Тираны. Императрица - Чекунов Вадим 13 стр.


Орхидея, пытавшаяся в начале пути запоминать дорогу и ориентироваться, давно оставила это занятие после очередного поворота в еще один сад. Многие девушки, утомленные непривычно долгой для них ходьбой, начинали тихо вздыхать или плакать. Особенно тяжело приходилось китаянкам - их крохотные бинтованные ступни не были предназначены для таких переходов. Но лица евнухов сохраняли бесстрастность - казалось, они не замечали страданий подопечных. Гораздо чаще они поглядывали на тучного главного евнуха, которому длительная прогулка тоже давалась нелегко.

Процессия миновала еще десятка три павильонов, пока наконец не остановилась возле довольно большого, крыша которого была отделана голубым кафелем с позолоченными звездами.

- Перед вами Павильон зимнего цветения, - отдышавшись, заявил главный евнух. - Он будет вашим временным пристанищем, пока каждая не пройдет осмотр, где отберутся достойные вступить в дворцовое здание и предстать перед императором и вдовствующей императрицей.

* * *

Если бы не Крокодил - хвала Небу, нательные украшения девушкам разрешили не снимать, - Орхидея, наверное, не пережила бы экзамен на физическое состояние. Об этом она думала, медленно продвигаясь вместе с остальными полностью раздетыми претендентками вдоль столиков, за каждым из которых восседало по три евнуха. Двое занимались изучением подходившей к ним девушки, третий под диктовку записывал результаты осмотра.

После первого отборочного круга число кандидаток сократилось до полутора сотен.

В безукоризненности своей внешности Орхидея не сомневалась - особенно когда всех заставили снять одежду. Тут уже не блеснуть богатством нарядов, не удивить никого расшитой парчой, атласом или шелком. Лишь сложение да кожа, от природы полученные соискательницами звания императорской наложницы, принимались комиссией во внимание. Китаянкам, ноги которых не могли им служить опорой без обуви, было разрешено остаться в башмачках. Маньчжуркам приходилось страдать босиком на холодном полу - принесенные жаровни согревали воздух, но не могли справиться с промерзшим камнем.

Девушки, набранные из южных провинций, выделялись миниатюрностью - ноги их были тонки и стройны, груди небольшие и крепкие, точно яблоки, шеи длинные, а лица узкие. Северянки же, напротив, были коренасты и широколицы, обладали тяжелыми ягодицами, а груди их походили на спелые тыквы.

Бесцеремонность осмотра действовала на несчастных удручающе. Многие плакали в голос, а были и те, кто впадал в истерику или терял сознание от стыда. Таких подхватывали под руки и уволакивали за пределы павильона.

Всем видом выражая усердие и озабоченность, евнухи вертели нагих девушек, мяли и щипали, словно покупали скотину на базаре, и дотошно описывали телесные приметы. Перечисляли родинки - какой они формы и где располагаются. Тщательно измеряли рост и вес - сначала это делал один осматривающий, затем второй, для сверки результата. Мерная веревка летала в изнеженных, но ловких руках. Потом девушек загоняли на самые обычные весы, какие используются на складах для тюков с зерном. Отдельной графой в записях шла форма рук и ног, а также длина и густота волос.

Разный цвет глаз одной из претенденток вызвал у осматривающих замешательство. Состоялось короткое совещание, во время которого евнухи возбужденно шептались, то и дело оглядываясь на хладнокровно ожидавшую вердикта Орхидею. В конце концов было решено вписать удивительную примету как есть.

Один из евнухов, коротышка с неприятным лицом, сплошь изрытым оспой, заставлял девушек садиться на корточки и раскрывать рот. Он пересчитывал им зубы и пальцем проверял их на шаткость. Затем склонялся к их лицу и прислушивался к дыханию.

