Ага… Вот, из кузницы громко позвали Рашада – другого стража, огроменного малого. Спешившись, тот почапал в кузницу…
Пора! – решил Раничев и, подпрыгнув, набросился на Камиля, вмиг свалив его наземь. Захрапел, вставая на дыбы, конь…
– Все! – подняв окровавленные руки, выбежал из кузницы Епифан. – Бежим, робяты. Кто несогласный – того живенько в амбаре запрем.
Несогласных не оказалось. Бежали все. Вышли со двора чин чинарем – Иван с московитом Игнашкой гордо гарцевали в седлах, изображая стражей. Пошли…
В голубом мерцающем небе ласково сияло солнце. Стены Азака вскоре скрылись из виду, исчезла и синяя гладь моря, а впереди, по краям, под ногами – степь, без конца и края. Яркие степные цветы, перекати-поле, да горьковатый запах полыни, эх, мать твою, а ведь свобода!
Бежали-таки… Да-а…
– Всадники! – указав плетью влево, вдруг громко воскликнул Игнашка. – Там, впереди, я видел высохшее озеро, спрячемся – не заметят.
– Что ж, пошли, – быстро кивнул Епифан, и беглецы, не щадя ног, быстро рванули вперед. Там и в самом деле оказалось высохшее озеро, скорее даже – небольшой пруд с круто обрывающимися вниз берегами. Глинистое дно бывшего озерка растрескалось и местами поросло ковылью. По берегам шумели высокие травы. А почему бы не укрыться в них? Хотя бы охранению. Коня – да – спрятать на дне, а потом…
Раничев спешился, и, найдя пологий спуск, осторожно провел вниз коня. Оглянулся, махнул рукой московиту… А тот со злорадной ухмылкой уже целился в него из лука! Что за черт? Некогда было думать. Резко бросившись наземь, Иван почувствовал, как над самой головою просвистела стрела. Поискал Марфену – а, вот она, тоже залегла вместе со всеми. Поднял глаза… Боже! На всех краях озерка, неизвестно откуда взявшиеся, гарцевали черные всадники…
Глава 13
Сентябрь 1401 г. Азак. Разбойные люди
Но мы возвращаемся к злодеяниям, как псы
на свою блевотину, и как свинья постоянно
валяется в греховных нечистотах, так и мы
живем. Поэтому и наказанье приемлем от
Бога…
Русские летописи. Тверской сборник
…Армата Кучюна.
Под градом стрел беглые полоняники залегли, но ясно уже было – не продержаться, слишком уж много лучников окружило высохшее озеро, слишком уж были неравны силы.
– Ну, Игнашка, – зло прошептал Епифан. – Вот кто, оказывается, Иуда!
Раничев усмехнулся – что толку теперь говорить? Раньше надо было думать, примечать все несуразности московита. Что и говорить, быстро они его завербовали. А мальчишка-юнга, видимо, был просто подставлен. Выдали одного соглядатая, чтобы сохранить другого. Умно… Хотя не столько умно, сколько предусмотрительно. И ведь сработало, надо признать.
На безоружных беглецов накинулись разом, связали, заколов копьями кое-кого из особо сопротивляющихся – нашлись и такие. Епифан Гурьев прикинулся овцою, дождался, когда московит неосторожно подъедет ближе, рванулся стремительным коршуном, впился руками в горло… Предатель захрипел, да людям Кучюна удалось-таки оторвать разъяренного купца. Его, правда, не убили – и Раничев подозревал, почему.
Согнав в кучу связанных пленников, бандиты погнали их обратно в Азак, плетьми, словно скот. Кто-то падал в дорожную пыль и уже не вставал, настигнутый острой саблей. Три окровавленных трупа остались лежать на дороге, разбойники отрезали убитым головы и, забавляясь, на скаку перекидывались страшным трофеем.
– Ох, господине, – на ходу вздохнула Марфена. – Что ж теперь с нами будет?
Раничев ничего не ответил – кабы самому знать? Паскудная складывалась ситуация, и говорить нечего, а главное – не сделать-то ничего. Кинуться на ближайшего татя? Так отгонят плетьми, чего ж подставляться зазря под удары? Думать, думать надо – похоже, времени осталось мало.
