он нахмурился.
– Я даже не знаю, кто они такие.
Он закусил губу.
– Мне кажется, произошла ошибка.