- One shot, Майкл? - c мечтательной улыбкой спрашивает он, пытаясь поднести ствол к виску.
- One shot! - подтверждает Де Ниро, мягко, но настойчиво отклоняя его исколотую руку с револьвером на стол. - Уедем, Ники! Уедем со мной!
Продолжая все так же по-детски улыбаться, Ник высвобождается, твердо втыкает ствол в обмотанный алым висок… я отворачиваюсь. Потому что, как всегда, звучит выстрел, и я уже знаю наизусть, что будет дальше, и мне почему-то не хочется сегодня смотреть на сцену, где Де Ниро отчаянно кричит над мертвым другом, который даже не успел понять, что произошло.
- Тяжелый фильм, - сказала мама, придвигая мне тарелку. - Нашли что посмотреть перед обедом…
Действительно - и как это папа не переключил на какой-нибудь канал для карамельных домохозяек?!
- Ты ел что-нибудь утром? - продолжала она, глядя на меня.
- Ну да, - я отломил кусочек горбушки и сунул за щеку. - Бутер.
- Бутер?! Это еда, по-твоему?!
- А что же это?
Она никак не может привыкнуть к моей гастрономической неразборчивости. Меня на завтрак всегда устраивал бутерброд, и я никогда не страдал по отсутствии каши или какой-нибудь там глазуньи с беконом… Хм, тем более, что бекон мы сегодня уже проходили, пусть и во сне.
- Ох, когда же ты уже хоть немного научишься готовить? - посетовала мама.
- А я и так умею, - загибая пальцы, я начал перечислять: - Считай! Кофе. Кофе с сахаром. Кофе с сахаром и молоком или сливками. Чай. Чай из пакетика. Чай из пакетика по второму разу. Бутер с колбасой. Бутер с сыром. Бутер-хоть-с-чем-нибудь. Яичница. И коронное блюдо - какая-то горелая фигня.
- Это ты про шашлыки? - не удержался папа, припомнив мне вершину моего кулинарного искусства на даче у Кирпича.
- А! Точно! Это были шашлыки!
Тут мама устремила взор поверх моей головы, а за нею следом и отец. Я, в отличие от них, сидел спиной к двери, и мне пришлось развернуться.
Кутаясь в халат, позади меня стояла баба Тоня. Сколотые гребнем на затылке, ее темно-русые с проседью волосы неаккуратно топорщились во все стороны, как будто она только что подскочила с подушки и сразу же примчалась сюда.
- Володя, так ты купил чеснок, как я просила?! - с порога набросилась она на меня.
Блин.
- Мама, а для чего тебе чеснок? - поинтересовалась моя мама у своей. - Есть же еще головки две-три!
- Мало! Я их уже вынула. Надо еще!
- А зачем много? Он же высохнет!
- Высохнет - свежий купим! - уверенно каркнула бабушка и снова воззрилась на меня. - Володя, не слушай Яну, сходи и купи с полкило, а можно и больше!
По экрану побежали заключительные титры фильма. Мама с папой сделали вид, что их тут нет. Типа - твоя бабушка, ты и разбирайся, ага.
В дверь настойчиво позвонили. Ну, поесть мне сегодня не дадут точно! Как сидящий с краю, я отправился открывать.
На площадке стоял один из моих коллег, я даже помню его в лицо, но имени не знаю. А подъезд основательно заволокло дымом.
- Здоров, - сказал он мне, тоже, видимо, узнавая по физиономии. - Тут у вас в какой-то из квартир задымление. Не знаешь, у кого может быть?
Я подумал про наших люмпен-пикассо и мстительно представил себе картину, как мои коллеги выламывают им двери топориками, поскольку тех не оказалось дома либо они там оказались, но в беспробудно спящем (от пьянки или наркоты) состоянии.
- Наведайся в восьмидесятую.
- А чё там, притон какой?
- Неведомо! - развел я руками.
Наверное, он уже пробежался по их вечно загаженной площадке.
