- Интересно тебе, да? - с неожиданной злобой вдруг отозвался мужик.- На, смотри!..- Он повернул ко мне окровавленное лицо, и я увидел его сломанный нос и огромный, на глазах набухающий фингал под левым глазом.
- Жорочка, родненький, ну что ты ругаешься…- запричитала женщина, испуганно поглядывая на меня.- Молодой человек ведь не виноват, что тебя побили.
- Я точно не виноват,- сказал я мужику, но он отвернулся от меня, подставляя грязное лицо под струйки дождя.
- Мы даже не участвовали в этой демонстрации,- принялась объяснять женщина.- Мы просто вышли в магазин. За покупками шли, понимаете?
- Да кому ты это объясняешь! - Мужик попытался встать, но не смог. Я пригляделся к неестественно вывернутому ботинку и понял почему - у него была сломана голень левой ноги.
Я вытащил из кармана штанов трубу и набрал "112". Там было занято. Я попробовал набрать "03", но там не брали трубку.
- У вас ведь тут поликлиника,- обратилась ко мне женщина.- Может, нам там помогут, как вы думаете?
Я покачал головой:
- Это бывшая поликлиника. Здание идет под реконструкцию.
- Весь город распродали, сволочи!..- прокомментировал мужик, а потом дернул ногой и зашипел от боли.
У него проходил первый шок, и очень скоро от полученных травм ему будет нереально больно. Я набрал номер Палыча:
- Ты не мог бы подъехать на Очаковскую?
- Что-то случилось? - с тревогой спросил он.
- Со мной порядок. Просто людей тут на улице избили серьезно. Надо бы в больницу отвезти.
Палыч начал орать, и я выключил трубу. Занят он. С серьезными людьми разговаривает. А я его вечно отвлекаю всякой ерундой…
Через калитку я вышел на улицу. Женщина с тревогой смотрела, как я приближаюсь, нервно вытирая окровавленным платком теперь уже свое мокрое то ли от дождя, то ли от слез лицо. Кровь супруга оставляла на ее лице бледные полосы, но женщину это не волновало.
Мужчина равнодушно смотрел перед собой, уже не делая попыток подняться.
По улице проехала машина, и я обернулся посмотреть, что там такое едет. Ехал милицейский "козелок", и женщина истерично всхлипнула:
- Господи, да что же это такое! Убегайте, молодой
человек. Они и вас сейчас покалечат!
Я подумал, что и впрямь надо сматываться, но какое-то нелепое упрямство заставило меня остаться.
"Козелок" остановился возле нас, и из машины выбрался грузный седой капитан в форменной куртке из кожзаменителя.
Все мы, не сговариваясь, посмотрели на его руки и все одновременно выдохнули, увидев, что в этих руках нет дубинки.
- Что случилось, граждане? - спросил капитан, приложив руку к фуражке.
- Господи, вы что, нормальный милиционер? - не поверила женщина.
И тут ее словно прорвало… Она минут десять рассказывала, как они с мужем вышли на улицу, за продуктами, а тут ОМОН, который бил всех без разбора - и тех, кто против правительства, и тех, кто просто вышел в магазин, чтобы купить молока, яиц, сосисок - все дорожает, поэтому хотели запастись сразу дня на три, а ОМОН - это же просто звери какие-то, есть ли у них матери, так людей бить, и ведь не просто били - портмоне у Жорочки отобрали, телефон сотовый, даже продукты унесли…
- Это не питерский ОМОН был,- извиняющимся
тоном перебил ее капитан и присел рядом с мужиком.
Мужчина открыл глаза и, еле ворочая разбитой челюстью, с ненавистью произнес:
- А мне похрен - питерский.непитерский! Сволочи вы все. Холуи. Фашисты. Морду и ногу залечу и пойду на демонстрацию. Раньше не ходил. Теперь буду. Потому что вы суки. Убить вас мало.
Потом он заплакал от боли, но больше, по-моему, от ненависти. Он даже зажмурился - так противно было ему видеть милицейскую форму.
Капитан привстал и повернулся к машине:
- Семен, помоги!
