Глава 21
Новая передовая
Поезд прибыл на Киевский вокзал, и Берг тотчас же засобирался, хотя багажа, как такового, не было, если не считать тощих солдатских "сидоров".
Марлен и Миха щеголяли в новеньких шинелях, у Акселя Ивановича тоже была шинель, только черная – адмиральская.
Вокзал совсем не был похож на тот Киевский, к которому Исаев привык. Вернее, дебаркадер был тот же, но разница бросалась в глаза. И заключалась она не в том, что вагоны к перрону подавал паровоз, а в приезжающих и провожающих.
Не было теток с чувалами и дачниц с граблями, зато цвета хаки хватало – вокзал работал на войну.
– Не отставайте! – сказал Берг, лавируя в толпе.
Марлен усмехнулся – побывал бы ты в Москве 2016 года, узнал бы, что такое – наплыв народа. Он хотел посмотреть на москвичей, на улицы города, сравнить грядущее с былым, однако их предводитель спешил – вся троица спустилась в метро и доехала до станции "Улица Коминтерна" .
– Тут недалеко, – утешил Исаева Берг. – Я, знаете ли, совершенно случайно прочел вашу тетрадку. Военно-морскую академию, где я профессорствую, эвакуировали в Самарканд, а в первых числах октября я приехал в Москву, надо было решить некоторые организационные вопросы, и тут Панфилов. Генерал явился валенки да тулупы выбивать для солдат, а когда узнал, что я в Москве, нашел меня и передал тетрадку, словно заговорщик какой. Признаться, я пролистал ее без особого терпения, лишь бы отделаться, но когда вчитался… Это был шок! Сам себе удивляюсь, никогда не обладал особой пробивной силой, но тогда я за два дня выбил, как Панфилов – валенки, отдельное здание под лаборатории. Осуществил давнюю мою идею – создать Институт радиотехники и электроники. Я и в ГКО появлялся, и к наркому электропромышленности заглядывал… И вот!
Инженер-контр-адмирал гордо вытянул руку, указывая на большой трехэтажный дом, поставленный буквой "П". Открытую сторону "буквы" перекрывала высокая кованая решетка с воротами. За ними в рядок росли деревья, закрывавшие двор.
У ворот слонялся красноармеец с винтовкой. Завидев Берга, он быстро отворил ворота.
– Это со мной, – бросил профессор, пропуская вперед Марлена с Михаилом. – Не знаю, что мне делать с курсантами, – продолжил он, – но тут не просто интересней, тут важней! И нужней. Прошу.
Берг завел обоих в просторное фойе. По широкой лестнице они поднялись на второй этаж и зашагали гулким коридором.
В коридоре было темновато, но несколько высоких дверей стояли открытыми, пропуская свет с улицы.
Картинно вытянув руку, Аксель Иванович указал на вторую дверь слева. Марлен переступил порог и сразу почуял знакомый запах разогретой канифоли.
Обширная комната была загромождена стендами и крепкими длинными столами, заставленными оборудованием. Гудели вытяжки, пощелкивала, остывая, тигельная печь. Две девчушки с паяльниками, в белых халатах, корпели над громоздкой схемой, утыканной электронными лампами.
– Здравствуйте, Аксель Иванович! – дуэтом поздоровались они.
После чего, обнаружив двух красноармейцев подходящего возраста, начали пленять.
– Здравствуйте, красавицы. А где народ?
– Аркадий вышел покурить, а Ник Ник… э-э… Николай Николаевич с Ромкой принимают осциллографы.
– Ясно. Позвольте вам представить – Наташа и Лида.
Молодые особы кокетливо улыбнулись.
– Марлен, – слегка поклонился Исаев.
– Михаил, – расплылся Краюхин. – Сокращенно – Миха. В отдельных случаях – Мишенька.
– Мы запомним! – ответила светленькая Наташа.
– Мы учтем, – пообещала темненькая Лида.
Берг фыркнул насмешливо.
– Пойдемте, поможем Ник Нику… тьфу ты! Николай Николаичу.
