Всю дорогу в вагоне я провел стоя, прижатый толпой к угловому поручню, откуда было видно только множество спин и один рекламный плакат про какие-то говяжьи сосиски. Рекламный слоган сообщал, что сделаны эти сосиски с душой. Через пару остановок на креативную глупость обратил внимание своей спутницы некий молодой человек. Он сказал ей восторженно:
- Смотри, Ань, до чего дошел прогресс!.. Коров теперь утилизируют по полной программе, даже душу в сосиски упаковывают. Интересно, как у них это получается ?
Барышня испуганно покосилась на плакат, но промолчала, зато откликнулась пожилая пассажирка рядом:
- Да нет, они душу не в сосиски запихивают. Они сначала всю душу у коровушек выматывают, а потом на Запад продают.
- Точно!-воскликнул интеллигентного вида мужик, поворачиваясь к парочке своим узким скуластым лицом, на котором едва поблескивали очки в тонкой оправе.- Они говяжьи души на Запад толкают, под видом загадочной русской души!
- Ты, монголо-татарин хренов, русскую душу не трогай!..- встрял в разговор бритый от макушки до подбородка широколицый юноша, зажатый толпой возле самых дверей вагона.- Здесь тебе не Казань! Здесь русские молчать не будут, а сразу рога поотшибают!..
- А чего в Казани было ? По телику так толком ничего и не сказали. Что было-то?..- с любопытством спросила у бритого пожилая пассажирка.
Что-что… Что и в Дагестане,-хмуро отозвался бритый.- Русский язык требовали отменить. И суверенитета еще хотели, бляди косорылые…
- Забыли Ивана Грозного! Уж он бы показал татарве поганой, кто на Руси хозяин! – раздался возмущенный бас здоровенного широкоплечего дедка, сидящего с рюкзаком прямо возле меня. Увы, дослушать политне-корректную дискуссию мне не довелось, ибо поезд приехал на мою станцию, и я пошел пробиваться к выходу, толкаясь и размышляя о том, почему мне тоже обидно было услышать такое пошлое сравнение загадочной русской души с говяжьей.
Ведь, насколько я понял из своей семейной мифологии, рассказанной еще покойной матушкой, мой генотип на треть состоял из пронырливых еврейских ну-клеотидов, а еще на треть - из бессмертных татарских хромосом. Последняя треть, возможно, была действительно русской, но это же не повод взбрыкивать в метро на незнакомых граждан… Тем не менее за русскую душу стало обидно всерьез, и я даже подумал, а не влепить ли скуластому интеллигенту битой в ухо, если он тоже выйдет на моей остановке.
Но интеллигент остался в вагоне, благоразумно отвернувшись от народа к стенке, и вдобавок спрятал лицо за газетой. Поэтому я молча пошел себе на улицу Очаковскую, поеживаясь от плотной сырости вялого но бесконечного питерского дождика.
Сумерки уже накрыли сквер бывшей поликлиники, но с бейсбольной битой в пакете идти к зданию оказалось не в пример спокойнее, и я даже потратил минут пять на осмотр дома с обратной стороны.
Окна первого этажа были заперты, а вот на втором одна рама была распахнута настежь, и я решил запереть ее сразу же, как только войду внутрь.
Я отпер двери парадного входа своим ключом и, не заходя в регистратуру к Палычу, прошел к маршевой лестнице. Там, в полумраке фиолетовых теней, на меня
вдруг снова накатила волна тревожных скрипов и невнятных стонов, поэтому я вытащил из пакета биту.
С дубинкой в руке прогулка на второй этаж оказалась быстрой и простой. Я нашел распахнутое окно, надежно запер его на обе щеколды и спустился вниз, небрежно постукивая битой по всяким медицинским шкафчикам и стульчикам, попадавшимся мне на пути.
В коридоре первого этажа, уже возле самых дверей регистратуры, я вдруг остановился, почувствовав неясное движение впереди, в вестибюле главного входа.
Я застыл у стены, прячась за грудой сломанных банкеток, и тогда в коридоре лязгнул передергиваемый затвор пистолета, и грубый голос произнес:
- Руки на голову, сука! Лицом к стене!
