Когтистая лапа сомкнулась вокруг моей талии, сильно сжала и подняла к сверкающим челюстям. И я услышал смех, громкий человеческий смех, потом меня сильно тряхнули - как будто собака, держащая в зубах птицу, мотнула головой - и меня поглотило спасительное забытье, унеся в королевство сновидений.
Потом я услышал шум - как будто жужжал рой ос, - который постепенно прекратился. Запели птицы. Я открыл глаза. Вокруг меня кружились и двигались тени, медленно превращаясь в звезды, облака и… человеческое лицо.
Тело окоченело, везде, за исключение шеи, в которую как будто вонзили тысячи иголок. Петля все еще была на месте, но свободный конец перерезанной веревки лежал рядом со мной, на холодной земле.
Я сел, медленно и осторожно. Костер ярко горел. Воздух пах золой и кровью. И животным. Я повернулся и увидел Гарри Китона.
Я попытался заговорить, но губы не слушались. Глаза слезились; Китон протянул руку и коснулся моей. Он подполз ко мне, на боку, опираясь на локоть. Из его плеча торчало обломанное древко стрелы, поднимаясь и опускаясь вместе с каждым тяжелым вздохом.
- Они забрали ее, - сказал он, тряхнув головой. Я кивнул, насколько сумел. - Я ничего не мог поделать, - печально сказал Китон.
Я указал на обрезанную веревку и издал хриплый звук, спрашивая, что произошло.
- Зверь, - ответил летчик. - Похожий на вепря. Он взял тебя в руки и поднял. Потряс. Бог мой, ну и тварь. Наверно он думал, что ты мертв. Он обнюхал тебя, и отпустил. И ты опять повис. Я перерезал веревку твоим мечом. И думал, что опоздал.
Я опять попытался заговорить, безрезультатно.
- Это они оставили, - сказал Китон и поднял серебряный лист дуба. Наверно Кристиан выбросил его. Я протянул руку и коснулся холодного металла.
Так мы лежали, в темнеющем саду, глядя на блестящие потоки искр, поднимавшиеся к небу от тлеющих деревьев. В свете огня лицо Китона казалось призрачно белым. Каким-то образом мы выжили, и ближе к рассвету забрались в дом, двое горемычных раненых людей, дрожащих и трясущихся.
И тогда я горько заплакал, о Гуивеннет, о всем том, что я любил, о всех тех, кого я любил. Китон молчал, стиснув зубы и прижав правую руку к ране, как если бы он пытался остановить кровь.
Мы были парой потерпевших поражение воинов.
Но мы пережили этот день; набравшись сил, я дошел до поместья и вызвал помощь для раненого летчика.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
Сердце Леса
Внутрь
Из дневника отца, декабрь, 1941 год:
Написал Уинн-Джонсу, требуя, чтобы он вернулся в Лодж. Около пяти недель я путешествовал по более глубокому лесу; дома же прошло не больше двух. Я не почувствовал временного сдвига; в лесу зима такая же мягкая - хотя и упорная - как и дома. Нет сомнения, что эффект - по-моему похожий на физическую "относительность" - будет более заметен, при путешествии в самое сердце леса.
Я обнаружил четвертую дорогу в самую глубь леса, проходящую за пределами внешних защитных зон, но там чувство дезориентации очень сильно. Более банальную дорогу трудно себе представить; это речка, которую С и К называют "говорливый ручей". После двух дней пути внутрь этот крошечный ручеек превращается в настоящую реку; не могу себе представить, откуда берется вода! Каким образом в некоторой точке она становится такой полноводной, никак не меньше Темзы?
Дорога ведет за Святилище Лошади, за Каменный водопад и даже за район руин. Я встретил шамига. Они из раннего бронзового века, возможно две тысячи лет до нашей эры. Они очень любят мифы и легенды. Их так называемая "жизнеголос" - юная девушка, выкрашенная в зеленое - обладает отчетливыми медиумными способностями. Они и сами по себе легендарный народ, вечные стражники речных бродов. От них я узнал природу внутренней страны; они говорят, что для путешествия туда надо выйти из района руин и "большой расселины". И еще они рассказали о большом огне, который отделяет первобытный лес от сердца.