Иван оказался прав в своих мрачных предположениях. Придя во двор, пленников заново заковали, затем высекли каждого второго, для устрашения насадили на колья отрезанные головы убитых в пути. Епифана с Раничевым отделили от других, отвели в сторонку. Маячивший в отдалении московит искоса поглядывал на них с довольной ухмылкой. Ух, гад! Иван сплюнул под ноги.
Армат Кучюн, теребя бородку, отпустив поводья коня, не спеша проехался вдоль выстроенных в шеренгу пленников. Кто уже и стоять не мог от полученных плетей, тем не менее крепились, понимали – упадешь, пощады не будет. Предводитель шайки наконец остановил коня и, обернувшись, махнул рукой двум здоровенным джигитам с узкими раскосыми глазами – кыпчакам-половцам или татарам. Те поклонились и, схватив Епифана Гурьева, потащили его на середину двора, где была уже приготовлена плаха, рядом с которой прохаживался дюжий, обнаженный по пояс молодец с широкой тяжелой саблей. Джигиты ловко поставив купца на колени, положили на плаху голову, оторвав ворот, обнажили шею. Дюжий молодец взмахнул саблей…
– Постой, Карымчан, – нехорошо улыбаясь, Армат Кучюн неожиданно прервал казнь. – Пусть – он! – разбойник ткнул пальцем в московита.
Тот побледнел, однако, подойдя к предводителю ближе, глубоко поклонился:
– Исполню все, что прикажешь.
– Дай ему саблю, Карымчан, – все так же улыбаясь, мотнул головой Армат.
Молодец передал саблю Игнату.
Атаман довольно скривился:
– Руби!
Не раздумывая, предатель подскочил к купцу…
– Прощайте, православные! – успел прокричать тот. – Не поминайте лихом!
…И, словно топор, с размаху опустил тяжелое лезвие на шею несчастного купца. Промахнулся, лишь ранив. Епифан задергался, замычал. Московит ударил еще и еще, словно тесал капусту на крошево, вот уж поистине – Косорук. Полетели вокруг кровавые брызги, и наконец-то отделенная от тела голова со стуком упала наземь. Игнат поднял ее за волосы и подобострастно показал Армату.
– Возьми, Карымчан, – обернулся тот. – Насадишь на пику. А ты… – хищно осклабившись, разбойник подъехал к Ивану, – ты будешь жить…
Раничев вскинул глаза – да неужели?
– До завтра, – под хохот бандитов продолжил Армат. – Впрочем, и завтра мы тебя не убьем… Просто сдерем кожу, а уж когда ты там сам окочуришься – не наше дело.
Разбойники снова заржали. Раничев скривился – нечего сказать, приятную перспективу обрисовал ему главарь разбойничьей шайки. Что ж, надо быстрее искать способ выбраться…
– Ва мелиск ха ти Джихари… – Иван шептал заклинание. Впрочем, тщетно – ничего не работало, видно, ад-Рушдия и в самом деле был сильным магом. Что ж… Придется, как и прежде, надеяться на себя.
– Если кто-нибудь из вас еще раз захочет убежать, пусть знает – за побег я велю казнить каждого третьего, а оставшимся в три раза повышу выкуп, – Армат Кучюн усмехнулся. – Помните об этом, рабы… А вас, мои верные люди, – он соколом взглянул на своих, – я зову на пир прямо сейчас! Пока мы ездили, женщины уже приготовили угощение…
– Слава великому вождю!
– Слава!
Атаман приосанился:
– Кстати, о женщинах… На пиру нас всех ждет потеха… Красавица Марфут! – он щелкнул пальцами, и верный Карымчан со смехом выволок из толпы Марфену, срывая с нее монашескую сутану. Девушка закрыла лицо руками и заплакала. Раничев даже не дернулся – сковывавшие его цепи были вполне надежны.
– Отвести в дом, – глядя на Марфену желтыми, как у тигра, глазами, распорядился Армат Кучюн. – Отмыть и переодеть. И запомни, красавица, не будешь с нами ласкова – я велю отрубить голову каждому третьему.
