– Так что у вас за дело к мистеру Смиту? – резко сменив тон, он тяжелым немигающим взглядом требовательно уставился прямо в глаза прекрасной путешественницы. – Надеюсь, вы понимаете, что я – королевский офицер, и задаю вам вопросы отнюдь не из праздного любопытства. Мы находимся на театре боевых действий, и здесь действуют законы военного времени!
Мисс Мэри, спокойно выдержав его взгляд, холодно кивнула и бесстрастно повторила историю, уже рассказанную ею два дня назад начальнику порта.
Маркиз, разумеется, как никто другой, умел скрывать свои чувства. Однако, он едва не присвистнул от удивления, узнав причину появления английской леди в русской глуши. Начальник контрразведки ожидал услышать что угодно, только не матримониально-нотариальную повесть. Он повернулся к мистеру Смиту, надеясь, что тот поможет ему разобраться в явно нестандартной ситуации.
Но мистер Смит еще более все запутал, произнеся растеряно:
– Но, позвольте, мисс Мэри, ваш достопочтенный батюшка, заказы которого я, конечно же, хорошо помню, вовсе не остался мне ничего должен!
Теперь настала очередь изумиться и самой мисс Мэри. Она удивленно воззрилась на мастера, затем медленно произнесла:
– Вы абсолютно уверены в этом, мистер Смит?
– Разумеется! – твердо заявил мастер.
Маркиз с нескрываемым интересом ждал, что же ответит мисс Мэри на эти слова мистера Смита, делавшие бессмысленным цель ее путешествия, истинную или подложную. Путешественница задумалась на довольно долгое время. В наступившей тишине слышно было, как позвякивает оружие и амуниция рейтар, переминавшихся с ноги на ногу в дверях трактирной залы.
– Мистер Смит, – наконец произнесла она. – Вы готовы письменно подтвердить свои слова? Для душеприказчиков моего отца, как и для нотариусов моего жениха одного моего устного заверения будет совершенно недостаточно!
– Разумеется, я напишу вам расписку! – с готовностью воскликнул мистер Смит, весьма обрадовавшись, что сей неожиданный и нелепый казус, вызвавший явное неудовольствие его нынешнего чрезвычайно выгодного и щедрого заказчика, маркиза, может быть с легкостью устранен.
– Прекрасно! – мисс Мэри, несмотря на свою традиционную британскую бесстрастность, также едва не подпрыгнула от восторга. – Надеюсь, вы не откажетесь незамедлительно вернуться со мной в Ревель, где капитан порта или местный епископ смогут заверить вашу расписку?
Мистер Смит растерянно обернулся к маркизу, который до сего момента лишь молча слушал и наблюдал за происходящим.
Маркиз откинулся на спинку стула, и, пристально глядя прямо в глаза мисс Мэри, задумчиво произнес безо всякой иронии:
– Вернуться в Ревель? А почему не в Лондон?
Фон Гауфт был человеком весьма опытным в своем деле и, несомненно, талантливым. Он не привык делать скороспелых выводов. Возникшая внезапно нестандартная ситуация с невесть откуда взявшейся английской леди озадачила начальника контрразведки королевского войска. Не встревожила, а именно озадачила.