Из "козла" вылез водитель, наблюдавший за беседой в окно. Капитан просунул свои руки под совершенно мокрые брюки и пиджак мужчины и неожиданно легко встал с ним на ноги.
Водитель засуетился, открывая заднюю дверь, и некоторое время они устраивали там пострадавшего, пытаясь разместить его на двух тесных сиденьях так, чтобы сломанная нога лежала, а не свисала.
Женщина суетливо забегала рядом, но оказалось, что для нее места в "козелке" нет.
- В "обезьянник" садитесь,- предложил капитан,
но она не поняла, и ему пришлось самому открывать решетчатую дверь сзади и подсаживать женщину.
Потом "козелок" грозно взревел двигателем, но поехал по улице очень медленно и аккуратно.
Я проводил его взглядом и пошел в дом, поймав себя на том, что опять грызу ногти, как истеричная барышня…
В регистратуре я первым делом бросился к телевизору, но там всюду шли ток-шоу или какие-то сериалы. Новостей не было, и я позвонил домой.
Ленка включила телефон, но ответила не сразу - она укладывала Лизку, а та капризничала и требовала мультик. Перед дневным сном никаких мультиков вредной девчонке не полагалось, и она это отлично знала, но все равно канючила.
У гопников это называется - "пробивать". Ты давишь просто для того, чтобы узнать, насколько можно подвинуть ограничивающих твои аппетиты людей.
Я услышал в трубке, как Ленка не удержалась и рявкнула на Лизку, и та зашлась в горьком плаче.
Наконец Ленка вышла из спальни и раздраженным голосом спросила:
- Ну, чего тебе ?..
Мне тут же захотелось отключиться, но я сдержался и вежливо спросил:
- Как ваши дела? А то у нас тут демонстрации какие-то ходят.
- У меня тоже сейчас была демонстрация. Лизка характер демонстрирует,- уже спокойнее ответила Ленка, и я осторожно повторил вопрос:
- А как у вас во дворе, спокойно?
- Да что в нашем дворе может случиться? - удивилась Ленка, и я услышал, как она прошла к окну.- Да все нормально, машины ездят, люди ходят… Вон, Андрей Петрович с четвертого этажа семейство с дачи привез.
Я успокоился. Если чиновник городской администрации не дергается, значит, и впрямь всё в городе под контролем. А отдельные инциденты всегда возможны.
Потом Ленка неожиданно тепло попросила меня не задерживаться, возвращаясь с дежурства.
- Ночью мне было очень грустно,- призналась она.- А еще звонила тетка из Таллина, говорит, у них опять машину сожгли. Прямо под окнами, представляешь? И еще полночи орали "чемодан-вокзал-Россия". Полиция к ним ехала четыре часа, а страховой комиссар вообще не приехал…
Мне эта новость очень не понравилась - перспектива приютить в нашей "хрущевке" еще и эстонских родственников жены убивала наповал. Тут самим места мало, а Лизка подрастет - совсем худо станет…
Поэтому я быстро попрощался, а потом долго глазел в окно, пытаясь хоть там увидеть что-нибудь радостное и позитивное. Впрочем, та часть улицы, что была видна из регистратуры, казалась совершенно пустой. С точки зрения охранника, это было позитивно.
Я вернулся к своему лежбищу и обвел взглядом всю регистратуру, не фиксируясь на бормочущем очередной сериал телевизоре.
Скучно тут, вот что! Впредь на дежурства надо будет брать книжки из тех, что ни за что не станешь читать дома.
В моем личном списке Культурной Укоризны таких произведений было не меньше сотни - всё, что успели написать классики вроде Диккенса, Гюго или какого-нибудь Достоевского. А ведь у Ленки упомянутые граждане числились в любимых писателях, и под них у нас в квартире был отведен специальный шкаф на самом почетном месте - в гостиной, возле телевизора. Сначала я думал, что это дешевые понты типичной выпускницы филфака университета, но потом поверил, что речь идет об искренней любви, недоступной таким неотесанным субъектам, как я. Ленка ведь классиков не просто читала - она использовала цитаты из них так часто, как не пользуют гороскопы телевизионные курицы, когда кудахчут об эпидемии птичьего гриппа…
Повалявшись на своих стульях с полчасика, я опять услышал пару подозрительных скрипов над головой и подумал о том, как было бы здорово прочесать дом хотя бы вдвоем, а еще лучше - втроем.