Мое истощение дошло до предела, ужасная трудность! Мне пришлось вернуться в Оак Лодж, потому что путешествие забрало у меня последние силы. Человек помоложе, возможно… кто знает? Я должен организовать экспедицию. Лес продолжает мешать мне; он защищает себя настолько энергично, что даже путешествие по его окраинам может кончиться очень плохо. Шамига, однако, хранят много ключей от него. Они - настоящие друзья путешественника, и я обязательно попытаюсь еще раз увидеться с ними до конца лета.
Шамига - настоящие друзья путешественника. Они хранят много ключей от него.
…
Я не почувствовал временного сдвига…
Девушка завладела всеми моими мыслями. Джи видит это, но что я могу сделать? Это в природе мифаго.
Неполный и несвязный дневник отца стал настоящим утешением в дни, последовавшие после той болезненной, разрывающей сердце ночи. У шамига есть ключи к многим тайнам. Говорливый ручей ведет с самый глубокий лес. Кристиан, как и я, из внешнего мира, так что он привязан к "тропинкам" и я могу последовать за ним.
Я читал дневник так, как если бы от этого зависела моя жизнь, и, возможно, моя одержимость имела смысл. Я собирался последовать за братом, как только силы вернутся ко мне и Китон будет в состоянии путешествовать. И сейчас я не мог сказать, какое из наблюдений или замечаний отца будет критически важно на каком-нибудь участке пути.
Врачи с авиабазы осмотрели Гарри Китона. Рана оказалась неопасной для жизни, но достаточно серьезной. Тем не менее он приехал в Оак Лодж через три дня после нападения, с рукой на перевязи, еще слабый, но горящий энтузиазмом. Он настолько хотел выздороветь, что очень быстро пришел в себя. Он знал, что у меня на уме, и хотел идти со мной; я охотно согласился.
Но и у меня были две серьезные раны. Три дня я не мог ни говорить, ни есть, и только пил бульон. Я чувствовал себя слабым и угнетенным. Постепенно сила вернулась ко мне, но перед глазами все время стояло одно и то же воспоминание: Гуивеннет, грубо привязанную к спине лошади, увозят в лес. Я не мог спать; все время думал о ней. И никогда бы не верил, что способен пролить столько слез. Наконец, дня через три после похищения, мой гнев выразился в серии истерических припадков, при одном из которых был летчик, который храбро встретил мою - к счастью словесную - атаку на себя и помог мне успокоиться.
Я должен вернуть ее. Легенда или нет, Гуивеннет из зеленого леса была женщиной, которую я любил, и мне не жить, если я не сумею освободить ее. Я хотел разбить на кусочки череп брата, точно так же, как в припадках раздражения разбил вазы и стулья.
Но мне пришлось ждать неделю. Я не мог направиться в дикий лес до тех пор, пока полностью не вылечусь. Наконец ко мне вернулись силы и голос, и я начал готовиться к экспедиции.
Выход был назначен на 7-ое сентября.
За час до рассвета в Оак Лодж приехал Гарри Китон. Я услышал шум его мотоцикла за несколько минут до того, как сверкающий луч его передней фары прорезал темную дорогу. Наконец шумный мотор замолчал. В это время я сидел в дубовой клетке, скорчившись в дупле, в котором мы с Гуивеннет провели столько часов. Конечно я думал о ней, и нетерпеливо ждал Китона. Но немного рассердился на него за то, что он прервал мою меланхолию.
- Я готов, - сказал он, войдя в переднюю дверь. Весь мокрый от ночной росы, он пах кожей и бензином. Мы пошли в столовую.
- Мы уходим с первыми лучами солнца, - сказал я, - если ты можешь двигаться.
