– Си, – арматор обернулся и произнес какую-то длинную итальянскую фразу.
– Не понимаю, – с улыбкой покачал головой Раничев, с вежливым полупоклоном протягивая рекомендательное письмо.
– А, Мансур Кашди… Приятно прочесть весточку от старого знакомца, – итальянец внимательно посмотрел на Ивана. – Руссо?
– Ну да, Иван Козолуп, торговец скотом из Рязани. Мансур сказал, вы можете помочь найти попутное судно.
– Хм, – арматор задумался. – Резано, Резано… Может быть, Тана вам подойдет?
– Тана? Ах, Азов… Азак.
– Да, они рядом, в устье Танаиса. Сыскать корабль до Таны – небольшая проблема, а вот дальше… Дальше вам придется добираться самим. Ваш спутник – монах? – Арматор перевел взгляд на Марфену, одетую в глухую просторную рясу, едва не волочащуюся по земле. Волосы ей Иван, подумав, все-таки обстриг, как девчонка не сопротивлялась.
– Брат Перфилий, – кивнул на лжемонаха Раничев. – Паломник. Немой, к сожалению.
– К сожалению, и Тана сейчас не та, что еще лет десять назад, – синьор Сантиери с грустью покачал головой. – Тамерлан не пощадил город. Была страшная резня. Впрочем, вы и сами знаете…
Иван кивнул.
– Что же касается вашей просьбы, – задумался арматор. – Завтра утром в Кафу как раз отходит "Золотой петух" – судно Франческо Галитти. В Кафе не очень-то трудно будет найти корабль до Таны.
– В Кафе? Конечно, нетрудно, – засмеялся Иван. – У меня там давний знакомец, синьор Винченцо Сальери.
– Вы знаете дона Винченцо?! – итальянец удивленно вскинул глаза.
– Да, и очень хорошо, – улыбнулся Иван, вспомнив, как когда-то выкупил у купца Евдоксю. Как-то она сейчас, бедная?
– Тогда никаких проблем у вас не будет, смею заверить! – торжественно произнес Сантиери. – Идемте. Я вас провожу лично.
"Золотой петух" – трехмачтовый неф, так называемая "марсильяна" – был виден еще издали. И даже не столько виден, сколько слышен: мальчишка лет двенадцати, юнга, бегал по причалу, размахивая голубым шелковым флагом с вышитым золотыми нитками петухом, и громко кричал на нескольких языках:
– "Золотой петух"! Марсильяна почтенного синьора Франческо Галитти, чье имя хорошо знают от Генуи до Кафы и Таны! Быстрый корабль, надежная охрана, приемлемые цены. Четыре класса мест! "Золотой петух" – лучшее судно Кафы!
– Не верьте ему, господа! – еще громче закричал появившийся конкурент-зазывала, вихрастый и рыжий. – Нет надежнее корабля, чем "Красная лошадь", ускиера шкипера Адоракиса. Эстебана Адоракиса знают все!
– "Золотой петух", только "Золотой петух"!
– "Красная лошадь"!
– "Эвридея" – вот красавица, а не судно!
– Которому давно пора на слом по старости. Как, впрочем, и "Красной лошади".
– Что?! Бей его, Винченцо!
Появившаяся на причале процессия, возглавляемая почтенным арматором, вмиг притушила пыл распетушившихся зазывал. Увидев потенциальных клиентов, все трое мальчишек принялись истово кланяться:
– "Эвридея", господа… Быстрое и надежное судно.
– "Красная лошадь"…
Синьор Сантиери отрицательно покачал головой:
– Нам нужен капитан Франческо Галитти.
– О, "Золотой петух"! – воспрянул духом юнга. Черные вьющиеся волосы его растрепались, карие глаза смотрели почтительно и прямо. – Добро пожаловать к нам, господа.