Закрыв дверь, я едва не наткнулся на стоявшую у меня за спиной бабушку. Она была похожа на призрак. На такое очень и очень навязчивое привидение. Это как в хреново сделанных ужастиках: закрываешь холодильник - а за дверцей монстр в уголочке.
- Вот говорю же тебе - сходи за чесноком!
Я плюнул и, накинув куртку прямо на футболку, в домашнем трико и с мокрыми волосами отправился на микрорынок, чертыхаясь из-за отключенного пожарными лифта.
Иначе ведь не отстанет.
Визит в прошлое
Отбившись от бабы Тони, которая, заполучив вожделенный чеснок, стала, напевая, развешивать головки по углам во всей квартире, я смог с грехом пополам дообедать с папой и мамой.
- Какие планы? - поинтересовался отец, видя, что я куда-то собираюсь.
- Сначала на кладбище. Сегодня три года…
- Степан? Охо-хо… Ему бы сегодня же и тридцать было… Вот судьба: в один и тот же день… Передай Лене привет.
- Угу, передам. А потом, вечером, Аникин звал на мальчишник…
- Руська?! - не меньше моего удивился папа. - На мальчишник? Этот шалопай? Ну, дает!
Я кивнул. По квартире разливался дурманящий мозги аромат чеснока: кажется, баба Тоня не просто его развешивала, но и предварительно расковыривала, чтобы воняло посильнее. На голодный желудок от таких запахов рехнешься. Но обсуждать это с родителями мы не стали: ну ничего же уже не поделаешь, умственного здоровья несчастной бабушке не вернешь. Надо просто запастись терпением и поменьше обращать внимание, как все время советует мама.
Едва я коснулся кнопки звонка квартиры Еремеевых, Лена, Степухина вдова, распахнула передо мной дверь, будто дожидалась, стоя у глазка. Из комнаты донесся радостный писк четырехлетней Светки:
- Дени-и-и-исик!!!
Им обеим оставалось лишь накинуть верхнюю одежду - и они будут готовы ехать. Мелкая обезьянка выпрыгнула в коридор, хитро сощурилась и, сложив пальцы в какой-то загадочной комбинации, выкрикнула:
- Тыдысь!
- Что это с ней? - обратился я к печальной Ленке.
- Да мультиков пересмотрела.
Светик мотнула белокурыми кудряшками и, явно копируя какого-то персонажа, подбоченилась:
- Мы - фиксики!
- Ты суп доела, фиксик?
- Я Симка!
- Суп доеден?
- Не-а!
- Сейчас уже дяди подъедут, они тебя ждать не будут. Останешься дома одна.
- Ула-а-а-а!
- Без телевизора, - добавила Ленка. - Отключу свет на щитке!
Светика тут же как ветром сдуло, а из комнаты донесся торопливый лязг ложки о тарелку.
- Жестко ты с ней.
- А иначе не понимает.
- Они сейчас все такие. Индиго, говорят.
- Избалованные они, - огрызнулась Степкина вдова. - Ни в чем отказа не знают, любые капризы на щелчок пальцев. А вместо того чтобы по жопе им ремнем - психологические изыскания, видишь ли, тонкая психика, ищи подход к этим индигам! На шею сели и ноги свесили…
Я засмеялся:
- Ты как бабушка на лавочке: "Поганая молодежь слушает всякую фигню - от то ли дело мы!"
Ленка мрачно посмотрела на меня:
- Свои появятся - посмотрим, что запоешь. И не смотри на меня так. Когда я не на работе, мне не для кого выряжаться, - правильно истолковала она мой взгляд.
Ну что поделать, если в этот мой приезд Ленка выглядела еще хуже, чем в прошлые. Казалось, что она морит себя голодовкой и под бесформенными ужасными свитерами носит вериги, а по ночам истязает себя кнутом. Абсолютное равнодушие к собственному виду. Ну ладно у мужиков такое бывает, мы и в самом деле не сильно дружим с модой и зеркалами, но у красавицы-Еремеевой?..
