Покончив с углями, Эрик раскупорил бутылку с жидкостью, полил ей металлический лист и затем приблизил к нему горящий факел. Жидкость вспыхнула мгновенно, по сцене протянулась огненная дорожка. "Да это бензин, а то что-нибудь и похуже!" - подумал Павел. Довольный произведенным эффектом, мальчик старательно полил из бутылки свою левую руку от пальцев до локтя, затем правую и вновь взялся за факел… Левая рука подростка мгновенно оказалась охвачена пламенем, уже от нее он запалил и свою правую руку, а затем и свою роскошную шевелюру. Раскинув руки на манер креста, мальчуган замер на манеже. Сцена жутко напоминала виденные когда-то Павлом по телевидению кадры самосожжения людей и одновременно нахально им противоречила. Мальчик стоял и улыбался во весь рот, языки бешеного пламени, рвущиеся вверх с его рук и волос, словно тянули его за собой в небесную высь. Казалось, вот-вот, и мальчик воспарит вслед за ними. В этот момент Павел просто залюбовался грациозной фигуркой мальчугана. Весь зал замер, не было слышно ни малейшего шороха, только треск от сгорающих волос Эрика. Наконец, пламя утихло. Вся горючая жидкость на коже мальчика прогорела без остатка, от пышных волос на его голове остался только пепел. Но мальчуган, казалось, ничуть об этом не сожалеет. Он с улыбкой поклонился публике, ладонью смел пепел с облысевшей теперь головы и скромно встал возле жаровни, чего-то ожидая.
Тишину нарушил шпрехшталмейстер, предложивший кому-нибудь из зрителей выйти на манеж и лично убедиться, что в продемонстрированном публике аттракционе нет никакого подвоха. Услышав эти слова, Бояринцев первый рванулся на арену. Мальчик чуть вздрогнул, когда к нему буквально подбежал незнакомый мужчина, но с места не сдвинулся. Вслед за Павлом подошли еще двое: толстая женщина лет пятидесяти и молодой накачанный парень, явно не блещущий интеллектом. Эрик, несколько натужно улыбнувшись подошедшим, опять вытащил рукой из жаровни раскаленный уголек и повертел его чуть ли не перед носами у наблюдателей. Парень-качок, видимо усомнившись, что уголь действительно горячий, для проверки ткнул в него пальцем и тут же взвизгнул от боли. Пострадавшего наблюдателя служители арены увели за кулисы для оказания первой помощи. Отбросив уголек, мальчик продемонстрировал оставшимся свидетелям свои ничуть не пострадавшие розовые пальчики. Чтобы проверить версию защитной пленки, Павел ухватил пацана за руку и старательно ощупал место, только что контактировавшее с раскаленным углем. Обычная нежная детская кожа, может быть, только чуть более теплая, чем полагается. Но и эта излишняя теплота исчезала на глазах. Ни намека ни на какое-либо защитное покрытие, ни даже на покрывающую кожу мазь. Это уже не фокус. Это настоящая научная сенсация! Бояринцев послюнявил палец и потер то место на предплечье паренька, где еще совсем недавно полыхала горючая жидкость. Из под жирной копоти проступила все такая же розовая кожа. Да с любого нормального человека она бы чулком слезла после такого поджаривания! Нет, определенно, с этим пацаном стоит познакомиться поближе!
Обернувшись к публике в зале, Павел подтвердил, что все действительно было без обмана, и перед тем, как вернуться на свое место, сообщил мальчику, что он ученый, изучающий поражающее воздействие высоких температур при пожарах, и потому очень бы хотел с ним, с Эриком, побеседовать.
- Зайдите после представления в мою гримерку, - чуть потупив глаза, ответил мальчик.
Павел, конечно, не мог не воспользоваться таким приглашением. Гримерка Эрика оказалась тесной комнатенкой, из реквизита здесь присутствовало лишь несколько темных париков, один из которых мальчик немедленно нахлобучил себе на голову.