Все трое направились следом за мальчишкой. "Золотой петух" и в самом деле оказался вместительным, вызывающим доверие судном. Марсильяна несла три мачты с косыми – латинскими – и прямыми парусами, позволяющими ходить галсами против ветра, и мощный руль с длинным румпелем – штурвалов в те времена еще не было. Как и всякий неф, корабль имел изящные закругленные обводы и высокие надстройки на корме и носу. Длиной около тридцати метров и восемь в ширину, судно вполне впечатляло, пожалуй, оно было самым внушительным сейчас во всей трапезундской гавани. Около спущенных сходней уже толпился народ – Раничев и Марфена оказались не единственными пассажирами. Публика собралась разношерстная – мелкие торговцы, приказчики, пехотинцы-наемники, так называемые сольдадо, от слова – "солид, сольдо" – "золотой" еще какие-то совсем уж плохо одетые люди, то ли паломники, то ли просто бродяги.
– Не беспокойтесь, господа, мест хватит всем – спускаясь с палубы, убеждал кряжистый светловолосый мужчина в широком плаще и бархатном камзоле, с грубым обветренным лицом истинного моряка. Увидев синьора Сантиери, светловолосый приветственно помахал рукою и поклонился:
– Рад приветствовать достопочтенных господ.
– Буэна сера, Франческо, – улыбнулся арматор. – Найдется у тебя каюта для этих людей, друзей дона Винченцо Сальери?
– О, – капитан "Золотого петуха" приложил руку к груди. – Друзья дона Винченцо – мои друзья. Готов предоставить самую просторную кормовую каюту с вполне добропорядочными спутниками. В каютах у нас по четыре человека, а иногда и по шесть…
– Хорошо, – мысленно пересчитав деньги, кивнул Раничев. До Кафы должно было хватить вполне, а уж там можно будет занять у старого знакомого – дона Винченцо. Конечно, будь он один, Иван бы предпочел просто подстилку и палубу, как – дешево и сердито – поступали многие. Однако теперь следовало учитывать и интересы Марфены – на палубе всегда слишком много любопытных глаз. Нет уж, лучше каюта – пусть там значительно дороже, да зато спокойнее. Вот, навязалась на голову… теперь уж не бросишь.
Простившись с любезным арматором, беглецы вслед за капитаном поднялись на палубу марсельяны, где на кормовой площадке уже дожидались наблюдатели от городских властей Трапезунда, следившие – не перегружено ли судно, сможет ли спокойно выйти в море, имеет ли каждый пассажир место, подстилку и пищу, соответственно платежеспособности каждого. Все это указывалось в специальной проездной грамоте. Стоявшие на палубе пассажиры образовали очередь к чиновникам, развернувшим на выставленном эдесь же столе длинные бумажные свитки.
– Ваше имя, место жительства, род занятий? – дошла очередь и до Раничева.
– Иван Козолуп, великое княжество Рязанское, торговец скотом.
– А ваше, господин?
– Господин немой. Перфилий, монах, возвращается с паломничества в родную обитель.
Чиновник тщательно записал сведения в обе грамоты – одна оставалась на корабле, другая – в порту. Иван хмыкнул – ну, развели бюрократию. Хорошо, паспорта никто не спрашивает, за неимением таковых.
Каюта оказалась не особенно и просторной – и это еще высшего, четвертого, класса! Что уж говорить о других. Впрочем, оконце в кормовой стенке, пол застелен толстым сукном, плюс подстилка, еда – в день каждому пассажиру полагалось два литра вина, воды пол-литра, солонина, оливки, рыба. Ничего, бывало и хуже. Покончив со всеми делами, беглецы расстелили подстилки и разлеглись, блаженно вытянув ноги. Кроме них, в рассчитанной на четверых каюте пока никого не было. Может, и не будет? Хотелось бы… По совету Раничева, Марфена подпоясывала сутану не слишком туго, но все же, если присмотреться, можно было угадать грудь. Да, хорошо бы, если б в каюте больше никого не было.