Еще в школе - мы учились с нею в параллельных классах - за Ленкой табунились толпы ухажеров. Причем не столько из-за достатка ее родни, сколько из-за очаровательной внешности и обаяния. Я, к примеру, о том, что ее семейка богата, узнал только после их со Степкой свадьбы. Но там, с ее родителями и их амбициями, своя история. Хреновая.
- Ладно, забей, - прервал я Ленкины оправдания. - Я тут Светику книжку принес. Только не знаю, понравится ей такое? Она у тебя вообще книжки слушает?
- Она у меня - слушает! - чуть обиженно, с напором, ответила Ленка. - И алфавит, между прочим, учит.
- Да я не хотел обидеть. Просто у нас парни жалуются, что их мелочь к книгам - никак.
- Это потому что телевизор много смотрят.
- Зомбоящик.
- Ага, зомбоящик. А что за книга?
Я протянул ей пакет с книжкой-панорамкой о приключениях Чиполлино. Просто никаких больше идей насчет подарка их со Степкой дочке мне в голову не пришло. В прошлый раз это был полуметровый мягкий заяц, от которого она, бедная, шарахнулась, как от привидения…
Но увидев название, Ленка просияла, улыбнулась мне, слегка приобняла в знак благодарности и потянула за собой в зал.
Центральное место в этой комнате занимала громадная фотография в полстены. И если бы не черная рамочка, никто не мог бы и заподозрить, что с этим жизнерадостным парнем стряслась какая-то беда.
Степуха был рослым - за метр девяносто - атлетически сложенным мужиком с дурашливыми зелеными глазами и русой шевелюрой. Знакомые нам представительницы прекрасной половины человечества в один голос называли его красавчиком, и Ленке, кажется, это льстило. Был бы он актером - играл бы русских витязей: я легко мог представить его в богатырском шишаке, кольчуге, с булавой в одной руке и щитом - в другой. Да, и обязательно верхом на мохноногом тяжеловозе. Но он был Степухой Еремеевым и в чем-то таким же прибабахнутым на голову, как я. Может, это и сблизило нас с ним? Мы подружились уже после моего возвращения из армии, в дежурке, а прежде друг друга не знали: он хоть и учился у нас, но окончил школу раньше на пять лет. Тогда подобная разница в возрасте была решающим фактором в компанейских отношениях. Когда мы, младшеклассники, еще в куколки-машинки игрались, он девчонкам свидания назначал. И сдружило нас с ним то, что мы оба как-то неравнодушно относились к нашей профессии, а приятным бонусом стала его любовь к Ленке, с которой я без всяких амурных поползновений общался еще со школы. Не скажу, что она мне не нравилась как девушка, просто у меня была внутренняя уверенность, что у Ленки другая стезя. А я часто руководствовался интуицией.
Иногда у меня возникает подозрение, что шныряют среди нас невидимые глазу контролеры. Ходят по пятам за каждым из нас, фиксируют количество счастья на душу населения. И как только кто-то из простых смертных покажется им непозволительно счастливым, сразу же подают сигнал "куда положено". Так и вижу эту анонимку: "Сим уведомляю, что Еремеевы Елена Сергеевна и Степан Александрович присвоили себе со вселенских весов слишком много дефицитной продукции, именуемой счастьем. Вполне возможно, со спекулятивными целями! Просьба разобраться и принять меры. С уважением, Анонимус". Посмотрели эти "где положено" на весы: ага! Чаша с тремя граммами оставшегося на всех счастья болтается где-то под небесами, а вторая, та, на которую щедро навалили горя, аж землю продавила. И тут же высылают директиву, прилагаемую к бандероли с популярным продуктом, который лопатами нагребли со вторых весов: "Урезать норму!" И контролеры-анонимусы уж постарались, никаких пакостей из бандерольки не пожалели!
