– Немцы всех побили, – шмыгнул носом Юра. – У меня там мать жила и бабка, а я и не знаю теперь, то ли сожгли их, то ли они уйти смогли…
– А чего ж раньше не ушли?
– Так как же хозяйство-то бросишь? – удивился рыжий. – А у бабки и корова, и куры…
Тимофеев вздохнул только. Съели давно и корову, и кур. Фрицы на обед.
– Ладно, – сказал Жорож, – пошли вместе. Нам по дороге. Оружие есть хоть?
– А как же! Винтовки. Нам всем выдали. И патроны. Немного…
– Молодцы, что не бросили, – подал голос Остап. – А то есть такие… служащие. Винтовку в кусты, чтоб не мешала, и дёру.
– Мы не такие!
– Верю, – кивнул Николаенков. – Пошли.
– А у нас еще одна винтовка есть, – сказал Юра. – Немецкая. Мы случайно набрели на немецкого снайпера. Он убитый лежал.
– Ну-ка, ну-ка… – заинтересовался Цирендаши.
Рыжий сбегал в кусты и вернулся с целой охапкой винтовок. Трехлинейки он передал товарищам, а винтовку "маузер" протянул Доржиеву. Тот принял ее и с улыбкой оглядел.
– Красота! Бьет хорошо, а, главное, спуск плавный и длинный. Лучше я ее возьму.
Бурят стянул с себя "шмайссер" и протянул Тимофееву.
– Держи.
– Ага.
– Ну, все? – нетерпеливо спросил Жорож. – Шагом марш!
* * *
К вечеру вышли к месту боя – там, где дорога огибала опушку леса, стояли вразброс подбитые немецкие танки, а подальше, на пригорке, виднелся горелый "КВ".
Вдруг очень чисто и ясно донеслась немецкая речь – все сразу присели, скрываясь в подлеске.
– Кто это? – прошептал Николаенков.
– Не понял, – пожал плечами Виктор. – Кто-то просил ключ на "тридцать два"…
– Ремонтники, наверное. Немцы все свои танки собирают, чинят – и снова в бой. Ну, если есть что чинить.
Тимофеев подобрался поближе и выглянул из кустов. На дороге укрытый тушами танков стоял бронетранспортер "Ганомаг", где скучал пулеметчик, а вокруг "четверки" со свернутой башней суетились немцы в засаленных комбезах, гремя ключами и кувалдами.
– Цепляй трос, Ганс, – переговаривались они, – натянем гусеницу.
– Погоди, надо сначала трак заменить.
– А где я тебе новый найду? Оставим этот. Нам лишь бы дотащить…
– Шмульке же обещал подъехать!
– И где он? Вечер скоро.
– Что правда, то правда…
Осторожно пробравшись к своим, Виктор сказал:
– Это ремонтники, но при них "Ганомаг". Так что обходим их лесом и шуруем дальше.
– Шуруем, – кивнул Жорож.
– Погодите, – нахмурился Доржиев. – Мы что, так и уйдем?
Николаенков сощурился.
– Предлагаешь устроить немцам веселую жизнь?
– А чего бы и нет? Хоть патронами разживемся.
– На "Ганомаге" пулеметчик дежурит, – сказал Тимофеев.
– Сниму, – кивнул Цирендаши.
– Ладно, – согласился Николаенков, – пошумим маленько. Юр, ты со своими заходишь слева, снимаете ремонтников. Как Доржиев стрельнет, так и вы начинайте. А мы, – он обернулся к Виктору, Остапу и Паленому, – зайдем справа. Только не разом с нашими комсомольцами, а то они нас вместе с немчурой перестреляют.
– Да чего вы… – обиженно затянул Гера.
– Ладно, ладно. Цирендаши, твой выход.
Охотник кивнул и исчез в зарослях. Было такое впечатление, что он сделал всего лишь один бесшумный шаг и замер, потому как более ни звука не раздалось.
Крадучись, ушли комсомольцы-новобранцы. Жорож повел "старичков".
Осторожно выглянув между двух стволов, Тимофеев увидел прежнюю картину, только с другого ракурса – "Ганомаг" с дремлющим пулеметчиком да группку ремонтников, ползавших по танку.
Сухо треснул выстрел, и пулеметчика отбросило – туда же, куда брызнул кровавый фонтанчик из простреленной головы.
Тут же грохнул залп из трехлинеек. Комсомольцы-новобранцы изрядно нервничали, поэтому метким оказался лишь один выстрел из трех. Тимофеев вскинул "шмайссер" и выдал короткую очередь.
Неожиданно из десантного отделения выскочили трое немцев в касках и с винтовками. Пригибаясь и крича по-своему, они открыли огонь, с первого же выстрела поражая Паленого.