Ведь у моих товарищей есть оружие, которым они имеют право пользоваться. К примеру, Валерке дежурить будет не в пример легче - у него есть табельный пистолет, из которого он сможет законно пристрелить сколько угодно наркоманов. У Палыча тоже есть казенный "Макаров", а когда он окончательно уволится, у него появится "Иж" по лицензии частного охранника. А я, даже если разживусь каким-нибудь "стволом", должен буду потом уныло прятать трупы, как тот же самый наркоман после "мокрого дела". И какая тогда между мной и наркоманом разница, хотел бы я знать?
Дремотную вязкость какого-то сериала вдруг пробила заставка новостей, и я сделал звук погромче. На экране появился напомаженный в разных местах диктор и, гордый собой, сказал:
- Уважаемые телезрители. Сейчас перед вами вы
ступит президент Российской Федерации.
Угодливая улыбка диктора тянулась с минуту, но потом у него, видимо, онемела челюсть, и он начал массировать ее одной рукой. Вторая делала какие-то загадочные пассы невидимому в кадре дежурному режиссеру.
Потом диктор снова улыбнулся, уже с некоторой натугой, и повторил:
- Итак, уважаемые телезрители, сейчас перед вами выступит президент Российской Федерации…
На этот раз умильная улыбка продержалась секунд двадцать, не больше. Потом диктор поскучнел и принялся вытягивать шею куда-то за спину оператору.
Видимо, ответа на свои немые вопросы диктор не получил, поэтому просто закаменел лицом и замер в кадре, став точной копией первого в мире памятника последнему российскому жополизу.
Повисла неловкая пауза.
Пользуясь случаем, я заглянул в бумажный пакету валявшийся на стульях, но пирожками там только пaxло. Пожалуй, до восьми вечера я не дотяну - придетсж пойти в набег на какой-нибудь местный магазин…
Диктор вдруг вздрогнул, как будто его включили в розетку, и андроидным голосом произнес: ;
- Уважаемые телезрители, по техническим причинам президент Российской Федерации перед вами сейчас выступить не сможет…
И тут же на экран вернулся сериал, где смуглая бразиль-; екая красавица с размаху влепила пощечину мерзкому типу, весьма похожему на нашего диктора. От лица всей обманутой российской общественности, как я понимаю.
До меня дошло, что реальной информации о стран-, ных событиях в Казани и Питере, а уж тем более в Таллине я сегодня не получу, пока специальные люди в Кремле наконец не решат, что мне следует знать, а о чем стоит только догадываться. Поэтому я без сожалений выключил телевизор и вернулся на кровать из стульев, намереваясь компенсировать недосып минувшей ночи.
Мне показалось, что я успел поваляться лишь с десяток минут, когда вдруг услышал равномерные удары по входным дверям и надсадные крики: "Тошка, бляха-муха, открывай, скотина!"
Впрочем, все предметы вокруг уже оказались окутаны невнятным полумраком наступающей ночи, и, быстро взглянув на телефон, я ужаснулся - было почти девять вечера.
Я едва всунул ноги в кроссовки и тут же помчался в вестибюль, открывать.
Васильев был сердит, но не настолько, чтобы не пожать мне руку.
- А где Палыч? - спросил я, нагло потягиваясь всем телом, чтоб Валерка не подумал, что мне стыдно.
- Дела у него какие-то. Контору регистрирует, лицензии получает и все такое… - Валера нетерпеливо отодвинул меня в сторону.- Ну, где тут у тебя сексодром? Спать хочу, сил нет.
Я усмехнулся и показал рукой. Валера сначала непонимающе взглянул на меня, потом фыркнул, расправил сутулые плечи и пошел в указанном направлении.
Я запер двери и нагнал его в коридоре:
- Вот сюда.- Я открыл дверь и сделал реверанс, помахав воображаемой шляпой.