Мне трудно вообразить более дружную пару, чем были Еремеевы. Я еще не встречал двух людей, настолько подходящих друг другу. И еще никогда я не бесился так от горя и бессильной ярости, как узнав о гибели Степки и поняв, что будет с Ленкой, когда до нее дойдет эта весть. На нашей планете триллионы самых омерзительных насекомых, которые не знают горестей и без зазрения совести лишают покоя, а то и здоровья других живых существ, им никакого зла не причинивших. Так почему бы "кому положено" не удовлетворить свою кровожадность, отсыпав для пары-тройки миллиардов какого-нибудь таежного гнуса продукции с нижних весов? Понемножку, много не нужно. Но каждому лично в лапы. Глядишь - и уравновесились бы чаши, если это для кого-то так важно! Я не сторонник веры в очищение испытаниями и в благо покорности. Уж слишком это нелогичная теория для мира, от и до выстроенного на математической логике. Пусть логике, не всегда понятной разуму на каком-то этапе развития, но, как показывает история, вполне постижимой на этапе следующем.
Обычно я старался обо всем этом не задумываться. Иначе пламя бунта разгоралось внутри, готовое испепелить и "контролеров", и "весы", и "кого положено". Будь в том смысл, я не подавлял бы ярость. Но смысла не было. Я не только дотянуться до них до всех - я и увидеть-то их не мог! А и увидел бы и дотянулся, Степуху бы это не вернуло.
- Время от времени мне кажется, что я его слышу, - тихо призналась Ленка, глядя на фото в ожидании, когда дочь дохлебает свой суп.
Я промолчал. К чему потакать скорбящему, множа тем самым его иллюзии?
И тут вдруг в доме напротив кто-то приоткрыл фрамугу. Клонившееся к западу весеннее переменчивое солнце подмигнуло, раскололось в окне еще на один зайчик, и золотистый блик одним прыжком заскочил на фото Степухи. Отразившись от стекла рамы, он засиял в точности посередине лба покойного, как камень в венце или…
Ленка сдавленно вскрикнула, шарахнулась в сторону, но до кресла не дотянула и мешком осела прямо на палас. Светик непонятливо оглянулась на нас, увидела мать, спрыгнула со стула:
- Ма-а-ам?
Я помчал на кухню, первую попавшуюся чашку наполнил водой из холодного крана и вернулся к Ленке.
- Лен, ну нельзя так, - напоив ее из своих рук, я остался сидеть рядом с ней. - Слышишь? Надо жить.
Светик без лишних церемоний обняла мать со спины за шею, сдавив Ленкино горло так, что она придушенно закашлялась.
- Смотри-ка, Светик…
- Я Симка!
- Смотри-ка, Симка, - я протянул этой клюшке книжку про Чиполлино. - На, иди почитай, не виси на маме!
Моя тактика прошла успешно, и этот ураган с кудряшками унесся рассматривать трофей. Ленка потерла отдавленное горло.
- Лен, ну это же солнечный блик! Там окно открыли, в вон том доме, я видел!
- Я знаю.
Она не плакала. Она и без этого походила на чахоточную больную в предсмертной стадии.
- У меня в горле в последнее время иногда случается спазм, - глухо объяснила Ленка. - Дыхания не хватает, ноги слабеют, и я вот так падаю. Сейчас так было… Но это скоро пройдет, не обращай внимания.
- Давай я свожу тебя к врачу?
Состояние ее психики беспокоило меня уже не на шутку. В прошлый мой приезд, перед Новым годом (накануне "дежурства с осложнениями", как всегда в этот период), выглядела она гораздо лучше.
Ленка невесело рассмеялась и похлопала меня по руке:
- Ты, хороший, Денисик. Но дело не в этом. Врачи мне не помогут. Я была у психологов, психиатров - это шарлатаны. Они делают деньги ни на чем, с таким же успехом можно сразу постучаться в психушку, и там тебя обработают теми же препаратами, которые выписывают эти гады… Ты видишь меня сейчас?
Я кивнул. Она криво усмехнулась:
- Это я "соскакиваю" с очередного их "лекарства". Никогда больше - ни ногой! Я просто собрала всю эту гадость скопом и выбросила в мусоропровод… Не хочу стать овощем, сама справлюсь.