Марлен снял шапку и шинель, Миха последовал его примеру.
"Грузчиков" они застали в самом конце коридора. Николай Николаевич оказался седым добродушным дедом, весьма бодрым, а Ромка – чуть ли не отроком, тощим и длинным вьюношем.
Вдвоем они катили тележку, нагруженную ящиками и коробками.
– Осторожненько! – приговаривал дедок. – Па-аберегись! О, Аксель Иваныч! Здравствуйте!
– И я вас приветствую, Николай Николаевич. Знакомьтесь – это те самые молодые люди, что всех нас заставили бегать, суетиться и совершать прочие телодвижения, вроде плесканья руками и хватанья этими же конечностями за голову.
– Очень, очень рад! – зажурчал Ник Ник.
Рома улыбнулся робко, и тут появился еще один персонаж – молодой, слегка сутулый парень, узкоплечий, зато с лохматой шевелюрой. Шел он, слегка подпрыгивая и размахивая руками, что создавало комичное впечатление.
"Старые и малые собрались", – подумал Исаев. Много народу ушло на фронт, в тылу задержались либо самые хитроумные, либо те, кому на передовой делать нечего, как этому сутулому – он носил такие сильные очки, что толстые линзы увеличивали глаза. Казалось, что он их постоянно пучит.
– Аркадий, здравствуйте!
– Здравствуйте, Аксель Иванович, – ответил сутулый неожиданно низким голосом. – Они?
– Они!
– Марлен.
– Аркадий.
– Михаил.
– Ну, на разгрузку!
Исаев подцепил ящик с увесистым прибором и потащил в лабораторию. Переложив тару на свободный стол, все сотрудники собрались на свободном пятачке.
– Ну, что ж, – потер руки Берг. – Приступим. Аркаша, покажи нашим гостям последнее достижение!
– Слушаюсь!
Сутулый осторожно перетащил некоего уродца, выпиленного из толстого плексигласа, зажимавшего контактный узел из треугольной пластмассовой призмы с наклеенной на нее полоской золотой фольги. Фольга была аккуратно разрезана бритвой – это был зазор между коллектором и эмиттером "транзистора". Контактный узел прижимался зазором к германиевой пластине.
– Точечный транзистор! – торжественно провозгласил он и добавил: – Мы собрали на нем усилитель звуковых частот и генератор. Работает! Знать бы еще, как…
– На Западе разрабатывается теория p-n-перехода, – заговорил Краюхин лекторским тоном. – Это в принципе то же самое, что "запирающие слои", о которых недавно писал Лашкарев. Он, кажется, эвакуирован в Уфу. По слухам, Лашкарев разрабатывает медекислые диоды – тоже наша тема… А ты чего молчишь? Помнишь, что ты в поезде толковал?
Марлен кивнул.
– Ну, да, – сказал он, не зная, с чего начать. – Точечный транзистор очень капризен и ненадежен. А мы же для "оборонки" работаем. Короче говоря, поликристаллический германий нам не годится, надо из него готовить монокристаллы, хотя бы методом Чохральского – вытягивая из расплава. Пусть они будут небольшими… такими столбиками толщиной с мизинец, а длиной со спичечный коробок. Если затравкой будет кристаллик n-типа, а расплав – из германия p-типа, то внутри стержня образуется плавный p-n-переход. Короче, надо выращивать трехслойную n-p-n-структуру. Ну, если в двух словах… Сначала из расплава вытягиваем низкоомную коллекторную область n-типа. Затем в расплав вбрасываем таблетку акцепторной примеси – того же бора или галлия. Она растворяется в тонком поверхностном слое расплава – так формируется слой базы. И сразу же вбрасываем таблетку донорной примеси – к примеру, фосфора, чтобы легировать эмиттер. Вырезаем полученную структуру из кристалла, распиливаем на продольные столбики и протравливаем в кислоте, чтобы ушли поверхностные дефекты. Вот так вот. Конечно, лучше использовать кремний, но не все сразу.
– Короче говоря, – энергично сказал Берг, – надо делать установку для вытягивания монокристаллов. Взялись!