- Сам-то я не горю, но волосы у меня регулярно обгорают, - смущенно пояснил он Павлу. - Приходится на каждое представление новый парик надевать. Но это ничего, - тут же успокоил он гостя, - они потом всякий раз быстро вырастают.
- Ладно, давай знакомиться, - сказал Павел, усаживаясь на стоящий в гримерке скрипучий стул, - я Павел Владимирович Бояринцев, кандидат химических наук, сотрудник одного очень серьезного научного института в Санкт-Петербурге.
- Эрик Каллистратов, артист цирка, - в тон ему ответил юный владелец гримерки.
- Это настоящее твое имя или цирковой псевдоним? - поинтересовался Павел.
- Имя настоящее, у меня мама норвежка, а фамилию я получил от отчима.
- Ты мне вот что скажи, Эрик, - произнес Павел, - давно у тебя такая способность появилась - в огне не гореть?
- Не знаю, наверное, от рождения… - протянул мальчик.
- А что за жидкостью ты себя поливал, если не секрет?
- Не секрет. Обыкновенным бензином. Знаете, публике нравится, когда все огнем полыхает. Когда я первый раз здесь выступал, еще вместе с отчимом, он меня окатил бензином из ведра с ног до головы. Вот тогда действительно было зрелище! Публика чуть в обморок не падала! Только, - мальчик смущенно хихикнул и потупился, - на мне тогда трусы сгорели, представляете, как это стоять перед залом без ничего, хорошо еще, все тело было в копоти… Я потом отчима упросил, чтобы только руки бензином поливать, все равно эффектно получается.
- А не скажешь, Эрик, кто твой отец? - спросил Бояринцев. - А то на норвежца ты что-то непохож, вон, и парик темный носишь, или это только сценический образ, а собственные твои волосы светлые?
- Не-а, волосы у меня такого же цвета, как этот парик, - отвечал мальчик. - А отец… знаете, моего отца даже мама не знает, я у нее появился в результате непорочного зачатия, или как это биологи называют… партеногенеза, вот! И я не один такой на свет родился. Мы сперва вместе жили в одном поселке, а этим летом нас по разным местам развезли, тогда мама и замуж вышла за Каллистратова. Короче, никто наших отцов не видел, но подозревают, что они все оттуда, - Эрик показал пальцем куда-то вверх.
- С неба, значит… Если так, этим многое объясняется… А скажи-ка мне, небесное дитя, самому тебе нравится каждый день на манеже выступать?
- Да знаете, не очень, - вздохнул Эрик. - Сперва интересно было, а теперь как-то приелось все. А что делать-то? На жизнь надо зарабатывать…
- А отчим тебя что, не прокормит? Или ты не один у него?
- Один. Но знаете, он зарабатывает мало, а мама моя нигде не работает, раньше ей на мое воспитание деньги выделяли, а потом перестали, потому и разъезжаться пришлось. В Норвегии мы с мамой никому не нужны оказались, да и здесь кроме Каллистратова никто нас взять не захотел. Ну, он привез нас к себе в Архангельск и говорит мне: "Ты уже большой мальчик, можешь сам себя кормить." А у меня к тому же способности такие… очень для цирка подходящие. Ну, он и отдал меня сюда.
- И много платят? - осведомился Павел.
- Ну, я точно не знаю, деньги-то не мне выдают, а отчиму, но прилично, наверное, - протянул Эрик. - А он уже потом мне карманные деньги выдает.
- Короче, эксплуатирует он тебя в хвост и в гриву, - подвел итог Бояринцев. - Ты хоть раз сказал ему, что это тебя тяготит, или, скажем, какой-нибудь неприятный номер исполнять отказывался?
- Если откажусь - выдерет и очень больно, - хмуро произнес Эрик, - мне вон и так недавно досталось.
- Покажи, если нетрудно, - вымолвил Павел.
Эрик повернулся к нему спиной и приспустил плавки. Ягодицы мальчика пересекали шесть параллельных багровых полос. Павел присвистнул:
- Чем это он тебя так?
