Разговор как всегда в таких случаях начал вязнуть во взаимных обвинениях и упреках, когда уже никто не может ни в чем разобраться и, тем более, найти виноватого. До создания государственных комиссий, которые после долгой напряженной, хорошо оплачиваемой работы и сложных экспертиз иногда могут определить вину ответственного лица, было еще далеко, а ехать нужно было сейчас и как можно быстрее. Однако, что было делать, когда толстая дубовая ось сломалась пополам, поломаны спицы и покорежены втулки обоих колес, я не знал.
- В кузню бы надо, - подал совет специалист по смазанным осям Петр, - коли уж кузнец не сможет, тогда уж оно того! А смазать, оно и опосля можно. Почему же не смазать!
Однако до смазки было еще так далеко, что впору хвататься за голову.
- Слушай, Антон, - обратился я к предку, - давай оставим рыдван здесь ремонтировать и поедем налегке в коляске. Я ведь так и с ума сойду! Ты представляешь, каково Але одной!
Поручик серьезно посмотрел мне в глаза и бледно улыбнулся:
- И что ты всё спешишь! Ну, приедешь ты в Петербург, и что? Тайную экспедицию приступом возьмешь? Только сам голову потеряешь и Алевтину погубишь. С Алиным талантом людей понимать, ей сам черт не брат, она лучше тебя сумеет кого и как нужно вокруг пальца обвести.
- О чем это ты? - удивленно спросил я. То, что моя жена после смертельной болезни и запредельно высокой температуры вдруг начала понимать, о чем думают окружающие, знали только мы с ней вдвоем.
- О том. Неужто сам не заметил? Твоя Аля людей насквозь видит! С ней говоришь, и страшно делается - как будто сквозь лорнет тебе в душу смотрит.
- Ну, ты скажешь, - промямлил я. - Представляешь, как девочке страшно и одиноко, под арестом, одной среди чужих людей, - говорил я, понимая умом, что предок прав, и эмоциями, как и лбом, стены Петропавловской крепости не пробьешь.
- Ты думаешь, я от гордыни с этим катафалком связался? - кивнул он на рыдван. - Тебя, дурня, жалею. Пусть кому интересно, куда мы спешим, не думают, что ты против царского приказа бунтарь. И в Санкт-Петербург не спешно летишь с крамолой, а приехал тихим ходом по своим делам. Может, пока мы доберемся до столицы, всё и разрешится, и получишь свою Алевтину, или как ее теперь зовут, Амалию, в целости и сохранности.
Признаться, я впервые слышал от предка такие разумные и, главное, длинные речи. Обычно он бывал лаконичен и больше произносил краткие тосты, чем связные фразы.
- Наверное, ты прав, - признал я, глядя на дорогу, по которой со стороны села к нам приближалось изящное ландо, запряженное великолепной вороной лошадью.
- Посмотри, это вероятно местный помещик.
Антон Иванович оглянулся на подъезжающего господина средних лет, весьма благородной наружности.
- Здравствуйте, господа! - произнес тот, приказывая кучеру в ливрее и треугольной шляпе остановиться возле нас. - У вас, как я погляжу, поломка!
- Ось, будь она неладна! - пожаловался Антон Иванович. - Ума не приложу, что теперь делать.
Седой джентльмен сочувственно улыбнулся, вышел из ландо и обошел завалившуюся карету.
- Странно, - удивленно сказал он, - у вас треснула поперечная осевая балка, весьма редкая поломка.
- Тот-то и оно.
- Однако я думаю, особенно беспокоиться не о чем, у нас прекрасный кузнец, он всё мигом починит.
- Будем премного благодарны, - поблагодарил предок, - позвольте представиться, - он назвался сам и отрекомендовал меня: - а это мой родственник, Алексей Григорьевич Крылов, путешествует по собственной надобности.
- Карл Францевич фон Герц, здешний управляющий, - в свою очередь назвался джентльмен. - Буду рад пригласить вас господа, пока идет ремонт, погостить в нашем имении. Графиня Закраевская нынче больна, но гостям у нас всегда рады.