Но это был неприятный пустяк в сравнении с процедурой, которую предстояло пройти на высоком деревянном стуле с особой формы подставками для ног. Самые укромные части тела очередной претендентки изучались евнухами с предельной тщательностью. Убедившись в девственности испытуемой, принимались исследовать соседнее отверстие, для чего один из осматривающих обмакивал палец в чашку с маслом и без особой деликатности засовывал его в кричащую девушку. Затем палец внимательно осматривался и обнюхивался. Изучению подлежал и запах подмышек, для чего сразу двое евнухов водили по ним носами и выражали свое мнение.

За отдельным столом сидела комиссия по изучению астрологических записей. Выявив хотя бы малейшее противоречие с императорскими знаками, они выкрикивали имя не прошедшей отбор, и ту сразу же уводили.

Когда опись примет завершилась, всех выстроили в длинную линию. Главный евнух, храня на жирном лице брезгливое выражение, принялся лично осматривать каждую девушку. Вышагивая перед ними, едва державшимися на ногах от усталости и душевных мук, он бросал замечания, которые следовавший сзади помощник записывал в специальную тетрадь.

- Покатый лоб. Широкие ноздри. Редкие брови, - цедил толстяк, шествуя мимо кандидаток.

Девушек, чьи недостатки озвучивались таким образом, евнухи выталкивали из шеренги и уводили из зала.

- Лопатки чересчур выступают. Рот слишком большой. Груди неодинаковы. Ноги короткие. Толстые бедра. Бледные соски. Некрасивый пупок…

Стоять полагалось замерев, словно статуя, а шевелиться позволялось лишь по приказу. Орхидея тайком потянула руку к шее, надеясь незаметно оборвать нить с Крокодилом. То, что разноглазую претендентку забракуют без раздумий, она уже не сомневалась. Но успеть избавиться от талисмана ей не удалось - главный евнух, от взора которого девушки тряслись, словно листья на ветру, уже был прямо перед ней.

Их взгляды встретились. Оплывшее лицо, более походившее на маску, преобразилось - веки толстяка широко распахнулись, а рот приоткрылся от удивления.

В зале стало очень тихо.

Главный евнух спохватился и принял более подобающий своему сану вид, став снова грозным и важным.

- Нечеловеческие глаза. Как у кошки, - вынес он приговор своим резким голосом.

В тот же миг сзади к Орхидее неслышно подступила пара евнухов, чтобы взять ее за локти и вывести из линии претенденток.

Но случилось неожиданное. Пухлая кисть неспешно поднялась, и толстый указательный палец, украшенный тяжелым перстнем, несколько раз выразительно покачался.

Повинуясь молчаливому приказу, евнухи отступили от разноглазой маньчжурки, а помощник принялся вымарывать на странице тетради начало записи, которое успел начертать.

Когда придирчивый осмотр завершился, оставшихся девушек провели в другой зал и велели пройтись по прямой линии, а затем по кругу. Тех, в чьих движениях отметили недостаточно грации, изгоняли. Многие изо всех сил старались показать изящность походки, но, измученные и униженные, замерзшие и испуганные, были не в состоянии этого сделать.

Орхидея же без труда убедила себя в том, что стесняться наготы перед людьми, которые вовсе не являются мужчинами, - глупо. Холод и голод и вовсе можно было перетерпеть, ведь ей не привыкать. А страх или волнение теперь в сердце не проникали.

Ее походка не вызвала нареканий, и девушка очутилась в поредевшем строю выдержавших и это испытание.

Наконец им разрешили одеться. В зале появились придворные дамы, все возрастом старше тридцати лет, сказавшие называть их "тетеньками". Они умело и споро помогли кандидаткам облачится в свои наряды и восстановили их прически.

Главная обряжающая дама дала указание принести горячие напитки, и вскоре в павильон доставили подносы с чашками и чайниками. После быстрого чаепития приободрившихся девиц поставили ряд, и каждой приказали внятно назвать свое имя, возраст, место рождения, имя и должность отца. Если девушка говорила слишком громко или тихо или голос ее казался неблагозвучным, такую незамедлительно удаляли из зала.