Васильев вошел в помещение регистратуры с видом ревизора бюджетного борделя, предполагающего найти неоспоримые доказательства моей виновности в краже казенной мебели.
- Ну, и где тут диван? - спросил он с неподдельным возмущением, закончив визуальный осмотр помещения.
Я показал на табунчик стульев, накрытый портьерами. Валера, нахмурившись, уставился на мою конструкцию, часто моргая белесыми ресницами. В его глазах явственно читался текст, похожий на тот, что мысленно произносят женщины, получая подарки в виде бижутерии от богатых, но скупых супругов.
- Это не диван! - наконец сообщил мне Васильев, задыхаясь от невысказанных эмоций. Он снял очки и протер их об пуловер, который носил, не снимая, последнюю пару месяцев. Но даже сквозь протертые линзы наблюдаемая картинка не изменилась, и Валера повернул ко мне вытянувшееся лицо.
- Да, это всего лишь восемь стульев,- смиренно признал я, скорбно, но фальшиво улыбаясь, как военный оркестрант на похоронах.- Если тебе мало, можешь стырить еще столько же в соседних комнатах.
Васильев осуждающе покачал головой:
- Тошка, это - не диван! Здесь же нельзя пользовать женщин! Стулья будут разъезжаться!
Я демонстративно достал телефон, взглянул на его дисплей и сказал как можно язвительнее:
- Мне пора в супружеское ложе. Тебе рекомендуюкак следует запереться - тут, в доме, ночуют еще двадесятка разных подонков, сбежавших из "Крестов" иокрестных психушек. Я замаялся их ночью гонять.
Днем ОМОН приезжал, но даже они не справились.
Грустное лицо Валеры ничего не выражало, и меня понесло дальше:
- Трупы я закапывал в садике на заднем дворе. Двоих не успел закопать, они так и остались на просушке в автоклаве на втором этаже, Кстати, помни - оборудование на втором этаже стоит три твои квартиры, и его стоимость вычтут, если ты позволишь его украсть. Я вот не позволил! - гордо закончил я, зашнуровывая кроссовки, а потом сделал Валере ручкой и направился к выходу.
- Бывай! - спокойно попрощался со мной Валера, и я с разочарованием захлопнул дверь регистратуры
Ни единым мускулом Васильев не показал естественного человеческого страха одинокого хомо са-пиенса, остающегося в пустом доме перед лицом неведомой опасности.
Я быстро шел по мрачному вестибюлю, а потом, еще быстрее, по темному скверу и думал, что я, наверное, какой-то особенный, вопиющий, позорный, бессмысленный, жалкий и ничтожный трус. В общем, совсем не такой, как мои решительные и отважные товарищи…
Глава пятая
Лизка снова хлопнула меня пухлой ладошкой по лицу, и я спрятался под одеялом, спасаясь от ежеутренней экзекуции под названием "дочка ранним утром требует от папы внимания".
"Угу-у!" - услышал я торжествующие звуки снаружи и быстро окуклился под одеялом в совершенной формы саркофаг, проникнуть в который, как я наивно полагал, было уже невозможно.
- Ха-ха-ха! - не поверила дочка и зашла с тыла мои пятки, не защищенные ничем, кроме устной договоренности о недопустимости запрещенных ООН методов ведения войны, оказались под воздействиемчьих-то ловких и безжалостных пальчиков.
От щекотки я бешено захохотал, как внезапно разоренный указом президента владелец казино, и поджал ноги к самому подбородку. Увы, хищные щупальца империалистических спрутов и здесь дотянулись до моих пяток, после чего я сдался на милость победителя, выбираясь из-под одеяла с поднятыми руками.
Лизка тут же уселась на меня сверху и, торжествующе хихикая, принялась прыгать на моей впалой груди так, что я потом всерьез решил ощупать ребра на предмет их сохранности.
- Проснулись,- констатировала очевидное Ленка,заходя в спальню.
Лизка повернула к ней свое счастливое лицо и гордо заявила:
- Мама, смотри, какой папа стал послушный! Как Оловянный Солдатик!
