Так вот, у меня возникло подозрение и по поводу наших с Гошей порталов. Мне показалось, что в бухте Анакена порталы и туда и оттуда открываются несколько легче, чем в любой другой точке – как на острове, так и вообще в мире. Что-то похожее чувствовалось и в месте, откуда сюда прибыл Жан, а потом отправился обратно. У этих мест было нечто общее. Именно тут впоследствии – или в прошлом, если смотреть из двадцать первого века, – аборигены начинали строить первые каменные постаменты – аху – и втаскивать на них своих истуканов. Однако таких зон вообще-то было три. Осталась необследованной еще одна – Тонгарика рядом с бухтой Хотуити, и мы с дочерью отправились именно туда. До конечной точки маршрута было семь с половиной километров по прямой, если идти на юго-восток.
Около потухшего вулкана Рано Рараку нам пришлось взять южнее – больно уж густой лес рос на его склонах. Оставив вулкан слева, часам к пяти дня мы вышли к океану.
Сразу выяснилось, что на острове Пасхи не одна закрытая бухта, а как минимум две. В углу большой бухты Хотуити примостилась совсем маленькая, без названия. Однако она все-таки была больше той, что около Ханга-Роа. Здешняя имела метров пятнадцать в ширину и примерно тридцать в длину – правда, подход к воде был на редкость неудобным из-за больших валунов по всему берегу.
– Так, дочь, – сказал я, с облегчением садясь на лежащий ствол какого-то гигантского древовидного папоротника. – Ты не очень устала? Тогда пробегись по окрестностям, прикинь, откуда тебе покажется наиболее удобным открыть портал. Я пока поставлю палатку, потом поймаем кого-нибудь, поужинаем, а завтра начнем планомерный поиск уже вместе.
Оказалось, что искомое место находится как раз там, где в двадцать первом веке стояла платформа с наибольшим количеством статуй, – в бухте Хотуити.
– Похоже, туземцы что-то такое чувствовали, – предположила Настя. – Или им это кто-то сказал. Ведь место для статуй не самое удачное – в случае любого хоть сколько-нибудь заметного землетрясения в Чили, а они там не редкость, волна цунами придет именно сюда. Да еще и усилится в бухте благодаря ее сужающейся форме. Я читала, что в шестидесятом году так и получилось, все статуи поскидывало с платформы, и пара штук даже разбились. Но островитяне не пожалели сил, чтобы снова поставить их именно здесь. Причем и в нашем двадцатом веке, и в мире Жана. Кстати, видишь, вода куда-то потихоньку уходит? Разумеется, это скорее всего обычный отлив, но так же должны выглядеть и первые признаки цунами. Может, давай не будем тянуть с порталом? А то мне что-то неохота глядеть со столь близкого расстояния, как это самое цунами смотрится в натуре.
Сказано – сделано, и вскоре мы уже шагали по острову Пасхи начала двадцатого века. Теперь никаких лесов тут и в помине не было, так что наш путь лежал по кратчайшей прямой, мимо восточного склона вулкана Рано Рараку. И к обеду перед нами открылась панорама лагеря в бухте Анакена. Впрочем, не сразу, а после краткой беседы с патрулем, которому Настя показала свое удостоверение и назвала текущий пароль. У меня морпехи ничего не спрашивали, но дочь на всякий случай уточнила:
– Этот со мной.
Патруль не выразил никакого удивления. Подумаешь, из глубин острова пришли канцлер с дочерью, которые еще вчера присылали сюда радиограммы из Питера! Значит, того требуют государственные интересы, вот и все. Поэтому нам просто выделили сопровождающего до лагеря.
По сравнению с прошлым визитом тут наблюдались небольшие изменения. Правда, все они сосредоточились на каменном истукане, гордо стоящем у самой кромки воды.
Я еще помнил, как морпехи, узнав, что на голове у статуи должна быть какая-то шляпа, быстро соорудили из бетона шлем-каску.
– Но стало не очень хорошо, – разъяснил сопровождающий. – Раньше был просто каменный болван, а в шлеме получился вроде как уже морской пехотинец, только не по форме одетый. Вот, значит, мы потихоньку и привели его внешний вид в соответствие с уставом.
Да уж, теперь к статуе было трудно придраться. Она обзавелась наброшенной на плечи камуфляжной плащ-накидкой, а спереди в разрезе комбеза виднелся треугольник тельняшки. На длинном носу истукана сверкали солнцезащитные очки, из-под шлема к углу рта тянулся стебелек микрофона, а сама рация висела на левом плече. И, разумеется, укороченный федоровский автомат на груди.