Девушку увели в дом – двухэтажный, с крытой галереей и наблюдательной башенкой на плоской крыше. Пленников загнали обратно в амбар, Ивана же отвели в конец двора, к конюшне, рядом с которой специально для таких случаев имелось небольшое, сложенное из круглых камней, здание – гибрид застенка и земляной ямы. Вот туда-то и бросили Раничева, закрыв на засов массивную дверь из толстых рассохшихся досок. Сквозь щели в узилище, сквозь небольшое, под самым потолком, оконце – узкое, не пролезть – проникали яркие солнечные лучики, совершенно неуместные здесь. Иван, впрочем, обрадовался – все не в полной темноте сидеть, устроился поудобнее на старой соломе – думал. Мысли, правда, не шли. Почему-то вспомнилась вдруг Евдокся, затем – интриги в пионерлагере, после – бар "Явосьма", самодеятельная рок-группа, бас-гитара… Нет, что-то не о том думалось. Звеня длинной цепью, Иван улегся на соломе. Хорошо, хоть колодку на шею не надели, можно отдохнуть, так сказать, со всеми удобствами. Солома хорошая, правда старая, да зато много ее здесь… много… А ведь она неплохо горит! Ну да вспыхнет – мало не покажется. А что лучше – чтобы содрали кожу или задохнуться в дыму? И то и другое как-то… слишком по-мазохистски. Нет, надо идти другим путем. Встав, Раничев внимательно осмотрел дверь. Крепка, массивна – не вышибешь. А двор – пуст, ни единой души, видно, все веселятся в доме. Хотя, конечно, часовой должен бы быть. Ага – вот и он! Юркая мальчишеская фигурка. Юнга! Идет сюда… Ух, гад…
Подойдя к узилищу, мальчишка остановился:
– Я не могу выпустить тебя – меня сразу казнят, – тихо произнес он. – Да мне и не открыть замок на засове.
Замок… Однако подстраховались, собаки!
– Зачем замок?
– Что б не ставить лишнего стража.
– А на воротах, там тоже страж?
– Да. А я – в башне.
– Так-так… – Раничев лихорадочно соображал.
– Я… – запинаясь, произнес парень. – Я могу принести тебе яд… У меня есть, в ладанке, на всякий случай… Тогда ты умрешь быстро, без мучений…
– И не попаду в рай! Бог не любит самоубийц.
– Я буду молиться за тебя! И пожертвую много богатств церкви Святой Софии в Трапезунде.
– Вот, спасибо, утешил, – Раничев не выдержал, рассмеялся. – Значит, кроме вас двоих, никакой охраны во дворе нет.
– Нет, все на пиру. Хочешь, я принесу тебе вина – растворишь в нем яд, потом я заберу кубок.
– Вина? – солнечный луч скользнул сквозь щель прямо в глаза Ивану. – Вина… Это хорошо! Неси!
– Сейчас, – обрадованно воскликнул пацан. – Я быстро!
– Постой, – придержал его Раничев. – Знаешь, не хотелось бы принимать смерть из обычной посуды. Нет ли в доме какого-нибудь дорогого и изысканного кубка, скажем, стеклянного?
– Н-не знаю, – юнга покачал головой. – Кажется, на "Золотом петухе" были такие. Впрочем, я обязательно поищу!
– Вот-вот, сделай милость.
Парень убежал, и Раничев принялся деятельно размышлять – мысли его уже приняли вполне определенную форму. Лишь бы только нашелся подходящий предмет, лишь бы… Однако не слишком ли сложные меры принимает Армат Кучюн для защиты от побегов? Подставной агент, провокатор, показательные казни – когда, наверное, можно было бы просто усилить охрану. Так, значит, бежать отсюда вполне можно! Да, наверняка, можно, и вполне успешно, и бежали, наверное, многие – оттого и такие сложности. Значит…
Во дворе послышались торопливые шаги. Юнга не обманул – принес кувшин вина и большой бокал из тонкого венецианского стекла, протянул все в оконце вместе с ладанкой:
– Пей! И прости меня, если сможешь. Если б не ты…
– Зря ты связался с разбойниками.
– Так уж вышло…
– Не хочешь бежать?
– Нет! Ты же видел, что получилось из вашего побега. Уж теперь-то долго никто не решится его повторить. Да и руки у Армата длинные, достанет и в Кафе, и в Солдайе, и даже в Трапезунде.
– Даже так? – Раничев ухмыльнулся. – Не шайка, а какой-то транснациональный преступный синдикат. Из твоей башни виден задний двор?
– Нет, дом мешает. Только дальние подступы. Ну, я пойду, пожалуй, не то хватятся. Ты, как выпьешь, выброси все из окна, я подберу. Не забудь, ладно?
– Так я не сразу умру?
– Нет… Через некоторое время. Ну вроде как заснешь.
– Ладно, не беспокойся. Все сделаю, как скажешь.
– Спасибо, – поблагодарив, юнга ушел, видно, поднялся на свою башню.
Залпом выпив вино – а чего добру пропадать? – Иван отбросил в сторону ладанку с ядом и, громыхая цепью, взял в руки кубок. Подгреб соломы, поднес кубок к солнечному лучу, сфокусировал… Пучок соломы вспыхнул тут же! Иван быстро скрутил из той же соломы жгут, запалил, вставил в дверную щель, подул… Ага! Занялись доски! Теперь бы только не задохнуться в дыму… Да, и выкинуть в оконце бокал с ладанкой…
– Ого! – донеслось с улицы. – Да ты горишь!
– Уходи, – с досадой откликнулся Иван. – Тебе ведь с башни не видно дыма?
– Да нет, – со вздохом откликнулся юнга. – Ну, уж ладно – пусть будет как будет, а я ко всему этому – ни при чем, правда?
– Золотые слова, – Раничев подбросил в огонь соломы. – Тебя как звать-то?
– Умберто. Умберто Каризи.
– Из Кафы? Генуи?
– Из Солдайи.
– Ну, прощай, Умберто. Иди на свою башню. Надеюсь, мы больше не встретимся.
– Да… – парень почему-то не уходил. – Знаешь что, Джанни… – как-то нерешительно промолвил он. – Завтра с тебя бы содрали кожу… И они хотели… хотели, чтоб это сделал я…
– Что ж ты не согласился?
– Я согласился, а что делать?
– И все же решил все устроить по-своему?
– Ну да… Только не совсем так получилось.
– Уж получилось как получилось… Кузнец тоже пирует?
– Ага. Все.
– А ты б не мог забежать в кузницу, раздуть пламя?
– Забегу.
– Спасибо. Мой тебе совет – беги из ватаги! Беги без оглядки, иначе будет поздно.
– Нет, – Раничеву показалось, что пацан улыбнулся. – Кажется, я встретил здесь свое счастье…
Произнеся эту загадочную фразу, мальчишка убежал в кузницу.
Вскоре дверь догорела, и Ивану не составило никакого труда выбраться наружу. Хорош же он был! Черный от копоти, в цепях, с соломой в растрепавшейся шевелюре. Раничев осмотрелся – ага, в кузнице уже виднелось пламя. Перво-наперво – освободиться от цепей, к черту подобные украшения. Неудобно… Впрочем, главное – вышибить шип. Ага! Есть! Теперь бы освободить всех… Или сначала поджечь конюшню? Нет, конюшня – потом.
Пользуясь отсутствием часовых – самоуверенность сыграла с предводителем бандитов нехорошую шутку – Раничев пробрался к амбару, ударом ноги сшиб засов, уж здесь-то не было никакого замка:
– Выходите!
– Иване?!
– Бегите в кузницу, сшибайте цепи и готовьтесь подороже продать свою жизнь!
– А не получится ли так, что…
– Заткнись, Вавила, нам, похоже, терять нечего. Идем!
Звеня цепями, пленники выбежали их амбара.
– Вон кузница, – показал Иван.
– А ты куда же?
– Вы пока расковывайтесь и идите к конюшне. А у меня еще здесь одно небольшое дело. Впрочем, думаю, долго не задержусь.
Миновав задний двор, Раничев, прячась за яблонями, подобрался к дому. Где-то должен быть черный ход… Ага, вот он, у выгребной ямы. Узкий коридор, темно… Похоже, женская половина… Хотя сейчас узнаем.
