- Ты меня слышишь, туземка? - тряхнул ее за плечо Середин. - Я жениться ни на ком не собираюсь. Не вздумай ничего Даромиле говорить!
- Значит, на ней всё-таки?
- Тьфу, - сплюнул ведун. - На колу висит мочало… А ну, клянись Велесом, что не скажешь ей ничего! Клянись немедля!
- Хорошо, не скажу, - вроде бы стали наконец доходить до разума туземки его слова. - А как ты меня кликал-то всё время, боярин?
- Никак, - отпустил ее плечо ведун.
- Обознался ты. Желаной я наречена.
- Ничего никому не говори, Желана, - еще раз напомнил Олег. - Я жениться не собираюсь. Скорее наоборот, понятно?
- Угу… Где же она прячется? Опять, что ль, плачет? - Девушка задумчиво потерла подбородок, а потом двинулась к небольшому сарайчику за домом.
Ведун же, с облегчением вздохнув, подался в другую сторону - к воротам и на улицу. Свежим воздухом подышать, осмотреться.
Сперва он из любопытства прошелся вдоль вала, поднялся наверх. Прочный тын из бревен в половину обхвата толщиной поднимался на высоту в полтора роста, примерно на высоте пояса находился узкий помост в три жерди. Внизу между многими кольями имелись щели в три пальца шириной - аккурат, чтобы стрелу пустить или пику просунуть; с интервалом в два-три метра стену подпирали бревна толщиной уже в обхват.
Дабы не вызывать лишних подозрений, долго разглядывать укрепления ведун не стал. Глянул сверху, где в деревне имеется просвет, сбежал с вала и двинулся туда.
На краю площади стоял идол Макоши - щекастой женщины в старательно, со всеми складочками, вырезанном платке, из-под которого выглядывала толстая коса. Перед идолом слабым дымком курилась кучка каких-то благовоний. Хотя, возможно, это были остатки жертвенного костра. Справа и слева от богини, покровительницы богатства, тянулись дощатые прилавки. Все, как и предупреждала Желана, пустые. Половодье, ледоход, заторы-зажоры. Ладьи не плавают, проезжие не показываются. С кем торговать? А свои, коли что понадобится, и так знают, на какой двор за чем идти.
В этот миг до Середина донесся мерный звон молота, и ведун, встрепенувшись, пошел на звук.
Для кузнеца, известное дело, сезонов нет. Хоть с града, хоть зима, а работа завсегда найдется. Стучать в темные, подгнившие снизу, ворота Середин не стал - кто же его в таком звоне услышит? Толкнул створку, шагнул во двор, кивнул кормящей кур женщине и сразу повернул вправо, к кузне, что стояла в конце огорода, подальше от прочих строений.
Сбыслав в толстых кожаных штанах, замаслившихся от долгой носки, и в кожаном фартуке как раз отбросил на землю ручник, прихватил подкову клещами и кинул в горн. Взялся за рукоять меха.
- Неужто не готова еще?
- Дыры под гвозди надобно пробить, - покосился на него кузнец. - А, это ты, чужак. Никак обратно в Сураву собрался?
- Куда там обратно, - отмахнулся Олег. - Вода, вон, поднимается только. Спадать и не думает.
- Дык, на лодке, - пожал плечами Сбыслав и ухватил другую заготовку, раскрасневшуюся до ярко-алого оттенка.
- Помочь? - предложил Олег.
- Сам управлюсь.
- Да я денег не спрошу. Так, от нечего делать подсоблю. Бери пробойник.
Олег перехватил у хозяина клещи, сдвинул заготовку к отверстию на наковальне. Не заставив себя уговаривать лишний раз, Сбыслав ухватил заточенный стержень, ручник и, быстро переставляя пробойник, шестью сильными ударами пробил шесть отверстий.
- Куда?
- В вошву кидай, пусть подкалится.
Вода в деревянном корыте зашипела, забурлила, по поверхности поплыла окалина и белая зола. Середин развернулся к горну, поворошил клещами угли, нашел еще одну красную подкову, перекинул на наковальню. Вместе они закончили работу всего за несколько минут. Сбыслав снял фартук, присел на брошенное возле входа бревно, поднял с земли большую крынку, молча протянул гостю. Олег присел рядом, отпил несколько глотков чуть терпковатого пива, крякнул, вернул кузнецу. Тот тоже сделал несколько глотков, поставил на землю, отер бороду:
- Ну, и как тебе? Я для него бражку поперва с рябиной настаиваю, а уж потом перевариваю, да хмель кладу.
