Она говорила с нами, мы отвечали по-английски. Ее темные глаза, сверкавшие в свете факелов, глядели больше на меня, чем на Китона, и палочку она дала мне. Я поцеловал ее, она засмеялась и нежно пожала мою руку.
Принесли два факела и воткнули по обе стороны от нее. Она уселась поудобнее, взглянула на меня и заговорила. Все шамига повернулись к нам. Девушка - ее действительно звали Кушар? или кушар означает жизнеголос? - закрыла глаза и заговорила, по-моему лишь слегка громче, чем обычно.
Слова текли с ее языка, красивые, свистящие, непонятные. Китон недоуменно посмотрел на меня; я только пожал плечами. Прошла минута и я прошептал: - Мой отец мог понимать что-то…
Больше я не успел сказать ни слова: Дариум резко посмотрел на меня, наклонился ко мне и сердито вытянул руку. В значении жеста усомниться было невозможно: "Молчи!"
Кушар продолжала говорить, с закрытыми глазами, не обращая ни на что внимания. И я начал понимать журчание реки, треск факелов и шелест страны леса. И едва не подпрыгнул, когда девочка сказала: - Ус гуериг! Ус гуериг!
- Ус гуериг! - громко повторил я. - Расскажи мне о нем.
Глаза девочки открылись. Она перестала говорить, на ее лице отразилось изумление. Остальные шамига тоже были потрясены. Они заволновались и зашептались, а Дариум что-то громко раздраженно сказал.
- Прошу прощения, - тихо сказал я, в упор посмотрел на него, потом на девочку.
"...она рассказывает истории закрыв глаза, так что улыбки или, наоборот, хмурые взгляды слушателей никак не влияют на характеры героев".
Эти слова, из письма отца Уинн-Джонсу, всплыли у меня в сознании. Я виновато спросил себя, не изменил ли я что-нибудь в критический момент, и теперь история никогда не будет такой же.
Кушар продолжала глядеть на меня, ее нижняя губа слегка вздрагивала. Мне показалось, что в ее глазах на мгновение сверкнули слезы, но тут же ее взгляд опять прояснился. Китон молчал, но держал руку в кармане, в том самом, в котором носил пистолет.
- Теперь я знаю, кто ты, - сказала Кушар.
Я растерялся и не сразу сообразил, что сказать, но потом выдавил из себя: - Я еще раз прошу прощения.
- И я, - сказала она. - Но ничего плохого не произошло. История не изменилась. Но я не сразу узнала тебя.
- Не уверен, что понимаю, о чем речь… - начал я.
Китон очень странно посмотрел на нас. - Что ты не понимаешь? - спросил он.
- Что она имеет в виду…
Он нахмурился. - Ты понимаешь ее слова?
Я изумленно посмотрел на него. - А ты нет?
- Я не знаю язык.
Шамига зашипели, знак, что они требуют молчания и хотят дослушать окончание истории.
С точки зрения Китона девушка говорила на языке, на котором говорили в Британии за две тысячи лет до рождения Христа. Но я понимал ее. Не это ли имел в виду отец, когда писал о девочке с "отчетливыми медиумными способностями"? И, тем не менее, потрясенный установлением связи между нами, я перестал думать о том, что происходит. Тогда я не мог знать, какое огромное изменение произошло со мной, пока я сидел на берегу реки и слушал голос из прошлого.
- Я голос жизни этих людей, - сказала она и опять закрыла глаза. - Слушай молча. Жизнь не должна изменяться.
- Расскажи мне о ус гуериг, - попросил я.
- Сейчас жизнь Изгнанника не здесь. Я - голос только той жизни, которую вижу. Слушай!
"Изгнанник! Кристиан - Изгнанник."
И я замолчал, подчиняясь приказу, и только слушал поток историй.
Первый из ее рассказов я запомнил легко; другие уже стерлись из памяти: они мало что значили, для меня, и были невразумительны. Но последний меня потряс, потому что рассказывал как о Кристиане, так и о Гуивеннет.
Вот первая история:
Давным-давно, но на жизни этого народа, вождь Партолас снес с плеч голову своего брата, Диермадаса, и побежал обратно в свою каменную крепость. Началась упорная погоня. Сорок человек с копьями, сорок человек с мечами, и еще сорок собак размеров с оленя, но Партолас бежал впереди всех, держа в левой руке голову брата.
В тот день река разлилась и все шамига охотились, за исключением одной девушки, Свиторан, возлюбленной сына Диермадаса, Кимуса Сокольника. Свиторан вошла в воду и нырнула, чтобы помочь переправиться Партоласу. Она стала камнем, таким же гладким, как и все камни брода, а ее спина, поднимавшаяся из воды, была белой и чистой. Партолас ступил на нее и перепрыгнул на другой берег, потом повернулся и выхватил камень из воды.