Виктор перенес огонь на них – патронов ему хватило как раз на две короткие очереди. Одного, по видимости, он уложил-таки, а второго и третьего "разделили" между собой Доржиев и Остап.
Бой прекратился так же быстро, как и начался. Только двое ремонтников, оставшихся в живых, испуганно жались к борту танка.
Тимофеев склонился над Паленым. Тот трудно дышал, шинель на груди мокла кровью.
– Ты… это… – еле вымолвил он, выдувая розовые пузыри. – Семен я… Сенькой кличут… Ерохиным… Бросил я своих… Грех это… Дезертир я, и не замолишь уже…
– Молчи, молчи, – бормотал Виктор. – Все будет хорошо…
Паленый, вечно угрюмый, вдруг светло улыбнулся, будто радуясь приходящей смерти.
– Ничего уже не будет… – выговорил он, и между губ протекла струйка крови. – Батюшка говорил… "Стоять за други своя"… А я не постоял… Ты это… Витька… ты своих не бросай…
– Хорошо, – выдохнул Тимофеев.
Ерохин улыбнулся, да так и помер – просветленный.
– Отошел, – пробормотал Подало и стянул пилотку с головы.
Новобранцы спешно посрывали головные уборы, и Гера спросил неуверенно:
– А с этими как? – Он кивнул на ремонтеров. – Пролетарии, все-таки…
– А деревню твою кто жег? – холодно спросил Виктор. – Буржуи? Такие же "пролетарии". Спасти этих хочешь? Добро им сделать? Так ты не забывай, что война идет! И твои спасенные первым делом доложат о нас.
Быстро сменив магазин в "шмайссере", он оттолкнул Костю с дороги и ударил очередью по парочке механиков. Те задергались и сползли по броне, падая на горелую землю.
Не обращая больше внимания на расстрелянных, Тимофеев зашагал к бронетранспортеру. Быстро заглянув внутрь, он тут же отшатнулся, но нет, живых в "Ганомаге" не осталось.
Тогда уже спокойно, не торопясь, Виктор обшмонал убитых немцев, собрав запасные патроны и зольдбухи. Заодно и роскошный нож снял. Пригодится…
Вернувшись, он поделился боеприпасами с товарищами.
Совершенное убийство нисколько не волновало его – перед глазами стояла деревня мертвецов да умиравший Паленый.
– Похоронить бы надо, – пробормотал Остап, завидев его.
Тимофеев кивнул.
– У немцев есть лопаты, – сказал он.
Могилу выкопали неглубокую, завернули тело в шинель и зарыли. У немцев обнаружилась и краска. Подало, кряхтя, накатил на могильный холмик большой плоский камень.
– А чё? Так и писать – Паленый?
– Семеном его звали, – разлепил губы Виктор. – Ерохиным.
Так и написали.
– Эй! – крикнул Константин. – Мужики! Это… как его… Воздух!
Тимофеев обернулся – с запада доносился гул самолетного двигателя, а потом показались два "Мессершмитта". Надо полагать, с "Ганомага" передали весточку о "партизанен".
Описав круг, истребители пошли в атаку – очередь прошла по земле, выбивая злые фонтанчики.
– Что стоите? – закричал Виктор. – Огонь! Из винтовок!
Комсомольцы тут же начали стрелять по виражировавшему "мессеру" из винтовок, а Остап почесал к "Ганомагу", и вскоре оттуда донеслась очередь из MG-34.
Истребитель, валясь на крыло, выпустил очередь по бронетранспортеру – пули так и защелкали по металлу. Неизвестно, кому "достался выигрыш", но из фюзеляжа обстрелянного самолета вдруг вырвался длинный язык пламени, и вот уже огонь охватил полфюзеляжа.
– Ур-а-а! – вырвалось у всех.
Пилот с подбитого "Мессершмитта" выбросился с парашютом, но это было бесполезно – слишком низко. Купол, правда, раскрылся – и тут же вспыхнул. Летчик рухнул вниз.
– Так тебе и надо!
"Мессершмитт", оставшийся в одиночестве, выпустил очередь и улетел, а подбитый неожиданно развернулся в воздухе и, неуправляемый, врезался в "Ганомаг". Два взрыва слились в один, воздушной волной Тимофеева повалило на траву.
– Там же Остап! – крикнул Николаенков.
– Нету больше Остапа, – глухо проговорил Доржиев.
Тимофеев серьезно кивнул. Он видел, как Подало исчез, бросая пулемет, юркнул вниз, пытаясь покинуть бронетранспортер, но не успел – на- крыло.
– Жалко, – вздохнул Гера, глядя на пожар.
– Жалко, – признал Виктор. – Пошли скорей, а то налетят сейчас, будет нам.
– Пошли, – кивнул Николаенков.
* * *
Дальше лес расступался, освобождая место для маленькой равнинки, поросшей травой и редкими кустиками. Вот здесь танков было – десятки!
Сгоревшие, иногда без башни или с башней, накренившейся так, что орудие упиралось дулом в землю.
После дождя по горелой броне расходились ржавые потеки.
Перебежать луговину от одного лесного массива до другого удалось под защитой танков – короткими перебежками. От "тройки" к "четверке" (хотя, если честно, Тимофеев не мог распознать, какой из танков относится к "Т-III", а какой к "Т-IV"), пока не шмыгнули под защиту деревьев.
– Ну, и бились тут… – пробормотал Гера.
– Да уж, – буркнул Тимофеев.
– Дали жару, – кивнул Николаенков.
Вскоре впереди посветлело, и Виктор выглянул на место вывала и пожара – тут рухнул немецкий самолет, от которого один хвост остался, все остальное – в распыл.
Шагая по гари, переступая куски гнутого, перекрученного дюраля, осколки битого стекла, выдранный мотор с загнутыми лопастями, Тимофеев представлял, как тут было жарко, хотя и дождь шел – после сражения прошло не более чем пара дней.
Из леса окруженцы выглянули на разбомбленные позиции артиллеристов, а дальше тянулись окопы. Кое-где виднелись груды тряпья…
Нет, Витенька, не тряпки это, а люди. Мертвые. Павшие.
Склоняя головы, словно стыдясь своего статуса, беглецы зашагали дальше.
Шли весь день, следуя от одного поля боя к другому. Уже под вечер, когда Жорож стал посматривать вокруг, ища место для ночевки, из зарослей донесся спокойный и ясный голос:
– Стоять!
Глава 19
Другой фронт
Это случилось 8 октября.
Марлен только что вернулся с задания, основательно продрог и потому грелся у гудевшей буржуйки, от которой несло теплом и запахом смолы.
Немец остервенело рвался к Москве, и лишь один Исаев, не считая Краюхина, знал точно, что парад на Красной площади вермахту не обломится.
Тут в землянку просунулся лейтенантик с красными от холода ушами. Придерживая фуражку, он пригнулся под низко нависавшей притолокой, огляделся и сказал:
– Мне нужен младший сержант Исаев.
– Это я, – поднялся Марлен.
– Вас вызывает генерал-майор Панфилов.
– Бегу.
Когда Исаев выскочил из землянки, всякие мысли вертелись у него в голове, но всё вокруг надежды: наконец-то? А вдруг?
Вокруг все были заняты – укрепрайон предоставил неплохие условия, чтобы разместить кочевавших военных, но работы не были закончены. Многое приходилось доделывать, доукреплять, достраивать.
Красной Армии очень и очень не хватало времени. Время – вот что было основным дефицитом. Не было обученных кадров? В войска не поставлена новая техника? Промышленность не набрала нужного темпа? Все упиралось в нехватку времени, в жесточайший цейтнот.
Если бы, как и надеялся Сталин, немцы обождали с войной до весны 42-го, случился бы совсем иной расклад. А так…
Модернизация и перевооружение только-только начались, и на тебе! К сожалению, о состоянии РККА немцы как раз знали, поэтому и поспешили напасть, пока Красная Армия не обновилась как следует, не пересела на новые танки и самолеты.
Обернувшись в сторону передовой, Исаев покусал губу.
Полчища… Именно, что полчища. Тевтонская орда.
Прет и прет, ломит и ломит. Против лома нет приема?
Ошибаетесь, истинные арийцы…
Марлен кивнул часовому у дверей генеральской землянки и вошел, низко поклонившись дверному косяку.
Маленькое окошко пропускало вовнутрь немного света, но видно было неплохо. Панфилов восседал за столом и улыбался, а вокруг бегал пожилой мужчина в кителе инженер-контр-адмирала, махал руками и выкрикивал:
– Это же прорыв! Революция в науке и технике! Это подъем! Да к нам со всего мира выстроятся в очередь, клянчить будут, чтоб мы им продали наши машины, наши приборы!
Улыбаясь (надеялся не зря!), Марлен отдал честь.
– Младший сержант Исаев прибыл по вашему приказанию!
Инженер-контр-адмирал круто развернулся.
– Это вы делали записи в этой тетради? – Он потряс той самой "премудрой тетрадкой", над которой изрядно потрудились Марлен с Михой.
– Мы, Аксель Иванович, – улыбнулся Исаев. – Я и мой друг Миша Краюхин.