- Непривычно. Но нравится, - кивнул Середин и за похвалу получил еще несколько глотков.
- Чего же пришел, коли назад не собираешься, чужак? Видать, нужда в чем появилась?
- Да вот, спросить хотел. У вас в Чернаве украшения какие женские купить можно?
- Какие-никакие - всякие, - усмехнулся кузнец. - Проще сказывай, чего именно ищешь?
- Сам не знаю, - пожал плечами ведун. - Подарок хотел девице сделать. Не очень дорогой, но чтобы память добрая осталась.
- От оно как… - для лучшего мышления Сбыслав хлебнул еще изрядно пива. - Ну, платков, сам понимаешь, у меня нет. Ан колец пара лежит. Балуюсь иногда с желтым металлом, коли работы мало. Дочка, чай растет. Скоро красоты захочется. На, допивай. Сейчас принесу.
Олег от угощения отказываться не стал, а ухватил крынку за широкое горлышко и привалился спиной к стене. К тому времени, когда глиняная емкость опустела, как раз вернулся хозяин, протянул ведуну небольшой сверток, сам вошел в кузню, чем-то там загремел. Середин развернул тряпицу и восхищенно цокнул языком: это были крупные височные кольца из желтой меди со спиральным рисунком из серебра и небольшим отверстием посередине, в котором покачивались жемчужинки. Похоже, с речным жемчугом в здешних местах проблем не было - пихали его куда только можно.
- Великолепно! - не стал скрывать впечатления ведун. - Я такой красоты даже на Новгородском торгу не встречал.
- Да? - высунул голову из-под полога Сбыслав. - Я чеканку мыслил лаком покрыть али эмалью, да зелья нигде узнать не смог. Оттого и решил серебро вбить.
- Блеск! Так оно даже лучше получилось. Жаль, тебе они самому, наверное, нужны.
- Моей малой еще десяти весен нет, - засмеялся кузнец. - Я ей еще не одни смастерить успею. Куда краше этих будут. В Рязани буду, еще раз тайну лака ювелирного вызнать попробую.
- Не пробуй, - покачал головой Середин, сворачивая тряпицу с кольцами. - Сколько хочешь за товар свой изящный?
- Согласись, сорок белок будет совсем не много.
- У меня нет беличьих шкурок.
- Тогда девять кун.
- И куниц нету. Я же не промысловик, чай сказывал
- Чем де тогда платить хочешь?
- Серебром, Сбыслав. Думаю, ты не считаешь, что серебро хуже мехов?
Кузнец скользнул беглым взглядом по пальцам гостя, и ведун улыбнулся уголками губ. Большинство обитателей этого мира больше привыкли считать деньгами не содержимое кошелька, а то, что человек носил на себе. Заплатить за покупки кольцом, перстнем, шейной гривной, монетой с монисто или серебряной пластиной с собственного боевого пояса, золотой пуговицей, пряжкой, наконечником шнурка считалось в порядке вещей. Оттого-то и ходили многие разукрашенными, как попугаи, коли казна позволяла. Не красоты ради - а для демонстрации платежеспособности. Ну, и приобрести если чего захочется - капитал всегда при себе. Точнее - на себе. У Олега же сохранились старые привычки: он сунул руку в карман косухи, достал вышитый кисет и подбросил его в ладони, позволив монетам негромко, но весомо звякнуть.
- Персидское?
- Новгородское. Чешуя.
- Ну, - прикинул кузнец, - две чешуйки в чеканку я точно вбил. И металла еще на две потратил. Жемчужины по чешуе, не меньше стоят. Стало быть, шесть…
- Шесть так шесть… - Поскольку работу Сбыслав почему-то включать в счет не стал, Олег решил не торговаться, развязал кисет и отсчитал монетки. - Спасибо тебе, мастер. Золотые у тебя руки.
