Однажды утром Сольвейг просыпается и обнаруживает, что Хальфдан, ее отец, пропал. Хальфдан - наемник из викингов. Он стремится отправиться вслед за своим другом Харальдом Хардрадой в Миклагард (Константинополь), где тот служит предводителем императорской дружины. Но, не взяв с собой дочь, Хальфдан нарушил обещание, которое дал ей. Сольвейг решает последовать за ним. В крошечной лодочке пускается она в путь, полный множества приключений и испытаний. Ей предстоит встретить корабль-призрак и рабыню из Англии, очаровательного вора и короля русов. Сольвейг поборется с бурными речными потоками, попадет в засаду, устроенную стрелками, станет свидетельницей того, как живое существо будет принесено в жертву богам. Но ничто не поколеблет ее веры в отца. Так доберется ли она до Миклагарда? Встретится ли там с Хальфданом?
"Костяной браслет" - блистательный роман Кевина Кроссли-Холланда о дружбе и предательстве, отцах и дочерях, противостоянии религий, об отваге и вере в себя.
Содержание:
Персонажи 1
В Норвегии и Швеции 1
На корабле 1
В дороге 1
А также 1
Боги и богини, великаны и духи 1
Примечания автора и благодарности 41
Словарь 41
Кевин Кроссли-Холланд
КОСТЯНОЙ БРАСЛЕТ
Для Твигги
Персонажи
В Норвегии и Швеции
Сольвейг - 14 лет, дочь Хальфдана
Аста - ее мачеха
Кальф - 15 лет, сводный брат Сольвейг
Блубба - 10 лет, сводный брат Сольвейг
Старый Свен - крестьянин с фьорда Трондхейм
Петер - молодой священник
Олейф - древний старик из Трондхейма
Бера - его жена
Орм - торговец пушниной из Швеции
Ильва - его жена
Турпин - его брат
На корабле
Рыжий Оттар - торговец и шкипер
Торстен - кормчий
Бергдис - стряпуха
Бруни Черный Зуб - кузнец
Слоти - торговец
Одиндиса - его жена, целительница и провидица
Бард - 11 лет, их сын
Брита - 9 лет, их дочь
Вигот - наемник
Эдит - рабыня Рыжего Оттара
В дороге
Олег - искусный резчик
Михран - проводник из Армении
Эдвин - англичанин
Синеус - славянин
Смик - скоморох
Шаманка
Трувор - предводитель волочан
Ярослав - король русов
Эллисиф - его дочь
А также
Булгарские торговцы
Продавцы на рынках в Ладоге, Киеве и Миклагарде
Монахи
Волочане
Печенеги
Прокаженные
Варяжская дружина
Боги и богини, великаны и духи
Эгир - бог моря
Асгард - мир богов и богинь
Аурвандиль - см. Утренняя звезда в Словаре
Биврест - пылающий мост на трех опорах, соединяющий Мидгард и Асгард
Богатыри - герои-великаны Руси
Фрейя - главная из богинь плодородия
Фрейр - главный из богов плодородия
Хеймдалль - бог-страж, бывший сыном девяти волн
Хель - царство мертвых; также имя его чудовищной правительницы, дочери Локи
Локи - скандинавский бог, зачастую называемый Трикстером (Плутом)
Мокошь - (мать сыра земля) славянская, а затем русская богиня-мать
Норны - три богини судьбы
Один - верховный скандинавский бог; бог поэзии, битвы и смерти
Перун - русский бог грома и молнии
Ран - жена Эгира, бога моря; она затягивала людей своей сетью на глубину и топила их
Скади - богиня езды на лыжах и охоты
Сколл - волк, преследующий солнце
Тьяльфи - длинноногий сын крестьянина, ставший слугой Тора и сопровождавший его во время путешествия в мир великанов
Тор - бог неба и грома, а также закона и порядка
Валькирии - красивые молодые женщины, отбиравшие лучших из тех, кто пал на поле боя, и доставлявшие их в чертог Одина, Вальгаллу
1
Мы пришли? - громко спросила Сольвейг.
На поле битвы не росли деревья, пробивалась только чахлая и корявая поросль кустарников.
Хальфдан, слегка прихрамывая, широко шагал впереди. Не останавливаясь, он окликнул ее через плечо:
- Ты как там, девочка?
"Здесь все мертво, - подумала Сольвейг. - Ничего не осталось, кроме этих черных пальцев, черных рук. Как же их много в Стикластадире. Пробьется ли здесь к солнцу хоть одно растение?"
Она догнала отца и просунула ему руку под локоть. Хальфдан обернулся и обнял дочь так сильно, что у той едва не затрещали ребра. Сольвейг почувствовала его дрожь и в изумлении подняла взгляд.