Китон хорошо подготовился, и очень серьезно отнесся к предстоящему путешествию. Он одел черную кожаную одежду мотоциклиста, тяжелые сапоги и кожаный летный шлем. Его рюкзак был плотно набит. На поясе висели ножны с двумя ножами и еще кинжал с широким лезвием, что-то в роде мечете, при помощи которого мы собирались пробиваться сквозь плотный подлесок. Кастрюли и сковородки гремели, когда он подходил к столу и снимал с плеч гигантский рюкзак.
- Надо быть готовым ко всему, - сказал он.
- Ко всему? - улыбнулся я. - К воскресному жаркому? Лесному вальсу? Ты принес с собой свой стиль жизни. Он тебе не понадобится. И, конечно, ты просто не сможешь унести все это на себе.
Он снял тугой шлем и почесал рыжеватые волосы. Шрам от ожога вспыхнул, глаза сверкнули, то ли от возбуждения, то ли от замешательства.
- Ты думаешь, я переборщил?
- Как твое плечо?
Он вытянул руку и попробовал махнуть ею. - Заживает хорошо. Кость осталась цела. Еще пара дней - и будет как новое.
- Тогда ты точно переборщил. Тебе не унести этот рюкзак на одном плече.
Он слегка встревожился. - А вот это? - И он снял со спины винтовку Ли-Энфилд. Очень тяжелая - я хорошо знал это по собственному опыту, - она пахла маслом там, где он вычистил и смазал ее. Из кожаного пальто он достал коробки с патронами, а из кармана на груди пистолет, а из кармана на молнии леггинсов - патроны к пистолету. Наконец он закончил выкладывать оружие, и стал наполовину стройнее; вообще за последние несколько дней он здорово исхудал.
- Они могли бы пригодится, - сказал он.
Он не ошибался, но я только покачал головой. Иначе одному из нас пришлось бы нести их, а дорога через густой дикий лес была и так достаточно трудна, без дополнительной тяжести. Да, плечо Китона могло выздороветь достаточно быстро, но только если не перегружать его. Мои собственные раны тоже хорошо заживали, и я чувствовал себя сильным, однако не настолько, чтобы нести на шее двадцатифунтовую винтовку.
И, тем не менее, в лесу были ружья, по меньшей мере с фитильным замком. И я понятия не имел, нет ли там героических фигур из сравнительно недавнего прошлого, вооруженных более современным оружием.
- Возможно револьвер, - сказал я. - Гарри… человек, которого мы собираемся найти, ведет жизнь дикаря. Он привык к копью и мечу, и я собираюсь бросить ему вызов тем же оружием.
- Да, понимаю, - медленно сказал Китон, взял револьвер и вернул его в плечевую кобуру.
Мы распаковали его рюкзак, и выбросили из него все то, что могло скорее помешать, чем помочь. Оставили главным образом еду на неделю: сыр, хлеб, фрукты и солонину. Водонепроницаемые подстилки и легкая палатка тоже показались мне отличной мыслью. Фляжки с водой, если мы найдем только непригодную для питья воду. Бренди, медицинский спирт, пластыри, антисептики, противогрибковая мазь, бинты: без этого в поход лучше не идти. Две тарелки, эмалированные кружки, спички и маленький запас очень сухой соломы, для растопки. И два полных комплекта одежды. Самым тяжелым оказался водонепроницаемый плащ, который мне дали в поместье. Кожаный плащ Китона тоже оказался не самым легким грузом, однако без теплого водонепроницаемого плаща в лесу точно не обойтись.
И все это для путешествия в маленькую рощу, которую я мог бы обежать за час. Как быстро мы оба признали мистическую природу райхоупского леса! Кристиан забрал карту отца. Я расстелил копию, которую сделал по памяти, и показал Китону дорогу, которую собирался избрать: вдоль ручья до места, которое называется "Каменный водопад". Для этого надо было пересечь две зоны, на одной из которых - насколько я помнил - стояла надпись: "Зона колеблющегося пересечения".
Кристиан опережал нас больше чем на неделю, но я был уверен, что мы сможем найти его следы.