- Удобно ли беспокоить больную? - засмущался Антон Иванович.
- Изрядно удобно, у нас для приезжих заведены особые флигеля, так что никакого беспокойства графине не будет.
Карл Францевич говорил по-русски чисто, и только узнав по имени о его иностранном происхождении, я обратил внимание на то, что небольшой акцент у него всё-таки был.
- Вы обмолвились, что графиня больна? - светски вежливо поинтересовался гвардейский поручик.
- Очень больна, - подтвердил управляющий. - Я послал нарочного в Петербург за доктором Фишем, да того всё нет. Опасаемся за жизнь ее сиятельства.
- Здесь мы можем помочь, Алексей Григорьевич изрядный лекарь, - похвастался предок.
- Неужто! - обрадовался Карл Францевич. - Очень рад, что у нас в России появились собственные доктора! Графиню Закраевскую пользовали самые известные доктора! Жаль только никто уже не в силах ей помочь.
- Алексей в силах, - уверил управляющего предок. - Он по этой части мастак!
- Выбор доктора серьезный шаг, у каждого лекаря есть своя метода. Вы, господин Крылов, чем лечите больных? - спросил он меня.
- Руки он накладывает! - ответил за меня поручик. - И, представьте, помогает.
- О, тогда конечно, - вежливо удивился немец. - Может быть, вы поможете графине?
- Конечно, чем возможно - помогу, - пообещал я.
- Тогда, господа, поедемте сразу, а про карету не извольте беспокоиться, я распоряжусь.
Фон Герц сел в свое ландо, мы с предком в коляску и направились в поместье.
- Ты зря меня втянул в лечение, - упрекнул я Антона Ивановича, - может быть у старухи что-нибудь серьезное. У меня же кроме рук никаких лекарств нет.
- Ты и руками вылечишь любо-дорого. К тому же думаю, что доктор Фиш в такую глушь всё равно не приедет - он самый дорогой доктор в Питере, к нему и там попасть невозможно.
Мы въехали в село. Было оно, по нынешним понятиям, велико и, что удивительно, с мощеной тесаным песчаником дорогой! Такого великолепия я пока еще не видел. Избы также были вполне приличные и построены по плану, стояли на равном расстоянии друг от друга вдоль дороги. К тому же почти все были с небольшими палисадниками. В центре села высилась каменная церковь, как я уже отмечал, была она пятикупольной, с отдельно стоящей колокольней. Такому нарядному храму мог позавидовать иной город.
- Не знаешь, кто эта Закраевская? - спросил я предка.
- Не знаю, про дворянский род Закревских слышал, есть еще поляк Игнатий Закржевский, тот бунтовал в Варшаве, а графов Закраевских не встречал.
- Видимо, графиня богачка, посмотри какое у нее большое село!
- Пожалуй, что богата, если в управляющих держит барона.
Наконец мы проехали само село и оказались в аллее из молодых вязов, в конце которой угадывалась усадьба. Дорога здесь была еще лучше, чем в селе, гладкая и чистая.
Карл Францевич изредка оглядывался на нас через плечо из своего ландо и приветливо улыбался. Аллея окончилась красивыми чугунными воротами не многим скромнее, чем при входе в Летний сад. По их бокам стояли сторожевые башенки, но не по русской моде в виде кирпичных цилиндров, венчанных богатырскими шлемами, а в европейском, готическом стиле со многими архитектурными излишествами, вроде орнаментной резьбы по камню и горельефов из жизни античных героев.
Всё это содержалось в превосходном состоянии и не производило впечатления понтов недавних нуворишей.
- Затейливая, видать, старуха эта Закраевская! - уважительно сказал Антон Иванович. - По-царски живет.
Мы проехали мимо вставших на караул привратников, одетых в лиловые кафтаны с золотыми позументами, в начищенных медных шлемах.
- Ну, вы даете, романтики! - с восхищением сказал я.
- Ты, что имеешь в виду? - подозрительно спросил предок, неодобрительно относящийся к моему ироничному отношению к его галантной эпохе.