- Я хотел, чтобы ты увидела это своими глазами и поняла, - сказал Хальфдан. - И сам хотел снова побывать здесь. Еще раз, пока я в Мидгарде. Увидеть Стикластадир, чтобы зрелище разожгло мне нутро. Чтобы внутри меня запылал огонь.
Затем полудан, этот воин-землепашец, и его лучезарная дочь вместе прошли до середины поля. Порывистый ночной ветер уже стих, и солнце - так называли тот ослепительно-яркий глаз, сиявший сквозь комковатые, буро-серые облака, - уже пробралось в черепе неба на предназначенную ему высоту.
- Сегодня годовщина битвы, - напомнил дочери отец. - Последний день августа.
- Прошло пять лет, - откликнулась Сольвейг.
- Харальду было тогда пятнадцать, - продолжал Хальфдан. - Столько же, сколько тебе сейчас.
- Мне четырнадцать.
- Ты восходишь к пятнадцатилетию, - едва улыбнувшись, ответил отец. - Тебе пятнадцать, и ты восходишь, словно солнце. Но я все равно готов был следовать за ним, уже тогда. Да и многие иные из тех, что жили у фьорда. Харальд Сигурдссон… Он был вождем от рождения. Помнишь, я рассказывал? Король Олаф думал, что Харальд еще слишком слаб, чтобы биться, но тот сказал ему: если у меня не хватит сил взмахнуть мечом, я привяжу его рукоять к своей деснице. Этому король Олаф не удивился, - рассказывал дальше Хальфдан. - Он знал, что за человек его сводный брат. Нас было три тысячи, Сольва. Три тысячи. Но в армии короля Кнута было еще больше. Я все еще чувствую этот запах. Острый смрад страха, обволакивающий дух пота, сладость крови, благоухание смятой и истоптанной травы… самого тела земли, избитого, искалеченного. Я все еще слышу эти звуки. Лязг, звон, стоны, дикие крики…
- Отец! - прервала его Сольвейг. - Теперь ты вернулся сюда. Можешь навсегда оставить позади все воспоминания.
- Об этой битве надо говорить снова и снова, - не останавливался Хальфдан. - И место сие подходит для рассказа лучше прочих. Так мы почтим память воинов, павших на этой земле. Волк преследовал солнце и проглотил его. День только разгорался… А когда солнце родилось снова, король Олаф уже лежал бездыханный… - Он взмахнул рукой: - Вот там. Мы сомкнули вокруг него щиты, но я споткнулся, оступился, и один из воинов короля Кнута рубанул мне под правым коленом. Ублюдок пропорол мне самую жилу.
Сольвейг, чуть не плача, крепко сжала отцовскую руку.
- Так вот почему у тебя правая нога короче левой! - выдохнула она. - Но ты все еще высок, как сосна. И это не идет тебе на пользу. Одному Одину известно, сколько раз ты уже набивал шишки о притолоку.
- Знаю, - ответил отец. - Я - один из тех громадных ледяных гигантов, о которых всегда рассказываю тебе. А вон там, посмотри, прямо около того холма, твой дядя…
- Эскиль! - воскликнула Сольвейг.
- Любимый брат твоей матери. Один вражеский воин ударил его мечом, а другой отрубил ему правую ногу.
Сольвейг поморщилась, словно от боли.
- Ему было всего восемнадцать. Той осенью он собирался жениться. - Лицо Хальфдана исказила гримаса. - Так на чем я остановился? Ах да, оборона… Харальд был изранен куда хуже меня. Стократ хуже. Воины Кнута повалили его на землю. Одна стрела торчала у него между ребер, другая прошла через живот. Из раны сочилась кровь, и зазубрины не давали выдернуть стрелу, не причиняя лишней боли. Но Харальд скорее бы сам убил себя, чем дал сделать это шведам. Он просто схватился за древко и вырвал стрелу вместе с наконечником у себя из живота. Потерял при этом добрую половину крови и часть кишок вдобавок. Тогда я подозвал старого Рогнвальда - он был одним из ярлов короля - и сообщил ему, что мне ведом неприметный хутор в чаще леса…
- Наш дом? - отозвалась Сольвейг.
Хальфдан кивнул:
- Безопасное укрытие.
Девочка покачала золотистой головой и в восхищении уставилась на отца.
- Ты бы поступила так же, Сольва. Я не знаю, как нам удалось - седовласому Рогнвальду и мне с моим перерезанным сухожилием, - но мы то ли донесли, то ли доволокли его. - Хальфдан нахмурился. - Я мало что помню, кроме того, сколь много это для нас значило. Это было важнее всего. Да, я помню это. И еще боль.
- И я помню, - откликнулась Сольвейг. - То есть помню лишь наполовину. Вы с Астой поссорились, потому что ей не хотелось оставлять Харальда у нас.
- Она боялась за Кальфа и Блуббу.