Неслышной тенью Иван возник перед несущей кувшин женщиной и быстро зажал ей рот рукою.
– Где девка? – грозно спросил он.
Мыча, женщина махнула рукой влево. Иван быстро связал ее кушаком и сунул в рот кляп из скомканной накидки – ну, в самом деле, не убивать же, когда можно вполне обойтись и без этого?
Слева находились узкие покои без окон, освещаемые тусклым чадящим светом бронзовой лампы. Парчовые занавеси, ворсистый ковер, широкое ложе напротив небольшого, уставленного кувшинами столика. На ложе – обнаженная Марфена, привязанная за руки и за ноги. Лицо девушки было бледным, грудь тяжело вздымалась.
"А она красивая!" – не к месту подумал Раничев. Рядом послышались шаги, Иван нырнул за тяжелую занавесь.
Вошел Армат Кучюн, уселся на край ложа, плеснув в кубок вина. Отпил, окинув девушку похотливым взглядом:
– Ну, что? Многих уже обслужила?
Марфена закусила губу.
– Старайся, старайся, – цинично усмехнувшись, главарь шайки похлопал девчонку по животу. Где-то скрипнула дверь, повеяло сквозняком. Шевельнулась портьера… и в комнату вошел Умберто. Раничев вздрогнул, приготовившись к худшему. Мальчишка все же решил выдать?
– О, любимый господин мой! – Умберто неожиданно упал на колени. – Неужто ты предпочтешь мне эту распутную бабу?
Армат Кучюн усмехнулся:
– Ты не вовремя, парень.
– Не вовремя? – схватив руку бандита, Умберто покрыл ее поцелуями. – Вспомни, как нам было хорошо там, в каюте! Пошли же со мной во двор… или давай прямо здесь.
– Уйди, чертов содомит, – разбойник отпихнул мальчишку ногой. – Сегодня мне хочется женщин!
– Неужто…
– Сказал, убирайся! Впрочем, – Армат Кучюн осклабился, – можешь и посмотреть. Кто знает, может, у тебя проснется и страсть к женскому телу? Взгляни, как она хороша! Высокая грудь, мягкое лоно, нежная шелковистая кожа… – бандит принялся ласкать девушку и, склонившись, укусил ее за грудь. Марфена застонала, разбойник спустил штаны…
Пора! – решил было Иван, но опоздал. Вытащив кинжал, рассерженной кошкой бросился на бандитского атамана юный содомит Умберто, с силой воткнув сверкающий клинок в спину неверного прелюбодея.
– Так умри же! – воскликнул юнга и залился слезами. – О господин мой, как же мы с тобой могли быть счастливы!
Армат Кучюн захрипел, грозно сверкая глазами. Силы быстро покидали его. Обхватив голову руками, и, видимо, не в силах поверить в содеянное, Умберто бросился прочь.
Выскочивший из-за шторы Иван, подобрав дымящийся от крови кинжал, быстро освободил девчонку, не обращая никакого внимания на хрипы умирающего бандита. Закутавшись в дорогой плащ атамана, Марфена последовала вслед за своим освободителем.
Расковавшиеся пленники уже поджидали Раничева в конюшне.
– Уходим, – войдя, распорядился Иван, и полтора десятка изможденных, но очень хотящих жить людей, разом вскочили в седла. Заржали вырвавшиеся во двор кони, отлетели в сторону сшибленные ворота, часовой едва успел укрыться в кустах… Отряд беглецов вихрем пронесся по улицам, распугивая редких прохожих, перемахнув через недостроенную стену, вырвался в степь…
Вот она – свобода! Пыль из-под копыт, вольный ветер и травы – целый океан трав – без конца и без края.
– Теперь куда? – когда остановились передохнуть, спросил Ивана один из беглецов, молодой светлобородый парень. – Поскачем в степи?
– Нет, – Раничев усмехнулся. – Это только кажется, что в степи нет дорог. Есть – и наши враги знают их гораздо лучше нас.
– Тогда как же быть?
– К реке, – сжал губы Иван. – Кажется, я там вижу лодки.