- Да прутом каким-то особым, он его ротанговым, кажется, называл, - неохотно ответил мальчик. - Он этот прут специально из-за границы выписал, чтобы меня им наказывать… Жуть такая, хуже розог! Вроде всего шесть раз ударил, а задница до сих пор побаливает… А еще он иногда меня хлыстом потчует, знаете, каким наездники лошадей во время скачки подхлестывают…
- А за что он тебя, ты номер, что ли, какой завалил?
- Не-а, в этот раз за учебу попало. Ну, схватил пару по математике, с кем не бывает.
- Выходит, отчим тебе и школьной учебой досаждает, - произнес Бояринцев. - Трудновато, наверное, ее с работой в цирке совмещать?
- Да уж…
- И часто тебе, бедному, так достается?
- Ну, один-два раза в неделю обязательно, - ответил Эрик. - Да ладно, - продолжил он, видя, как нахмурился Павел, - я на отчима не очень-то в обиде, я читал, что цирковых мальчиков испокон веку так… стимулировали.
"Самого бы его так "простимулировать"!" - подумал Бояринцев.
- Ладно, Эрик, я вижу, твои нынешние занятия тебе не слишком-то по душе. Конечно, для цирка ты огромное приобретение, но я знаю еще одну работу, где, когда ты подрастешь, тебя с твоими способностями буквально с руками оторвут. Ведь ты же просто идеальный пожарный! Ни высокой температуры не боишься, ни открытого пламени, дымом можешь дышать даже без респиратора. МЧС уже сейчас стоило бы за тебя ухватиться. У меня по роду деятельности есть там связи, если им сообщить, может, какую стипендию тебе выделят, тогда тебе больше не придется каждый вечер перед публикой ломаться… Ну что, мне поговорить об этом с твоим отчимом?
- Не знаю… - опустил глаза Эрик. - Он как-то не любит ни с какими властями дела иметь… А вы долго еще в нашем городе будете?
- Ну, возможно, еще несколько недель. А тебя почему это интересует?
- Ну, я бы тогда вам город смог показать, - снова вскинул глаза мальчик. - В субботу утром у меня ни занятий, ни репетиций. Если вы тогда не работаете, мы могли бы с вами встретиться и прогуляться…
- Хорошо, - решительно произнес Павел, - договорились. Я живу в гостинице "Двина" в четырех кварталах отсюда. Подходи туда в субботу часам к девяти - покажешь свой город!
Когда в назначенный день Бояринцев ровно в девять утра вышел из дверей гостиницы, мальчик уже поджидал его у входа. Несмотря на холодную, практически уже зимнюю погоду, Эрик был одет в легкую осеннюю курточку, словно старался доказать Павлу, что не боится не только жара, но и холода. А возможно, мальчуган просто захотел одеться понаряднее. На голове у Эрика была шерстяная шапочка с помпоном, смешно подпрыгивающим при ходьбе.
- Ну что, звезда манежа, показывай свой город, как обещал! - произнес Павел.
Эрик заулыбался, закивал головой, ухватил мужчину за рукав и повлек в направлении набережной. Мальчику хотелось показать все-все: и памятник Петру Первому, и детский парк с аттракционами, и Дворец детского творчества (то бишь бывший дворец пионеров), где ему тоже довелось выступать.
- А вот там, смотрите, Соловецкое подворье, - трещал он, - то есть оно когда-то принадлежало Соловецкому монастырю. А вы бывали на Соловках? Меня отчим обещал свозить туда летом на несколько деньков, когда у него отпуск будет. А дальше у нас дворец спорта и речной вокзал, а еще дальше - памятник Ломоносову, такой, знаете, в античном стиле, Ломоносов там в тогу одет, а перед ним голый мальчик на коленях стоит, с крыльями за спиной, ангел, наверное. А еще у нас тут деревянный небоскреб есть, единственный в мире. Его какой-то бизнесмен лет тридцать назад построил. Городские власти сперва ругались, даже снести его хотели, дескать, город позорит, а потом одумались и объявили памятником деревянного зодчества. Хотите, покажу? Только он не на набережной, а в глубине.
