Неправду рассказывают филиды, что наложила дочь Кормака на Диармайда любовные узы, коих не мог разорвать он. Не было здесь колдовства. Ревность старого Финна всему виной. Нанял он множество убийц, дабы нашли они славного воина и принесли королю его черноволосую голову. Но были у Диармайда друзья – Ойсин, сын Финна, Осгар, сын Ойсина, Конан, сын Лиатлуахра, и Ангус из Бруга на Бойне, мудрый друид и воспитатель Диармайда О’Дуйвне. Помогали они ему, предупреждая об опасности, и нашли свою смерть все посланные Финном убийцы. Непобедим в бою был герой Диармайд, и пали они от его руки.
Но Финн, сын Кумала, продолжал преследовать влюбленных. Он насылал на них чары, стараясь затуманить мысли, и вновь нанимал убийц. Нашелся один воин из Лохланна, носивший Кабаний Шлем, который мог потягаться с Диармайдом во владении оружием. Сошлись они у банн-гульбайнского холма, и убил Диармайд врага. Однако и сам был тяжело ранен. Воина же из Лохланна сопровождал юноша по имени Хаген, который помог раненому Диармайду и привел его друзей. В благодарность за это Диармайд стал воспитателем Хагена.
Когда пришли друзья Диармайда, то увидели его тяжелую рану. И сказал тогда Конан, сын Лиатлуахра:
– Не можешь ты вечно скрываться в лесах, о Диармайд, друг мой. Могуществен Финн, и найдет он способ, как убить тебя. Нужно тебе на время покинуть Ирландию, а мы сделаем так, чтобы все решили, что ты погиб. Грайне же спрячем мы в Бруге на Бойне у Ангуса. Непраздна она и ждет от тебя сына. Будем охранять их, и никто не узнает, где они.
И потекли тогда слезы из глаз прекрасной Грайне. Оплакивала она разлуку с любимым. Излечил мудрый Ангус раны Диармайда, и отправились они с юным Хагеном в Шотландию. Друзья же его наложили чары на труп убийцы, чтобы выглядел он как Диармайд, и отвезли тело Финну. Бросили труп к его ногам, проливая горькие слезы, и сказали: "Добился ты своего, о Финн! Погубила твоя зависть и ревность лучшего из ирландских мужей. Не хотим мы больше служить тебе!"
И удалились они в Бруг на Бойне и стали ждать там возвращения Диармайда. Обещал он Грайне, что вернется через три года, свершив множество подвигов в ее честь.
И прошло с тех пор без малого четыре года. Не вернулся еще Диармайд. Известно лишь, что совершили они с юным Хагеном в стране Скоттов много славных дел и отправились дальше на восток, в страну, что на языке Лохланна зовется Гарды, или Гардарика. Ждет любимого Грайне у Ангуса, что из Бруга на Бойне. Растет их сын, и станет он великим воином. Недалек тот день, когда возьмет он в руки отцовское копье Га-Дарг и отомстит старому Финну за несчастья, которые тот причинил его родителям…
И стояла прекрасная Грайне у окна дворца Рат-Грайнан, что у Ангуса в Бруге на Бойне, а сын ее, Доннхад, играл в саду со своим воспитателем, Конаном, сыном Лиатлуахра. И смотрела прекрасноволосая Грайне на железную рябь моря и ждала. Потому что верила она – возвратится Диармайд. Говорило ей любящее сердце, что жив ее любимый и вернется он со славою. И отомстит старому королю Финну за все обиды…
Не знала Грайне, что близко уже Диармайд и вот-вот покажутся из-за мыса паруса его кораблей. И катила светлая река Бойне свои воды навстречу водам морским. И немало было в тех водах слез прекрасной Грайне…"
Стучат топоры в борге. Строят воины быстрые драккары и вместительные кнорры. Решил Хаген Стурлаугсон покинуть отцовский фьорд, после того как похоронил отца и мать. Позвал с собой людей своих и бондов окрестных позвал. Правда, бонды, те все больше за землю держатся. Немногие захотели переселиться. Но Олав, сын Эгиля, решил идти с хевдингом, и братья Олава, и сыновья их с чадами и домочадцами. Большой род у Олава, тяжело сниматься с насиженных мест. Но хороша земля в Западной Стране, как называют еще Ирландию…
Душно. В надвратной башне полумрак. Хаген, стоя у бойницы, смотрел, как смолят мастеровые пузатое днище нового кнорра. Чтобы перевезти всех людей, да семьи, да скот и добро, надо не меньше десятка таких кораблей. И вот они – почти все готовы… Хаген с отцом большую добычу взяли. Даже после уплаты отступного за ссору с русами осталось столько добра, что Хаген смог нанять мастеровых, за месяц построивших ему полтора десятка кораблей. А своими силами пришлось бы несколько лет… Да дерево пришлось прикупить, чтоб быстрее строили… Свое, выдержанное в корабельных сараях, сгорело при набеге Рагнвальда, будь он проклят.