Я закашлялся от неожиданности и, пока кашлял, совсем не смотрел по сторонам. Поэтому, когда в метре от меня раздался выстрел и с потолка прямо мне за шиворот посыпалась штукатурка, я ошалел настолько, что едва смог вымолвить в сиреневый сумрак:
- Сдаюсь, Палыч!
Палыч подошел ко мне в упор, держа пистолет у бедра, под прикрытием левой руки, как учили в Академии.
- Тошка, ты идиот! - расстроенно сказал мне Па
лыч, наконец разглядев меня как следует.- Я же тебя
чуть не пристрелил. А мне патроны под отчет сдавать!
Я не стал дразнить Палыча прямо там, в коридоре, но когда мы дошли до регистратуры и я увидел сложенные возле ее дверей четыре автоклава и рентгеновский аппарат, то начал комментировать окружающую действительность вслух, без оглядки на былые авторитеты.
Палыч терпел меня минут десять, собирая свои шмотки в большую спортивную сумку, но потом все-таки не выдержал:
- Ты, конечно, среди нас самый смелый пацан, но
вот Васильев просил тебе передать, что монтировка в
кровати - это уже паранойя. Он себе этой монтировкой чуть яйца не прищемил, пока прошлую ночь ворочался на твоих долбаных стульях.
Впрочем, уйти сразу Игорь все равно не мог - мне еще предстояло подписать кучу бумажек с загадочным логотипом "ЧОП "Ист Пойнт"" и рисованным медведем в левом вернем углу.
Я не глядя подписывал бумажки и одновременно, деликатно хмыкая в кулачок, интересовался, как Палыч сумел в одиночку перетащить ответственный груз со второго этажа под дверь регистратуры.
Выяснилось, что это предложение исходило от Васильева, которого Палыч застал в совершенно безумном состоянии аккурат на втором этаже, среди кучи долбаного оборудования. Оказывается, Валера перезвонил Палычу, чтобы уточнить стоимость имущества, переданного ему на хранение. Объявленная сумма вызвала шок, и он всю ночь честно бродил вокруг этого хлама, реагируя на каждый подозрительный звук.
Результатом патрулирования стало задержание двух пожилых, упившихся до белой горячки бомжей, которых Валера сдал местным ментам, и расстрел из табельного пистолета несметного количества крыс, которых Васильев, оказывается, боялся больше, чем лишения премиальных за утрату подотчетных патронов.
К утру Валера утомился, но к обеду подкрепился бутылкой водки и голыми руками повязал пятерых местных тинейджеров, вздумавших в тихий субботний день нюхать клей в подвале бывшей поликлиники. Подростков Валера тоже сдал местным ментам, а потом, когда явился Палыч, в ультимативной форме предложил перетащить казенное имущество поближе к штабной комнате.
- Вот какой ответственный, с улицы Очаковской! - поблагодарил я Палыча за поучительный рассказ.
Впрочем, я действительно был поражен вопиющей ответственностью Валерки, беззаветно защищавшего весь этот доисторический железный хлам от покушений со стороны разных асоциальных типов. Что-то eсть в Васильеве от персонажей высокоморальных рассказов Аркадия Гайдара, не покидающих ответственный пост, далее если очень хочется писать… Вот и Васильев-из тех, кто скорее нассыт себе в ботинок, чем уйдет с поста.
- Ты-то, трусливый гамадрил, небось носа ночью-,, не кажешь за пределы регистратуры? - подкольнул меня Палыч.
Я загадочно улыбнулся и подписал очередную бумагу.
Конечно, с пистолетом в руках можно и героем побыть. А ты попробуй голыми руками в сиреневом тумане кошку поймать! Особенно если ее там нет…
Палыч наконец собрал все свои дурацкие бумажки и упаковал сумку со шмотками. Сразу после этого он направился к выходу, небрежно сделав мне ручкой.
Я понял, что он все-таки на меня немного обиделся. За то, что я всерьез напугал его в коридоре первого этажа.