Это было сущей правдой - я был молчалив, послушен и вообще мог лишь робко трепыхаться, когда моя Балерина давала мне возможность подышать.
- Папа, ты меня любишь? - спросила вдруг Лизка, на секунду прекратив экзекуцию.
- Да, дочка, очень люблю,- выдохнул я.
- И я тебя тоже. Может, поженимся?
Ленка прыснула, потом присела на кровать:
- Вставайте уже, молодожены! Девять часов, однако.
Ленка была в коротком домашнем халатике, под которым так явственно угадывались упругая грудь и нежные, круглые бедра, что я совершенно автоматически протянул к ней руки и потащил свою добычу под одеяло.
- Ты что, Тошка?! Спятил?! - Ленка испуганно зашипела и уперлась мне в грудь обеими руками.- Прекрати немедленно! - Она показала вытаращенными глазами на задумчивую дочку, с интересом наблюдавшую за моими поползновениями.
Я длинно и шумно вздохнул, но на Ленку это не произвело ни малейшего впечатления.
- Вчера вечером надо было проявлять инициативу, пока некоторые девочки спали… - сказала она со сдержанным негодованием, осторожно высвобождая свое теплое и желанное тело из моих цепких рук.
- А что было у нас вчера вечером?..- начал вспоминать я, но пока вспоминал, Ленка уже встала с кровати, а вслед за ней тут же слезла с кровати Лизка, босая и непричесанная, но очень взрослая в своей длинной ночной рубашке.
- Оденешь девочку, позавтракаете вместе и пойдете гулять. И чтоб не меньше двух часов гуляли! - приказала Ленка, и я опять шумно вздохнул, как тюлень. А что тут еще поделаешь? Оловянный Солдатик не ропщет, он молча выполняет…
Позавтракать мы с дочкой, по обоюдному согласию, как бы позабыли - Ленка отправилась в ванную и контролировать процесс не могла. Так что я быстро сполоснул физиономию на кухне, а Лизка почти самостоятельно нарядилась - я лишь поменял местами сандалеты, которые она, как всегда, перепутала, да накинул на нее розовый китайский плащ. Дождя вроде бы не ожидалось, но в Питере, сами знаете, это ни о чем не говорит…
Лизка послушно спускалась рядом, пока я тащил вниз велосипед, но из подъезда выскочила первой, сразу рванув куда-то к игровой площадке детского садика.
Это, между прочим, через дорогу.
Я опрометью бросился за дочкой и, как оказалось, вовремя - ржавая, битая со всех сторон "шестерка" на огромной скорости пронеслась в шаге от нас с Лизкой и тут же скрылась за поворотом на набережную.
- Вот же твари! - раздался возмущенный голос со скамейки возле подъезда.- Опять Пашка Одинцов со своей бандой рассекает.
Информацией делился дед Марат, обитатель коммуналки первого этажа.
Я рефлекторно сжал Лизкино плечо, и она пискнула:
- Папа, отпусти, больно же!
Я перехватил велосипед поудобнее и взял Лизку за руку, внимательно обозревая улицу.
- Плохие времена наступают… - опять донеслось до меня со скамейки.
Я повернулся к деду, укоризненно сдвинув брови:
- Дед Марат, прекратите свои пораженческие речи! Страна поступательно движется вперед, к удвоению ВВП, а вы тут панику разводите.
Дед неожиданно серьезно покачал головой, потом встал и сделал пару шагов к нам:
- Уезжай отсюда, соколик! И дочурку свою забирай. Спасайтесь все. Потом поздно будет…
Он говорил еще что-то, но тут со стороны улицы донесся знакомый гул, и на дороге показалась все та же "убитая" "шестерка". Машина, взвизгнув тормозами, встала возле нас, и я увидел, что ее салон набит молодыми людьми совершенно гопницкой наружности.
- Эй, ты, мелкий шнырь, подари нам велик! Давай его сюда, сука, не жидись, а то прямо здесь отхерачим?
Я не успел разинуть рта в гневной отповеди, как "шестерка" вдруг снова рванула вперед по улице, а радостный пьяный гогот еще звенел в моих ушах.
За спиной снова раздался старческий голос: