Акрагар доложил эту информацию Атарбалу, а тот на вечернем совете - командующему испанской армии и его брату. Другие разведчики, прошерстившие весь берег вверх и вниз по течению, тоже сошлись на том, что лучшего места не придумать.
- Что ж, - решил Ганнибал, - придется рискнуть. Ждать нельзя, иначе потеряем внезапность.
Инженерные части немедленно взялись за дело. Со всех окрестностей к лагерю стали свозить строевой лес, и скоро два моста и множество лодок с плотами были готовы. Армия приступила к переправе, не прекращавшейся даже ночью.
Федор, которому выпало идти с двадцатой хилиархией в арьергарде, подолгу стоял на берегу у стен укрепленного лагеря и смотрел на то и дело проплывавшие по течению льдинки, в больших количествах приносимые с недалеких гор. Вода в этой реке была очень холодной, а течение бурным.
Несколько десятков лодок за время переправы перевернулось, и солдаты утонули. Та же участь постигла и двух слонов, случайно рухнувших в воду. Но Ганнибал, не считаясь с потерями, двинул армию дальше. Покидая берег одним из последних, Федор увидел с середины реки разъезды римлян, осторожно приблизившихся к догоравшему лагерю. За время пребывания здесь армии Карфагена никто из них так и не решился напасть на превосходящие силы противника, так неожиданно появившегося в этих местах.
Переправившись на другой берег и уничтожив за собой мосты, Ганнибал не стал трогать недалекую Пизу, уверенный, что ее час еще не настал, и форсированным маршем двинулся дальше. Римских разведчиков, рискнувших появиться на окрестных высотах, быстро отогнала нумидийская конница, и больше они не появлялись.
За несколько следующих дней ничего примечательного не произошло, если не считать того, что они уже вступили в земли Этрурии. Как читал Федор в прошлой жизни, народ, селившийся здесь издавна, был древнее и культурнее римского, но последний оказался гораздо воинственнее и поработил здешние земли силой оружия. Жители Этрурии приветствовали Ганнибала как освободителя. Все деревни и небольшие города, оказавшиеся на пути следования испанской армии, снабжали его продовольствием, вместо того, чтобы оказывать сопротивление. В таком режиме поход проходил не слишком тяжело, а солдаты получали возможность отдохнуть перед очередным броском.
- Если так пойдет дальше, - разглагольствовал Летис на одном из привалов, сделанных седьмой спейрой в какой-то деревушке, где местные жители поднесли им свежего козьего молока, сыра и хлеба, - то скоро мы будем у стен самого Рима, не пролив больше ни капли римской крови.
- Не спеши, - осадил его Федор. - Римляне наверняка уже узнали о нашем марш-броске. Если консулы у них не окончательные тупицы, то наверняка устремятся вдогон.
- Не успеют, - отмахнулся Летис, - ты же сам рассказывал, что консульские армии блокировали две главные дороги, ведущие на Рим. А мы уже у них в глубоком тылу. Мы даже преодолели непроходимую реку. И если они не снялись со своих мест, как минимум, неделю назад, то мы будем у Рима раньше.
- Ну и что? - вступил в разговор Урбал, допив чашу молока. - Мы, скорее всего, не станем сразу штурмовать Рим, имея две армии за спиной. Хотя бы одну из них надо сначала разбить. А лучше обе.
- Оставим эту задачу Ганнибалу, - закончил прения Федор и, обернувшись, крикнул молодому солдату, что стоял у изгороди, о чем-то беседуя с крестьянской девушкой. - Эй, Терис, принеси-ка нам еще молока.
* * *
На следующий день армия втянулась в топкие болота, примыкавшие к небольшому городку под названием Клусий. Обширные топи, лежавшие между двумя холмистыми возвышенностями, окружали его почти со всех сторон и, по сообщениям местных, считались непроходимыми. Но это являлось последней преградой, отделявшей армию финикийцев от заветной цели, - отличной мощеной дороги Рим-Арреций, по которой можно было достигнуть Рима за несколько дней. Об этом знали все. А потому Ганнибал не стал обходить их и приказал форсировать.