- Скажи, зачем в провинции, в глуши, в пустых воротах ставить разодетых часовых?! Хорошо, что еще без алебард или шашек "на караул". Тоже мне, мавзолей!
- Что за мавзолей? Из семи чудес света? - проигнорировав мой вопрос, поинтересовался Антон Иванович.
- Причем тут чудеса света? - не понял я. - А, ты о мавзолее. Я имел в виду другой мавзолей, не гробницу царя Мавзола, а новый, в Москве, в котором лежат нетленные мощи нашего бывшего вождя.
- Значит, и у вас есть в душе вера! - обрадовался поручик. - А то мне сдавалось, что вы совсем от Бога отошли.
- Это другого рода мощи, и вождь не христианин, а пророк и основатель другой религии.
- Сложно говоришь, загадками. Мощи они и есть мощи.
Продолжить диспут о мощах и святынях нам не удалось, ландо свернуло на боковую аллею, и мы подъехали за ним к господскому дому. Был он, учитывая другие признаки богатства старухи, не очень велик, хотя и прекрасно смотрелся, удачно вписываясь в густую дубовую рощу. Ландо остановилось у крыльца отделанного мраморными плитами. Карл Францевич вышел из экипажа и, сняв шляпу, ждал, пока мы подъедем.
- Может быть, не стоит сразу беспокоить хозяйку? - спросил я. - Тем более что мне еще нужно умыться с дороги.
- Графиня живет не здесь, - успокоил меня фон Герц, - это апартаменты для гостей.
- Да-а-а, - только и нашелся протянуть я, воображая, что собой представляет дом хозяйки, если гостей селят в такие хоромы.
Только мы вышли из экипажа, как из дома выбежала толпа слуг и выстроилась двумя шеренгами перед входом. Одеты они были не так, как дворня других помещиков, у которых я побывал, кто в крестьянское платье, кто в дареные обноски с барского плеча, эти все были в одинаковых лиловых ливреях с позументами и вышитым графским гербом на спинах. Герб у Закраевских был красочный: сверху рыцарский шлем с перьями, под ним корона с девятью зубцами, расположенная над геральдическим щитом с венком и перекрещенными шпагами.
Этот щит с двух сторон поддерживали стоящие на задних лапах львы. В геральдических символах я не разбирался, потому понять, за какие заслуги Закраевские получили титул, не мог.
- Пожалуйте в дом, - любезно пригласил нас управляющий, и мы через коридор стоящих навытяжку слуг прошли в апартаменты. Гостевой флигель внутри оказался еще богаче, чем снаружи. Персидские ковры на полах, на стенах итальянская пейзажная живопись в роскошных рамах. В моих "покоях", состоящих из нескольких комнат, тянущихся анфиладой, прекрасная мебель, мягкие диваны и прочие атрибуты достойной жизни.
Едва я осмотрелся, как, вежливо постучавшись, в гостиную вошел лакей в напудренном парике и "испросил" приказаний. Я попросил принести воды умыться и щетку почистить запылившееся в дороге платье. Буквально через три четверти минуты, как будто приказа ждали за дверями, слуги внесли фаянсовую чашу с водой, кувшины, бадейки и умывальные принадлежности.
Короче говоря, обслуживание здесь было по высшему разряду, такое, когда не чувствуется никакого напряжения и давления со стороны обслуги. Наоборот, казалось, что тебе с удовольствием помогают, а не делают, как это обычно бывает, через силу большое одолжение.
Пока, с помощью двух лакеев я совершал - иначе назвать этот ритуал нельзя - "торжественное омовение", моя скромная потрепанная одежда была приведена в идеальное состояние. Осталось только качать от восхищения головой, при каждом проявлении такой искренней, просто материнской заботы о приезжих.
Глава третья
В покои графини Карл Францевич меня пригласил только во второй половине дня. До этого мы с Антоном Ивановичем играли на бильярде, гуляли по "регулярному", как тогда говорили, парку. Дорожки его были вымощены изразцами и мозаикой, в разных местах располагались скульптурные фигуры людей, зверей и птиц. Всюду царила доведенная до щепетильности чистота.
