- Слушай меня внимательно, Филипп… И пей, пей, не смотри на меня так… И вы, сударыня, тоже - сделайте вид, что я несу вам пьяный вздор… Так вот, Филипп, сейчас я отключусь, а ты через час-полтора возвращайся к себе. Нам надо потолковать. Понял?
- Да. Но что…
- Об этом позже. Одно скажу: дело серьезное… Гм, ладно. Только что мне стало известно, что твой брат Робер плетет против тебя заговор. Но не тревожься понапрасну - я держу ситуацию под контролем… И еще раз повторяю: через час, максимум через полтора часа я жду тебя в твоих покоях. - Он снова взглянул на Изабеллу. - Ну, хорошо. Крайний срок - два пополуночи. Если в четверть третьего тебя не будет, я тебе голову оторву. Уразумел?
- Да.
- А вас, сударыня, - обратился он к Изабелле, - убедительно прошу держать все услышанное вами в тайне.
- Безусловно, граф, - кивнула она. - О чем может быть речь!
- Вот и ладушки! - Эрнан одним духом осушил свой кубок и пьяно завопил:
- Где вино, черт возьми? Куда делись слуги? Эй вы, свиньи ленивые, несите еще вина.
С этими словами он запустил пустой кубок в ближайшего лакея, грузно откинулся на спинку кресла, умиротворенно закрыл глаза, и спустя пару секунд из его глотки раздался могучий храп, который вызвал новый приступ гомерического хохота в окружении Маргариты.
- Отнесите господина графа в его покои, - велел Филипп двум подошедшим лакеям. - Нет-нет, возьмите третьего - вдвоем вы его уроните… А еще лучше, если вас будет четверо.
Когда четыре лакея вынесли Шатофьера из банкетного зала и смех пирующих поутих, Изабелла спросила у Филиппа:
- Он что, вправду заснул?
- Похоже на то. Но через полчаса он проснется и будет свеженький, как огурчик.
- Однако странный у вас друг!
- До странности странный, - согласился Филипп. - И жутко охоч до драматических эффектов.
- Вы о его последней выходке?
Филипп молча кивнул.
- Да, кстати, - произнесла Изабелла. - Ваш брат Робер действительно интригует против вас?
- О нет, для этого он слишком прост и прямолинеен. По сравнению с ним даже Симон де Бигор может показаться гигантом мысли.
- Но ведь господин де Шатофьер…
- Он не доверяет женщинам, их способности молчать, поэтому решил пустить вас по ложному следу - на тот случай, если вы пробол… если вам будет невтерпеж с кем-нибудь поделиться услышанным.
- Понятно. А вы, стало быть, доверяете женщинам?
- Не всем. Но вам - да.
- Спасибо. Я постараюсь оправдать ваше доверие, - сказала Изабелла и поднялась с кресла.
Следом за ней вскочил и Филипп.
- Вы уже покидаете меня?
- Пожалуй, мне пора уходить. Я не привыкла засиживаться так допоздна. Благодарю вас за приятную беседу, кузен… - Она умолкла в нерешительности; на щеках ее заиграл слабый румянец смущения. Наконец она собралась с духом и робко добавила:
- Окажите мне еще одну любезность, проводите меня до моих покоев.
Филипп одарил ее лучезарной улыбкой:
- С превеликим удовольствием, кузина.
К этому времени граф де Пуатье уже перестал что-либо соображать, кроме того, что в правой руке у него вместительный кубок, а в кубке - вино, которое надо пить, и то побольше, чтобы не давать возможности бездельничать пажам, в чьи обязанности вменялось следить за бокалами гостей. Изабелла даже не стала прощаться с ним. Ей было хорошо знакомо это агрессивное беспамятство, в которое впадал наследник французского престола, всякий раз напившись в стельку. В таком состоянии он никого, кроме своей кормилицы, не узнавал, а всех прочих, кто пытался заговорить с ним, в том числе и родителей, посылал в очень неприличные и весьма отдаленные места.
Когда Филипп и Изабелла выходили из зала, за их спиной послышался едкий комментарий Маргариты:
- Приношу свои извинения, кузен Фернандо. Ведь поначалу я грешным делом подумала, что вы малость присочинили насчет нескольких свиданий в одну ночь…
Филипп ухмыльнулся. Он уже забыл о своей перебранке с Маргаритой. Будучи вообще злопамятным, Филипп, однако, не мог подолгу держать зла на хорошеньких женщин.
- Боюсь, принцесса, - тихо произнес он, - что граф, муж ваш, сегодня вряд ли способен посетить супружеское ложе.
