- Да. Он убил ребёнка, своего сына. И я ему помогла. И никакие хитроумные доводы ничего не изменят. Сколько ночей я проплакала. Кусала себе пальцы. Вспоминала свои детские годы. У моего крёстного был автомобиль. В то время это считалось редкостью. Я восхищалась крёстным, обожала его. И вот однажды папа рассказал нам, что крёстного на месяц посадили в тюрьму. В узкой улочке дети играли в классы. Он даже не сразу понял, как это случилось, что он раздавил ребёнка. Только выйдя из машины, он увидел размозжённую головку… Толпа его чуть не растерзала. А ведь он был не виноват. Папа говорил нам: "Он не виноват, любите его по-прежнему". И я любила его по-прежнему. Только с тех пор, когда он приходил к нам, я испытывала ужас… Конечно, я была девчонкой… Я ничего не могла с собой поделать. Сейчас я бы вела себя иначе. И все-таки… когда я думаю о Дугласе… я не могу удержаться… Наверное, я кажусь вам отвратительной, да?
- Вы меня просто несколько удивляете, - задумчиво призналась Гертруда.
- Я и самой себе казалась отвратительной. А потом… Теперь я считаю, что все это прекрасно. Мне это объяснил Дуг. Я не все помню. Но, как и он, я чувствую, что это прекрасно. В этом страдании, в этом ужасе - красота человека. Животные, конечно, гораздо счастливее нас: они не способны на подобные чувства. Но ни за какие блага мира я не променяю на их бездумное существование ни этого страдания, ни даже этого ужаса, ни даже нашей лжи, нашего эгоизма и нашей ненависти.
- Пожалуй, и я тоже, - прошептала леди Дрейпер и глубоко задумалась.
- После процесса, - продолжала Френсис, - нам по крайней мере стало ясно одно: право на звание человека не даётся просто так. Честь именоваться человеком надо ещё завоевать. И это звание приносит не только радость, но и горе. Завоёвывается оно ценою слез. И тропи придётся пролить ещё немало слез и крови, пройти через раздоры и горькие испытания. Но теперь я знаю, знаю, знаю, что история человечества не сказка без конца и начала, рассказанная каким-то идиотом.
"Вот что я должна была сказать Дугу", - подумала Френсис. Она думала также о том, что чем более сомнительны доводы собеседника, тем становятся тебе яснее твои собственные.
- Нет, это полное поражение, - с горечью проговорил Дуг, отхлебнув глоток портвейна.
- В вас говорит непримиримость молодости, - улыбнулся сэр Артур. - Все или ничего, не так ли?
- Но то малое, что сделано, ничего не даёт. Да и сделано-то отнюдь не из благородных побуждений! А это ещё хуже, чем ничего.
- Нет. Дело сделано. И это главное… Вам представился прекрасный случай посмеяться надо мной, - добавил он, сдерживая насмешливую улыбку.
- Не понимаю почему?
- Вам бы следовало послушать мой спор с лордом-хранителем печати. Я говорил ему как раз обратное.
- Вы изменили своё мнение?
- Ничуть. И в этом-то самое забавное. С ним я рассуждаю, как вы. С вами - как он. Знаете, из всего этого можно извлечь весьма ценный урок.
- Интересно знать какой.
- Не помню уж, кому принадлежат эти слова, - сказал судья: - "Было бы слишком прекрасно умереть за абсолютно правое дело!" Но ведь на свете таких "абсолютно правых дел" не существует. Даже в наиболее правом деле справедливость играет лишь второстепенную роль. Чтобы поддержать его, необходимы как раз те самые соображения, которые вы называете неблагородными. Почему это так, нам с вами отныне вполне понятно: человеческий удел двойствен в самой своей основе, не с нас эта двойственность началась, и мы постоянно пытаемся бороться против неё. В этой борьбе, даже в тех падениях и поражениях, без которых она немыслима, - величие человека.
- Что вы советуете мне теперь делать? - спросил его Дуглас.