Поскрипывая, судно слегка покачивалось на волне. Стемнело, и на корме зажгли светильники. Перекрикивалась вахта. Кто-то из расположившихся на открытой палубе пассажиров затянул незнакомую песню. Иван прислушался – пели, похоже, по-гречески, на мотив "Гуд бай, май лав, гуд бай!". Да, похоже…
Утром, едва рассвело, матросы подняли якорь и парус на фок-мачте. Чуть дернувшись, корабль мягко отвалил от причала и медленно вышел в открытое море. Послышались повелительные крики, босые ноги матросов застучали по палубе. Скрипнула дверь. Раничев тут же проснулся, но не подал виду – сквозь чуть прикрытые ресницы наблюдал, как у противоположной стены каюты располагаются еще два пассажира – молодые парни, чем-то неуловимо схожие друг с другом: оба высокие, сильные, с бритыми головами и небольшими усиками, в просторных, не стесняющих движения одеждах. За поясом у каждого имелся внушительных размеров кинжал. Что ж – у Ивана он тоже имелся, время было такое, что не выйдешь на улицу без ножа или сабли.
Как-то подозрительно вели себя попутчики, в чем же именно эта подозрительность заключалась, Раничев не смог бы сказать точно. Но чувствовал – нехорошая это была парочка.
Погода была чудо как хороша, наполняя паруса, дул попутный ветер, отражалось в бирюзовых волнах ярко-желтое солнце, многие вышли из душных кают на палубу, публика поприличнее толпилась на корме, туда же поднялся и Иван с одетой монашком Марфеной, с удовольствием вздохнул полной грудью.
– Гляди-кось, – девушка потянула Раничева за рукав камзола. – Соседи наши.
Оба парня тоже поднялись на корму, постояли немного, пошептались, потом один из них спустился на палубу, смешался с толпой паломников-оборванцев… Ха, кажется, и заговорил с ними. Странные тут собрались паломники – все, как на подбор, крепкие молодые мужчины. Хотя – чего ж в этом странного-то? Кому еще в дальние края податься, бабам да старикам, что ли? Раничев улыбнулся и потряс головой – и в самом деле, пора кончать с подозрительностью, эдак и до паранойи недалеко.
После полудня получили предусмотренную проездной грамотой пищу – вино, оливки, рыбу. Поев, Раничев отправился спать, что советовал сделать и Марфене, да та отговорилась – дескать, душно в каюте и укачивает. Так и осталась на палубе – видно, нравилось ей смотреть на безбрежное море, слышать, как скрипят снасти да перекликаются лезущие по вантам матросы.
Плаванье проходило спокойно, без эксцессов, к Марфене никто – даже парни в каюте – особо не присматривался, да и вообще, путешествие близилось к концу, уже совсем скоро должна была показаться Кафа – торговая фактория генуэзцев, торговавших по всему Черному и Азовскому морям. В Кафе у Раничева имелись знакомые и друзья, а потому насчет почти закончившихся денег он был абсолютно спокоен – и не из таких передряг выбирался!
Когда, ближе к вечеру, Иван вышел на палубу – на горизонте уже маячила широкая полоска берега. Путешествие явно подходило к концу. Раничев потянулся и направился обратно в каюту – спать. А что еще делать-то? Думать нужно было даже не в Кафе – в Тане. Найти б попутных купцов… Должны быть – с Ордой через Азак и Тану многие рязанцы торгуют. Добраться до родных деревень, пожалованных князем Олегом Иванычем, вот там – отдохнуть, расслабиться, Марфену пристроить. Ох, и жизнь будет, можно сказать – дома. Жаль вот только Евдокси рядом нет. Ну, даст Бог, будет! Обязательно будет, тут и думать нечего. Иван перевернулся на бок и заснул с улыбкою на устах.
А проснулся от того, что кто-то сильно тряс его за плечо. Оглянулся – Марфена.
– Вставай, боярин… – в приглушенном голосе девушки явственно сквозила тревога.
– Сколько раз тебе говорил, не называй меня боярином!
– Просыпайся, князь!
– А что такое?
– Заперли нас!
– То есть как это заперли? – Раничев вмиг сбросил остатки сна и пнул ногой дверь. Тщетно! Оглянулся – соседей не было. – Не видала, давно ль ушли?
– С вечера не явились, – тихо отозвалась дева.
Иван нервно сунул руку под подстилку – кинжала не было! Хорошо хоть, кистень на месте… и деньги. Хотя – какие там деньги? Два с половиной динара? Невелика сумма. Да и кистенем дырку в стене не провертишь и дверь не откроешь… Оконце!