С первым светом я взял в руку мое копье с кремниевым наконечником и пристегнул к поясу кельтский меч, который подарил мне Магидион. Потом, церемонно, закрыл на замок заднюю дверь Оак Лоджа. Китон негромко пошутил на тему сообщения для молочника, но замолчал и пошел за мной через дубовый сад. Повсюду я видел образы Гуивеннет. У меня сердце забилось, когда я вспомнил, как ястребы прыгали через горящие деревья, которые уже восстановились и покрылись летней листвой. Начинавшийся день обещал быть горячим и тихим. Дубовый сад казался неестественно тихим. Мы прошли через редкий подлесок и вышли на сверкающие росой поля за ним, потом спустились к говорливому ручью и покрытой мхом изгороди, которая, казалось, ограждала призрачный лес от земель смертных.
"Я обнаружил четвертую дорогу в самую глубь леса. Конечно вода, как я раньше не догадался! Мне кажется, с ее помощью можно добраться до самого сердца. Но время, всегда время!"
Китон помог мне сломать старые ворота, прибитые к дереву. Они заросли водорослями, гнилым мхом и шиповником, и глубоко вросли в берег ручья. За воротами ручей расширился, стал опасно глубже, его окаймлял спутанный терновник. Босиком, с закатанными штанами, я перешел глубину и пошел вброд вдоль берега, осторожно переступая через корни и затопленные ветки этой первой естественной защитной зоны. Дно, поначалу скользкое, постепенно стало помягче. Течение, холодное и пенистое, крутилось вокруг моих ног. Как только мы вошли во влажную лесную страну, на нас обрушился холод; нас как будто отрезало от ясного дня снаружи.
Китон скользил, и я помог ему выбраться на топкий берег. Нам пришлось остановиться и пробивать себе дорогу вдоль ручья через заросли шиповника и терновника. Тут тоже оказались обломки старых изгородей, очень старые и такие трухлявые, что они рассыпались при малейшем прикосновении. Утренний хор примолк, хотя над нами, в темной листве, летало множество птиц.
Внезапно стало светло - мы вышли на более открытое место берега; уселись, обсушили ноги и опять одели сапоги.
- Это было не так-то тяжело, - заметил Китон, вытирая кровь со щеки, поцарапанной терновником.
- Мы только начали, - сказал я.
- Стараюсь держать хвост пистолетом, - засмеялся он. - Однако в одном я уверен: твой брат и его банда здесь не шли.
- Они все равно должны были спуститься к реке. Я думаю, что мы очень скоро нападем на их след.
* * *
Я буду вести этот дневник и записывать все, что произойдет со мной. Для этого есть несколько причин. Я оставлю письмо, в котором объясню их. Надеюсь, что этот дневник кто-нибудь прочитает. Меня зовут Гарри Китон, я живу на Миддлетон Гарденс, 27, Баксфорд. Мне 34 года. Сегодня 7-ое сентября 1948 года. Но дата не имеет значения. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ.
Мы проводим первую ночь в этом лесу призраков. Шли двенадцать часов. Никакого следа Кристиана или лошадей. Или Г. Вечером вышли на поляну, которую нашел отец Стивена и назвал Поляной маленького камня. Замечательное место; можно отдохнуть после тяжелого пути и поесть. Так называемый "маленький камень" оказался массивным каменным блоком из песчаника, примерно четырнадцать футов в высоту и двадцать шагов в обхвате. Время, эрозия и дожди хорошо поработали над ним. Стивен нашел на нем едва заметную отметку с буквами ДХ, инициалами его отца. Если это маленький камень, то что же, хотел бы я знать?..
Очень устал. Плечо болит, но я сам выбрал путь "героя", и должен не обращать на него внимания. Лишь бы С. на заметил. Пока я в состоянии нести рюкзак, но приходится сильно напрягаться, больше, чем я предвидел. Поставили палатку. Вечер достаточно теплый. Лес кажется почти обычным. Ясно слышно журчание ручья; впрочем это уже не ручей, а маленькая река. Из-за плотной растительности нам пришлось немного отойти от берега.