- Боялась! - воскликнула с презрением Сольвейг. - А помнишь пословицу, что ты мне рассказал?
- Да, - промолвил Хальфдан. - Для того, кто выходит из дома, бесстрашие лучше боязливости. И длина моей жизни, и день моей смерти были определены давным-давно.
- Так и есть, - сказала его дочь.
- Она и за тебя боялась, Сольва.
Девочка фыркнула:
- Как сейчас вижу: Кальф и Блубба растягивают холщовое полотно между стропилами, а ты кладешь Харальда себе на плечо и кое-как поднимаешь его по лестнице.
- Ярл Рогнвальд пробыл только до утра. Сказал, что в Норвегии его теперь повсюду подстерегает опасность. Он поцеловал Харальда в лоб - о, какой холодный и бледный! - и сообщил, что будет ждать по ту сторону гор, в Швеции.
- Этого я не знала.
- Харальд поправлялся долго. Несколько недель, а то и месяцев. Тогда дело уже шло к зиме, и ему пришлось затаиться. Ждать. У него это получалось неважно.
- У меня бы тоже не получалось.
- Да, Сольва, ты всегда нетерпелива! Но мы с Харальдом тогда вели беседы дни напролет. Мы говорили и говорили. Рассказывали всякие истории и смеялись.
- Помню его смех. И помню, как ему нравились твои истории.
- Он ревел и вопил от смеха так, что тряслись наши стены из дерна. А затем настал день, когда Харальд спросил меня, каким путем ушел в Швецию ярл Рогнвальд. Он замышлял сбежать с ним и другими выжившими на восток, а затем на юг. Думал, что они наберутся сил, снова вступят в сражение и отвоюют королевство. Я сказал Харальду, что лучше всего поплыть вниз по фьорду, так как слышал, что из Трондхейма на запад через горы ведет торговый путь. Но он сказал: "Нет, лучше пойти по другой дороге. Для Рогнвальда - точно. И для меня. Не хочу, чтобы меня узнали". И я повел его узкими лесными стежками, вдоль овечьих троп на восток в горы Кьолен. У каждого из нас был с собой боевой топор, а у Харальда - еще и меч под плащом. И все несли на плече по мешку с едой - копченой бараниной и сыром из пахты.
Сольвейг кивнула и похлопала себя по левому плечу.
- Ого! - воскликнул отец. - Ты и об этом позаботилась?
- Как всегда. Еще у нас есть морковь. И красные сливы.
- Твои слова пришлись кстати, - сказал Хальфдан. - День почти на исходе. Я проголодался.
- Давай там? - предложила Сольвейг. - У того куста есть немного травы.
А затем она увидела. Сначала этот предмет, зажатый между тесно сплетенными ветками куста, показался ей обрывком ткани. Затем она подумала, что это сосновая щепка.
- Что это такое? - спросил отец.
Сольвейг осторожно подняла неведомую вещь: кость, обглоданная орланами, выбеленная морозами, обточенная долгими годами.
Хальфдан взял кость и внимательно осмотрел ее:
- Бедняга! Это лопатка. Кого-то из нас? Кого-то из них?
Сольвейг, закрыв глаза, пробормотала:
- Какая разница. - И едва покачала головой: - Может, Эскиля. Всех, кто остался здесь.
- Я знаю, - отозвался Хальфдан.
Девушка заткнула находку за шнурок, которым был подпоясан ее плащ из валяной шерсти, погладила кость и промолвила:
- Я украшу ее резьбой.
- Или отдай Асте, она использует ее для глажки.
Сольвейг скривилась.
Ее отец с грустной улыбкой покачал головой:
- Вы с твоей мачехой…
Сольвейг открыла сумку. Достала оттуда истрепанный кусок ткани, в который были завернуты сыр и сливы, отломила от сыра кусочек, проглотила его и прилегла, опираясь на левый локоть. Она посмотрела на отца левым - фиалковым - глазом, а затем правым.
- Что? - просил Хальфдан.
- Она тоже была высокой?
- Твоя мать?
Сольвейг кивнула и подумала: ты всегда знаешь, о чем мои мысли.
Хальфдан опустил взгляд и медленно проговорил:
- Да. Очень высокой. Неудивительно, что и ты такая.
- А волосы у нее были золотистые?
- Ты сама знаешь.
- Да, знаю. Но когда ты говоришь о ней, она для меня оживает.
- Сири… В ней было столько жизни.
- Для меня она еще жива… - Сольвейг помедлила в нерешительности. - Мне нравится, как ты произносишь ее имя.
Хальфдан положил в рот сливу, высосал сок и выплюнул косточку.
- Я рассказывал тебе о том, как спасся Харальд и как я повел его на восток через горы. Миля за милей. Я хромал, а Харальда, чтобы у него не выпали кишки, обвязали широким полотнищем.