Богатство многое дать может. Воинов, корабли, славу. Но не в силах богатство вернуть Хагену мать, воскресить отца… Не в силах отвратить черное безумие, если то вновь нахлынет.
В другой раз может не оказаться рядом побратима Александра со своим стрелком. Дала та стрела Хагену лишний миг, чтобы суметь вырваться из объятий Волчьего Духа. Лишь чуть-чуть зацепился за нее ногой Хаген. Чуть замешкался Волк. И этого хватило… Иначе пришлось бы броситься на меч, потому что убил бы Хаген Сигурни, любовь свою. А после такого невмочь жить. И сейчас тяжело, но рядом его золотоволосое счастье. Посвятила Эорвис, мать Хагена, Сигурни в валькирии и умерла… Он чуял, как изнутри поднимается знакомая волна ярости. Хотелось схватить факел и поджечь эту проклятую богами башню. Именно здесь, на этих досках, пролилась кровь Эорвис. И не мог здесь больше жить Хаген. Но и бросить своих людей не мог.
Тогда Диармайд, видя, как мечется по боргу, словно по клетке, молодой хевдинг, сказал:
– Почему бы тебе, Хаген, не отправиться в Ирландию вместе со мной? Построишь себе новый борг на земле, что издревле принадлежит моим предкам. Разве я не твой воспитатель? А это то же, что и отец. Значит, и земля твоя, раз ты сын мне. И воинам твоим дело найдется, когда соберу я войско, чтобы мстить Финну, сыну Кумала!
Хаген посмотрел на ненавистные стены и понял, что не будет ему в них покоя. И станет он искать утешения в битвах, а Сигурни – ждать его из походов. Но однажды не вернется он… Что тогда будет с ней? Или вернется, а здесь – дым и копоть! И кровь, вперемешку с пеплом.
Нет больше веры этому месту. Утеряло оно способность хранить и оберегать. Значит, надо искать другое…
И Хаген решил вопросить Руны.
Первой выпала "Перт", руна Смерти. И выпала она перевернутой. Значило это, что причина происходящего кроется в чьей-то смерти и насилии. И что все беды – это расплата за содеянное зло. Да, Хаген и его отец убили многих…
Второй выпала "Наутиз", руна Нужды. И значило это, что должен Хаген принять происходящее как искупление и набраться мужества, чтобы "пересечь бездну под парусом терпения".
И третьей выпала "Сиг", руна Солнца. Она гласила, что помогут Хагену справиться с Нуждой Теплота и Любовь. Что должен он хранить внутренний свет сердца, и тогда Силы будут с ним, и успех придет непременно.
Четвертой пришла "Райдо", руна Движения и Путешествий. И сказала она, что необходимо Хагену отправиться в путь.
Последней же выпала "Феу", руна Плодородия и Богатства, предвещая в конце пути благополучие и процветание.
Хаген взвесил в руке холодные камушки. Потом ссыпал их обратно в мешочек и сказал Диармайду:
– Не будет мне покоя в этой земле. Все здесь напоминает об утрате… Я пойду с тобой, Диармайд.
И черноволосый вальх улыбнулся так, как это умел только он, и сжал пальцами сильное плечо воспитанника. Теперь у Диармайда два сына, и старшим можно гордиться.
Глава 2
Який спить – таке i снитця
"…Никогда не пей эту гадость, иначе привыкнешь и жизнь твоя не будет стоить и ломаного цента!"
Из фильма "Человек с бульвара Капуцинов"
Сашка проснулся среди ночи. Его выбросило из сна резким рывком. Чувство опасности оказалось таким острым, что Савинов, еще не сознавая происходящего, скатился с ложа на убитый ногами земляной пол. Меч, висевший на столбе рядом с ложем, непонятным образом очутился в руке. В первый миг Сашке показалось, что он успел разглядеть нависший над собой темный силуэт. Нет, почудилось… Но все же что-то было не так. Темнота вокруг шевелилась, текла сумрачно мерцающими нитями и сгустками, клубилась и шелестела. Шорохи слышались со всех сторон, словно легионы мышей шли в наступление. Савинов помнил, что на поляне ночью, когда они с Хагеном ходили выручать Сигурни от хазар, тоже происходило нечто похожее. Тьма казалась не просто отсутствием света, а чем-то материальным. И живущим своей, враждебной и зловещей жизнью. Даже обладающим собственной волей… Но тогда было не до темноты. Зато теперь…
Сашка чувствовал, как волоски на коже встают дыбом. По спине пронеслась волна ледяного холода. Шорохи, шелест, скрип. Чудилось, что все предметы в дружинном доме, которые мог в темноте различить глаз, пришли в движение. Их очертания плыли, принимая вовсе уж фантастические формы. Дыхание спящих людей звучало змеиным шипением. Собачий брех, доносившийся снаружи, казался криком охотящегося чудовища. И даже стук собственного сердца – как мерный шаг наступающих полков!
Вдруг над соседним ложем поднялась черная тень, увенчанная изогнутым рогом! Сашка подпрыгнул от неожиданности и заорал. Точнее, хотел заорать, но горло словно сжал кто-то. И связки издали только простуженный хрип…
– Помстилось что? – Тень с рогом уселась на ложе. – После грибов бывает…
– Какого хрена? – Савинов вдруг узнал Ольбарда. Шорохи, словно испугавшись человеческой речи, тут же улетучились. Все сразу стало на свои места, и тьма обернулась темнотой. Ночью то есть… "Вот ведь!.. Это ж князь… И у него чуб, а не рог… С ума я сошел, что ли?"
– Ты меч-то опусти. – Ольбард сел на ложе. В ухе тускло блеснула серьга. – А то не ровен час заденешь кого!
Сашка сообразил, что совершенно гол и сидит на корточках, рядом со своим ложем, выставив вперед изогнутый луч клинка. И что его этак потряхивает. Без лязга зубов, но все же ощутимо. А пол холодный, и босые пятки уже замерзли. Савинов сделал над собой усилие и опустил меч.
– Прости, княже, и вправду помстилось… Тьма… Она… Будто живая…
– Живая и есть. – Ольбард почесал голый бок. – Я ж говорю, после грибов бывает…
Сашка поднялся, убрал меч в ножны и плюхнулся на постель. Спать расхотелось совершенно. Он скосил глаза в сторону и увидел, что князь все еще сидит и разглядывает его, словно хочет удостовериться, отпустило ли больную головушку. Подумав малость, Сашка снова сел.
– А что, княже, все так скачут после этих грибов? И ты? – Савинов скорее угадал, чем увидел, что князь улыбнулся.
– Нет, я не скачу. Мне это питье без надобности… Хотя, когда Ререх учил меня воинской науке, пить пришлось… Один раз.
– И что? – Сашка аж подобрался, приготовившись выслушать целую историю. Но князь сказал только:
– Очнулся в речке. Ререх сунул меня туда, чтобы охолонул. Холодная вода, она дурман хорошо уносит…
Сашка вспомнил речку, в которой полоскался после битвы с весинами, смывая угар "медвежьего" безумия. И вода тогда была словно ртуть, густая и медленная.