Ведун вернулся на двор к шорнику, закрылся в бане и запалил печь. Коли делать нечего - так хоть на огонь полюбоваться…
Перед самыми сумерками Даромила принесла большую глиняную миску со щами, большой ломоть хлеба, поставила на лавку кувшин:
- Батюшка пива свежего сварил. Коли сговорится со сватами-то, пивом заливать надобно. После пива уговор уж не рвут. Ты попробуй. К сватам ведь за стол не пустят.
- Спасибо, хозяюшка. Балуешь…
Олег перевернул одну из шаек, сел перед лавкой, на которой был устроен простенький стол, вынул из чехла ложку. Покосился на девушку. Та почему-то не уходила - слонялась по бане и заглядывала в углы, словно видела их в первый раз.
- Жарко тут у тебя, боярин.
- Так ведь волхв сказывал, лихоманка жара боится. Вот и стараюсь.
- Ох, жарко… - присела на нижнем полке девушка, уронила на пол мягкие черевики и заболтала ногами. - Прямо дышать нечем.
- Приходится терпеть. - Середин отвернулся к щам и принялся за еду.
- Как же ты живешь так, боярин? Без жены, без дома, без земли.
- Живу, - пожал плечами Олег. - Оно ведь, с другой стороны, и спокойнее. Коли нет ничего за душой, то оно и бояться нечего. Потому как нечего терять. Коли в сечу иду - не боюсь, как жена без меня жить станет, на кого хозяйство останется, кто на землю позарится. Я и сабля - и нет для меня в бою иных дум. Очень, кстати, полезное состояние.
- Но как же без супруги-то?.. - не поняла она. - Кому семя свое отдашь, кто детей тебе родит, кто род твой на земле оставит?
- Ну, я же не говорил, что моя жизнь идеальна… - усмехнулся ведун.
- Коли детей нет, зачем живешь? Для кого голову кладешь, как дедам в очи смотришь?
- Не смотрю, - повернулся к ней Олег. - Я же говорил: нет у меня за спиной ничего. Ни детей, ни родителей. Один я.
- Бедный ты мой, - покачала головой девушка. - Сирота.
Ведун вздохнул. Изливать свою душу случайной знакомой он не имел ни малейшего желания. Объяснять, как оказался в этом мире - тем более. Между тем, Даромила явно ждала ответа.
"Интересно, чего это она сегодня такая обходительная да заботливая? - подумал он и тут же сам и ответил: - Желана… Ну, как баба может при себе хоть что удержать! Конечно же, упредила подругу, что от гостя сюрприза ждать нужно…"
- Да, хотел перед отъездом, но чего тянуть? - буркнул он себе под нос и достал сверток. - Возьми, Даромила. Это тебе. Красивая ты девушка, и добрая. Вот и решил подарок от себя оставить.
Она приняла сверчок, неуверенно посмотрела на Олега, на подарок. Потом осторожно отвернула край и ахнула:
- Какая красота!!!
Девушка вскинула кольца к вискам, но тут же спохватилась, шагнула к гостю, крепко его поцеловала, опять подхватила украшения, метнулась в одну сторону, в другую, попыталась заглянуть в котел - ничего, естественно, не разглядела, выскочила наружу. Олег притворил за ней дверь, отпил из кувшина пивка, кинул на лавку косуху, штаны и забрался наверх. Поставив пиво на расстоянии вытянутой руки, он распростерся на мягкой шкуре, глядя на близкий прокопченный потолок.
Да, простые нравы в этом мире, простые и понятные. Дети, дом, семья. Семя свое оставить - вот она, настоящая цель жизни. Главный след мужчины на земле - это род свой. А всякие высшие идеи: наука, философия, литература, слава ратная… Кому она, и вправду, нужна, если детей нет, что все это унаследуют?
- Боярин! - постучали в дверь.
Олег промолчал, и девушка постучала громче:
- Боярин, дай миску забрать.
Середин спрыгнул с полка, подошел ближе, отпихнул ногой подпирающее дверь полено. Улыбающаяся Даромила скользнула мимо, подобрала пустую посудину, смахнула на пол крошки, повернулась:
- Ну, пошла я, боярин. Спокойно тебе в тепле почивать.
Олег посмотрел в ее совершенно черные в сумерках, бездонные глаза, шагнул ближе, обнял и крепко впился ртом в мягкие горячие губы.