Он побежал дальше, держа камень в правой руке, а голову в левой. В южной стене его крепости была большая дыра. И в тот день Свиторан стала частью крепости, заткнула собой дыру и преградила северным ветрам путь в дом Партоласа.
Кимус Сокольник созвал кланы своего туада, то есть земель, которыми владел, и предложил поклясться в верности ему, потому что Диермадас был мертв. Так они и сделали, после месяца переговоров. И тогда Кимус Сокольник повел их на осаду каменной крепости своего дяди.
И они осаждали ее, семь лет.
Весь первый год Партолас стрелял из лука по собравшейся армии, стоявшей на равнине под крепостью. Во второй год Партолас стал метать в них копья. На третий год он наделал ножи из деревянных повозок и ими удерживал разъяренное войско. На четвертый год он перекидал весь скот и диких свиней, оставив лишь самое необходимое, чтобы не умереть с голоду. На пятый год, когда у него не осталось оружия, а запасы еды и воды почти кончились, он кинул армии на равнине жену и дочерей, и они разошлись на шесть сезонов. Потом он кинул своих сыновей, но Сокольник кинул их обратно, чем очень испугал Партоласа, ибо его сыновья стали похожи на ощипанных петухов со сломанными спинами. На седьмой год Партолас начал кидать камни из стены крепости. Каждый камень был тяжелее десяти людей, но Партолас кидал их к далекому горизонту. Наконец остались только маленькие клочки стены, защищавшие крепость от зимних ветров. Он не узнал длинный белый камень, который вытащил из реки, и бросил его в военного вождя Кимуса Сокольника, убив того на месте.
Свиторан снова стала человеком и заплакала над мертвым вождем. - Тысячи людей умерли из-за дыры в стене, - сказала она. - И теперь появилась дыра у меня в груди. Должны ли мы убить еще тысячи, чтобы закрыть ее? - Вожди кланов обсудили ее слова и вернулись к реке, ибо настал сезон, когда из моря выплывает большая рыба. И сейчас это место в долине стали называть Иссага укитик, что означает там, где речная девушка остановила войну.
Она рассказывала историю, а шамига шептались и смеялись, впитывая каждую фразу, каждый образ. Мне эта история показалась не очень приятной. Почему они громко смеялись при описании преследования (восемьдесят человек и сорок собак) и каменной крепости, и только улыбались, слушая о том, как Партолас бросал жену, дочерей и сыновей? (И, кстати, что здесь вообще смешного? Конечно Кушар слышала их смех!)
За этой историей последовали другие. Китон хмурился, слушая поток чужой речи, но покорно терпел. Истории оказались никак не связаны друг с другом, и большинство из них я забыл.
Кушар проговорила около часа и только потом, не переводя дыхания, рассказала об Изгнаннике, и я, как мог, записал эту историю, одновременно пытаясь найти в ней ключи к тайнам леса; тогда я не понимал, что история сама по себе содержит зерна последней схватки между нами в самом сердце лесной страны. Меня ждал долгий далекий путь…
Давным-давно, но на жизни этого народа, Изгнанник пришел на пустой холм за камнями, стоящими вокруг магического места, которое называется Веруамбас. Изгнанник воткнул копье в землю, присел на корточки рядом с ним и много часов глядел на каменное место. За большим кругом - четыре сотни шагов в длину - собрались люди, а потом они спустились в ров глубиной в пять человеческих ростов, опоясывавший холм. Камни были животными, ранее бывшими людьми, и каждый имел своего камнеговорителя, шептавшим им просьбы и молитвы жрецов.
Вождь Обриагас послал на верхушку холма самого младшего из трех своих сыновей, который должен был изучить Изгнанника. Очень скоро юноша вернулся обратно, едва дыша и истекая кровью от большой раны на шее. Он сказал, что Изгнанник похож на дикого зверя, одетого в штаны и куртку из кожи медведя; на голове у него шлем из медвежьего черепа, а его сапоги сделаны из кожи и ясеня.
Тогда вождь послал на верхушку холма второго сына. Тот вернулся с ранами на лице и плечах. Он сказал, что Изгнанник носит сорок копий и семь щитов. На его поясе висят сморщенные безглазые головы пяти великих воинов, вождей своих народов. За холмом, невидимый снизу, находится лагерь с двадцатью воинами, великими героями, каждый из которых боится своего предводителя.