"Ну, хорошо, предположим самое худшее, – рассуждал про себя маркиз. – Эта леди – русский агент, засланный Посольским приказом или военной разведкой русских с целью нейтрализовать мистера Смита. Но, во-первых, откуда они вообще узнали о его существовании, и, более того, о его миссии? Я не сообщал никому подробностей, даже королю. Единственный человек, полностью владевший информацией – это мой турецкий друг. Но он благополучно вернулся из нашего лагеря на родину в составе своего посольства, о чем король был извещен специальной депешей. То есть мой друг не попадал в русский плен, и, стало быть, не мог ничего выдать противнику. Турки сами слили информацию Москве? Но зачем им это понадобилось? Они могли просто ничего не говорить мне о Смите и не давать пароля! Кстати, мой агент, ездивший в Англию, вообще ничего не знал. Он просто передал пароль и сообщил мастеру маршрут и место встречи… Ну, ладно, допустим – случилось чудо: русские неизвестно как, но узнали о мастере и его миссии. Тогда к чему все эти сложности: комедия со стремящейся замуж английской мисс, какими-то долговыми расписками? Если предположить, что русская разведка располагает такими агентами, как эта явно великосветская леди, то уж тем более у них нашлась бы в Англии пара-тройка головорезов, которые убрали бы мистера Смита быстро и незаметно, без глупых рассуждений о невыплаченных отцовских долгах. Конечно, при даме присутствуют двое бравых парней, но уж слишком бросается в глаза их храбрость и воинственность. Наемный убийца должен быть безобидным на вид, тихим и неприметным…"
Тем временем мисс Мэри в ответ на вопрос маркиза, безукоризненно вежливый по форме, но откровенно издевательский по содержанию, светски улыбнулась, показав, что восприняла это как шутку и развела руками:
– Я вполне отдаю себе отчет, господин маркиз, что мистер Смит проделал весь этот путь вовсе не для того, чтобы вернуться с полдороги по чьему-то капризу. Но Ревель – не Лондон, и я, имея финансовую заинтересованность в такой поездке, готова щедро компенсировать те материальные потери, которые мистер Смит и вы, маркиз, как принимающая сторона, понесете в связи с этой небольшой двухдневной задержкой. Прошу меня понять: ни один нотариус в Англии не примет во внимание расписку, не заверенную официальным лицом, которому могут доверять европейские суды. Таковым в этой дикой стране, насколько мне известно, является начальник ревельского порта или же местный епископ.
"Если бы я был на ее месте в роли русской агентессы, то работал бы под капризную дурочку, а не щеголял бы своим умом и деловитостью", – подумал про себя маркиз, и все еще так и не придя к определенному выводу, произнес, затягивая диалог:
– Все-таки, почему именно в Ревель? Ведь есть и другие варианты заверить расписку мистера Смита.
Конечно, он мог бы просто послать назойливую даму ко всем чертям. Понятно, что его ни в малейшей степени не пугали два ее телохранителя. Он вполне бы справился с ними и в одиночку, а уж тем более – имея за спиною десяток рейтар. Но маркиза обуяло профессиональное любопытство. Ему хотелось разгадать эту загадку и тем самым обогатить свой опыт и усилить интуицию. А разведка и контрразведка – это занятия, в немалой степени базирующиеся именно на интуиции, развиваемой опытом. Тем более, что маркиз, обдумывая ситуацию и так, и сяк, не видел ни малейшей реальной угрозы себе или королевскому войску со стороны этой нелепой троицы. И он вполне резонно решил поиграть с ними в кошки-мышки. Естественно, что кошкой был именно он, фон Гауфт, всесильный начальник разведки и контрразведки самого грозного полководца всей Европы – короля Стефана Батория.
Маркиз вздохнул, изобразил ответную улыбку и отрицательно покачал головой.
– Ревель отпадает. Однако в лагере его величества, короля Стефана, в который направляется мистер Смит, найдется немало персон, имеющих авторитет во всей Европе и способных заверить любую расписку. Это и гетман, и доверенный представитель ордена иезуитов, да и, в конце концов – сам король.
– Вы что же, предлагаете мне отправится в военный лагерь, в котором идут сражения? – изумленно вскинула брови мисс Мэри.
"Если начнет колебаться, изображать испуг, напрашиваясь тем самым на то, чтобы ее уговаривали, значит – наверняка шпионка, целью которой является именно проникновение в наш лагерь, а мистер Смит – просто первый попавшийся предлог… – подумал было маркиз, но мисс Мэри не дала ему возможности окончить мысль. Она решительно поднялась из-за стола:
– Ну что ж, если другого выхода нет – я готова следовать за мистером Смитом в военный лагерь!