* * *
Прошла неполная неделя, а Марлен уже со всеми не только перезнакомился, но и сдружился, "влился в коллектив".
Аксель Иванович, побывав под следствием, не превратился в запуганного человечка, а, наоборот, словно выработал в себе иммунитет против охранительных систем – он смело прорывался и в НКВД, и в ГКО, доказывая огромную пользу своего новорожденного института для нужд Красной Армии, и ему выдавали если не карт-бланш, то, по крайней мере, мандаты с такими подписями, что ни один бюрократ не смел волокитить.
Вопросы решались быстро – Марлен с Михой, иногда прихватывая с собой Аркашку или Ромку, носились по всей Москве, свозя в ИРЭ приборы, копя материалы.
Опытную установку соорудили за двое суток. Именно так – Берг не зря говорил о передовой, проходившей через лаборатории. В институте не было привычки работать до пяти – и адью. Чаще всего задерживались до полуночи, иногда и ночевали, не покидая рабочих мест.
Да и куда уходить тому же Краюхину или Исаеву? Поневоле заночуешь в лаборатории.
Установка получилась немного громоздкой, зато заработала сразу после тестирования, никакие переделки не потребовались.
Краюхин, правда, хоть и неуверенно, заметил, что их "прогрессорская деятельность" не отличается честностью, все-таки Шокли, Бардин, Матаре и прочие физики, в это самое время бьющиеся над проблемами "йотатронов" и "дуодиодов" , были первыми по-настоящему.
На это Исаев ответил, что ему начхать на их первенство. В конце концов, Лосев, Иоффе и иже с ними тоже шли в передовиках. Да и не важно это. Главное – как можно скорее и с наименьшими затратами выдать готовый продукт!
Полупроводниковые приборы. Электронные блоки для зенитных ракетных комплексов. Радиолокаторы для самолетов. Легкие и "дальнобойные" рации.
А все прочее от лукавого…
Глава 22
Пророчество
"Сталь-11" летела на аэродром в Монино.
– Снижаемся… – пробормотал Ковальков, поглядывая в иллюминатор.
Полоса аэродрома стала наплывать снизу, и вдруг комиссар напрягся – по дороге к полосе быстро подъезжала вереница черных машин, "эмок" с "ЗИСом" во главе.
– Олег! – закричал Ковальков. – Посадку запрещаю!
– А… как? А куда?
– Заворачивай на Центральный!
– Есть!
Самолет выровнял полет и заложил вираж.
– Думаете, это за нами? – спросил Тимофеев.
– Не знаю, – покачал головой комиссар, – но лучше не лезть. Если Данилин обо всем настучал, то стукануть о нашем отлете он просто обязан.
Виктор кивнул, подумав, что выслать группу захвата можно на все аэродромы, хотя хватит ли держиморд?
И "Сталь-11" снова пошла на снижение.
К этому времени Центральный аэродром им. Фрунзе был единственным, где принимали пассажирские самолеты, хотя поправка на войну действовала и здесь.
Сели. Прокатились. Зарулили.
– Выходим!
Четверо вооруженных людей сразу привлекли к себе внимание охраны. Подбежавшим сержантам госбезопасности Ковальков предъявил свои документы и сразу потребовал машину.
Ничего, кроме такси, не нашлось, но автомобиль с шашечками оказался марки "ЗИС-101", так что влезли все.
Следов погони, облавы и прочих деяний Тимофеев не заметил. Отъехав от аэровокзала, "ЗИС" понесся по Ленинградскому шоссе.
– Останови на минутку, – попросил комиссар.
Выскочив из машины, он быстро прошагал к незаметному учреждению и скрылся за его дверями. Пробыл он там недолго.
Вернувшись, Ковальков скомандовал:
– В Сокольники!
"ЗИС" тронулся и погнал. Николаенков сидел впереди, Тимофеев сидел сзади, вместе с Ханом. Комиссар устроился рядом.
– Лаврентий Павлович сейчас на даче, – сказал он негромко, – нам это на руку. Переговорим обо всем без лишних ушей.