Лишь к закату мучения претенденток прервались. Тех, кто прошел отбор для представления императору, "тетеньки" выстроили парами и повели пустынными переходами, в которых уже скопилась вечерняя холодная мгла, в располагавшиеся неподалеку от павильона пристройки. Там девушкам предложили еду, но большинство из них были так обессиленны, что едва могли держать в руке палочки. К тому же пережитые страдания напрочь отбили у них аппетит, несмотря на то что целые сутки никто из них не ел.

Орхидея, последней трапезой которой в родном доме была лепешка из ямса, разглядывала столы с большим интересом. От вместительных кастрюль хо го шел густой пряный пар, грибы и тонкие ломтики мяса плавали в насыщенном темно-красном бульоне. Столики с закусками были уставлены блюдами с жареными грецкими орехами и яблочной пастилой, а рядом располагались соленые овощи, огурцы в бобовом соусе, вареные утиные лапы, толстые куски ветчины. Крупные чаны были полны каши и риса, возле них - вместительные тарелки с вареными и жареными пельменями. При виде этого блюда Орхидея вспомнила свое недавнее свидание и машинально дотронулась до груди, прижав Крокодила покрепче. Бесценный опыт она сумела извлечь - нельзя пренебрегать контактами с разными людьми. Даже самый неподходящий и недостойный на первый взгляд человек может неожиданно оказаться полезен. Важно лишь вовремя отсечь его, когда нужды в нем больше не будет. Нынешняя цель высока - спальня императора. Достичь этого места можно чудесным везением - если завтра Сын Неба укажет на урожденную Ехэнару и велит присвоить ей высший ранг.

О том, что ее могут не избрать, девушка и мысли не допускала.

После ужина, на котором Орхидея своим аппетитом и спокойствием удивила даже многое повидавших "тетенек", претенденток отвели на ночлег - им были выделены комнаты с четырьмя кроватями в каждой. Соседками Орхидеи оказалась одна дичливая маньчжурка, испуганно озиравшаяся по сторонам, и две китаянки - они тихо переговаривались между собой на южном диалекте и беспрестанно всхлипывали. В комнате сама собой воцарилась атмосфера отчужденности и скрытой неприязни.

"Тем лучше, - подумала Орхидея, с наслаждением вытягиваясь на шелковом белье. - Отношения нужны лишь с теми, кого можно использовать. А всех мешающих достичь намеченного надо устранять, словно болезнь, или перешагивать через них, как через мусор".

Одна из "тетенек" заглянула к ним в комнату и приказала соблюдать тишину.

"Моя первая ночь в Запретном городе!" - подумала Орхидея, прежде чем веки ее закрылись, и она погрузилась в крепкий сон, лишенный каких-либо видений.

…Разбудили всех очень рано.

- Девушки, просыпайтесь! - властно заголосили придворные дамы, разнося по спальным комнатам тазы с горячей водой, над которыми клубился пар. - Сегодня день вашего счастья! Пора приводить себя в порядок!

Самостоятельно умывшись - что тоже было отмечено удивленными "тетеньками", Орхидея выбежала в сад. Утро едва брезжило сквозь пунцовую щель между облаками на востоке, но основная часть небосвода была все еще глубоко черна. Хрустально-ледяной, застывший в полном безветрии воздух. Невозмутимое темное безмолвие вокруг.

Девушка нехотя вернулась в шумное помещение, где царили суета и галдеж. "Тетеньки" умывали своих подопечных - дочери из богатых аристократических семей не умели или не желали это проделывать сами. Главная обряжающая дама, столкнувшись с Орхидеей, всплеснула руками:

- Какая же ты! Не зря, видать, Небо послало тебе кошачьи глаза - ты и сама чисто дикая кошка!