После обеда мы с дочерью взяли катер и сплавали почти до поселка аборигенов. Там, неподалеку от места, откуда, правда в десятом веке, вернулся в родной мир Жан, берег образовывал не очень заметную и с моря, и с суши расселину. Настя утверждала, что в мире Жана она выглядит точно так же, как в этом. Мы облазили ее вдоль и поперек, я замерил все интересующие меня размеры, после чего сделал полтора десятка фотографий с разных ракурсов. На этом наши дела в южной части Тихого океана на сегодня были закончены. Оставалось только вернуться в бухту Анакена, а оттуда – через два портала в Гатчину. Естественно, начала двадцатого века.
Глава 21
Надо сказать, что я крайне редко что-либо делаю без, как говорится в определенных документах, "заранее обдуманных намерений". Поэтому и наше с дочерью лазание по расселине производилось не просто так и даже не на всякий случай, а с целью изучить место, где вскоре мне предстояло немного поработать. Вскоре – это совсем рядом по времени, в две тысячи шестнадцатом году. И, как оно ни странно, спихнуть данную работу на кого-нибудь еще было нельзя, ее надо было делать самому. Потому как мало ли какие результаты она может дать…
Изучением Интернета в этих временах пока занималась Настя, а вскоре ее должны были сменить две специально подготовленные девочки. Но поручать им раздобыть информацию, которая вдруг понадобилась мне, было нельзя, несмотря на их допуски по высшей форме.
А заинтересовали меня совсем простые вопросы.
Как в том мире сложились судьбы тех, от кого в мире нашем зависит судьба Российской империи? И в не совсем нашем – судьба Российской Федерации.
Как и положено, начать я решил с себя. Для чего переместился на остров Пасхи шестнадцатого года, быстро дошел до расселины и установил над ней замаскированную под засохший куст антенну с усилителем, чтобы уверенно пользоваться беспроводным Интернетом из гостиницы, до которой было метров триста. Потом спустился вниз, завесил вход в мини-пещеру специально подобранным по расцветке тентом, так что отныне мое убежище можно было обнаружить, только уткнувшись в него носом, скинул рюкзак, открыл его и приступил к обустройству.
Человек я неприхотливый, и вскоре с бытовыми вопросами было покончено. Теперь в центре пещерки стояли раскладной столик со стулом. У стены стояли и лежали: четырехлитровая бутыль с питьевой водой; две двухлитровки из-под кока-колы, в которые перед отправкой в экспедицию я лично залил жигулевское пиво гатчинского разлива; еще одна такая же, только с бензином; туристический примус, контейнер которого мог использоваться в качестве кастрюли; банка растворимого кофе из желудей и ячменя, четыре бомж-пакета "Роллтон", полкило копченой колбасы, десяток вареных яиц, три вяленых леща и буханка черного хлеба.
В самом дальнем от входа углу притулился надувной матрас со спальником. И, естественно, почти все место на столике занимал ноутбук, за который я и засел.
Исследование социальных сетей и мотосайтов быстро показало, что никакого меня в том мире вообще никогда не было. Мои родители приехали в Москву в том же пятьдесят шестом году, но бездетными. Потом у них родилась дочь, которая в свое время осчастливила их внучкой Машенькой. Та выросла, подалась в дизайнеры… в общем, ее биография мало отличалась от таковой у моей племянницы. Причем, как ни странно, даже в плане замужества! То есть и там она ухитрилась выйти замуж за принца. Правда, не за такого, как тут. Впрочем, это неудивительно, ведь наследники престола Российской империи просто так на дороге не валяются. Так что той Маше пришлось удовольствоваться принцем попроще. Это был двоюродный племянник королевы островов Кука, в девятом году по каким-то своим делам заехавший в Москву. Но, несмотря на не самое близкое родство с королевой, он все же был наследником престола, так что вскоре и той Машеньке предстояло стать ее величеством. Однако пока королева помирать вроде не собиралась, хотя ей было, по-моему, уже за восемьдесят.
Боря Фишман тоже нашелся, но радовался я недолго. Здесь он никогда не интересовался техникой, а пошел по стопам родителей, то есть поступил сначала в торговый техникум, а потом, закончив "Плешку", стал каким-то мелким экономистом на "Красном Октябре". Жалко, а то я уже начал прикидывать, во сколько раз повысится эффективность исследований, если за решение очередной проблемы усадить сразу двух Фишманов.
Сейчас Боря-бис мирно доживал свой век в Канаде, окруженный сворой любящих детей и внуков. Офигеть, если столько было только официальных, рожденных в законном браке, то я даже побоялся представить, сколько их у него было всего.