Сольвейг заговорила снова:
- Когда вы собирались уходить, Харальд взял меня за руки и крутил, пока у меня не закружилась голова. "Твой искалеченный отец все еще стоит двоих здоровых. Помни об этом", - произнес он.
- Вот прямо так и сказал? - спросил, осклабившись, Хальфдан.
Сольвейг склонила голову набок; ее глаза засияли.
Отец продолжил:
- На третий день Харальд приказал мне поворачивать обратно, ибо пришло время возвращаться домой. Вот как он сказал: "Нет ничего важнее крепкой дружбы. И, клянусь Тором, ты и так уже ушел дальше, чем нужно. Но в конце концов, Хальфдан, каждому придется бороться в одиночку". Затем он порылся в своем плаще и вытащил оттуда помятый сверток из хлопка… - Хальфдан помолчал, а затем потянулся за своей сумкой. - Вроде вот этого, - закончил он и отдал Сольвейг комок ткани.
Та широко раскрыла глаза.
- Развяжи его, - приказал воин.
Сольвейг так и сделала, и сразу же заметила внутри сияние золота. Но вот ее взору открылась вся брошь целиком, и у девушки захватило дух.
Длиной украшение было с ее мизинец, а в высоту - примерно как расстояние от большого сустава до кончика пальца. На нем было высечено изображение лодки с прямоугольным парусом - форма броши повторяла очертания судна. В лодке, обращенные лицами в одну и ту же сторону, сидели двое. Один из них - тот, что впереди, - точно был мужчиной, смертным или божеством, но второй, поменьше ростом… Он расположился на корме и протягивал вперед обе руки. Сольвейг не могла сказать наверняка, мужчина это или женщина. Водную гладь разрывало тело огромного змея, который выгибался над лодкой и снова погружался в пучину. Он кусал себя за хвост. Сольвейг внимательно его осмотрела. Змей был куда больше медянки (на этих малюток она порой наталкивалась на склонах холмов).
- Наверно, эту брошь носил король, - проговорила она. - Она такая тяжелая.
Хальфдан перевернул украшение на ее ладони:
- На обратной стороне Харальд вырезал две пары рун: 
и 
- Харальд Сигурдссон и Хальфдан, сын Ассера. Он сказал мне: "Я обязан тебе жизнью и поэтому приношу тебе этот дар".
- Ты не показывал мне раньше эту брошь, - с упреком промолвила Сольвейг. - И даже не упоминал о ней.
- Я не рассказывал о ней ни одной живой душе, - ответствовал отец. - Ты - первый и единственный человек, кому говорю.
- А где ты ее хранишь?
Хальфдан сощурил глаза и улыбнулся:
- Она мне дорога, как собственная жизнь. Эта брошь стоит больше, чем весь наш дом и скот.
- И Харальд подарил ее тебе! - Глаза Сольвейг в изумлении расширились.
- Еще он сказал, что поплывет в Киев, потому что Ярослав, князь русов, приютил короля Олафа и, несомненно, даст убежище и ему самому. "А затем, - поведал он мне, - может, я поплыву на юг и доберусь до самого золотого города, Миклагарда. Там, пожалуй, присоединюсь к варяжским наемникам, к этой армии викингов на службе у императора. Но в одном, Хальфдан, можешь быть уверен: я пошлю за тобой. Да, придет время, и я пошлю за тобой". Я пообещал ему, что откликнусь на зов… Сольва, о Сольва моя, слова Харальда Сигурдссона еще звучат в моих ушах, те самые слова, что он пел перед тем, как нам обняться и ему уйти на восток, а мне на запад:
Тайком, тайком теперь я крадусь
От леса к лесу, опозорен и хром.
Но знает ли кто? Может, имя мое
Прежде смерти услышат на целой земле.
- Ты поклялся. Ты поклялся ему, - повторила Сольвейг. Хальфдан кивнул. - Разрешишь мне пойти с тобой?
Ее отец улыбнулся:
- Но ты уже на выданье. Если я возьму тебя с собой, что же получится тогда? Твои юные годы пропадут зря.
Сольвейг нахмурилась:
- Да-да, надо выйти замуж и стать матерью. Но я не хочу ни за кого из здешних… Особенно если выйти замуж - значит стать похожей на Асту.
- Ну что ты, Сольва, - мягко пожурил ее отец.
- Ни за кого, - повторила она. - Ни за какого из парней с фьорда. Я лучше поплыву с тобой. Поклянись, что возьмешь меня!
Хальфдан печально взглянул на дочь:
- Поклянусь в сердце своем.
Губы Сольвейг растянулись в грустной улыбке.
- Я клянусь, Сольва.
- Твое сердце клянется, что ты возьмешь меня, - сказала дочь Харальда отцу своему. - Но твои глаза говорят иное.