Орхидея недоуменно посмотрела на возбужденную придворную, и та охотно пояснила:

- Ты думаешь, что настолько хороша собой - поплескала на личико водой и готово? И тебе бы хватило наглости в таком виде предстать перед взором Высокочтимого?!

Девушка, внутренне оставаясь совершенно спокойной, мастерски изобразила пронзившее ее смятение.

- Простите меня, госпожа! - поклонилась она даме, разыгрывая теперь смиренное почтение.

Та довольно ухмыльнулась и оттаявшим голосом скомандовала:

- Живее беги к "тетенькам"! Через три часа вы должны быть уже в Зале приемов! А надо умастить шею и руки, одеться, наложить грим и создать прическу! Еще и покормить вас нужно!

Глядя вслед побежавшей в зал маньчжурке, дама задумчиво добавила:

- Клянусь Небом, если и притронется кто к еде, то опять только эта дикарка… Что за бесчувственная душа! Впервые вижу такую девчонку - у нее не сердце, а камень в груди или кусок льда…

После завтрака - на котором, как и предполагала старшая обряжающая дама, лишь одна маньчжурка с разноцветными глазами уплетала кашу и пирожки с мясной начинкой, а остальные девицы едва прикоснулись к блюдам - кандидаткам было приказано рассесться по резным деревянным скамьям. "Тетеньки" в последний раз придирчиво оглядели подопечных, поправив на некоторых из них наряды, и покинули помещение.

Оставшись одни, многие девушки принялись негромко всхлипывать, стараясь удерживать слезы - чтобы не попортился свежий грим. Соседка Орхидеи по спальне, пугливая маньчжурка с выразительными глазами, мелко подрагивала и, казалось, вот-вот лишится чувств.

Сама Орхидея предпочла скоротать время, внимательно разглядывая обстановку помещения. Решетки на окнах были искусно вырезаны в виде различных цветов и листьев, и солнечный свет, проникавший в зал, дробился на сотни осколков. Причудливые тени ложились на прикрепленные к стенам свитки белого шелка с выписанными на них иероглифами "Спокойствие" и "Власть".

Тираны. Императрица

Балки потолка были выкрашены в голубой цвет, а многочисленные дверные проходы закрывали лазоревые занавесы. На скамьях из красного дерева лежали тугие шерстяные подушки, пол сиял светлой изразцовой плиткой.

Орхидея понимала, что увиденное тут - еще вовсе не роскошь, но даже такое убранство ей очень нравилось.

Ожидание продлилось недолго - вскоре в зал торопливо вошел главный евнух в сопровождении свиты. Грозно посматривая на трепетавших девушек, он провел с ними беглое занятие, посвященное азам дворцового этикета. Его резкий голос носился под сводами зала, словно злая птица:

- Каждая из вас должна пожелать Сыну Неба здоровья и десять тысяч лет жизни! Вы обязаны говорить ясно и просто! Смотреть строго в пол перед собой не дальше, чем отбрасывается от вас полуденная тень. Не сметь поднимать глаза на Премудрого правителя и вдову-императрицу!

Едва живые от страха претендентки внимали каждому слову грозного и властного евнуха.

- После своего пожелания вы должны замолчать и отвечать только в том случае, если Высокочтимый или вдовствующая императрица обратятся к вам. Отвечать внятно и кротко!

С нажимом произнеся последнее слово, главный евнух остановил свой взгляд на разноглазой маньчжурке - развитым чутьем он ощущал, что она одна из всех либо искусно прячет свои чувства, либо вовсе не испытывает священного трепета. Если верно первое, то к девице следует присмотреться внимательнее, если же второе - она, очевидно, глупа и не осознает судьбоносного значения происходящего с ней.

Орхидея предпочла за разумное изобразить взволнованность и послушание. Она опустила глаза и принялась теребить складку на платье.

- Время пришло! - на весь зал провозгласил распорядитель, властным жестом руки приказав всем подняться и выстроиться у арочного выхода.