Однако во всём этом, на мой взгляд, не было цельного художественного завершения.
Такого богатого имения, принадлежащего частному лицу, не видел не только я, у которого был незначительный опыт общения с русскими барами, но и офицер аристократического лейб гвардейского полка.
После обеда мы сидели в курительной, наслаждались ароматным греческим табаком и неспешно беседовали.
- Сколько же у старухи душ крестьян! - восхищался Антон Иванович после обсуждения очередного чуда роскоши, увиденного нами. - Никак не меньше тридцати тысяч! Да, брат, есть еще на Руси богатые люди! Удивительно, что я никогда о ней не слышал!
- Меня удивляет другое, где она нашла таких специалистов по оранжереям и парковому дизайну!
- Что мне внучек в тебе не нравится, - перебил меня Антон Иванович, - иноземных языков ты толком не знаешь, а по-русски говоришь так заковыристо, что тебя не всякий поймет. Нет, чтобы говорить по простоте, не можешь по-французски, так хотя бы на простом русском. Ты же всё время неизвестно зачем в речь непонятные слова вставляешь!
- Извини, дедуля, ничего не могу с собой поделать. Сложно в разговоре подбирать каждое слово. За двести лет язык так переменился, что не всегда знаешь, какие слова вы употребляете, какие нет. Дизайн - это значит оформление. Можно сказать: "специалист по оформлению парка"?
- Можно сказать по-человечески, чтобы любому было понятно: садовник!
Мы оба засмеялись очевидной простоте решения.
- Ладно, давай еще по маленькой, а то за мной скоро придет управляющий - поведет к больной, - предложил я, перехватывая взгляд Антона Ивановича на буфетный стол, заставленный бутылками самой экзотической формы.
Однако выпить по последней нам не пришлось, появился фон Герц с сообщением, что графиня проснулась и, если мне угодно, он может меня к ней проводить. Мне было "угодно" и, не откладывая дела, мы с Карлом Францевичем пошли в господские покои.
Вопреки предположениям, дворец, который мы с предком видели издалека и не смогли толком рассмотреть, оказался не таким великолепным, как нам представлялось. Конечно, просто большим домом назвать его было уже нельзя, скорее небольшим дворцом. Четкость и геометризм форм, логичность планировки, сочетание гладкой стены с ордером и сдержанным декором, основными чертами классицизма в архитектуре, делали здание величественным и изысканно-элегантным.
Управляющий, миновав парадный вход, подвел меня к боковому, ведущему, по его словам, прямо в покои графини. Мы вошли через мягко открывшуюся дверь и поднялись на второй этаж по белоснежным ступеням лестницы, инкрустированным черными символами, напоминающими какие-то кабалистические знаки.
- Это что за порода мрамора? - спросил я фон Герца, чтобы сделать ему приятное.
- Пентелеконский, - ответил он. - Алексей Григорьевич, умоляю, будьте осторожны и внимательны, Зинаида Николаевна очень слаба, и рокового кризиса можно ждать каждую минуту.
- Графиню зовут Зинаида Николаевна? - переспросил я, впервые услышав имя и отчество Закраевской.
- Точно так, - подтвердил управляющий.
Дойдя до второго этажа, мы остановились перед лимонного цвета дверью украшенной тончайшей резьбой.
- Дальше я не пойду, чтобы не беспокоить страдалицу. В будуаре вас встретит камеристка, она предупреждена.
Франц Карлович открыл дверь и, пропустив меня внутрь, осторожно прикрыл ее за моей спиной. В комнате, в бархатном кресле, у задернутого гардиной окна сидела молодая бледная девушка с припухшими глазами. При виде меня она встала и шепотом спросила:
- Вы доктор?
Я молча поклонился.
- У графини в комнате темно, это вам не помешает при осмотре? Она теперь совсем не переносит света.
- Ничего страшного, попробую осмотреть ее в темноте, - пообещал я, усмехаясь многозначному: "осмотреть в темноте".
- Тогда следуйте за мной, - сказала девушка, подавая мне теплую, сухую руку с тонкими, почти детскими пальцами.