Изабелла сделала вид, что не поняла его тонкого намека, а сопровождавший их паж украдкой захихикал.
Глава XLVII. В КОТОРОЙ ФИЛИПП ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО НЕ ПРИВЫК ДОЛГО ОСТАВАТЬСЯ В ДОЛГУ
По пути в восточную башню они не разговаривали. Изабелла искоса поглядывала на Филиппа и то и дело заливалась краской. Во всем ее облике, в каждом ее движении чувствовалось необычайное напряжение, будто она решала про себя какую-то мучительную дилемму.
Возле дверей ее покоев Филипп взял Изабеллу за обе руки и спросил:
- Так вы точно сожгли мои долговые расписки или только припрятали их?
В ответ она смерила его томным взглядом и тихо, но с пылом, произнесла:
- Анна даже не представляет, как ей повезло с мужем. Надеюсь, когда-нибудь она поймет это и думать забудет про девчонок.
Изабелла рывком прижалась к Филиппу и жадно поцеловала его в губы. Но не успел он опомниться и заключить ее в объятия, как она быстро отстранилась от него, даже чуть оттолкнула, и, страстно прошептав: "Прости меня, Господи!" - скрылась за дверью.
Несколько секунд Филипп стоял, не двигаясь с места, и растерянно таращился на дверь. Затем он посмотрел на ухмылявшегося пажа, затем снова на дверь, наконец пробормотал: "Черти полосатые!" - и ворвался внутрь.
В два прыжка он пересек маленькую переднюю, распахнул следующую дверь и вихрем влетел в прихожую, едва не столкнувшись с Изабеллой. Лицо ее было бледное, как мрамор; она прижимала руки к груди и прерывисто дышала. В полумраке комнаты, освещенной лишь одной свечой, ее изумрудные глаза сияли, как две яркие звезды.
"У меня еще никогда не было зеленоглазых женщин", - почему-то подумал Филипп.
Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее:
- Пошла вон!
Девушка растерянно заморгала и не сдвинулась с места. Филипп схватил ее за плечи и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь, он сразу же бросился к Изабелле.
Они целовались наперегонки. Едва переведя дыхание, они снова и снова осыпали друг друга жаркими поцелуями… Но вдруг Изабелла положила свою белокурую голову ему на плечо и тихо заплакала.
Филипп растерялся. Он всегда терялся перед плачущими женщинами. Женский плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему тоже наворачивались слезы.
Филипп усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на колени и сжал ее руки в своих.
- Не плачь, родная, - взмолился он. - Прошу тебя, не плачь. Если ты не хочешь, я не стану принуждать тебя.
- О нет, милый, нет. Ты был прав. Я хочу, чтобы ты остался со мной. - Она поднесла его руку к своим губам и поцеловала ее. - Я так хочу тебя…
- Но почему ты плачешь?
- Это я так… от счастья.
- Ты счастлива?
- Безумно! Я уже оставила всякую надежду когда-нибудь свидеться с тобой… Но вот, благодаря Маргарите, мы снова вместе, и ты опять целуешь меня… как и тогда…
- Ты все еще помнишь об этом? - спросил Филипп, нежными прикосновениями губ собирая с ее щек слезы.
- Да, помню. Все до последней мелочи помню. - В глазах Изабеллы заплясали изумрудные огоньки. - Я никогда не забуду ту неделю, которую ты провел у нас в Сарагосе.
- Я тоже не забуду…
- Особенно тот последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню якобы для того, чтобы попрощаться со мной. И тогда мы чуть не переспали.
Филипп улыбнулся - мечтательно и с некоторым смущением.
- "Чуть" не считается, Изабелла. - Он крепче обнял ее и прижался лицом к ее груди. - Тогда мы здорово испугались.
- Как? Ты тоже?
- Еще бы! У меня аж поджилки тряслись.
- А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака.
- Надо же было как-то оправдать свое отступление. Да и скрыть испуг. Вот я и сказал, что первое пришло в голову.
- Подумать только! - томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в его золотистую шевелюру. - У тебя - и поджилки тряслись!
- Тогда я был ребенком, - пробормотал Филипп, изнывая от блаженства; ему было невыразимо приятно, когда женщины трепали его волосы. - Я был невинным, неиспорченным ребенком. Лишь через два месяца мне исполнилось тринадцать лет.
- А мне уже шел шестнадцатый.
- То-то и оно. Я остро чувствовал нашу разницу в возрасте, этим в частности и объяснялась моя робость перед тобой. В моих глазах ты была взрослой барышней, и я боялся, что сделаю что-то не так, а ты будешь насмехаться.