"Ни один разведчик на ее месте не стал бы столь стремительно и явно выказывать свою заинтересованность! Разве что, полный дурак. Но за свою карьеру я что-то ни разу не встречал глупых противников. К тому же она не дура и охотно это демонстрирует. Кто же вы, мисс Мэри? Ладно, я, кажется, ничем не рискуя, так или иначе получу ответ на свой вопрос, причем в самое ближайшее время."
Завершив сей короткий внутренний диалог, маркиз также поднялся на ноги и отвесил мисс Мэри очередной изящный поклон:
– В таком случае, прошу вас и ваших спутников, миледи, незамедлительно следовать за мной. Я буду сопровождать вас в лагерь королевского войска!
– Господа сержанты! – обратилась мисс Мэри к своим спутникам. – Прошу вас принести багаж. Мы отправляемся вместе с маркизом.
Сержанты отправились выполнять приказание, а мисс Мэри спросила маркиза тем же деловитым тоном:
– Сколько времени займет путь до лагеря? Сможет ли король или другое авторитетное лицо принять меня сразу же по приезде?
– Наше путешествие займет три дня, миледи! Это, конечно, дольше, чем до Ревеля, но поверьте, у нас нет иного выхода, – с неизменной безукоризненной вежливостью ответил маркиз. – Однако король или иные персоны не смогут принять вас незамедлительно, поскольку именно через три дня мы будем штурмовать вражеский город. Но по случаю победы его величество будет являть королевскую милость, и вы, несомненно, сможете получить аудиенцию его величества в весьма короткий срок!
Псковский воевода князь Шуйский опустил подзорную трубу, зажмурился, протер тыльной стороной ладони слезящийся правый глаз. Он уже второй час, не отрываясь, наблюдал картину боя, и глаз устал. А левым глазом князю в трубу смотреть почему-то было неудобно. Воевода стоял на высокой башенке псковского детинца, все чаще именуемого по-московски кремлем. Впрочем, некоторые немногочисленные приверженцы западной фортификационной терминологии с ученым видом называли его цитаделью.
Князь вновь прильнул к окуляру. Кремлевские стены и башни представляли последнюю – третью – линию обороны города, Но сейчас все решалось на второй линии – буквально намедни завершенном земляном валу со рвом и частоколом. Первая линия – городская стена – была до основания разрушена осадной артиллерией противника на протяжении пятисот саженей в промежутке между Свинарской и Покровской башнями. В эту брешь устремилось на штурм почти все королевское войско, имевшее десятикратный численный перевес над гарнизоном Пскова. С уцелевших башен по флангам штурмовой колонны противника били затинные пищали, но два отряда ландскнехтов и спешившихся гусар, добровольно вызвавшихся на это лихое дело, уже штурмовали эти башни с тыла. Главный удар штурмовой колонны был направлен фронтально, вглубь города, но атакующие тут же наткнулись на земляной вал и ров с чесноком-частоколом.
Новое укрепление явилось полной неожиданностью для королевских отрядов, легко прошедших в брешь стены и уже мысленно занявшихся любимым делом: штурмом городских улиц, быстро перераставшим в безудержный грабеж и насилие. Но королевские полковники и ротмистры, возглавлявшие ландскнехтов и рейтар, были, как и их подчиненные, опытными профессионалами, прошедшими десятки боев. Приказав своим бойцам остановиться, они выдвинули вперед легкие полевые пушки и попытались разбить несерьезный с виду земляной вал. Однако, малокалиберные ядра лишь вязли в земле, не причиняя неказистому фортификационному сооружению видимого вреда. Тогда колонны лучших в Европе солдат вновь развернулись в боевые порядки и ринулись на штурм. Конечно, они знали о своем численном превосходстве над противником. Маркиз фон Гауфт и его разведчики работали с немецкой основательностью и добросовестностью, поставляя королю весьма ценные сведения. Однако и разведчики, и офицеры с солдатами, и сам король принимали во внимание лишь служилых людей псковского гарнизона: стрельцов, боярских детей, казаков и княжеских дружинников. Какое им было дело до городских ремесленников и крестьян из окрестных деревень, не умеющих держать копье или шпагу? Но именно эти крестьяне и ремесленники встали на сооруженный ими же вал плечом к плечу со стрельцами и дружинниками.