Раничев бросился к окну, с лету выбивая затянутую слюдой створку. Высунулся по пояс: внизу – вода, вверху – небо. Узорчатый фальшборт кормовой палубы куда как далек… Однако попытаться можно. Вот, по рулю, затем чуть влево… Иван прислушался: вверху, на палубе, было спокойно. Редкие голоса, перекличка. Ни звона клинков, ни проклятий… Вообще никакого шума. Но ведь дверь в каюте кто-то же запер! Зачем?
Иван еще раз попытался выбить дверь с наскока. Напрасные хлопоты – ее явно чем-то приперли, скорее всего, запасным реем. Что ж… Ничего хорошего в ситуации явно не наблюдалось. В конце концов, сквозь окошко вполне можно пролезть, берег близко, если что…
– Марфена, ты плавать умеешь?
– Плохо, мой господин.
– Это плохо, что плохо, – Раничев пригладил растрепавшиеся со сна волосы. – Делать нечего, попробуем выбраться.
Он вновь высунулся в оконце:
– Ну-ка, девица, держи меня за ноги, да покрепче… Во-от… Теперь отпускай.
Иван едва не сорвался в воду, в последний момент схватившись за свисающий с кормы канат, к которому обычно привязывалась разъездная шлюпка. Интересно, где она? Сорвало бурей? Впрочем, не до нее сейчас. Осторожно выбраться на палубу, посмотреть, прикинуть – что там к чему? Добравшись почти до фальшборта, Иван осторожно выглянул… На кормовой палубе никого не было – лишь маячила широкая спина рулевого… с бритой наголо головой. А был ли такой у капитана? Хотя, кто знает? Ладно, разберемся.
Раничев быстро подтянулся и, перевалив через ограждение, кошкой опустился на палубу. Рулевой обернулся – нет, точно не из соседей по каюте, хотя чем-то на них и похож, – что-то спросил по-гречески. Иван не понял, переспросил на тюркском, где найти капитана.
– Капитан у себя в каюте, – пожал плечами кормщик. – А что ты от него хотел, господин?
– Да так, кое-что… – Раничев посмотрел на берег… вернее на берега. Керченский пролив! Да, а во-он там, в дымке – и сам город. Но почему не зашли в Кафу?
Раничев напрягся – на кормовую площадку поднимались вооруженные люди. То есть, конечно, сабли-то были у них за поясами, но вытащить – плевое дело. Кивая на Раничева, рулевой произнес несколько фраз. Один из поднявшихся – невысокий плотный мужчина с черной квадратной бородой, в красном плаще поверх блестящего панциря из железных пластин – внимательно посмотрел на Ивана:
– Хотите видеть капитана, синьор? Что ж, извольте, – сделав приглашающий жест, он направился к лестнице.
Пожав плечами, Иван последовал за ним, крутя головою вокруг, словно силясь обнаружить нечто такое… этакое. А ничего подозрительного вокруг не было! Ну, не было – и все тут. И все вокруг вроде бы находилось в каком-то раз и навсегда установленном спокойствии, порядке: кормчий – у румпеля, впередсмотрящий – на мачте, и бродяги-паломники все так же расслабленно привалились к бортам, и все так же деловито матросы драили палубу. Почему же не пошли в Кафу? Или там заварушка? А очень может быть, вполне…
– Прошу вас, синьор, – улыбчиво обернулся провожатый.
Иван кивнул и вежливо постучал в дверь. Он наконец-то придумал, что спросить, – уточнить время и место прибытия, ну и осторожно поинтересоваться насчет запертой каюты.
– Войдите, – тут же отозвались, вполне дружелюбно и вежливо.
Иван распахнул дверь. За чисто выскобленным капитанским столом, совершеннейшим образом по-хозяйски, вытянув ноги, восседал какой-то богато одетый мужчина лет тридцати или чуть того поболе, с приятным улыбчивым лицом, мефистофельской бородкой, и деловито копался в бумагах.
– Вы что-то хотели? – мужчина поднял глаза. – Спрашивайте, не стесняйтесь.
– Вообще-то, я хотел бы говорить с капитаном, – несколько ошарашенно промолвил Раничев.