- Я бы не насмехалась, Филипп. Потому что уже тогда была влюблена в тебя и очень сожалела, что ты младше меня. Я считала твой возраст серьезным препятствием нашему браку, но отец сказал, что это не беда, что с течением времени эта разница сгладится. В конце концов, моя бабка, королева Хуана, была на целых пять лет старше моего деда, Корнелия Юлия, - и ничего, жили в любви и согласии. Отец был уверен, что из нас получится замечательная пара.
- А я полагал, что это была твоя идея.
- Это была наша общая идея. Когда я сказала отцу, что хочу стать твоей женой, то думала, что он лишь посмеется надо мной и уже готовилась закатить истерику. Но он отнесся к этому очень серьезно. В письме к твоему отцу, предлагая обручить нас, он пообещал сделать меня наследницей престола, если твой отец, в свою очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола…
- Да что ты говоришь?! - перебил ее пораженный услышанным Филипп. Он поднял к ней лицо и вопрошающе поглядел ей в глаза. - Неужели так было?
- А разве твой отец ничего тебе не рассказывал?
- Нет. Тогда он вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы помирились… Думаю, он просто побоялся признаться мне в этом. Побоялся моего осуждения… Черт возьми! - Филипп досадливо закусил губу. - А как же твой брат? - после секундного молчания спросил он.
- Педро не будет королем, - ответила Изабелла, качая головой. - Это было ясно уже тогда и тем более ясно теперь.
- Твой отец намерен лишить его наследства?
Изабелла грустно вздохнула:
- Ты же знаешь, что представляет из себя мой брат. Тряпкой он был, тряпкой и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и, надо отдать ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет быть королем. Он панически боится власти и ответственности за власть и вполне довольствуется своим графством Теруельским. Отец дал ему последний шанс - жениться на кузине Маргарите…
- Это безнадежно, Изабелла, уж поверь мне.
- Я знаю. И скажу тебе по секрету, что сегодня ты поцапался с будущим королем Арагона.
- С Фернандо?! О Боже!..
- Только никому ни слова, - предупредила Изабелла. - Об этом не знает даже Мария. Для пущей верности отец решил дождаться, когда Маргарита со всей определенностью назовет имя своего избранника, и лишь тогда он объявит Марию наследницей престола.
- Но Фернандо! - воскликнул Филипп. - Он же отдаст Арагон на растерзание своим дружкам-иезуитам.
- Не беспокойся. Мой отец еще не стар и рассчитывает дожить до того времени, когда с иезуитами будет покончено.
- А если…
- Все равно не беспокойся. Мария властная женщина, пожалуй, еще властнее Маргариты, и не позволит Фернандо совать свой нос в государственные дела.
- Однако она любит его, - встревожено заметил Филипп. - При всем его скверном характере и дурных наклонностях, Мария просто без ума от него. А любящая женщина зачастую становится рабой любимого ею мужчины.
- Так таки и без ума? - криво усмехнулась Изабелла. - Ее безумная страсть к Фернандо нисколько не помешала ей переспать с тобой - и не единожды, кстати. Мария сама призналась мне в этом.
- Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде.
- Ну, не скажи! Из ее слов я поняла, что представься ей снова такой случай, она без колебаний изменила бы своему безумно любимому мужу с тобой. И между прочим, Мария сама не уверена, от кого у нее дочка - от тебя или от Фернандо.
- Я тоже не уверен, - с горечью произнес Филипп. - Как бы мне хотелось знать наверняка… Ах! - спохватился он. - Но почему твой отец не посвятил меня в свои планы? Ведь через год я становился совершеннолетним, и мы могли бы пожениться даже вопреки воле моего отца.. Черт! Тогда бы он поломался немного, но в конце концов признал бы меня наследником без этой семилетней волокиты. И сейчас мы бы уже владели всей Галлией и потихоньку прибирали бы к рукам Францию и Бургундию… Как глупо все получилось!
Изабелла опять вздохнула:
- Да, пожалуй, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия, не предпринимая никаких шагов, все ждал, увенчается ли успехом заговор молодых гасконских вельмож, а когда стало известно о твоей женитьбе, об этом мезальянсе…
- Тогда я просто потерял голову от любви, - быстро перебил ее Филипп. - Я проявил обыкновенную человеческую слабость, поддался чувству - что недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и друзей лишь укрепило меня в намерении жениться на Луизе. Другое дело, будь мы с тобой помолвлены, пусть даже тайно - тогда бы все сложилось иначе.
