- Ну, и еще кое-что у нас имеется… - впервые за этот вечер подал голос Николай, поднимая подол своей рубахи. Я увидел револьвер, небрежно воткнутый за брючный ремень.
- Боевой? - насторожился я.
- Газовый, но такой,., э-э… как бы усиленный… В общем, дробью шмаляет так, что двери пробивает,- с гордостью пояснил Николай.
- Нас тут в районе уважают,-– похвастал Семен.- Если где рядом заварушка, к нам за помощью бегут.
- Ну а вы? - с интересом спросил я.
- А мы - помогаем! - бодро ответили оба студента, расправляя широкие плечи под восхищенными взглядами своих подруг.
- Короче, тимуровцы, мля,- бросил вполголоса Валера, то ли с укоризной, то ли с гордостью за родной Политех.
Тут в коридоре послышался отчаянный визг, а потом дружный взрыв здорового девичьего смеха.
Дверь распахнулась, и в комнату влетела смешная рыжая девчонка в каких-то совершенно минимизированных джинсовых шортах и отважно распахнутой белой блузке. Девчонка сначала с размаху захлопнула дверь, а потом прислонилась к ней спиной и, обреченно закатывая глаза, сказала в пространство:
- Как же они меня напутали, эти противные мерзкие сучки! Я в этом долбаном коридоре на втором этажечуть не описалась от страха!
Тут девушка заметила в комнате посторонних и сразу посерьезнела, вопросительно поглядывая то на меня, то на Семена с Николаем:
- Это ваше начальство, да? - и, уже глядя только на меня, торопливо добавила: - Мы не хулиганим, не волнуйтесь! Мы сейчас уйдем!
- Лично я тоже не прочь похулиганить,- отозвался из-за тележки Васильев, и девица с вежливым внима ием на лице посмотрела в его сторону.
Я с восторгом разглядывал незнакомку, и в моей, вдруг посвежевшей и совершенно проснувшейся, голове крутилась только одна и, разумеется, пошлая мысль - неужели они делают это на одном, пусть и большом диване?.. Я вот так не умею и не хочу - мне понадобится, как минимум, изолированное помещение. Но найдется ли в доме подходящая мебель?
- А что, у вас тут только одно жилое помещение? -вдруг деловито спросил у Семена Палыч, и я повернул голову, чтобы посмотреть на приятеля. Так и есть,Игорь с откровенным, прямо-таки животным вожделением таращился на рыжую.
Ну уж нет! Перебьется! Что же это делается, граждане! Впервые за три месяца усталый работяга видит симпатичную барышню в подходящей обстановке, и вот те раз - эту девочку тут же пытаются увести…
- Насчет похулиганить - это надо ко мне обращаться,- веско начал я, поворачиваясь к рыжей самым своим выигрышным ракурсом, то есть в профиль.- Вот как-то гуляю я по Лазурному берегу, чуть правее Ниццы, а тут навстречу Абрамович с женой несется. Ну, конечно, замечает меня и останавливается в изумлении. И говорит…
- А говорит он вот что: отчего ты, Тошка, до сих пор водку не открыл!.. Она же стынет! - перебил меня Васильев, смело выдвигая из-за тележки свое сутулое туловище навстречу судьбе. Тоже, значит, заметил красавицу, Пинкертон самоходный.
Рыжая скользнула по Валере равнодушным взглядом и повернулась ко мне, доверчиво хлопая мохнатыми ресницами:
- Да? И что там Абрамович? На пиво-то удалось перехватить?
Я с удовольствием смерил ее восхищенным взглядом и отрицательно покачал головой:
- Я ему одолжил только сотню. Он ведь мне, зараза,
еще с прошлого года штуку никак отдать не может.
Рыжую звали Ленкой, и вообще это было какое-то наваждение - мало того что она была похожа на мою Ленку, так она еще оказалась студенткой ЛГУ, причем тоже с филфака. Везет же мне на образованных барышень!
Впрочем, в отличие от моей Ленки рыжая Ленка к Питеру никакого отношения не имела, а прибыла к нам на учебу из некоего города Каратау, что находится в Республике Казахстан.
Когда мы расселись со стаканами на гостеприимном диване, а Васильев налил нам всем водки, Лена в двух словах рассказала мне историю своей жизни:
- Я из семьи немецких переселенцев. Поэтому моя фамилия Клят. В переводе с немецкого - "замечательная".