Ну и ладно, подумал я, запирая за ним дверь. Потом вернулся в регистратуру и первым делом достал из пакета бейс больную биту.
Да, я, похоже, действительно не герой. Но если что - уделаю так, что мало не покажется…
Глава седьмая
В последних числах июня Валера приволок рекламный буклет туристической фирмы, которую едва не сожрали с потрохами какие-то малоизвестные, но очень наглые бандиты из свежей, этого лета, поросли. Бандиты прошлись по офисам Лиговки, как в подзабытые времена перестройки, сшибая наличные деньги с топ-менеджеров и назначая "стрелки" тем коммерсантам, у кого наличных оказывалось слишком мало.
Бандитам не повезло - прошерстив первые три этажа бизнес-центра, они поднялись на четвертый, а там временно, в ожидании ремонта основного здания, располагался городской "убойный" отдел. Впрочем, красные удостоверения не оказали на грабителей никакого воздействия, и операм, в том числе и Валере, пришлось стрелять, как в каком-нибудь боевике, - с беготней по коридорам, лазанием по крыше и даже криками "ура".
В конце концов наши победили и потом еще неделю отписывались от прокуратуры, объясняя причину появления пяти изрешеченных трупов на территории Управления, но награда нашла все-таки героев - благодарные коммерсанты предложили операм неслыханные скидки на свои услуги. Валерке, к примеру, персонально пообещали "четыре недели счастья на Лазурном берегу всего за три тысячи евро на семью". А когда он сообщил про наличие приятеля с семьей, согласились обслужить на тех же условиях и меня…
Палыч вдумчиво изучил буклет и признал, что дешевле только даром. После чего мы с Васильевым отправились оформлять документы на выезд - я для Ленки с Лизкой, а Валерка для своей Катерины и двух деток-близнецов.
Желающих получить шенгенскую визу оказалось неожиданно много. Так много, что не хватило связей Васильева, чтобы решить проблему бесплатно: дополнительно к стоимости путевок мы еще выложили по пять сотен в конторе, удобно расположенной прямо в здании консульства. Впрочем, судя по радостным лицам получателей виз, они готовы были заплатить и больше.
Васильев, в отличие от меня, обошелся без заимствований у Палыча - у него, оказывается, была заначка еще с зимы, когда он получил наконец командировочные за Чечню, где околачивался всю прошлую осень.
Но деньги больше не были для меня проблемой. Минувший июнь вообще оказался самым финансово успешным месяцем в моей жизни - я отдежурил свои десять суток и еще столько же за Игоря, который заматерел настолько, что легко отказался от суточных размером в сто долларов. Так что на руки я получил две тысячи долларов - столько у меня не выходило даже в Элисте, когда мы всем отделением воровали батареи парового отопления с армейского склада и там же, прямо у ворот, продавали аборигенам по пятьсот рублей за секцию.
Говорят, семейное счастье бывает тогда, когда жена не успевает потратить деньги, которые зарабатывает ее муж. Так вот, это правда. Если к концу мая, когда я приволок домой первую тысячу зелеными бумажками, Ленка только недоверчиво приподняла тонкие брови (хотя и повыше, чем обычно), то в июне, когда я выложил перед ней целых двадцать зеленых бумажек, она кинулась меня целовать-обнимать так, как не целовала в постели после трех оргазмов кряду. Поразмыслив, я понял, что деньги - это реальный мужской макияж.
За это время Палыч сумел найти еще двух серьезных клиентов, так что помимо дома на Очаковской наш новоявленный ЧОП отвечал еще за два объекта - склад на Пискаревской овощной базе и магазин оргтехники в Девяткино, на самой окраине города. В качестве рабочей силы я предложил студентов Политеха, и это оказалось хорошей идеей - студенты соглашались работать даже за десять долларов в сутки, поэтому разницу мы тратили на нужды конторы. К концу июня мы смогли купить подержанный микроавтобус "форд" с усиленной защитой подвески, бронированными дверями и усиленными стеклами, а к середине июля договорились о выкупе под офис квартиры на первом этаже "хрущевки" на Ланском шоссе.