Тогда вождь послал на верхушку холма старшего сына. Тот вернулся, держа свою голову в руках, и пока Изгнанник не загрохотал своим тяжелым щитом, голова успела рассказать о нем, очень кратко:
"Он не наш, не из нашего рода, не из нашей расы, не из нашей земли, не из нашего времени, и не из любого времени, которое прожило наше племя. Его слова - не наши слова, а его металл пришел из таких глубин земли, что в них нет даже призраков; его животные - чудовища из темных мест; он говорит словами мертвецов и в них нет смысла; у него нет жалости, ни к кому; для него печаль - смех, любовь - ничто, а великие кланы нашего народа - стада баранов, предназначенные на убой. Он - жестокий ветер времени, и мы должны умереть или подчиниться ему, ибо никогда мы не станем с ним одного племени. Только один может убить его, но он еще далеко отсюда. Он - Изгнанник. Он съел три холма, выпил четыре реки, и целый год проспал в долине, близкой к самой яркой звезде. Сейчас ему нужна сотня женщин и четыре сотни голов, и только тогда он уйдет из наших земель в свое странное королевство."
Вот тут Изгнанник загрохотал своим тяжелым военным щитом, и голова старшего брата заплакала, бросая отчаянные взгляды на ту, кого юноша любил. Потом привели дикую собаку и привязали голову к ее спине. Собака побежала к Изгнаннику, который вырвал из головы глаза и привязал череп к своему поясу.
Десять дней и ночей ходил Изгнанник по каменному святилищу, вне досягаемости стрел. Десять лучших воинов попытались поговорить с ним, и все вернулись обратно, плача, с головами в руках, только для того, чтобы попрощаться с женами и детьми. И десять раз дикие собаки отвозили наверх ужасные трофеи пришельца.
Волчьи камни в большом круге помазали кровью волков, и камнеговорители прошептали имена Гулгарос и Олгарог, великих волчих богов, когда-то живших в диком лесу.
На оленьих камнях нарисовали изображения оленей и камнеговорители призвали Мунноса и Клумуг, двух великих богов с сердцами людей.
А на великий камень вепря положили тело гигантского кабана, убившего десять человек, и его кровь смочила землю. Камнеговоритель этого камня, самый старый и мудрый из всех, призвал появиться великого Уршакама, появиться и уничтожить Изгнанника.
И на рассвете одиннадцатого дня встали кости пришельцев, которые стерегли ворота, и забегали они по болотистому лесу, громко крича. Восемь их было, призрачно белых, и на них все еще была та одежда, в которой их принесли в жертву. И улетели они, превратившись в черных воронов, и оставили ворота без всякой охраны.
В то же мгновение из волчьих камней вышли великие призраки; огромные волки соскочили на землю, серые и жестокие, и перепрыгнули они через костры и глубокий ров. За ними на землю спрыгнули старые рогатые чудовища, и поднялись на задние ноги. И они тоже прошли через дымящиеся костры, и от их криков леденела кровь. И поднялись они на холм, призрачные тени в холодном тумане. Но не сумели они убить Изгнанника, и убежали обратно в призрачные пещеры, находящиеся в самом сердце земли.
И тогда через поры камня протиснулся огромный вепрь. Он заворчал, пробуя утренний воздух, и стал жадно лакать росу, покрывавшую дикие травы. Ростом он вдвое превосходил любого героя, а его клыки, длиной с руку человека, были острее, чем кинжал великого вождя. Увидел его Изгнанник и обежал круг, легко держа в руках копья и щиты. Потом побежал он к северным воротам круга.
И закричал Изгнанник, в первый раз, и крик его пронесся через туман и холодный рассвет, ибо хотя стоял он на земле, дух Уршакама испугал его. Вставил он аметисты вместо глаз в череп старшего сына Обриагаса и послал голову обратно к святилищу, где жались племена в палатках из шкур животных. И потребовала голова их самое крепкое копье, их самого вкусного быка, только что убитого, их самый старый кувшин вина и самую прекрасную девушку. Тогда, поклялась голова, я уйду.
Послали племена все, что потребовал Изгнанник, но девушка - даже более прекрасная, чем легендарная Свиторан - вернулась, ибо назвал ее Изгнанник уродливой и отослал обратно. (Однако она не очень огорчилась.) Послали других, самых разных женщин, одна прекраснее другой, и всех их отверг Изгнанник.
Наконец юный воин-шаман, Эббрега, собрал веточки и сучья дуба, бузины и терновника, и создал из них кости девушки. Он покрыл их плотью из гнилых листьев и мусором из свинарников, а также пометом зайца и овцы. Получившее тело покрыл он чудно пахнувшими лесными цветами, голубыми, розовыми и белыми, по настоящему прекрасными. Он вдохнул в нее жизнь, почерпнув любовь из своего сердца, и когда она села перед ним, обнаженная и холодная, он надел на нее прекрасную белую тунику и расчесал ее рыжие волосы.