– Ах, простите! – смутился инженер. – Я даже не представился: Аксель Иванович Берг. А откуда вы меня знаете?
– Вас, Аксель Иванович, можно по праву назвать одним из выдающихся советских радиоинженеров. Я тоже, скажем так, причастен к радиотехнике. Мы с Мишей долго беседовали с тем немцем. Многое в тетрадку просто не вошло, но память у меня хорошая. Записывал как раз Краюхин, у него разборчивый почерк.
– Простите, как вас звать?
– Марлен. Этого достаточно.
– Вы хоть понимаете, Марлен, что скрыто в этой тетради?
Исаев снова улыбнулся.
– Ну, если продолжать ваши сравнения на букву "П"… То это действительно прорыв. Прогресс. Победа.
– Именно! Именно!
– Самое главное в этих записях, на мой взгляд, это полупроводниковые приборы. Помните, как наш Лосев изобрел кристадин? По-моему, он тогда первый отказался от ламп в пользу кристаллов. А тут – транзистор! К нему подбираются американцы, но их прибор пока что никуда не годится, хотя они уже и дошли до p-n перехода, а вот мы можем преуспеть и обогнать всех!
– Вы сказали – p-n?
– Ах, да, это сокращенно от "позитив" и "негатив", положительного направления проводимости и отрицательного.
– А транзистор?
– Это из двух слов сложилось – "трансфер", то есть передача, и "варистор" – управляемое сопротивление. Электронные схемы на транзисторах не только прочны, в отличие от ламповых, не только экономичны, работая в напряжении карманного фонарика, главное – их можно делать сколь угодно миниатюрными. Вплоть до размеров песчинки, хотя, конечно, такие схемы нужно собирать лишь под микроскопом…
Берг смотрел на него зачарованно.
– У меня такое впечатление, Марлен, – проговорил он, – что вы уже собирали эти самые электронные схемы.
– Немножко, – мягко сказал Исаев. – И… знаете, я очень рад, что эта тетрадка попала именно к вам. Вам можно доверять, Аксель Иванович.
Берг хмыкнул.
– С тетрадью вашей я ознакомился еще две недели назад. Затем мы ставили опыты… Скажу сразу, что их результаты были таковы, что лаборантка Лидочка пищала от восторга. Тогда же я все работы засекретил, а вашу тетрадь мы перепечатали в нескольких экземплярах. Тащить такое на передовую было опасно и безрассудно, но…
Быстро схватив тетрадь, он пролистал ее.
– Вот, вы тут пишете, что детекторы для модулирования сверхвысоких частот в радиообнаружении , изготовленные из поликристаллического кремния, работают нестабильно из-за недостаточной очистки от примесей…
– Да, – кивнул Марлен, – плавить кремний надо в гелиевой атмосфере, тогда чистота составит почти сто процентов. Но свойства кремния, если говорить о его применении в транзисторах, зависят как раз от примесей. Более легкие элементы – бор и алюминий – должны сосредотачиваться в верхнем слое расплава, а более тяжелый фосфор – в центре тигля. Тогда мы получаем кремний двух типов проводимости…
– Замечательно… – протянул инженер-контр-адмирал и вздохнул. – Вот только этого нет в вашей тетради, дорогой Марлен. Извините, конечно, что я так… э-э… коварно вас подловил. Просто я имею давний опыт профессора и могу точно вычислить глубину познаний студента. Обычно мои ученики скрывают свое незнание, а вот вы – наоборот.
– Ну, есть маленько… – вздохнул Исаев.
"Прокол" нисколько его не взволновал. Марлену вообще было противно врать и притворяться, но выдать свое происхождение он не был готов. Однако Бергу и в самом деле можно было доверять.
– А ваш товарищ? – спросил Берг.
– Миша? О, он знает все куда лучше моего.
Аксель Иванович поднялся с лавки и торжественно провозгласил:
– Я уполномочен отозвать вас с фронта, товарищ Исаев. Вас и вашего товарища. Вы нужны науке! Вы нужны нашей стране в Москве, а не в окопах. И уж вы мне поверьте – через наши лаборатории тоже проходит линия передовой!
– Да я верю, – растерялся Марлен, – но я не думал, что мне самому… Зачем? Мы же все прописали, а под вашим руководством…
– Не спорьте с контр-адмиралом! Вы отозваны. Вас, так сказать, перебрасывают на другой участок фронта.
Наблюдая за Марленом, Панфилов поднялся и положил руку на плечо Исаеву.
– Считайте это приказом, товарищ младший сержант, – мягко сказал он. – Исполнять!
– Есть… – козырнул Марлен.