- Ладно, веди, - согласился Бояринцев.
Они свернули с набережной на небольшую улочку. Каменные дома на ней скоро кончились, сменившись одноэтжными деревянными домишками. Павла удивило, что и мостовая, и тротуары вдоль домов были сделаны сплошь из дерева. Слова знакомой с детства песни Городницкого: "А я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят как половицы", - на глазах обретали реальный смысл. Эрику подобный настил был уже, похоже, вполне привычен: он беззаботно скакал рядом с Павлом, не смотря под ноги и поминутно забегая вперед, чтобы заглянуть взрослому в глаза.
- А что это у вас тут все из дерева? - спросил Бояринцев. - Асфальта, что ли, не хватает?
- Нее, асфальт тут и года не протянет! - убежденно произнес Эрик. - Мы ж здесь на болоте живем. У самой реки - там твердая почва, там что угодно можно строить, а чуть подальше отступить - сплошные хляби. У нас тут все дома только на сваях строят, чтобы они в землю не осели. А дороги сплошь мостить - это вообще гиблое дело. Тут как-то главную улицу, что от памятника Петру вглубь идет, замостили бетонными плитами. Так уже через год там проехать никто не мог: одни плиты вниз опустились, а другие, наоборот, почему-то вверх выперло. Водный баланс, говорят, под той улицей нарушился. А где деревянные мостовые - там все нормально. Гниют, они, конечно, ну дак в Архангельске древесина всегда дешевой была, ее к нам своим ходом по Двине сплавляют.
Пресловутый деревянный небоскреб оказался действительно занятным сооружением: создавалось впечатление, что кто-то просто громоздил одну деревянную халупу поверх другой, очень похоже в южных морях разрастаются кораллы. Господи, чего только не взбредет в голову внезапно разбогатевшему русскому мужику! Впрочем, приближалось время обеда, и Эрику надо было идти домой. Напоследок Павел решил еще раз прощупать возможность наведения контактов с семьей мальчугана.
- Скажи, Эрик, а ты кроме Архангельска и своего родного поселка еще где-нибудь бывал? - спросил он.
- Да, нас этим летом всех в Крым вывозили, - радостно улыбнувшись, ответил тот. Похоже, эти воспоминания у мальчика остались окрашенными в самые светлые тона. - А еще мы в прошлом месяце в Мурманской области гастролировали, пересекли ее всю с севера на юг: сперва в самом Мурманске с неделю выступали, потом в Мончегорске пару представлений дали, затем в Апатитах, а закончили в Кандалакше. Мурманск тоже ничего город, не такой старинный, конечно, как Архангельск, зато дома на побережье в самые разные яркие цвета раскрашены, когда нам морскую прогулку на катере устроили, то здоровски на них смотреть с моря было. Говорят, их так специально для моряков красят. В Мончегорске скучно было - пойти некуда и вся тайга вокруг потравлена, даже смотреть противно. А больше всего мне Кандалакша понравилась - город чистенький такой, ухоженный, вокруг тайга заповедная, нас в этот соседний заповедник тоже на экскурсию водили. А еще там на берегу лабиринт из камней есть, который еще в каменном веке построили, только никто не знает для чего. И своих соплеменников я там раз встретил, ну, норвежцев то есть, знаете, как они удивились, когда я с ними по-норвежски заговорил?!
- А в Москву, предположим, тебе никогда не хотелось съездить? - осторожно начал подводить к желаемой теме Бояринцев. - Там, знаешь ли, тоже цирки имеются, и с таким номером тебя куда угодно возьмут.
- Не, мне в Москве нельзя появляться, - погрустнел Эрик. - Там и так наших ребят полно оказалось, отчим говорит, что для нашей же безопасности лучше, чтобы мы в одном месте в больших количествах не скапливались.