- Ну, конечно, продолжать, старина, - ответил судья.
- Продолжать? Неужели, по-вашему, я должен убить ещё одного тропеныша?
- Бог мой! Конечно, нет! - расхохотался сэр Артур, утирая слезы, выступившие у него на глазах. - Конечно же, нет! Я имел в виду вашу профессию, вы, надеюсь, помните, что вы как-никак писатель?
Он с улыбкой протянул кипу газет, в них синим карандашом были отмечены места, представляющие интерес для Дуга. Это были отклики на опубликованную в "Таймс" статью сэра Артура, комментирующую официально принятое в Соединённом Королевстве определение человеческой личности. Все газеты дружно нападали на данное определение. Но иного никто не предлагал. И точек зрения, с которых критиковался новый закон, было больше, чем летом цветов на лугу.
Один из французских парламентариев в своём интервью, данном корреспонденту газеты относительно нового закона, заявил, что он-де "слишком хорошо относится к своим британским коллегам, чтобы вообще распространяться на эту тему". Его ответ рассмешил Дуга.
- Ну и злобный тип! - произнёс он. - Куда честнее прямо сказать, с чем он не согласен.
- Он, вероятно, не в состоянии этого сделать, - заметил судья.
- Почему же?
- Именно это я и пытаюсь объяснить в своей статье. Уже одно существование различных мнений ясно доказывает, что нам пока не дано знать истины (иначе не было бы поводов для разногласий), и все же, несмотря ни на что, мы стремимся найти эту истину (иначе о чем нам было бы спорить?). А ведь именно это в конечном счёте и выражает закон при всей своей неполноте и двойственности. Стоит только начать спор, как наталкиваешься на неразрешимые противоречия.
- И вы думаете, ваш французский коллега понимает все это?
- Нет. Чаще всего, как вы сами убедитесь, разногласия вытекают из соображений чисто эмоционального характера, а иногда просто из предрассудков. Они, и это вполне закономерно, не опираются и не могут опираться на логические доводы. Но человеческий ум очень ловко обходит то, что его стесняет.
"…В своё время Маркс и Энгельс доказали, - прочитал Дуг в "Уэлш уоркер", - что человека от животного отличает его способность преобразовывать природу. Наши уважаемые парламентарии, которых трудно назвать коммунистами, потратили немало сил, чтобы в конце концов прийти, правда другим путём, к тому же самому выводу. Отдадим должное их доброй воле, но укажем по-дружески, что, приняв подобное определение, они открывают путь опасным заблуждениям".
- Но и здесь тоже ничего не объясняется, - заметил Дуг.
"Само понятие религиозного духа, - писал другой обозреватель, - взятое в широком смысле слова, может оказаться полезным и плодотворным. Но, коль скоро оно легло в основу закона, вынесенного политическим органом, оно не имеет в наших глазах никакого значения".
- Ну, это уж слишком! - вскричал Дуг. - Ведь нужно просто решить, достаточно ли полно это определение, справедливо оно или нет. Какое отношение к делу имеет то, от кого оно исходит?
- Не волнуйтесь, - успокоил его сэр Артур. - Согласен, это нечестно, но кто из нас без греха?
Но Дуг уже весело смеялся, читая третью статью:
"В крайнем случае, мы могли бы согласиться с тем, чтобы данное определение базировалось на понятии религиозного духа, если бы понятие это было взято лишь в его христианском значении, но…"
Отложив газету, Дуг произнёс без улыбки:
- Да, случай безнадёжный.
- Вовсе нет, - ответил сэр Артур. - Вы подумайте только, что бы творилось сейчас, если бы мы попытались немедленно добиться более полного определения, в основу которого были бы положены отход, отказ, борьба - окончательный отрыв от природы.
- Такого определения никогда не добиться, - вздохнул Дуг.