В наступившей вслед за выкриком тишине были слышны лишь шелест ткани и тонкий звон украшений. Кандидатки вставали одна за другой и, следя за грациозностью походки, направлялись к дверям. Процессия, окруженная евнухами, покинула дворцовую постройку и двинулась по одной из вымощенных дорожек. Сопровождающие тоже хранили молчание, лишь подавали друг другу различные знаки руками. Толстый главный евнух, колыхая телесами, шел первым. Его помощник, с неизменной тетрадью в руках, семенил следом, то и дело оборачиваясь и окидывая строгим взглядом девушек. Те, осознавая важность грядущего момента, собрали всю волю и старались идти изящно, насколько это было возможно. Хныканье прекратилось, лица стали собранными - претендентки явно вспоминали домашние уроки и наставления о манерах.

Пройдя под множеством испещренных резьбой каменных арок, миновав десяток внутренних дворов и садиков, процессия приблизилась к красным стенам Дворца мира и долголетия, где и находился Зал приемов.

Девушек собрали в одном из флигелей. Главный евнух объявил, что необходимо привести себя в полный порядок. Словно ниоткуда вновь появились "тетеньки", ворчливым шепотом выражавшие неудовольствие помятостью платьев и размазанной помадой подопечных - хотя одежды сидели идеально и краски на лицах лежали ровно.

Ожидание вызова затянулось на несколько часов. Чтобы скоротать время, девушки занимались прихорашиванием, а евнухи и дамы вполголоса напоминали им правила представления императору. Кто-то попросил чаю, но в напитках было отказано - чтобы сохранить макияж в целости, а также избежать вынужденной отлучки в уборную в самый ответственный момент.

Наконец, заставив всех вздрогнуть, раздался низкий протяжный рев труб, извещая о приближении Сына Неба. У двух из претенденток подкосились колени - одна повалилась без чувств на пол, другую успели подхватить. Евнухи захлопотали над ними, поднося к лицу смоченные в уксусе ватные шарики.

Остальным было приказано следовать за распорядителем.

Орхидею не покидала мысль, что все происходящее с ней - сон, который она смотрит отрешенно, будто со стороны, не участвуя в действии. Странная прихоть волшебной силы Крокодила… Забирая ее настоящие сны, талисман превращал саму реальность в отстраненное видение. Люди вокруг краснели, бледнели, покрывались испариной или дрожали, падали в обморок, бились в истериках, смеялись или заходились в плаче - всю эту суету Орхидея воспринимала как плохой спектакль, не вызывавший отклика в сердце. Впрочем, и скучно ей не было - Крокодил надежно берег душу. Зато разум, очищенный от шелухи переживаний, становился необычайно ясным, и девушка без труда подмечала недоступные ей раньше мелочи. Так, она поняла, что из двух упавших неженок лишь одна потеряла сознание по-настоящему, другая же лишь притворилась - очевидно, желая избежать дальнейшего отбора.

Орхидея и не заметила, как наряду с шестью другими претендентками оказалась поставлена евнухами в линию посреди огромного зала, украшенного гигантскими вазами. Не успела она осмотреться получше, как прозвучал хлесткий, как удар кнутом, приказ начальника стражи:

- На колени!

Девушки немедленно исполнили его и замерли, чуть наклонившись вперед.

Орхидея осторожно, сквозь ресницы, взглянула перед собой. Не на пол, как полагалось, а много дальше - шагов на двадцать.

Сын Неба понуро восседал на огромном широком троне, отделанном позолотой и обитом желтым шелком. По сторонам вдоль стен со сложенными на животе руками замерли евнухи и придворные дамы. Позади императорского места стояла многочисленная стража, держа ладони на рукоятях мечей. Над их остроконечными шапками, украшенными красной бахромой, виднелся огромный гобелен с вытканным золотыми нитями иероглифом "Долголетие":

Назад Дальше