- Да, - с грустью согласилась Изабелла. - Тогда бы все сложилось иначе. Особенно для меня… Узнав о твоей женитьбе, отец ужасно разозлился - и больше на себя и на меня, чем на тебя. Он упрекал себя за излишнюю осторожность и благодушие, а меня - за то, что я, взрослая девушка, не смогла соблазнить такого сопливого юнца, как ты. - Она нервно хихикнула. - Вот так-то. Поначалу отец собирался потребовать от Святого Престола, чтобы твой брак был признан недействительным, затем передумал, плюнул на все и выдал меня замуж. - Снова вздох. - Он предложил мне на выбор две кандидатуры - кузена Фернандо и этого… брр! - Она содрогнулась.
- И ты выбрала Филиппа Французского?
- Д-да…
- Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола?
- Нет, вовсе не потому. Я поступила так из-за тебя. Ведь женившись, ты уехал в Кастилию - а я не желала больше встречаться с тобой. Тогда я возненавидела тебя, я готова была тебя задушить… Если бы только я знала…
Филипп запечатал ее рот поцелуем. Он уже раз слышал подобные откровения от Амелины и не хотел услышать их вновь от другой женщины.
- Прошлого не вернешь, дорогая. Хватит горьких воспоминаний, давай займемся настоящим. Пойдем в спальню, у нас очень мало времени.
Изабеллу прошибла мелкая дрожь.
- Филипп… милый…
- Ты не хочешь? - удивленно спросил он. - Уже передумала?
Она напряглась и побледнела.
- Нет-нет! Я… хочу, но… Только не надо спешить. У нас еще полтора часа… даже больше… Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста…
Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам.
- Тебе страшно?
- Д-да…
- Ты так боишься прелюбодеяния?
- Нет… нет… Я… Я боюсь…
- Ты боишься вообще заниматься любовью?
Изабелла всхлипнула - раз, второй, третий…
- Да разве я когда-нибудь занималась любовью?! - истерически выкрикнула она и разразилась громкими рыданиями.
Филипп не пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что сейчас самое лучшее - дать ей выплакаться вволю.
Наконец Изабелла успокоилась и, то и дело шмыгая носом, заговорила:
- Мой муж - грязное, отвратительное, похотливое животное. Меня тошнит от одного его вида. Он… он… Каждый раз он попросту насилует меня. Он настоящий изувер! Он делает мне больно… - Она прижала голову Филиппа к своей груди. - Боже, как мне больно! В первую ночь, когда я увидела его… это… его раздетого - я упала в обморок… а он… он пьяный набросился на меня и… - Ее затрясло от нового приступа рыданий.
Из глаз Филиппа тоже потекли слезы.
- Потерпи, милая, - захлебываясь, говорил он. - Потерпи немного. В следующем году я стану соправителем Галлии, и тогда объявлю Франции войну. Пора уже кончать с существованием нескольких государств на исконно галльских землях - я соберу их воедино и возрожу Великую Галлию, какой она была при Хлодвиге. Я освобожу тебя от этого чудовища, любимая, а его самого упеку в монастырь.
Изабелла мигом утихла.
- Это правда?
- Клянусь, я так и сделаю.
- Нет, нет, я не о том спрашиваю. Ты назвал меня любимой - это правда?
- Истинная правда.
- А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини?
Филипп вздохнул:
- Вы мне все дороги, Изабелла. Я всех вас люблю, даже не знаю, кого больше. - Он положил голову ей на колени. - Я закоренелый грешник и ничего не могу поделать с собой. Надеюсь, Господь простит меня. Ведь Он все видит и все понимает. Он знает, что мною движет не похоть, но любовь; что я всей душой люблю каждую женщину, которой обладаю. Жаль, что сами женщины не хотят этого понять и не могут простить меня.
- Я понимаю тебя, милый, - ласково сказала Изабелла. - У тебя так много любви, что ее хватает на многих, и ни одна женщина недостойна того, чтобы ты излил на нее всю свою любовь. Ты еще не встретил такую… и, может быть, не встретишь никогда… Но мне все равно, я на тебя не в обиде. Не пристало мне, замужней женщине, пусть и ненавидящей своего мужа, требовать, чтобы ты любил только меня. Я вполне удовольствуюсь той частичкой твоей любви, которая приходится на мою долю.
- О, как я тебя обожаю! - восхищенно произнес Филипп, поднимая голову.
Они долго и страстно целовались, а потом он подарил ей ту частицу своей любви и нежности, которая приходилась на ее долю…