Лес вокруг уже открыто бросает вызов опыту: совершенно гигантские деревья, никакого следа вырубки или посадки. Они, похоже, окружают всю область подлеска и чувствуют себя здесь главными. У них такая плотная листва, что подлесок довольно редкий, идти легко. Но, конечно, внизу очень темно. Мы отдыхаем под этими гигантами, достаточно свободно. Лес дышит и вздыхает. Много конского каштана, так что лес не очень-то "первобытный", и просто невозможное количество дубов и орехов, а еще целые рощи ясеней и берез. Сотни лесов в одном.
Китон начал вести свой дневник в первую же ночь, но продержался всего несколько дней. Кажется он собирался держать его в тайне: завещание миру, на случай, если с ним что-то случится. Стычка в саду; стрела, которая почти убила его; мой рассказ о Болотнике, едва не изжарившим его печень; в результате его одолевали мрачные предчувствия, глубокую природу которых я понял намного позже.
Как только он засыпал, я пробегал глазами его записи и радовался этому маленькому островку нормальности. Я знал, например, что его плечо еще не прошло, и теперь был уверен, что он не будет перегружать его. Он довольно лестно отзывался обо мне: Стивен отличный ходок, и очень целеустремленный. Его цель, сознательно или нет, ведет его внутрь, и очень точно. Он - большая поддержка, несмотря на гнев и печаль, горящие под внешним спокойствием.
Спасибо, Гарри. В эти несколько первых дней ты тоже был большой поддержкой.
В первый день мы шли долго, но всегда вперед; во второй уже нет. И хотя мы следовали "водному пути", нам пришлось преодолевать много препятствий. Лес защищался.
Во-первых дезориентация. Иногда мы обнаруживали, что идем обратно, по собственным следам. Временами мне удавалось уловить в точности мгновение перемены в восприятии. У нас начинала кружиться голова, подлесок становился непроницаемо темным, и река начинала шуметь не слева, а справа от нас. Китон пугался, я нервничал. И чем ближе мы подходили к берегу ручья, тем меньше был эффект. Река же защищалась от нас совершенно непроницаемой колючей стеной.
Каким-то образом мы прошли первую зону. Тогда лес стал охотиться на нас. Деревья задвигались, ветки падали нам на головы… только в воображении, конечно, но мы все равно страшно пугались. Временами земля скручивалась и раскалывалась прямо под ногами. Мы чувствовали дым пожара, или зловоние, как от падали. Если мы упорно шли вперед, иллюзия рассеивалась.
"На меня уже так охотились, - написал Китон в своем дневнике. - И я так же боялся. Не означает ли это, что я близко? Я не должен ожидать слишком многого".
На третий день на нас обрушился ветер, и это не было иллюзией. Он завывал и стонал, пролетая через лес и срывая листвы с деревьев; сучки, колючки, мелкие камни и комья земли, все неслось прямо на нас, и нам пришлось спрятаться за деревьями, спасая свои драгоценные жизни. Похоже, ураган собирался заставить нас вернуться обратно туда, откуда мы пришли. Нам пришлось прорубиться через колючий терновник на берег реки. За весь день мы не прошли и полумили; в конце концов, избитые, усталые и поцарапанные, мы остановились и разбили лагерь.
Всю ночь нас тревожил рев зверей. Земля трескалась, палатка неистово вздрагивала, между деревьями носились огоньки, бросая странные узкие тени на полотно. Мы не спали ни минуты. Зато на следующий день мы, похоже, преодолели линию обороны. Мы шли вдоль реки, почти не встречая сопротивления.
У Китона начали появляться пред-мифаго. На четвертый день он стал нервным, вздрагивал от ужаса, шипел, призывая к молчанию, припадал к земле и что-то искал в лесу. Я объяснил ему, как отличать настоящее движение от иллюзорных форм пред-мифаго, но после ужаса первых дней он еще не скоро успокоился. Только намного позже он начал различать их. Настоящих мифаго мы слышали только в первый день, и не видели никого.
Или?..