На преодоление болот ушло почти четыре дня. Несмотря на то, что мастера из инженерной службы постарались наладить хоть какое-то подобие дороги, это помогло слабо. Люди вязли по пояс, вытаскивая из трясины телеги осадного обоза и часто тонули под тяжестью собственных доспехов. Погонщики слонов потеряли нескольких животных, которых пришлось убить, избавив от мучений, поскольку вытащить их оказалось невозможно. В довершение всего в эти дни стояла страшная жара, и повсюду кружили тучи комаров. Это был настоящий ад, поглотивший множество людей и животных. А когда топи Клусия остались, наконец, позади, по лагерю расползлась страшная весть - в этих гнилых болотах Ганнибал заболел и потерял глаз. Лекари не смогли спасти его, и карфагенянин сам приказал удалить ножом больной орган. Когда он снова появился перед своей армией, половину его лица закрывала черная повязка.
Эти детали Федор узнал, побеседовав с походным летописцем Юзефом в штабе Атарбала, куда заглядывал в последнее время довольно часто. От Юзефа, любившего посплетничать, Федор кое-что разузнал и о новых консулах, с которыми им по всей вероятности скоро предстояло встретиться. Оба знатных римлянина вступили в должность с середины марта, как раз тогда, когда армия Ганнибала еще отдыхала в зимнем лагере в долине реки По, а Федор возвращался из разведки.
Одного звали Гай Фламиний. Его недавно набранная армия почти равнялась по численности карфагенской, но состояла сплошь из неопытных новобранцев. Ее база располагалась недалеко от Арреция. Другой консул, Гней Сервилий, имел двадцать тысяч человек в Аримини. Получалось, что Фламиний находился гораздо ближе.
Федор совсем уж сподобился поинтересоваться, нет ли у Юзефа каких-либо сведений об одном римском сенаторе по имени Марк Клавдий Марцелл, владевшим имением как раз неподалеку от Арреция, где сейчас расположился со своими легионами консул Гай Фламиний, но в последний момент воздержался. Юзеф был не так прост и мог начать задавать вопросы. А Федор до сих пор держал в секрете свои старые связи с Римом, о которых знал только его благодетель - сенатор Магон. Но тот сейчас обретался далеко, в самом Карфагене, и не относился к любителям попусту болтать языком. А Юзеф отличался редкостной словоохотливостью.
Дав армии всего один день на отдых, Ганнибал, не жалея ни себя, ни солдат, совершил еще один переход, и к вечеру, оставив болота Клусия за спиной, армия Карфагена неожиданно для римлян перерезала дорогу Рим-Арреций. Передовая иберийская конница с наскока опрокинула небольшой отряд легионеров, направлявшийся на север для соединения с силами консула Фламиния.
Завершив этот тяжелейший переход, занявший чуть меньше месяца, Ганнибал приказал строить укрепленный лагерь на высоком холме недалеко от дороги и разослать разведчиков по ближайшим землям, чтобы узнать, как много здесь римлян.
Один из таких отрядов возглавил Федор, в очередной раз "бросивший" свою спейру на попечение Маго. Отправляясь на задание, он честно признался себе, что теперь все его мысли сосредоточились исключительно на том, как бы оказаться поближе к Аррецию и разузнать, где находится вилла сенатора Марцелла. Но это было невозможно, там стояли легионы Фламиния. И Федор, попросив Баал-Хаммона о милости, принес ему в жертву целого барана, отобранного у римских крестьян фуражирами. Федор выкупил этого барана и, несмотря на недостаток пищи в армии, принес в жертву на походном алтаре. Жрецы сообщили, что знамение удачно, и Федор в самое ближайшее время получит то, что просил у бога. А просил он о встрече с Юлией. О большем он и не мечтал.
Обрадованный, он отправился в разведку, ругая себя за суеверия, недостойные жителя двадцать первого века. Но вдруг понял, что стал забывать о своей иной реальности. Теперь его жизнь протекала здесь - на берегах Обитаемого моря. И эта новая жизнь ныне казалась ему ничем не хуже той, что существовала когда-то, не то в прошлом, не то в будущем.
Не особенно опасаясь нападения крупных сил римлян, Федор забрался далеко со своими разведчиками, число которых снова довел до тридцати, благо желающих стало хоть отбавляй. Естественно, в их числе находился и Терис, быстро втянувшийся в армейскую службу.
Весть о приближении карфагенян заставила сельских жителей и небольшие отряды легионеров, служивших в этих местах, бежать отсюда сломя голову. В половине дневного перехода от лагеря Ганнибала они свернули на юг и внезапно обнаружили у самой дороги большое вытянутое озеро, зажатое с двух сторон горами. По его правой кромке, вплотную к горным склонам, и проходила мощеная дорога Рим-Арреций, уже блокированная финикийцами чуть южнее.
Разведчикам посчастливилось разыскать какого-то пастуха, выгнавшего на склоны горы скот и опасавшегося уходить далеко от своего дома, и выяснить, что это озеро называлось Тразиментским.
- Неплохое местечко, - заметил Урбал, когда они поднялись на самый верх горы, нависавшей над дорогой.
- Да, - подтвердил Чайка, разглядывая изрезавшие вершину овраги и скалы. - Словно создано для хорошей засады. Ты посмотри, сколько здесь мест для укрытий.
- Можно десять хилиархий спрятать, и никто не заметит, пока не подойдет вплотную, - согласился Летис.
Весь день они потратили на то, чтобы исследовать вершину горы и осмотреть все подходы. Место действительно оказалось крайне удобным для засады. Гора тянулась вдоль всего узкого участка дороги, примыкавшего к озеру. В ее заросших расселинах и в начале сужения мощеного полотна можно было спрятать множество солдат. И в то же время вполне достаточная пологость склонов позволяла без опасений ринуться на противника сверху.
Вечером Федор, нарушив субординацию, доложил разведанную информацию непосредственно Атарбалу, случайно встреченному в лагере. Тот не стал делать выволочку командиру лазутчиков, которого уже привык считать едва ли не завсегдатаем в своем штабе, а без проволочек передал это сообщение Ганнибалу. Вождь карфагенян очень заинтересовался озером и выказал желание на рассвете осмотреть найденное место для засады.
Следующим утром Ганнибал со своим братом Магоном, командиром африканцев Атарбалом, тремя разведчиками и сотней иберийских всадников забрались на самую верхушку горы. Внимательно осмотрев позиции, нависавшие над дорогой, Ганнибал остался доволен.
- Здесь мы поставим легкую пехоту иберийцев, - говорил полководец сидевшему рядом в седле Магону, - а на дальнем краю - пеших галлов. Ближе к выходу - балеарских пращников. А встретит римлян в открытом строю, преградив им дорогу, твоя африканская пехота, Атарбал.
Командир африканцев поклонился, услышав приказ.
- Фламиний близко, - продолжал вождь карфагенян. - Самое позднее - послезавтра он будет здесь. Он так спешит сразиться со мной, что даже не стал соединять свою армию с легионами Сервилия. Консул наверняка пренебрежет обычной разведкой и сразу же бросится в бой. Когда его армия сходу втянется в эту теснину, мы закроем его северный край конницей, и Фламиний окажется в окружении. Это будет красивая битва.
Военачальники закивали головами, соглашаясь. Ганнибал достаточно хорошо изучил своих врагов, чтобы наперед предсказывать их шаги. Никто из финикийцев не сомневался, что так оно и получится.
- Возвращаемся, - приказал Ганнибал, дернув коня за узду. - Я достаточно видел. Сегодня скрытно выставить здесь посты, а к вечеру занять позиции. Будем готовиться к встрече Фламиния.
А проезжая мимо трех разведчиков, находившихся чуть поодаль, но недостаточно далеко, чтобы не слышать весь разговор, бросил:
- Ты молодец, Чайка. Эта позиция принесет нам победу.