Впрочем, вряд ли столь бурное развитие нашего бизнеса было связано с какими-то мудрыми коммерческими ходами - охранный бизнес рос в Питере как на дрожжах, просто потому, что в охране нуждались, как никогда, а вот мужчин, организованных в легальные организации, катастрофически не хватало. Социологи объяснили этот парадокс неважной демографией, но у меня на этот счет было иное мнение - слишком многие мужчины подались на другую сторону баррикад.
Непонятно откуда вынырнувшие толпы совершенно распоясавшихся мародеров теперь уже почти каждую ночь громили один-два магазина, жгли автомашины и даже грабили целые дачные поселки, легко расправляясь с обычной охраной из пенсионеров с одной дубинкой на двоих.
Поначалу в мародеров пытались стрелять, но чины из МВД быстренько выступили по телевизору с разъяснениями, что частной охране запрещено применять оружие "против безоружных людей". А чтобы частники не проявили лишней инициативы, к середине июля все оружие ЧОПов специальным приказом министра МВД было опломбировано в оружейных комнатах. Поэтому мы даже не стали заморачиваться с лицензиями
частных охранников - все равно в них не было никакого смысла.
Я предложил набирать к нам в охранники частных лиц, уже имеющих лицензию на оружие, - у таких никакое МВД не могло отобрать ружья без законных оснований. Идея оказалась плодотворной - в минувшие выходные пост из троих наших мужиков с охотничьими ружьями отстоял магазин в Девяткино, положив мордами на асфальт почти пятьдесят мародеров. Когда мы с Палычем примчались на место происшествия, толпа уже бежала, а менты на такие происшествия давно уже не совались - у них был приказ ГУВД "не обострять" и "не поддаваться на провокации", поэтому они охраняли лишь собственные отделы, коттеджи руководства да кое-что из ключевой городской инфраструктуры.
По утрам, оставляя дома Ленку с Лизкой, я потом не находил себе места, думая только об одном - а что, если сумасшедшие погромщики примутся за жилые кварталы?.. Впрочем, пока о таких ужасах в новостях не сообщали.
Это было очень неспокойное время, и, когда наконец нам позвонили из турфирмы и назвали день отлета, я облегченно выдохнул - за эти четыре недели, что Ленка с Лизкой проведут на пляжах Лазурного берега, ситуация в стране должна будет успокоиться. Ведь никакой бардак не *может длиться вечно.
В тот день Палыч заехал за нами на конторском "форде" и даже соизволил вытащить свое пузо из-за баранки, чтобы помочь погрузиться. Потом Лизка, сидя на коленях у мамы, звонким писклявым голоском комментировала все, что видела на залитых угасающим августовским солнышком улицах Петербурга.
Мне тоже хотелось пищать, глядя на разбитые или заколоченные досками витрины и череду бесконечных табличек "Sale" на окнах квартир и офисов. На улицах явно поубавилось дорогих и ярких машин - их заменили черные джипы с тонированными стеклами или убитые в хлам "жигули" с небритыми "бомбилами" за рулем.
Прохожих, напротив, было много, но их вид радости не доставлял - это были хмурые, озабоченные люди, с недоверием и страхом разглядывающие почти каждую машину или группу людей.
Мы должны были забрать еще чету Васильевых, но они жили по пути к аэропорту, на проспекте Стачек, так что нам предстояло еще пересечь центр города, а потом всю его южную часть.
Смотреть на город было все более неприятно - в довершение картины разгрома на перекрестках не работали светофоры, причем гаишников и людей в форме, разумеется, и близко не было видно. Поэтому машины проезжали перекрестки, как в анекдотах, не по правилам движения, а по понятиям - чья машина больше или чей водила страшнее.
Наш микроавтобус пользовался уважением - еще в июле, сразу после покупки, мы раскрасили его в камуфляж и облепили наклейками с изображениями медведей в боевых стойках. Впрочем, с большей вероятностью нас опасались потому, что не было видно, кто именно сидит в таком большом и бронированном салоне…
Васильевы ждали нас уже во дворе - высокая, светловолосая Катя быстро затолкала таких же белобрысых близняшек в салон, уселась сама и потом, с облегчением выдохнув, сказала Ленке:
- Господи, как я рада, что мы улетаем отсюда! Се
годня ночью в доме просто какой-то кошмар творился.