* * *
- Ей, боярин, не беспокою? Пироги снедать станешь?
Олег вздрогнул. Похлопал рукой рядом с собой: никого. Он протянул руку еще дальше, нащупал кувшин, вылил остатки хмельного угощения в рот и тряхнул головой:
- Забористую тут бражку варят, однако. Причудилось, что ли?
- Нешто спишь, боярин?
Середин сел на полке, прикрыв низ живота шкурой, глянул на дверь:
- Так открыто же! Заходи.
В баню вплыла Даромила, неся на деревянном подносе пару расстегаев и несколько мелких пряженцев, поставила на лавку, крутанулась, подхватила пустой кувшин:
- Сыта опосля принесу, пока рукоделья моего отпробуй.
- Сегодня, что ли, пекла? - удивился ведун.
- А когда же? Пробуй, горячие еще!
"Стало быть, и вправду причудилось, - понял Середин, наблюдая за девушкой. - Когда бы она всё успела, если бы ночь тут провела?"
Даромила выглядела совсем как накануне вечером: платок на волосах, старый выцветший сарафан, но… Что-то в ней изменилось. Теперь она словно вся светилась изнутри, и порхала легко, как по воздуху.
- Вставай, боярин! Всё лето проспишь! - Она выскочила наружу.
Олег поднялся, сунул палец в котел на печи, потом зачерпнул оттуда шайкой воды и вылил себе на голову. Удобно это всё же порой - в бане пожить. Наклонился к пирогам, выбрал румяный пряженец, сунул в рот. Он оказался с жареной капустой и яйцом, чуть недосоленный, но всё равно удивительно вкусный.
- Вы поднялись? - заглянула внутрь Даромила. - Или только ты, боярин?
"Не приснилось…" - сообразил ведун.
Девушка поставила на лавку снова наполненный кувшин - только пахнущий уже не хмелем, а медом, - пальцами пробежалась, как по флейте, по мужскому Олегову достоинству. Оно немедленно откликнулось, а Даромила, чуть прикусив ведуну ухо, шепнула:
- Давай скорее, а то батюшка чего подумает. Мне еще скотину надобно напоить.
К ночи Середин уже в точности знал сельский трудовой распорядок. Скотину напоить, корму задать - четверть часа перерыв. Птицу накормить, воды в кадки от колодца натаскать, чтобы грелась, бурду для поросят запарить - еще перерыв. Потом гостя обедом попотчевать - тут уже полчаса времени выкраивается. Опять вода, дойка коровы и трех коз, чистка хлева - перерыв. Затопить печь в доме, кашу протомить, корм скотине запарить, золу развести, дабы тряпье завтра постирать - опять передышка. Потом дело к вечеру подходит, а стало быть - Олегу ужин нести пора. И торопиться в темноте уже некуда…
Проваливаясь в спасительный сон, Середин уже не знал, кто за этот день устал сильнее: Даромила - на работе, или он - не вылезая из-под шкуры.
Новое утро началось непривычно - с ласкового прикосновения сухих мягких губ к глазам, потом к кончику носа, к губам.
- Даромила… - пробормотал Олег, возвращаясь к реальности, попытался поймать ее за руку, но девушка отстранилась:
- Смотри, как красиво…
Ведун открыл глаза: Даромила в расшитом праздничном сарафане крутанулась вокруг своей оси. Под краями кокошника на ее височных кольцах блеснули ярким светом серебряные спирали, окаймляя чуть розоватые жемчужины.
- Класс! - вскинул большой палец Олег. Значения этого слова и жеста девушка знать не могла - но поняла, что ее хвалят, зарделась, подбежала, поцеловала гостя в губы и выскочила из бани. Середин усмехнулся: приятно всё-таки доставлять людям удовольствие! Поднялся, выпил принесенного чуть сладковатого сыта, пироги трогать не стал - не чувствовал пока голода.
Учитывая праздничные ожидания деревенских, Олег надел синюю шелковую рубаху, что была куплена в Белоозере уже так давно - и не вспомнить, опоясался саблей, собрав лишнюю ткань рубахи на спине в одну складку. После небольшого раздумья накинул на плечи не престижный, по местным меркам, бобровый налатник, а изрядно потертую косуху - неудобно всё-таки без карманов обходиться. В правом, как всегда, лежал тяжелый серебряный кистень с выведенной наверх петлей, в левом - кисет с оставшейся новгородской "чешуей". Пригладив волосы, ведун вышел во двор, где опять собралось изрядно соседей, присел на чурбачок на солнышке. И почти сразу услышал шепоток:
- Идут! Идут…
Середин встал, подобрался поближе. Любопытство, как говорится, не порок - особенно если делать ну совершенно нечего! За оградой показались неспешно топающие вдоль вала сваты, которые, словно преданные телохранители, окружали жениха. У ворот они остановились, поклонились па все четыре стороны, шагнули во двор и… И ведун ощутил, как примотанный к запястью крест отозвался на их приближение теплом.
- Может, заговоры какие охранные используют? - пробормотал он себе под нос, но поверить в подобное предположение не мог. Ведь сваты приехали уже в третий раз - и до сего освященный крестик никакой магии в гостях не отмечал. - Электрическая сила, что же это происходит?
- Здравствуй, хозяин, и пребудут долгими года твоей жизни, да наполнятся до краев твои амбары, и да будет твое пиво пенным, а стада - тучными, - поклонился один из сватов. - Прибыли мы на твой двор, дабы получить товар дорогой, товар сладкий, товар редкостный, да отвести к хранилищу прочному, в коем отныне он от чужих глаз храниться станет…
Слова были обычные - уважительные, витиеватые, как и полагалось для торжественного случая, доброжелательные. Вот только чересчур витиеватые для сватов, что прежде вели себя не так… старательно. И крест - крест пульсировал на запястье жаром, чуть не крича: "Здесь появилось нехристианское колдовство!".
- Ох, и высмеют меня, как последнего идиота… - пробормотал Середин.
Отступив назад, он за спинами наблюдающих за встречей деревенских быстрым шагом прошел к навесу, к своим вещам, подобрал щит, кинул его за спину. Петлю кистеня выпустил из кармана наружу, развязал узел кисета.
- Ох, не в свое ведь дело опять лезу…
У крыльца Севар уже ответил сватам столь же витиеватым приветствием, вывел за руку дочь, голову которой покрывал тонкий, почти прозрачный льняной платок, а плечи - подбитая лисой шуба. Сам шорник ради такого случая нарядился в высокую горлатную шапку и слегка потертый малиновый зипун с шелковыми шнурами. Как же иначе - впервые в дом к будущим родственникам собирается! И свое достоинство уронить нельзя, и невесту надобно лицом показать.
Ведун прокрался к воротам, приблизился к сватам, чувствуя, как крест наливается нестерпимым жаром, и громко спросил:
- А я могу жениху от себя подарок дорогой сделать?
- Подарок? - развернулись к нему не ожидавшие такого вопроса гости, и Олег, воспользовавшись кратким замешательством, схватил жениха за руку, повернул ее ладонью вверх и спешно прихлопнул своей.
- В-в-ва-а-а-а-у-у-у! - сорвался на звериный вопль гость, рванул конечность к себе. В воздухе пахнуло паленым, на землю упали две серебряные монетки.
- Что же ты драгоценный металл так не уважаешь? - усмехнулся Середин и перекинул щит из-за спины в руку.
- А-а-а! - Распахнув пасть с длинными клыками, жених ринулся вперед, но Олег, готовый к такому раскладу, рванул саблю из ножен лезвием вверх.
Стремительный клинок, молнией блеснув в воздухе, срубил ему кисть чуть выше запястья и макушку черепа. Ведун отскочил, покосившись на землю, и с облегчением перевел дух: никакой крови вокруг обрубка не растекалось. Значит - нежить!
- У-у-у! - кинулись к Олегу сваты справа и слева.
Навстречу одному Середин выставил щит, другого располосовал сталью, тут же упал на колено, рубанул саблей под нижним краем щита, снося чьи-то ноги. Нежить - она нежить и есть, убить ее почти невозможно. Но вот на кусочки раскромсать - запросто. Пусть все эти ступни, голени, руки, головы продолжают шевелиться, ползать, пытаются укусить толкнуть или щипнуть - но лучше сотня маленьких огрызков, чем один большой дракон.