- Зря ты так, - заметил на это Урбал, обращаясь к Федору и устремляя своего коня вслед за военачальниками. - Акрагар тебе этого не забудет. Помнишь, что случилось с Магной?
- Ничего, - отмахнулся Федор, - мы победим. А победителей не судят. Да и жертву мою боги приняли. А это хороший знак.
- Ты о чем? - не понял Урбал.
- Не бери в голову, - ответил Федор, погоняя коня.
Глава десятая
У Тразиментского озера
Это апрельское утро двести семнадцатого года до рождества Христова командир седьмой спейры тяжелой африканской пехоты Федор Чайка встретил стоя в строю своей хилиархии. Его соединению вместе с двумя другими требовалось перегородить дорогу Рим-Арреций на выходе узкого дефиле у южной оконечности Тразиментского озера.
Сломанные не так давно ребра и поврежденная нога еще побаливали. От легкой хромоты Федор не избавился, но уже давно пришел к убеждению, что может сражаться не хуже других.
До получения сигнала хилиархии пехотинцев прятались за скалами по обеим сторонам дороги, а затем им предстояло выстроиться так, чтобы организовать живую преграду, способную остановить продвижение легионов Фламиния.
Акрагар, командовавший заслоном, узнав о том, что позиция найдена Федором и уже осмотрена Ганнибалом, при общем скоплении народа даже похвалил его, но в его похвале содержалось столько яда, что Федор вспомнил предостережение Урбала. Но ничего уже было не изменить. Акрагар, чья хилиархия находилась среди тех, кому "посчастливилось" держать главный удар римлян, действительно поставил спейру Федора в первые ряды.
- Ну, что я тебе говорил? - не удержался Урбал, вглядываясь в пока еще пустынные изгибы дороги. - Акрагар тебе этого не забудет. А заодно - и нам.
- Да ладно! - отмахнулся в очередной раз Федор. - Мы - солдаты. Если суждено умереть, то пусть это произойдет в славной битве. А эта битва будет славной. Но я думаю, боги не допустят нашей смерти. Да и меня здесь еще держат кое-какие дела. Нельзя умереть, не разобравшись.
В этот момент под ноги Акрагару, стоявшему в десяти шагах от укрытия, с вершины скалы прилетела и вонзилась в глинистый грунт стрела. Это был сигнал к построению в боевые прядки. Значит, римляне уже близко. Акрагар отдал приказ покинуть укрытие и выстроиться на дороге.
Федор, увидев взмах руки Акрагара, повернулся к прижавшимся к скале за его спиной солдатам и крикнул:
- А ну шевелись, лентяи, мы выдвигаемся!
Не прошло и десяти минут, как африканские пехотинцы заняли боевую позицию и, сомкнув щиты, стали ждать. Спейра Федора оказалась во втором ряду обороны, что немного обрадовало Урбала. Впрочем, первый удар римлян обещал быть сильным, и в любом случае они без дела не останутся. Финикиец отличался природным умом и понимал, если солдат в бою станет думать о том, как выжить, то его непременно убьют. Поэтому Урбал отогнал мысли о коварстве Акрагара, часто избавлявшегося в битве от неугодных ему людей, и покрепче сжал рукоять фалькаты. Рядом с ним стоял Летис, на лице его читалось только радостное возбуждение. Этот здоровяк из Утики, похоже, готов был драться в любой ситуации. Чуть поодаль в шеренге занимал место новобранец Терис, для которого этот бой обещал стать первым большим сражением в жизни.
Со своего места Федор увидел, как у дальней оконечности озера поднялся столб пыли, это приближались римские легионы. Шли они довольно быстро, не замечая опасности, и вся огромная армия, сверкая на солнце доспехами, уже втянулась, как и планировал Ганнибал, в узкую долину. Но, когда первые шеренги солдат Фламиния стали приближаться к южному берегу озера, римляне заметили солдат Карфагена, перегородивших дорогу. Раздалось несколько громких команд, долетевших до слуха Федора, и легионы замерли. Передняя шеренга с лязгом опустила щиты на землю. По легко различаемой нервозности движений окончательно стало ясно, что римляне никак не ожидали встретить здесь неприятеля. Вдоль строя в глубину колонны бросились несколько гонцов, требуя приказ от начальства. Где находился сам Фламиний, Федор не знал, но, судя по поведению вестовых, в первых рядах его явно не было.