- Ну, а в Питер, предположим? Или там тоже ваших много?
- Да нет вроде… - Эрик почесал затылок. - Да только кто ж туда наш цирк пригласит?
- А если, скажем, я приглашу? - промолвил Павел. - Я, конечно, никогда ничьи гастроли не организовывал, но ради тебя готов стать вашим продюсером. У нас в Питере народ не бедный, и таких фантастически увлекательных номеров, как у тебя, там у нас никогда не видели, так что тебя там любой цирковой администратор с руками оторвет и платить будет не в пример больше, чем здесь в Архангельске. Можешь так и передать своему отчиму. Если он неглупый человек, то поймет свою выгоду. А мы с тобой тогда всегда сможем быть рядом.
Лицо Эрика расплылось в радостной улыбке:
- Ой, спасибо вам большое! Я передам, сегодня же и передам!
Глаза мальчика буквально лучились счастьем. Глядя на него, Павел и сам улыбнулся. Даже уходя, Эрик несколько раз оглянулся на Бояринцева, пока тот не помахал ему рукой. Мальчик немедленно ответил тем же и уже затем рванулся вдоль по улице, сходу перейдя на бег - то ли уже опаздывал, то ли просто не мог сдержать распирающей радости. Павел долго глядел ему вслед, пока яркая курточка мальчугана не скрылась за поворотом.
"Удивительный все же паренек", - думал Павел, возвращаясь к себе в гостиницу, - "такой ласковый, привязчивый, и это в двенадцать-то лет! Обычно пацаны в этом возрасте начинают за свою независимость бороться, чуть тронешь - сразу колючки выставляют, а этот, кажется, так и ищет, к чьему плечу прислониться. Жаль его. И отца у парня не было, и с отчимом не повезло. И что это, кстати, за группа ребят, появившаяся на свет в результате партеногенеза? Эксперимент, что ли, какой? И кто их содержал-то все эти годы? Одни сплошные вопросы. Эрик ответить на них не поможет, он, наивное доверчивое существо, похоже, мало что знает о своем происхождении. Вот мать его порасспрошать не мешало бы. Да и Каллистратов наверняка в это посвящен, иначе откуда его уверенность, что в Москве для мальчика может быть опасно. Ладно, если он не слишком подозрителен и не откажется от сотрудничества, вскоре у меня появится возможность осторожно все разузнать."
Отчим Эрика предложение Бояринцева не отверг, и уже через месяц мальчик поехал на гастроли в Санкт-Петербург.
Глава 10. Случайная встреча
Новогодние праздники стали для Бориса Каледина долгожданным отдыхом от изнурительных тренировок. Уже целых три месяца у него не было ни минуты свободного времени. Утром, едва проснулся, интенсивная зарядка по методу Танеева, потом спешный завтрак, и уже пора бежать из дому, чтобы успеть на первый урок в его отрадненской школе. В вагоне метро, если удастся найти свободный уголок, спешно повторяешь то, что с трудом вызубрил вчера вечером. На уроках тоже особо не порасслабляешься: и пары хватать неохота, и надо постараться побольше запомнить из нового материала, чтобы максимально сократить время, которое придется потом потратить на подготовку домашнего задания. Едва закончились уроки - пулей летишь в маленький зальчик, арендованный Роланом Танеевым, где он часа три к ряду выжимает из тебя все соки. По окончании тренировки, измотанный донельзя, возвращаешься, наконец, к себе домой, где до ночи приходится делать уроки, по крайней мере письменные, на устные времени иногда просто не хватает. Хорошо, что школа, в которую он ходит, не элитная и лишних требований к своим ученикам не предъявляет. В выходные можно немного отдохнуть от учебы, но протяженность тренировок зато резко возрастает, так что не остается времени ни в кино сходить, ни с друзьями по городу прогуляться. Да и друзья у Бориса теперь все в Отрадном, те, кто учится с ним в одной школе, а в родном теперь палашевском дворе он и не знает никого.