Увидели Обриагас и другие старейшины эту девушку, и не смогли сказать ни слова, ибо никогда не видели они такой красоты. И назвали ее Муартан, что означает любовь, сделанная из страха. Но заплакала она, и только тогда Эббрега увидел творение рук своих, и попытался оставить ее себе, но вмешался вождь и девушку отдали. Пошла она к Изгнаннику и отдала ему лист дуба, сделанный из тонкой бронзы. И потерял Изгнанник разум и полюбил ее. То, что произошло с ними после этих событий, касается только жизни того народа. Достаточно сказать, что Эббрега никогда не переставал искать дитя, созданное его руками, и ищет до сих пор.
Кушар закончила рассказ и открыла глаза. Она улыбнулась мне и задвигалась, выбирая более удобное положение. Китон выглядел угрюмым; он сидел, положив голову на подбородок и устало смотрел в никуда. Когда девочка перестала говорить, он посмотрел на меня и спросил: - Все?
- Мне еще нужно записать историю, - ответил я. Я успел записать только первую треть, а потом образы, развертывавшимися перед мои мысленным взглядом, полностью заворожили меня. Китон заметил возбуждение в моем голосе, а девочка вскинула голову и озадаченно посмотрела на меня. И, конечно, увидела, как сильно подействовала на меня ее история. Шамига потянулись в темноту. Для них вечер закончился. Для меня, однако, понимание только началось, и я постарался задержать Кушар.
Итак Кристиан стал Изгнанником. Чужаком, не подчиняющимся никому, слишком сильным и чуждым для местных. Изгнанник - что-то совершенно ужасное для всего этого общества. И, конечно, есть разница между просто чужаками и Изгнанниками. Чужаки, пришедшие из других общин, нуждаются в помощи племени. Им можно помочь, их можно принести в жертву, как захочет племя. И, действительно, в истории Кушар есть кости пришельцев, которые стерегут ворота большого круга; безусловно Эйвбери в Уилтшире.
Но Изгнанник - совсем другое дело. Он пугает, потому что он непостижим, непонятен. Он использует незнакомое оружие; он говорит на совершенно чужом языке; он ведет себя иначе, не обращая внимания на обычаи; его понятия о любви и чести очень отличаются от привычных. И, это, конечно, делает его безжалостным чужаком в глазах общины.
И Кристиан действительно стал безжалостным разрушителем.
Он забрал Гуивеннет только потому, что решил это сделать. Он больше не любит ее, и даже не желает уж так сильно, и все-таки он забрал ее. Что он там сказал? "Я позаботился о том, чтобы получить ее. Я охотился так долго, что позабыл о более тонких чувствах".
Завораживающая история, которую рассказала Кушар, включала много составных частей, и часть из них я узнал: девушка, сделанная из дикой природы и посланная, чтобы усмирить чудовище; символ в виде дубового листа, талисман, который и сейчас на мне; создатель девушки, неохотно расстающийся с ней; и сам Изгнанник, боящийся только духа медведя, Уршакама, то есть Урскумуга! И его желание взять дань в виде скота, вина и девушки, и вернуться в "свое странное королевство". Безусловно имеется в виду самое сердце райхоупского леса, в котором обосновался Кристиан.
Я спросил себя, что же было дальше? Возможно этого я не узнаю никогда. Девочка, жизнеголос, похоже рассказывает только воспоминания ее народа; события и истории, передающиеся изо рта в рот и изменяющиеся вместе с каждым рассказчиком; вот почему они настаивают на молчании во время рассказа: они боятся, что правда ускользнет из-за реплик слушателей.
Скорее всего из этой истории уже исчезло много правды. Говорящие головы… девушка, сделанная из навоза и цветов… возможно все было намного проще: банда воинов из другой культуры угрожала общине Эйвбери и от нее откупились скотом, вином и дочерью младшего вождя. Возможно. Но миф об Изгнаннике ужасал по-настоящему, а острая боязнь незнакомого и желание отгородиться от него глубоко укоренились в культуру шамига.
- Я охочусь на ус гиериг, - сказал я и Кушар пожала плечами.
- Конечно. Это будет долгая и трудная погоня.
- Сколько дней назад он убил девушку?
- Два. Но, возможно, это сделал не сам Изгнанник. Он сейчас идет через дикий лес в Лавондисс, и воины охраняют его. Так что, возможно, ус гиериг опережает тебя где-то на неделю.
- Что такое Лавондисс?
- Страна за огнем, место, где души людей не привязаны ко времени.
- Шамига знают о медведеподобной твари? Урскумуге?
Кушар пожала плечами и зябко обняла себя тонкими руками. - Зверь близко. Два дня назад его слышали в долине оленей, рядом с круглой башней, брохом.