Просто ужас!
Мы дождались, пока Валера закинет в салон дорожный чемодан и пару сумок, усядется сам и закроет Дверь, Потом раздались вопросы:
- Что было-то?
Валера небрежно отмахнулся, а Катя объяснила:
- Соседей приходили грабить. Человек тридцать
явились, какие-то таджики или туркмены, в общем, гастарбайтеры из Азии. А наш сосед - он тоже из тех краев, но давно уже в Питере живет, продуктовый магазин держит. Вот его соплеменники, видать, прознали про богатую квартирку и явились грабить.
- И чего? - оживился Палыч, выруливая со двора на проспект.
- Чего-чего! - раздраженно подхватила Катя.- Валерка, конечно, встал среди ночи, оделся и полез геройствовать! Идиот! - вдруг заорала она во весь голос и отвесила сидящему рядом Валере чувствительный подзатыльник, а потом закрыла лицо руками и заплакала.
- Вот грохнули бы тебя там, и что дальше ? Кто бы нас потом защищал? Сосед твой драгоценный? - сквозь слезы простонала она, отворачиваясь к окну.
- У меня работа такая - людей выручать,- виновато буркнул Васильев.
- Идиот! - снова заорала на него Катя, повернув покрасневшее лицо.- У тебя даже пистолет отобрали, чтобы ты никуда не лез, а ты все за свое, выручатель хренов!
- Правда, что ли, пистолет забрали? - не поверил я.
- Правда,- кивнул Валера.- Во избежание провокаций городское начальство распорядилось по всем отделам, чтоб менты, кто не на дежурстве, свое личное оружие сдали в оружейки. При себе оружие носить запрещено под угрозой немедленного увольнения.
- Охренеть… - только и смогли сказать мы с Палы-чем, глядя друг на друга круглыми глазами.
- Может, они специально все это делают, чтоб мародерам проще грабить было? Типа, заговор такой, все в доле,- предположила Ленка, осторожно поглаживая уснувшую Лизку по голове.
- Фигня! -тут же отозвался Палыч, не оборачиваясь.- Не надо искать заговора там, где речь идет об обыкновенном кретинизме. А в ГУВД сейчас одни кретины и заправляют. Им проще, если менты будут безоружными - значит, не придется отвечать за разные инциденты. А то, что мента прибить могут, так это дело житейское - не
генерала же прибьют. У генералов охрана вооруженная, и ее разоружать не будут ни при каких обстоятельствах. Мы помолчали немного, а потом я все-таки спросил: •- А ты как справился-то там, у соседа, один и без оружия?..
Валера поднял на меня свою нечесаную башку и поправил очки.
- Да вот, как-то справился,- как бы сам себе удивляясь, буркнул он.
- Он с пневматическим пугачом к соседям заявился. И начал орать, что всех перестреляет,- объяснила за него Катя.- Еще фуражку ментовскую нацепил, кретин! - Она уже справилась со своей истерикой и теперь лишь глубоко вздыхала, постепенно успокаиваясь.
- И чего? - пожелал узнать продолжение Палыч.
- Чего-чего! Сдриснули тут же, как будто их и не было,- ответил Валера, расправляя сутулые плечи.
- Да-а,- покачал головой Палыч.- Права Катька. Кретин ты, Валера, редкостный…
- У соседа две дочки, моим пацанам погодки. И жена беременная, на шестом месяце. Когда ночью его жена закричала, я с кровати и поднялся,- просто сказал Васильев, и мы все заткнулись, потому что тут и говорить было не о чем. И Палыч, и я, да и кто угодно в такой ситуации, разумеется, сделал бы то, что сделал Валерка. Все эти геройства, они ведь не для публики делаются. Если ты пройдешь мимо очевидного беспредела, тебя же потом совесть загрызет, что мог спасти человека, а вот взял и не спас…