Решив немного отвлечься, я вывел на экран карту и посмотрел, где же находятся острова, на которых вскоре предстояло стать королевой моей племяннице Машеньке, у которой никогда не было дяди. Оказалось, что совсем рядом, в неполных пяти тысячах километров от Пасхи! То есть наша Маша, если возникнет такое желание, сможет без особого труда навестить ту Машу. Хотя, пожалуй, это будет лишним. Просто потому, что та Маша, наверное, в силу проживания в тропическом климате и питания всякой дрянью наподобие кокосов, плодов хлебного дерева и каких-нибудь морских огурцов комплекцией более всего напоминала наглядное пособие для изучения человеческого скелета. А у нашей королевы-императрицы лишний вес – это идея фикс, и как бы она от зависти не села на очередную диету. Нет уж, обойдемся без трогательного воссоединения родственных душ, так всем будет спокойней. Тем более что, кажется, мой сеанс психотерапии, последовавший за недавно закончившейся диетой, возымел хоть какой-то результат.
Мне тогда стало просто жалко племянницу – ведь через неделю голодовки у Маши явно осталось только два желания: похудеть и пожрать. И я ей объяснил, что организм – он ведь как минимум не дурней ее и все понимает. Когда его морят голодом, он это запоминает надолго. И значит, в конце концов получив возможность нормально питаться, тут же начинает откладывать жир впрок. Он же имеет все основания подозревать, что у хозяйки это был не последний приступ временного помрачения рассудка, и делает запасы на черный день. Кажется, Маша прониклась, так что не будем нарушать хрупкое равновесие сведениями об ее пятидесятикилограммовом аналоге.
Решив, что пора сделать перерыв, я взял первую бутыль с пивом и задумался на отвлеченные темы. А именно – дальше действовать по основному или резервному варианту плана?
Основной подразумевал сидение в норе до упора, то есть больше суток безвылазно. Резервный допускал кратковременную прогулку по острову. Если при этом встретится абориген и заинтересуется, кто я такой и откуда взялся, нет никакой необходимости что-то ему врать. Так и ответить, как есть, мол, я отец недавно гостившей у вас русской девушки Насти. Случайно оказался неподалеку и решил заглянуть сюда на предмет проверить, все ли в порядке с островом после визита дочери.
Придя к выводу, что радикально прятаться нет особой нужды, я сначала спустился вниз, к воде, с целью удовлетворения возникшей после приема пива естественной потребности организма. Потом глянул наверх, и лезть туда стало лень. Не для того я трачу свое драгоценное время в этой дыре, чтобы еще и любоваться тут красотами природы! Тем более что никаких положительных эмоций они не вызывают. Нет уж, обойдемся без расслабона – краткий послеобеденный сон, а потом работать, работать и работать.
Следующими объектами моего любопытства стали люди из Федерации – а именно президент, премьер и Никонов. Тут уже не было столь жесткой необходимости смотреть это именно мне, но все же… А вдруг в будущем с ними случится что-нибудь этакое, не очень хорошее? Тогда, если вдруг возникнет необходимость открыть нашим партнерам глаза, можно будет честно и с чистой совестью заверить – мол, не волнуйтесь, это знаю только я.
Петра Сергеевича действительно ждали определенные неприятности. В тринадцатом году он каким-то боком оказался замешанным в коррупционном скандале с продажей имущества Министерства обороны. Впрочем, до привлечения в качестве обвиняемого дело не дошло, но свидетелем он все же побыл, а потом оказался на какой-то мелкой должности аж в Волгограде. Чему, кажется, был даже рад, ибо дело могло кончиться и хуже.
Скопировав наиболее интересные документы по этому вопросу, я перешел к следующим, то есть к судьбам президента и премьера.
Тут ничего такого не обнаружилось. Правда, в двенадцатом году они поменялись местами, но в этом почти никто и не сомневался ни в нашем, ни в их мире.
Кажется, теперь над премьером, который в бытность мою тюнигером мототехники работал президентом, начали помаленьку сгущаться тучи, но ни к какому результату это сгущение пока не привело. Я покачал головой – мы с Гошей тоже пару раз провернули подобный финт. Его величество вдруг начинал старательно делать вид, что между ним и канцлером пробежала черная кошка, а тот внимательно присматривался, кто именно поднимет голову, воодушевившись столь радостной новостью. Увы, во второй раз никто из хоть сколько-нибудь заметных персон уже не клюнул.
По возвращении в Гатчину меня ждала новость, которую я счел оптимистической, а доложившая ее мне Танечка – неопределенной. Новость состояла в том, что нашелся тип, приезжавший к мне на скутере перед началом нашей с Гошей межмировой деятельности.
– Какова, по-вашему, вероятность, что это именно он? – сразу спросил я.
– Боюсь, что сто процентов, – вздохнула директорша СИБа. – Объект явно засек наблюдение, хотя вели его отнюдь не новички. Ближе трехсот метров к нему вообще никто не подходил. Когда же агент начал съемку окон его квартиры с расстояния четыреста двадцать метров, объект открыл окно, высунулся оттуда, подмигнул прямо в объектив, после чего помахал ручкой и удалился из поля зрения. Вот снимки, сами глядите.