– И глаз, – добавил Виктор.
– Во-во…
Дача Берия представляла собой двухэтажный особняк с лестницей при входе, окруженный парком. Отдыхать здесь "лучшему менеджеру всех времен и народов" приходилось нечасто, нарком попросту менял один кабинет (в наркомате) на другой.
Охрана сразу приметила "ЗИС" и остановила машину. Первым вышел Ковальков.
Капитан госбезопасности выслушал комиссара, доложил о посетителях, кому нужно, получил "добро" – и дал отмашку.
Двое энкавэдэшников проводили всю четверку к дому, вежливо отобрав оружие.
Поднявшись по каменной лестнице, Тимофеев вошел в дом, оказываясь в большом холле, откуда лестница дубовая вела на второй этаж.
Сопровождавший посетителей капитан указал наверх.
– Поднимайтесь, вас ждут.
Виктор прошел к лестнице, ожидая, что ступени под ногами будут скрипеть. Нет, они даже не гудели – крепко делали.
Адъютант наркома Саркисов встретил посетителей наверху, принял шинели и проводил в кабинет.
Ничего помпезного в кабинете не было – обычная обстановка. Берия сидел за столом, перебирая бумаги, проглядывая какие-то документы в папках.
Ничего демонического в Лаврентии Павловиче не угадывалось, никаких примет кровавого садиста и похотливого самца. Да, здорово интеллигентики поплясали на мертвых львах – Сталине и Берия…
Тимофееву вспомнилось, как он сам кривился, слушая байки про то, как нарком разъезжал по Москве и снимал девок на ночь. Этим мелким пакостникам, что изобретали помойный компромат на Берия, даже в голову не приходила одна простая мысль: а когда, собственно, наркому заниматься пик-апом? Он работал, пахал, как лошадь, бывало, что и в две смены.
Нет, поначалу Вика верил наветам, но потом как-то ознакомился с любопытным документиком – списком любовниц, которых якобы содержал генерал Власик, начальник охраны Сталина. Список этот был состряпан следователями по приказу Хрущева, но самое поразительное, что "следаки" не слишком заморачивались, когда пришла пора клеветать на Берия – они накатали еще один список "несчастных женщин", якобы пострадавших от любвеобильного наркома, полностью переписав любовниц Власика. А кто бы их проверял? Не станет же Никита знакомиться с делом? Да и какая Хрущеву разница? Лишь бы обвинить Лаврентия Павловича, а задаваться ехидными вопросами (Берия что, предоставлял право первой ночи Власику?) было просто некому.
В это время нарком поднял голову, блеснуло его знаменитое пенсне, и он молча указал на диван – садитесь, мол.
Просмотрев все документы в папке, он отложил ее и со вздохом развалился в кресле. Сняв пенсне, отер глаза.
– Здравствуйте, товарищ Ковальков, – сказал он. – Учтите, у меня мало времени. Рассказывайте, что произошло.
Комиссар упруго поднялся и коротко, не вдаваясь в подробности, рассказал о произошедшем.
Тимофеев почти не слушал Ковалькова, ему куда интереснее было следить за Берия.
Нарком вначале был поражен, даже растерянность мелькнула на лице, потом в глазах появилось явное раздражение – как так, его отвлекать по такому… такому… слов нет! Или Ковальков пьян?
Но вот что-то иное прорезалось в лице Берия. Интерес, быть может? Желание поверить?
Дослушав, Лаврентий Павлович спросил:
– Вы точно знаете, что этот ваш Данилин поставил в известность Абакумова?
– Точно известно, что он звонил Абакумову, – ответил Ковальков. – В Москву мы прилетели на самолете, садиться должны были в Монино, но на подлете увидели черные машины, которые спешили к аэродрому, и не стали рисковать.
– Та-ак… – протянул нарком и посмотрел на Витьку. Смотрел внимательно, пытливо, без угрозы. – Вы действительно родились в будущем?
Тимофеев встал.