Мы на цыпочках прошли внутрь темного помещения, как я понял по тонкому аромату, - спальню хозяйки.
- Зинаида Николаевна, - не сказала, а прошелестела камеристка, - к вам пришел доктор.
Я постепенно привыкал к темноте и начал различать предметы. Кровать больной стояла как трон посередине большой комнаты.
- Я вам помогу, - прошептала девушка и подвела меня к ней.
Рассмотреть больную в темноте было невозможно, я присел на пуфик возле изголовья и попросил:
- Сударыня, позвольте вашу руку.
Графиня едва слышно вздохнула, и к моей руке прикоснулись ее пальцы. Я перехватил тонкое запястье и нащупал пульс. Он был вполне удовлетворительный с хорошим наполнением.
- Что у вас болит? - шепотом спросил я, отпуская руку.
- Ах, доктор, я не знаю. Пожалуй, голова. И я совсем не могу видеть света, - прошелестело в ответ.
Для пожилой женщины у Зинаиды Николаевны была очень нежная, мягкая кожа и красивый, молодой голос.
- Позвольте, я положу вам ладонь на лоб, - сказал я, уже отчетливо видя силуэт лежащей на подушке головы в короне густых волос.
- Извольте, - разрешила графиня.
Я протянул руку и прикоснулся ко лбу, он был прохладен - температуры у больной не было.
- Теперь я буду двигать над вами руками, а вы закройте глаза и постарайтесь расслабиться, - попросил я. - Представьте, что вы лежите в теплой воде и вам хорошо и спокойно.
- Да, - ответила женщина и затихла.
Я начал водить руками над ее телом, закрытым тонким шелковым одеялом. Мышцы у меня напряглись, и заныла недавняя рана.
Сначала графиня лежала совершенно неподвижно, но несколько минут спустя, начала дрожать.
- Вам нехорошо? - спросил я. - Прекратить?
- Нет, хорошо, - ответила она чуть громче и отчетливее чем раньше. - Пожалуйста, еще!
Я вновь сосредоточился на своих ладонях и попытался проконтролировать, какие места ее тела отзываются на мои пассы. Когда занимаешься экстрасенсорным лечением, довольно быстро начинаешь ощущать разницу между здоровыми и больными участками. Как мне показалось, у Зинаиды Николаевны были небольшие проблемы с печенью и желудком. В остальном, для пожилой женщины, она была практически здорова. От нервного и мышечного напряжения я начал уставать и сильно вспотел. В комнате насыщенной ароматами духов было душно и влажно.
- Вот на сегодня и всё, - сказал я, когда почувствовал, что ощущение собственной усталости не дают пробиться к больной.
- Что это было? - спросила больная, открывая глаза. - Что вы со мной делали?
- Это такое бесконтактное, экстрасенсорное лечение, - по привычке, мутно и непонятно, ответил я, постепенно приходя в себя. - Меня ему научили инки и ацтеки.
Обычно чем непонятнее звучали объяснения, тем больше доверия вызывал своей ученостью врач.
- Доктор, а что это за странный запах? - опять спросила графиня.
- Не знаю, - ответил я, отодвигаясь дальше от постели, - вероятно, флюиды выздоровления.
Теперь, когда я почти привык к темноте комнаты, мне показалось, что графиня не так уж и стара. "А почему, собственно, мы решили, что она старуха?" - подумал я, и догадался, что тут дело не обошлось без Пушкина и "Пиковой дамы". Старуха-графиня - тройка, семерка, туз.
- Но я опять ощущаю этот запах! - опять тревожно сказала Зинаида Николаевна. - Откуда он?
- Не знаю, о чем вы. Пожалуйста, не думайте об этом, - категорично сказал я, чтобы закрыть неприятную тему. Не объяснять же было ей, что в духоте непроветриваемой комнаты, при большом мышечном напряжении немудрено и вспотеть. - Вам необходимо постоянно проветривать комнату и больше есть сырых овощей и фруктов. У вас прекрасная оранжерея, там растет всё необходимое для вашей диеты. А теперь позвольте откланяться, вам нужно отдохнуть.