- Ну, это ты преувеличиваешь,- заявил я, хмурясь изо всех сил.- Вот, помню, гуляю я по Лазурному берегу, а навстречу мне замечательная Наоми Кэмпбелл ковыляет. Туфли за штуку евро ногу ей натерли, вот она в них и ковыляет уныло. Ну, а я ей и говорю…
- Жаба ты противная! - опять встрял Васильев, сидя на розовом пуфике напротив и ревниво глядя на нас с Ленкой.- Сколько можно парить мозги бедной девушке! Говори уже правду - третий брак, четверо детей, алименты задолбали…
Я с возмущением поднял глаза на Васильева и показал кулак.
- Я ему не верю,- обнадежила меня Лена, чокаясь со мной своей водкой.- На самом деле алименты тебя не вовсе задолбали, верно?
- Верно,- осторожно кивнул я, ожидая продолжения.
- Ты совсем не похож на человека, который платит алименты,- продолжила Лена.- Ты, скорее всего, сматываешься молча, не прощаясь.
Я печально вздохнул и потупился:
- Всё намного хуже. Вампиры мы! Я ведь на прощание выпиваю из жертвы всю кровушку.
Лена подняла на меня ясные зеленые глаза и ухмыльнулась:
Как это кстати! У меня нынче этой крови - просто завались!
Васильев тут же зашелся в радостном кашле, едва ли не повизгивая от восторга, а я разочарованно протянул:
да ты что? Именно сегодня? Значит, никакой на
дежды?
- Увы,-признала она, допивая свою водку.-Но ты не переживай. Смотри! - Она показала на дверь, и тут, как по волшебству, дверь отворилась, и в регистратуру вошел целый выводок девиц разной степени одетости, все ужасно возбужденные прогулкой по бывшей поликлинике, все очень веселые, разговорчивые - это был такой контраст по сравнению с тем, что я видел последнее время в городе, что я невольно улыбнулся им,улыбнулся тепло и радостно, несмотря на то что находился под прицелом пары внимательных зеленых глаз.
- Ну и как? - спросили меня эти внимательные глаза.
- Ты - лучшая! - ответил я совершенно искренне.
Лена понимающе усмехнулась, но что-то живое все-таки шевельнулось в ее посуровевшем безжалостном лице, и она отдала мне свой пустой стакан:
- Твоя тележка - ты и наливай. Кстати, есть мне тоже хочется…
До тележки я пробирался с боями, как на бесплатном фуршете для ветеранов войны, устроенном в районной администрации,- меня толкнули и ущипнули раз десять, пока я шел туда и обратно.
Вернувшись с добычей на свой уголок дивана, я передал Лене стакан и пластиковую тарелку с закуской. Она благодарно кивнула и принялась есть, аккуратно цепляя пластмассовой вилкой разнообразные деликатесы, щедро наваленные мною в ее тарелку.Я деликатно отвернулся от голодной студентки в сторону, наблюдая процесс подключения огромной плазменной панели к DVD-проигрывателю. Панель извлекли из-под дивана и просто прислонили к стене.
- Панель тоже на улице подобрали? - насупился Палыч, но Семен протестующе вскинул руки:
- Игорь Палыч, мы не мародерствовали! Панель нам одолжил мужик из дома напротив. Сам-то он в Штаты смылся, а квартиру пустой оставил. Самая ценная вещь у него в квартире - это панель. Вот и отдал на сохранение. Приедет - вернем. Я же говорю: нам здесь, в районе, народ доверяет.
Игорь задумчиво покачал головой:
- Ну ладно. Тогда молодцы.
- А то! - гордо подытожил Семен, подключив наконец к панели шнур от проигрывателя. –
Весь выводок девиц расселся на диване, растолкав нас от центра к краю своими упругими бедрами.
С трудом оторвав взгляд от разнокалиберных, но одинаково заманчивых девичьих поп, я обернулся к Лене и в упор столкнулся с ней глазами.
- Красиво, да? - спросила она, подцепляя на вилку маслину с уже пустой тарелки.
- Очень! - честно признался я, на всякий случай виновато пожав плечами.
Васильев перебрался со своего пуфика напротив нас с Леной в самый центр дивана и возлежал там, как персидский шах среди наложниц, деловито подливая водку в ближайшие стаканы, так что нам с Ленкой никто не мешал строить друг другу глазки.
По панели прошла волна цифровой ряби, а потом зловещая музыка и тревожный видеоряд с какими-то осенними пейзажами быстро погрузили всех нас в атмосферу ужасного ужастика. Семен метнулся к двери, вырубая общий свет, а потом все затихли, не отрывая глаз от панели.