– Это он, но больно уж сильно постаревший, – заметил я, возвращая снимки. – Для человека в возрасте под тысячу лет так сдать всего за полтора года просто неприлично.
– Да, мне тоже так показалось, и агент аккуратно расспросил бабок у подъезда. До позапрошлого года объект действительно выглядел очень молодо для своих восьмидесяти трех лет по паспорту. А потом резко сдал и начал стареть прямо на глазах. Но ни малейших признаков старческого маразма никто не заметил, скорее наоборот. Из чего я сделала вывод, что планируется переход под новую легенду, причем скоро, но все же не завтра.
Я кивнул. Конечно, если живешь даже пусть и не тысячу, а всего лет двести, то все равно по одним и тем же документам это вряд ли получится. А так – дедуля состарился, ослаб сначала здоровьем, потом рассудком, в один прекрасный день ушел из дома и не вернулся. Ясное дело, что особо активно искать его не будут, и отсутствие результатов поиска никого не огорчит. А тем временем где-нибудь в Саратове или Тель-Авиве вдруг объявится новый житель с безупречной, наверняка прекрасно подтвержденной документами биографией.
– Но все же лучше, пожалуй, поспешить, – предположил я. – Мало ли, вдруг он на старости лет обленился и ему стало влом изображать слабоумие вдобавок к хромоте и… чего он там еще симулирует?
– Сколиоз, ишемию и резкое ухудшение зрения.
– Юморист, блин, почти как я. Если у него и сколиоз с ишемией такие же, как подслеповатость, то с этим дедушкой надо поосторожней. В общем, похоже, что на связь с ним надо выходить мне. Готовьте охрану, причем имейте в виду не только стандартные ситуации, но и вариант, в котором я подвергнусь мощному ментальному воздействию и начну вести себя неадекватно.
– По-моему, вы уже начали, – вздохнула директриса. Впрочем, без особой уверенности в голосе. Потому как она явно понимала – ее агенты смогут увидеть только то, что захочет им продемонстрировать поднадзорный. Я, скорее всего, тоже, но есть надежда, что мне он захочет продемонстрировать больше.
– Ладно, вам, в конце концов, виднее. Где планируете базироваться?
– В своем гараже.
– А если операция затянется, то и ночевать там же?
– Разумеется, не в первый же раз, заодно и молодость вспомню. Кстати, можно ли надеяться, что все охранницы окажутся юными и прекрасными?
– Нельзя, – обломала мои возвышенные мечты Танечка. – А то мне перед Марией Федоровной будет неудобно. Да и перед собой, честно говоря, тоже. Я, можно сказать, как последняя дура, уже больше двадцати лет подряд ему глазки строю, а он? Вот не были бы вы моим бессменным начальством, ни за что бы не простила такое. Ну а так, конечно, придется простить, но охранниц я вам подберу отнюдь не по критерию внешней привлекательности.
Само собой, я собирался поставить в известность Никонова о своем предполагаемом визите. И как всегда, это следовало сделать, не унижаясь до вранья. Итак, какие именно из многочисленных чистейших правд можно смело ему представить? Что мне вдруг срочно могло понадобиться в том мире?
Ну, например, не помешает поставить в известность Пенсионный фонд о том, что некто Георгий Андреевич Найденов полностью выполнил свой долг перед родиной, сыграв в ящик буквально перед самым выходом на пенсию. То есть он, прекрасно понимая трудности фонда, выплатил практически все, что было положено, но сам ни на какие деньги по вполне объективным причинам не претендует. Эх, если бы так патриотично поступали все! Тогда ни о каком дефиците средств для выплаты пенсий не было бы и речи. И сообщить эту новость должен именно я как единственный родственник усопшего, побывавший на его могиле. Кажется, он приходился мне двоюродным правнуком. Или троюродным, надо будет уточнить перед беседой с постоянным представителем.
Но, как правило, одной причины для объяснения чего-нибудь почти всегда бывает мало. Нужно несколько, причем желательно не очень сильно противоречащих друг другу. Итак, с чего это вдруг меня понесет сначала в гараж, а потом к Черемушкинскому рынку, неподалеку от которого живет мой таинственный незнакомец? Ну, с гаражом все ясно. Небось Сашка до сих пор в сомнениях: а точно ли я ему ничего не должен? От меня не убудет, если я эти сомнения рассею лично.
Я выдвинул третий ящик письменного стола и после недолгих поисков вытащил оттуда искомое – почти целую пачку тысячных, валявшуюся тут еще с времен нашего с Гошей визита в Уссурийск. Пожалуй, этого хватит, даже учитывая инфляцию. Так, а чего мне надо на рынке?