- Не ожидали нас здесь встретить, - заметил Маго, стоявший рядом с Федором, как и положено помощнику командира спейры.
- Да уж, - согласился Федор, посматривая то на римлян, то на скалы, нависавшие над их боевыми порядками справа, - озадачили мы Фламиния.
Тем временем последние легионеры римской армии вошли в ущелье. И тут что-то произошло. Федор не видел, что именно, но по римским порядкам прокатилась какая-то волна приглушенного ропота. И шестым чувством Федор понял, что ловушка захлопнулась. Конница карфагенян отрезала Фламинию путь к отступлению, наказав за беспечность. Римляне попали в окружение.
- Ну, сейчас начнется, - проговорил Федор.
И тотчас в первую манипулу римлян, находившуюся ближе всех к строю африканцев, со склонов горы полетели камни, со звоном ударяясь о щиты, шлемы и доспехи легионеров. Это были небольшие камни, метко пущенные из пращи, ведь на ближайшем склоне засели балеарские пращники. Затем к ним добавились метатели дротиков и лучники. Римляне несли потери, не сходя с места, а никакого приказа атаковать или отступить еще не поступало. Фламиний явно пребывал в замешательстве.
На глазах Федора за несколько минут от ближней римской манипулы осталось не более половины. Все карфагенские стрелки имели отличную позицию. Находясь под прикрытием скал, они поражали множество римских солдат, сами оставаясь неуязвимыми. Наконец, это избиение заставило Фламиния перейти к решительным действиям.
Раздался звук горна, и ближайшие к африканцам манипулы римлян, вскинув щиты, пошли в атаку. Перед ними не было даже легких пехотинцев, по обыкновению завязывавших бой, хотя первая шеренга единожды метнула пилумы в карфагенян, поразив некоторых вражеских бойцов. Однако им тут же ответили метатели тяжелых дротиков, выстроенные в первом ряду обороны. Удар цельнометаллического сауниона отразить почти невозможно, и римляне падали десятками, до тех пор, пока им не удалось преодолеть расстояние, отделявшее их от первых шеренг солдат Атарбала.
Копейщики сквозь разрывы в цепи оттянулись назад, и их место заняли тяжеловооруженные пехотинцы с обнаженными фалькатами. Римляне яростно врубились в ряды африканцев, сходу оттеснив их на несколько метров. Но, выдержав первый удар, африканцы устояли, и завязалась жестокая битва. Звон мечей, раздававшийся буквально в двадцати метрах от Федора, усиливался эхом в узком скальном проходе и немилосердно оглушал.
Не вступив пока еще в схватку, он смотрел, как его боевые товарищи из десятой спейры рубят римлян на куски и гибнут сами под натиском противника. Мечи и фалькаты то и дело скрещивались над головами, высекая искры. Римские солдаты бросались вперед, пытаясь надавить на противников огромными щитами-скутумами, чтобы свалить их с ног и пробить брешь в строю. Несколько самых ловких римлян даже прорвались сквозь три первых ряда африканцев, но тут и нашли свою погибель, уничтоженные солдатами четвертой шеренги. Остальные финикийцы удачно сдерживали атаку по всему фронту, неся при этом небольшие потери.
Эта мясорубка продолжалась, как показалось Федору, недолго - всего минут двадцать. За это время римляне продвинулись лишь на десять метров, но вскоре были отброшены назад. Атака захлебывалась. Несмотря на всю ярость нападения, отчетливо ощущалось, что римляне находятся в панике. Видно, их командир это понял, и скоро над ущельем разнесся сигнал к отступлению. Оставив на дороге почти две сотни убитыми - африканцев погибло втрое меньше - легионеры отошли вглубь ущелья.