Я косился на экран и думал о том, в каком парадоксальном мире я живу - на улицах Питера сейчас творится такой ужас, что никакому Голливуду не приснится. Но этого, реального, жизненного, настоящего ужаса нашим девушкам мало - им подавай еще ужас киношный, красиво сделанный и грамотно поданный. Да еще в соответствующей обстановке… Если бы Семен с Николаем дежурили в морге или крематории, не сомневаюсь, что все эти девицы приперлись бы на просмотр ужастиков даже туда - в погоне за острыми ощущениями и приключениями на свои упругие попы.
Тут я почувствовал движение рядом и сказал Ленке осторожным шепотом, вспомнив известный анекдот:
- А хочешь, пойдем посмотрим на звезды?..
- На звезды без презерватива смотреть не пойду! - процитировала окончание анекдота Ленка, но послушно поставила на пол стакан и тихонько встала, направляясь к двери.
Все ж таки чему-то учат их там, на филфаке, подумал я, выбираясь вслед за Ленкой в темный коридор.
- На звезды - это на крыше? - спросила меня Ленка, упершись руками мне в грудь и мечтательно закатив глаза.
- Точно! - сказал я с воодушевлением, схватил за руку и повел на крышу, осторожно пробираясь среди так и не убранного медицинского хлама.
Уже на третьем этаже ко мне вернулось привычное теперь уже чувство опасности, а на четвертом пришла и одышка. На пятом мы дышали одинаково тяжело, пока я вскрывал своим швейцарским ножиком хлипкий замок чердака, но, выбравшись на крышу, перестали слышать друг друга, потому что звуки большого города захлестнули нас неожиданно будоражащей волной.
- Смотри вон туда, опять чего-то громят!..- Ленка показала на мельтешащие пятна света и тени где-то в районе центра, и я послушно уставился на эти тени, пытаясь увидеть больше, чем полагается видеть тому, кто,ничем не рискуя, наблюдает за страшной трагедией с безопасного расстояния.
Там, в центре, горело что-то многоэтажное, а вокруг шевелилась и кричала злая толпа. Потом вдруг эта темная масса поймала ритм своих злобных криков и отчетливо запела "Интернационал",
Тогда Ленка обхватила меня своими нежными, теплыми руками, и я тоже обнял ее, бережно опуская на крышу.
- Нет, я хочу всё видеть,- прошептала она, и тогда я просто повернул ее к себе спиной, уложив на бортик крыши, и двумя простыми движениями обнажил ее стройное, белое тело.
Она смотрела на стонущий в безудержном страхе и гневе Петербург и стонала на весь город в такой же безудержной страсти, а я смотрел теперь уже только на нее, сходя с ума от счастья обладания таким юным, щедрым и чувственным телом.
Сейчас мне было плевать на весь город, но вот звезды действительно завораживали, и я, на минутку взглянув на них, уже не мог оторвать от них своего изумленного взора.
Звезды кружились и даже приплясывали с нами в такт в призрачных бликах случайных фонарей, а потом одна из звезд стала расти, а спустя минуту даже отчетливо гудеть, приближаясь к земле.
Когда светлое пятно выросло до размеров Луны, я увидел, что это не звезда.
- Самолет! На город падает самолет! - закричал я,но остановиться было уже не в моих силах, и я продолжал делать с рыжей то, что делал, иногда даже кусая ее в припадке какого-то страстного, неудержимого безумия.
Ленка подняла голову и тоже заорала на весь город нечто нечленораздельное, но очень животное, и потому абсолютно понятное мне сейчас. И я заорал то же самое, извергаясь в нее, но не сводя взгляда с медленно падающего на город самолета.
…Она кончила вместе со мной, когда в паре километров от нас раздался взрыв такой силы, что до наших
обнаженных тел долетел жуткий, как дыхание смерти, запах жженого пластика.
Тогда я обнял ее и опустил на крышу, закрыв собой от всех опасностей сразу.
- Еще,- сказала она, нервно кусая губы, и я жадно обнял ее, теперь уже так, что ее губы упирались в мои. Она закрыла глаза, совсем размякнув в моих руках, ее лицо поплыло в неверных отсветах разгоравшегося неподалеку пожара, но она, мягко улыбаясь, едва слышно выдыхала одно и то же слово:
- Еще! Еще! Еще!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава девятая
Палыч подбросил меня до моей убогой, а теперь еще и уныло - пустынной "хрущевки", пожал мне руку, одобрительно ухмыльнувшись на прощание, а когда я уже вышел из машины и шагал к дому, крикнул в открытое окно:
- Завтра утром у меня встреча с одним важным перцем! По результатам будет разговор с тобой и Валеркой. Никуда больше не пропадай.