– Да, товарищ нарком. Я не знаю, как работает та штука, которую мы назвали порталом, но… вот…
Берия усмехнулся.
– Не знаю, как Абакумов, а я склонен вам верить, товарищ Тимофеев. На сумасшедшего вы не похожи, а выдумать такое, лишь бы объяснить отсутствие документов… Ну, это глупо. Однако, чтобы не позволить Абакумову нанести вред, и вам в том числе, нужны доказательства. Скажу так: если все правда, тогда вы, товарищ Тимофеев, и ваши друзья становятся источником поистине бесценных сведений, за которые те же немцы или англичане выплатят любую сумму.
– Думаю, товарищ нарком, что наше знание будущего, если им начать пользоваться, перестанет быть точным через пять лет или позже – реальность начнет меняться. Невозможно изменить будущее, не ведая того, что именно произойдет, но если такое знание есть, завтрашний день станет иным. Не полностью, конечно, нет, история почти не изменится, но вот какой-то конфликт не случится, какое-то событие не произойдет, зато мы можем стать свидетелями чего-то нового, чего не было в том варианте истории, который известен мне, Мишке и Марлену. Вот, скажем, через двадцать лет убьют американского президента Кеннеди. Но теперь-то этому можно будет помешать! Или никакого убийства вообще не случится, потому что не окажется предпосылок для его совершения. Кстати, Марлен и не хотел, чтобы мы раскрывались в этом времени, не хотел, чтобы вы узнали будущее. Мы спорили, и он сказал, что не может ручаться за то, что новое, как бы исправленное, будущее выйдет лучше прежнего. А если, говорит, старые проблемы решатся, а их место займут и вовсе не разрешимые? Вот, убережем мы Украину от фашистского путча в 2014-м, а…
– Фашисты?! – воскликнул Берия. – На Украине? В 2014-м?
– Ну, да. Недобитые бандеровцы, националисты… Они захватят власть в Киеве и начнут войну в Донбассе – тамошний народ не потерпит фашизм.
– Шэни деда… – пробормотал нарком по-грузински.
Помолчав, он сказал:
– Я вижу, в будущем коммунизма не построят. Ладно, не будем говорить о том, что будет и чего не станет. Нужны доказательства! Повторяю: если все правда, то распоряжаться знанием будущего должен не я и тем более не Абакумов. Это мы можем доверить только товарищу Сталину.
– Так точно, товарищ нарком! – взволнованно сказал Ковальков.
– Следовательно… А, вот! Вы можете сказать, товарищ Тимофеев, что произойдет в ближайшее время?
– А какое сегодня число?
– Пятнадцатое октября.
– Представляете, товарищ нарком, могу. Завтра же начнется "московская паника"!
– Что-что?!
– Ну, будет же принято постановление "Об эвакуации столицы СССР", и многие решат, что хана пришла – Сталин все бросил, все бежали, а их оставили, и вот-вот немцы войдут. Завтра будет единственный день, когда метро закроют, чтобы уничтожить его. Рабочим выдадут месячную зарплату, магазины будут раздавать продукты, предприятия закрываются… И некому будет навести порядок, потому что московское начальство первым же и сбежит! Десятки тысяч людей ломанутся на восток, будут нападения на эшелоны, а немецкие диверсанты станут всю эту обстановку накалять. ЦК ВКП (б) будет брошен, все документы разбросаны, в том числе и секретные, – и никого! Никто не выступит по радио, не успокоит людей, никто не призовет паникеров к порядку, не расстреляет мародеров…
Тимофеев посмотрел на застывшее лицо Берия и осекся.
– Подождите здесь, – сказал нарком и спешно покинул кабинет. На пороге он замер, резко обернулся к Виктору и спросил: – Это точно, что враг не войдет в Москву?
– Совершенно точно! – твердо заявил Тимофеев.
Берия кивнул и скрылся в дверях.
Повисло молчание, лишь откуда-то из соседней комнаты доносились звуки голосов. Похоже, что Берия отдавал кому-то распоряжения, не желая делать это у себя в кабинете.
– Паника, значит? – процедил Ковальков.