Разик и его поморы, видя, что враг изготовился к атаке, еще раз пробежали перед нестройными шеренгами ополченцев.
– Православные! Не посрамим земли русской! Не дрогнем перед врагом! Бить басурман не абы лишь, а как учили!
Сверкающие доспехами, шелками и перьями королевские войска идеально ровными рядами, привычно ускоряя шаг, двинулись на ров и вал, серый гребень которого сливался с линией серых сермяжных рубах его защитников.
Перед рвом ландскнехты безо всякой команды слаженно приостановились, и, образуя плутонги, открыли сокрушительный огонь. В ответ из-за частокола загремели стрелецкие пищали. Их поддерживали затинщики из ремесленных людей. Вот уже два десятка лет в Пскове каждая улица, каждая слобода готовила свой отряд ремесленных людей, смышленых и проворных, метких в огненном бое. Покупали вскладчину затинную пищаль и несли службу на городских стенах. А весной и осенью устраивали состязания в пальбе, и меж собой, и со служилыми людьми. Бывало, что вдругорядь и превосходили стрельцов в меткости.
Ответные залпы затинных пищалей нанесли штурмующей колонне ощутимые потери. Конечно, ландскнехты не дрогнули, но их офицеры, решившие было смести защитников вала огневой мощью, благоразумно изменили тактику и дали команду на штурм. Преодолеть ров и частокол сходу не получилось. У королевских солдат не было с собой фашин и трапов, поскольку внешний ров и без того был завален обломками городской стены, а о существовании второго рва и частокола штурмующие, как уже говорилось, не подозревали. Пока саперы готовили проходы, ландскнехты вели интенсивный и меткий огонь. Но они стояли на открытой местности, а обороняющиеся укрывались за гребнем вала и к тому же ни стрельцы, ни затинщики не уступали лучшим европейским наемникам в меткости и темпе стрельбы. А пороху и пуль у них было предостаточно благодаря бескорыстным стараниям государева дьяка Терентия Лихачева. Интервенты несли потери, и если бы не их огромное численное превосходство, штурм бы и закончился на этой перестрелке поражением королевского войска.
Но вот проходы наконец были готовы, и королевские воины, разозленные бесславной гибелью многих своих товарищей, ринулись на вал.
Они рассчитывали одним махом смести стрельцов казаков и дружинников, красные кафтаны и доспехи которых немногочисленными вкраплениями словно цементировали ряды серых сермяжных рубах ополченцев. Разумеется, лучшие профессионалы Европы – ландскнехты, гайдуки, жолнеры, спешенные рейтары и гусары, не принимали за реальных противников каких-то мужиков с дубинами. Королевское войско накатилось на вал и тут же отхлынуло, опрокинулось обратно в ров. Небрежные выпады их копий и шпаг, направленных в незащищенную ничем, кроме нательного православного крестика, грудь крестьян и ремесленников, были даже не отбиты, а просто отведены, и на сверкающие шеломы с перьями, каждый из которых стоил больше, чем избы и все пожитки этих смердов, обрушились удары дубин. Ополченцы работали беззаветно и истово, как привыкли на молотьбе или в кузне. Многие пали в первой же схватке, замешкавшись отвести выпад противников, многие были ранены. Но остальные, даже легко раненные, старательно выполняли все, чему их учили последние дни. Отвод с поворотом тела – удар без замаха с выкрутом. Отвод – удар, отвод – удар. Русские дубины грохотали по европейской броне. Они не убивали, но оглушали и сбивали с ног, выводили из строя. И профессиональные вояки дрогнули под этим неожиданным напором, покатились с вала в ров, топча упавших.
– Братцы, вперед! Тесни супостатов! – раздались тут же команды стрелецких десятников и казачьих есаулов. Ратники и ополченцы ринулись в контратаку, не давая неприятелю возможности опомниться. Вал опустел, сражение теперь велось во рву и на частоколе. Но высота вала увеличилась почти на аршин. Многие из его строителей и защитников, павших в короткой неравной схватке, лежали на гребне вала. Их неподвижные тела в серых рубахах, покрытые землей и кровью, создали на нем новый страшный бруствер, обозначили ту крайнюю черту, которую не смогло преодолеть лучшее войско Европы. А их оставшиеся в живых соратники, воодушевленные своим успехом и пылающие яростным желанием отомстить ненавистному врагу, продолжали без устали молотить дубинами по головам ясновельможных панов, привыкших к совсем другим поединкам.
Но сражение не было закончено, оно только разгоралось с новой силой. Понесшее неожиданно большие потери, обескураженное страшным отпором, королевское войско отступило от вала и частокола. Там, на ровном пространстве в огромном проломе стены офицеры сумели перестроить своих солдат, сомкнуть поредевшие, но все еще многочисленные по сравнению с защитниками города ряды, и повели их в новую атаку.
Ожесточение с обеих сторон все нарастало. Обороняющиеся были оттеснены к частоколу, но, зацепившись за него, вновь смогли дать неприятелю достойный отпор. Ров и вал с частоколом были выгнуты подковой, края которой упирались в пролом стены между Свинарской и Покровской башнями. Пролом был достаточно широким для штурма, но все же не позволял королевскому войску развернуться во всю мощь и реализовать свое численное превосходство. Поэтому важнейшей задачей штурмующих, которые не смогли с ходу прорваться в город и выйти на оперативный простор, стал захват одной из башен, а именно Свинарской, с которой они смогли бы огнем громить фланги и тылы оборонявшихся градоборцев. Поэтому большой отряд поляков и венгерцев с самого начала не принимал участие в атаке на вал и частокол, а, проникнув в пролом вслед за основной колонной, штурмовал с тылу Свинарскую башню. Русские ратники прекрасно понимали, что если неприятель захватит башню, то им не долго удастся продержаться на валу, и город будет обречен.
Воевода князь Шуйский опустил подзорную трубу, не глядя передал ее стоящему позади него стремянному. Тот подхватил драгоценный оптический прибор, бережно уложил в деревянный, обитый изнутри черным бархатом футляр.
– Бояре! – спокойным и ровным голосом безо всякого пафоса обратился воевода к окружавшим его военачальникам. – Настал решающий час. Наши ратники и ополченцы у частокола бьются из последних сил. Во врата Свинарской башни вливаются все новые и новые вражеские толпы. Вскоре они захватят башню, и уныние ослабит наши ряды. Так поспешим же на вал, и встретим опасность вместе с людом своим, как и подобает православному воинству.
Не дожидаясь ответа на свою речь, князь Шуйский почти бегом принялся спускаться вниз, где его и бояр уже ожидали оседланные кони и отряд отборных княжеских дружинников в триста сабель – последний резерв осажденного Пскова.
Бояре и дружинники вскачь пронеслись по пустынным улицам города, за несколько минут преодолев расстояние от детинца до вала возле Свинарской башни.
Князь спешился на ходу, бросил поводья стремянному, принял у него золоченый шелом с роскошным плюмажем из белоснежных перьев.
– Василек! – крикнул он начальнику своей дружины.
– Я здесь, князь! – молодой статный витязь в ослепительно сверкающих латах подбежал к воеводе.
– Построй дружину за валом. В атаку пойдешь только тогда, когда… Ну, ты меня понял. Не раньше, не позже, что бы ни случилось! Атакуй в две шеренги, в ряды неприятельские не врубайся, как обычно, а вытесняй. Больно уж их много, отрезать от пролома нельзя: все равно сомнут. Оставим им путь к отступлению. Даст Бог – прогоним, и то ладно! Исполняй!
– Слушаюсь, князь! – Василек на миг вытянулся перед воеводой, затем резко повернулся и побежал к своим дружинникам.
– Ну что ж! Пошли, бояре! – Князь Шуйский вынул саблю из ножен и неспешно взошел на вал.