- Лен, ну а вдруг что-то с сердцем?
- Да, с ним - "что-то", - согласилась она, упираясь рукою о подлокотник кресла и вставая. - Оно сдох…
Ее фраза перекрылась требовательным воплем дверного звонка. Наверное, прибыли мужики.
Я не ошибся: это были Николаич и Женька.
- Ну вы чё, не готовы еще? - расшумелся начальник, врываясь в прихожую. - Я думал, они уже у подъезда навытяжку построились, а они и не телятся еще! Там, между прочим, Рыба всем оставшимся сейчас мозг вынесет. Головной и спинной. Давай, давай, давай, одевай Веточку! - подогнал он заторможенную после приступа Ленку, с силой поворачивая ее и задавая направление в сторону комнаты, а когда она удалилась, шепнул мне: - Чё, совсем плохая?
Я поджал губы, Женька покачал головой. И так все видно.
На могиле Еремеева
Последние три года в этот день наше руководство выделяло нам всем - всем, кто близко знал Степуху - ведомственную "газельку"-микроавтобус. Мы собирались, заезжали за его девчонками и отправлялись проведать-помянуть на кладбище. Вот так теперь мы справляли его день рождения, роковым образом совпавший с днем смерти.
"Газелька" наша ничем особо не отличалась от обычных городских маршруток, только без дурацких надписей в салоне. Лена со Светиком на коленях сидели напротив меня в хвосте микроавтобуса. Кнопка с интересом таращилась в окно задних запасных дверей или разглядывала дядек, которых с прошлого года, конечно, уже забыла, а Лена безучастно смотрела куда-то в пол и молчала.
А мне вспомнилось, как мы со Степкой и с нею ходили однажды по грибы. Ленка была тогда глубоко беременна Светланкой - куртка не застегивалась на животе, и походочка пингвинья - но отчаянно увязалась за нами. Они вообще со Степкой были почти неразлучны вне работы, как предчувствовали… В грибах она разбиралась ровно столько же, сколько и я, то есть по нулям, и увлекла ее только возможность приключения.
Степка потешался над нею и называл пингвинчиком или матрешкой всякий раз, если ему приходилось поднимать ее с корточек, когда она присаживалась, чтобы срезать очередной (как правило, несъедобный) гриб, а самостоятельно встать не могла. Время от времени Еремеев тащил жену на руках, если считал, что слишком уж долго она испытывает свои силенки. А в перерывах просвещал нас грибными темами: пацаном его на лето всегда отправляли в село к дедам, и там он в течение трех месяцев неустанно носился с такими же оторвами, как он, по лесам и лугам, а потому знал все народные приметы и прочие премудрости, недоступные немощному горожанину.
- Ух ты! Что тут у нас! - в очередной раз восхитился Еремеев, разглядывая находку любимой женушки. - Отличнейший способ словить глюков! - заключил он, вертя в руках довольно крупный гриб бурого цвета и с характерной "юбочкой" на ножке. - Только таких надо еще штук пятнадцать и высушить, перед тем как заваривать.
- Мухомор, что ли? - удивился я, поражаясь непохожести этого экземпляра на классический образец.
- Ну да! Он самый!
Ленка не поверила и возмутилась, коварно прищурившись:
- Да что ты врешь?! Мухомор красный с белыми какушками на шляпке, а этот на недожаренный оладий похож! И его вон гусеницы пожрали сбоку, а они ядовитые грибы ведь не едят!
- Хочешь попробовать? - заржал Еремеев, протягивая жене ее добычу, но Ленка отпрянула:
- Да ну тебя на фиг!
- Мухомор не смертельно ядовитый, он га-лю-ци-но-ген! Чтобы отравиться им до глюков, надо несколько штук таких целенаправленно сожрать, да и то не помрешь, - как для дураков, объяснил для нас Степка. - Может, тем гусеницам покайфовать захотелось, наркошам старым?