- Почему же? Если только оно справедливо, его рано или поздно добьются, - возразил сэр Артур. - Истине - и это вполне понятно - не так-то легко одержать победу. Но в конце концов она торжествует. Впрочем, быть может, не в этом главное.
- Но в чем же оно, черт возьми?
- Главное в том, дружище, что сделали вы сами, - сказал сэр Артур. - Вы вселили беспокойство в души людей. Вы ткнули их носом в совершенно непонятный пробел, существующий миллионы лет. Кто это из французов писал недавно: "Мы должны заново пересмотреть все наши представления. Началась новая эпоха становления". Вы показали, что это действительно так, что до сих пор все строилось на песке. Осознав это, мы постарались на скорую руку, по мере сил своих, заполнить существующий пробел. В будущем это надо сделать лучше и полнее. Не все сразу пойдёт как по маслу. Но вы стронули с места машину, а такую громадину уже не остановить.
На закуску сэр Артур предложил Дугу статью, напечатанную в литературном журнале "Гаргойл".
"Давно пора, - писал автор, известный своими исследованиями в области лингвистики, - давно пора покончить с этой глупой историей; я имею в виду - с тропи. Поистине жалкое зрелище являли собой наши лучшие умы, тратившие свои силы (и время) на эти лженаучные, никому не нужные проблемы, связанные с определением человека! Благодарение Богу, отныне с этими проблемами покончено, и, надо надеяться, навсегда. Обратимся, господа, к вещам куда более серьёзным. Недавно вышел в свет совершенно необычный (автобиографический) роман, который даст вам более глубокий материал для размышлений. Настоятельно рекомендую этот роман вашему вниманию. В книге показано, как в психологии автора (пожелавшего остаться неизвестным) вскоре после того, как подростком он задушил свою мать с целью грабежа (или изнасилования), слова вдруг претерпевают магические изменения, приобретают значение ритуала. Автор, опоив читателя дурманящим напитком своего поистине неслыханного словаря, водит его по лабиринту сногсшибательных непристойностей, где после каждого поворота, окончательно сбившись с пути, мы обнаруживаем в некоей многозначительной мистификации во всей его остроте смысл нашего существования.
Естественно предположить, что человеческая личность определяется в результате именно этой изнуряющей погони за неуловимыми мифами. В противном случае как объясним мы…"
Дуг поднял голову. Усталость, омрачавшую его лицо, как рукой сняло. Он дружелюбно и весело посмотрел на сэра Артура. Заглянув в курительную, Гертруда и Френсис с удивлением увидели, что их мужья от души смеются.
И вдруг Дугласу ужасно захотелось отвезти своих друзей, хотя бы на час, в кабачок "Проспект-оф-Уитби", в его толчею и клубы дыма, где музыка, песни, знаменитая коллекция - ссохшаяся голова индейца, причудливые напоминания о морских путешествиях, свадьбах, кораблекрушениях, коммерческих сделках, игре, приключениях - все прославляло радостную любовь людей к этому раскрепощённому миру, который они создали для себя и по своему подобию.
Мулен-дез-Иль. Ноябрь 1951 года
Примечания
1
Что за черт! (англ.)
2
хорошо… (англ.)
3
Проклятье! (англ.)
4
Как вы поживаете?.. (англ.)
5
в общих чертах (лат.)
6
человек (греч.)
7
обезьяна (греч.)
8
"О человеческом роде" (лат.)
9
не вступая в драку (англ.)
10
адвокат (англ.)
11
Королевская академия наук (англ.)
12
в силу самого факта (лат.)
13
человек (лат.)
14
пожалуйста (англ.)
15
искаж. англ. thank you - спасибо
16
закрытая средняя школа для мальчиков (англ.)
17
под следствием (лат.)
18
существующее положение (лат.)
19
город в Эпире, где, по преданию, находился древнейший из греческих оракулов - священный дуб Зевса
20
тип (лат.)
21
чашка (англ.)
22
трудящийся человек (лат.)
23
Тропи или не тропи? (англ.)
24
без конца (лат.)