– А я и есть капитан, – незнакомец развел руками. – И "Золотой петух" теперь принадлежит мне.
– То есть как это? – не понял Иван.
– А так! – мужчина расхохотался. – Я его захватил, если можно так выразиться.
Иван почувствовал, как на него навалились сзади, заломив, стиснули руки.
– Эй, эй, полегче! – возмущенно воскликнул он.
– Вы и в самом деле – полегче, – крикнул новоявленный капитан на вполне понятном Раничеву языке тюрков и тут же добавил несколько греческих фраз, неожиданно вызвавших всеобщий смех. – Вас с вашей девчонкой ищут по всему Трапезунду люди кефаля Арматиса, начальника стражи, – все с той же улыбочкой по-русски пояснил незнакомец.
Иван вздрогнул.
– Да, да, – светски кивнул собеседник. – Кража чужой рабыни – это очень нехорошо, знаете ли… Признаться, неплохо вы провернули это дельце, вот только девку замаскировали из рук вон плохо. Переодели монашком – вполне избитый прием, вообще, если б вы не попали так быстро на "Золотой петух", люди кефаля отыскали бы вас достаточно быстро. Я бы взял вас к себе, но, увы – у меня вполне достаточно народу, да и вообще, как-то так сильно нужно серебро, да и от золотишка не откажусь. А, ребята?
Стоявшие позади Раничева люди заржали. Незнакомец чуть скривил губы:
– Вот, вот. И я говорю.
– Кто вы? – наконец поинтересовался Иван.
– А какое это имеет значение? – усмехнулся лжекапитан. – Сегодня меня зовут так, завтра – этак. Лучше поговорим о денгах, динарах, дирхемах, дукатах… Вам какие больше глянутся?
– Да все…
– Рад, что мы нашли общий язык. Так вот, о денгах, динарах, дирхемах… Я, друг мой, намереваюсь получить за вас выкуп. Вы ж человек далеко не бедный, – пират придвинул к себе свиток. – Вот тут записано: "Иван Козолуп. Торговец скотом". Бедняки скотом не торгуют!
– Что ж, логично, – пожал плечами Раничев. Вернее, попытался пожать, держали его довольно крепко. – Сколько вы за меня хотите? И за девушку тоже.
– Ах, еще и за девушку! Это радует – а мы-то хотели ее приспособить к чему другому, – лжекапитан хохотнул. – Ну, за обоих… – он пошевелил губами. – Тысяча ордынских дирхемов!
– Ничего себе! – невольно усмехнулся Иван. – Почти полтора кило серебра!
– Не знаю, чего там полтора, а цена вполне справедливая. На, – пират придвинул к Ивану бумагу и чернильницу с гусиным пером. – Пиши родичам, чтоб собрали выкуп.
Раничев старался не показывать вида, что удивлен. Однако – хваткие ребята! До Рязани руки дотягиваются. Или есть у них там помощнички? А как же, в таком деле не могут не быть… Впрочем, пока можно было согласиться на все – выиграть время, а уж дальше посмотрим.
Немного подумав, Иван быстро набросал письмецо и подал его пирату.
– "Авраамию Рысьеву, купцу почтенному, в Угрюмове-граде живущему, поклон низкий от родича твоего Козолупа Ивана, ныне захваченного в полон, – с ухмылкой прочел тот. – Помолясь, соберите со други тысячу с половиной денег, кои отдадите просителю".
Пират хохотнул:
– Неплохо. Остальное мы сами сообщим, но помни – не будет к зиме денег, умрешь – и ты, и девка. С девкой сначала потешимся.
Раничев угрюмо сжал губы.
– Увести! – кивнул разбойник своим. – Да не сразу в трюм, сначала к кузнецу, сковать. Уж больно прыткий.
И снова палуба – и мачты, и паруса, и удаляющийся керченский берег – и в самом деле надо было бы просто сигануть в море – доплыл бы… Если б не Марфена. Ишь, быстро они ее раскусили. Интересно, как?
Проходя мимо грот мачты, Иван скосил глаза и вздрогнул – у левого борта, на воткнутом в палубу копье красовалась…