– Да, я помню, – согласился он. – С тех пор как берсерком побыл, помню. И не забуду, это точно.
– Нет, Александр, – Ольбард покачал головой, – не был ты берсерком…
– Это как?.. – Сашка оторопело уставился на князя.
– А вот так. Потому что нет бывших берсерков. Бывают те, кто укротил своего зверя, взял за ноздри! Но и тогда все может случиться, потому что и собака иной раз кидается на хозяина. Вот хоть на Хагена посмотри…
Савинов промолчал, задумчиво скребя бритую голову. "Перспектива, надо сказать, печальная. Ведь всю жизнь придется самому над собой на стреме стоять! И чуть что – тащить за уши… Хаген вот сам меня учил, как с Духом Зверя бороться… и побеждать. Знает, умеет, но ведь не уберегся. Поймался на сильной эмоции…" А заруби тогда Хаген Сигурни – жить бы не стал.
"Ну ты и дурак, Сашка, – сказал он сам себе, – кто же о таких вещах думает? Сплюнь!"
Он представил себя на месте друга. И что Сигурни – это Яринка… Его снова затрясло. "Да я же просто бомба с часовым механизмом! Я же опасен! Тоже дурень, думал все позади… А на тебе хрен! Выкуси!.." Он зло сжал зубы, пальцы впились в меховое одеяло. "Бедная ты моя радость, Ярина, свет Богдановна! Угораздило тебя замуж за урода выйти…" И тут Сашка вспомнил, что ему снилось…
Яринка и снилась. Сон был какой-то сумбурный. Все в нем менялось внезапными рывками… Сначала крутилось что-то на военную тему. Самолеты, танки, гаубичная батарея, ведущая огонь… Шла в атаку наша пехота, и тускло блестели на солнце примкнутые штыки. А пулемет все бил и бил с сопки, и атака захлебнулась… А он, Сашка, почему-то лежал в цепи вместе с пехотой, и рука сжимала цевье карабина. Пули с мерзким посвистом взбивали фонтанчики пыли у самого лица. Голову было не поднять… Потом из кустов с ревом выползла "тридцатьчетверка", развернулась, чадя сизым солярным дымом. Хобот пушки пошевелился, примериваясь, и плюнул огнем. На сопке жахнуло, ухнуло, и в воздух взлетели какие-то клочья. Пулемет заткнулся. Впереди тут же заорал ротный. В атаку, мол… Все поднялись и побежали. А Сашка почему-то никак не мог отклеиться от земли. Наверное, потому, что последняя пулеметная очередь прошлась прямо по нему… Были в этом сне еще всякие выверты, вроде отсека подводной лодки, в котором тускло горела "аварийка" и соленая ледяная вода стояла по грудь. И надо выходить через торпедный аппарат… Еще – ясный солнечный день, аэродром. И он сам на УТИ-16 выруливал на взлет, а в передней кабине сидела Яринка, оборачивалась к нему, улыбалась и махала рукой. И летный шлем ей был необычайно к лицу… А потом сразу они оказались уже в Белоозере, и Ярина, смеясь, протягивала Сашке расписную деревянную ложку. На девушке было богатое платье с вышивкой и свободными, широкими рукавами. На высокой груди лежало ожерелье, на голове надета смешная двурогая кика – убор замужней женщины. Савинов сидел за столом, а перед ним стоял большой горшок с кашей вперемешку с ломтиками куриного мяса. И пахло так, что просто хоть язык глотай… Сашка вместо языка стал заглатывать кашу, быстро орудуя ложкой, а Ярина присела напротив и смотрела, как он ест. А потом сказала:
– Возвращайся поскорее! Мне грустно без тебя…
Сашка удивленно поднял на нее глаза и хотел сказать: "Я же здесь" – и тут вспомнил, что это сон. Тогда он бросил ложку и накрыл маленькую ручку Ярины своей ладонью. И почудилось ему – и вправду коснулся!
– Я вернусь! Обязательно, ты только не печалься… Ведь мы всегда вместе, где бы ни находились… А еще – я люблю тебя больше жизни. И значит, ничто меня не остановит. Я вернусь!..
Она печально улыбнулась: "Я знаю…" Сашка потянулся через стол, чтобы поцеловать ее… и проснулся.
Сашка посидел еще немного на ложе и встал. Натянул портки и сапожки, накинул рубаху и стал пробираться к выходу. Настроение, как ни странно, поправилось. Он шел по проходу, слушал дыхание спящих и думал: "Не-ет! Черта с два я позволю своему "мишутке" причинить зло Ярине! Удушу, порву пополам, – тоже мне Дух Медведя! Да хоть мамонта! Плевать я хотел… Значит, буду стоять у себя над душой и следить. Если Хаген не смог удержаться, еще не значит, что и я не смогу…"
Он вглядывался в спящих, проверяя на всякий случай, не шевельнется ли еще какой "рогатый". Не расцветают ли у кого на ушах розовые кусты… Однако галлюцинации и миражи куда-то попрятались, мышиные легионы отступили, и все было путем. "Вот и хорошо. Вот и ладно… Не надо мне таких приключений. Мне другие нужны. Например, ковш с водицей и свежий воздух…"
– Малыши-карандаши, – тихонько пропел Сашка, отворяя дверь, – лопали грибочки, чтоб у папеньки на брюхе расцвели цветочки! А мухоморы кислые – на носу повислые!
Снаружи занимался рассвет…
Глава 3
Исход
Солнце свирепое, солнце грозящее,
Бога, в пространствах идущего,
Лицо сумасшедшее,
Солнце, сожги настоящее
Во имя грядущего,
Но помилуй прошедшее!
Николай Гумилев
Решено было, что бонды на новое место перебираться по осени станут. После сбора урожая. Олав сказал: не бросать же будущий урожай! Вот по осени соберем и придем. Хаген пообещал прислать к тому времени два драккара. Для охраны. А Олав отпустил с ним двух сыновей с семьями, чтобы отстраивались пока. Рабочих рук у него и здесь хватит. Еще Хаген решил оставить в борге одну полусотню. Так, на всякий случай. И три кнорра для Олава. Трех должно хватить. Часть скотины и пожиток отвезут сейчас сыновья, остальное – потом.
Корабли, изрядно нагруженные, стояли у пристани. На них по широким сходням сводили коров и лошадей. Люди сновали туда-сюда, между боргом и кораблями, несли кули, свертки и мешки. Против переселения никто не возражал. Конечно, бросать обжитое место не хотелось, однако набег халогаландцев враз перевернул налаженную жизнь. И стены борга больше не казались надежной защитой. Хаген понимал, что крепость вряд ли долго станет пустовать. Он уже послал известие своим родичам в Стейнхьер. Скоро здесь появятся новые хозяева. Место удобное, земля родит хорошо. Заселят…
Почему-то его совершенно не волновало, что ждет впереди. Не то чтобы Хаген успокоился, увидев ответы Рун на свои вопросы. Он знал, что Руны не предсказывают будущего. Они дают совет и говорят о том, что будет, если совет выполнить. Выполнил – получи желаемое. Не выполнил – ничего не получишь. Силы не работают за человека и поле за него пахать не станут. Хочешь удачи – пролей пот, а то и кровь. Заслужи!
Он стоял и смотрел на свой фьорд, который не был уже родным. На стены борга и зеленеющие поля, на лес за полями, карабкающийся на холмы. Смотрел на встающие позади леса, окутанные туманной дымкой горы. На пик Оссколтен, вздымающий снеговой шлем к самому небу, и на реку, впадающую в воды фьорда. Все, что он видел, оставалось в прошлом. Прошлое – Урхр. И только корабли, полные людей, только палуба под ногами и ветер, что тихонько поет в снастях, – все это Сейчас. А из Сейчас – Вертханди – начинается Будущее – Скульд. Три имени Норн, богинь Судьбы, прядущих свою вечную пряжу, всегда сходятся для человека в едином миге. И только этот миг и живет человек на самом-то деле… "Здесь и сейчас, Хаген, здесь и сейчас!" Он отвернулся от борга и подал знак Даину: "Отплываем!"