Я устало махнул ему рукой, и он уехал, еще раз ухмыльнувшись мне в окно.
Я понимал причину этой ухмылки. Мы с Рыжей успокоились и взяли себя в руки в переносном смысле, оторвавшись в смысле реальном, только к обеду следующего дня.
Точнее, аккурат в обед, уже после полудня, мы в последний раз сошлись с ней в отчаянном объятии на крыше поликлиники, теперь не под луной, а под прощальным августовским солнышком. И разумеется, это объятие стало прелюдией очередного акта страсти, который на этот раз проходил на антенной стойке, в огромной спутниковой тарелке, оказавшейся очень удобным сервисом и в этом смысле тоже.
Потом мы тихо лежали в мягких изгибах космического коммуникатора и смотрели на город. Он был подернут дымкой сразу нескольких пожаров и оттого выглядел черно-белым, как на блокадных фотографиях.
Сходство добавляли ряды мешков с песком, закрывавшие подступы к Смольному. Мне показалось, что на этих баррикадах я вижу пулеметы, но, возможно, это была игра воображения.
Когда мы выбрались из тарелки, дыша одновременно и телом, и душой, давно уже забыв про условности вроде одежды, то увидели в чердачном проеме злобное лицо Палыча и задумчивые мордашки девиц у него за спиной девиц.
- Бляха-муха, Тошка! Мы, как бараны, всю ночь дом за домом в округе прочесываем, тебя ищем! А ты, падла, тут развлекаешься!.. Тебе что, на звонок ответить трудно было? Или самому позвонить?! Пошел ты,скотина, на хрен! Видеть тебя не могу!..- Палыч со всей дури треснул кулаком по деревянной крышке чердачного перекрытия (разумеется, сломал напополам) и удалился, подергивая плечами в бессильной, но праведной злобе.
Следом ушли и девицы. Впрочем, удалялись они достаточно неторопливо, бросая исподлобья странные взгляды на Рыжую и на меня, пока Рыжая не встала посреди крыши, эротично поводя голыми бедрами, на которых солнечный свет тут же принялся рисовать причудливые блики.
- Да-да-да! Мы тут трахались! Вот с ним! - Она показала на меня, чтобы ни у кого не осталось сомнений,с кем она провела эти десять часов.
Я же, помнится, поклонился и сделал незваным гостям реверанс, стараясь сильно не размахивать чем ни попадя, после чего девушки тут же удрали, оставив наконец нас одних.
Перемазанная с пяток до ушей уличной копотью и мелом, Рыжая даже не думала смывать грязь. Ей было все равно, красива она или нет, "держит" она лицо или "не держит", вижу ли я лишнюю складку у нее на животе или не вижу. Такой равнодушной к собственной внешности может быть только влюбленная или очень
страстная женщина. Счастлив тот мужчина, который видел рядом собой такую женщину! Я был счастлив и понимал это каждой клеточкой своего тела…
Мы начали одеваться, правда, не сильно торопясь, а потом Рыжая вдруг спросила меня:
- Ты "Бриллиантовую руку" смотрел? Ну, был такой древний коммунистический фильм. Помнишь, когда эти общественники из субсидируемых правительством организаций в гостиницу приперлись и давай таращиться на несчастных людей? По-моему, сейчасбыло очень похоже…
Я надолго задумался, нацепил кроссовки, тщательно зашнуровал их и потом все-таки спросил:
- Почему "общественники из субсидируемых организаций", я еще понял. Но почему они таращились на "несчастных людей" ?
Рыжая аккуратно застегнула молнию на своих символических шортиках и подняла на меня удивленные глаза:
- Но ведь эти несчастные люди так и не успели по трахаться в той гостинице! Их же обломали, ты разве не помнишь? А ведь им так хотелось, особенно ей. Там даже песня была, такая волнующая…
Я ничего не ответил, только спросил у Рыжей телефон и сразу его записал - чтобы потом не забыть. Такие девушки заслуживают, чтобы о них не забывали даже на смертном одре. Можете считать меня бессмысленным похотливым самцом, но об этой девушке я теперь буду вспоминать всю свою жизнь.
А с Палычем и Валерой мы помирились в тот же день - едва спустились с Рыжей в регистратуру и смешали себе по коктейлю. Именно тогда в дом вломилась подростковая банда числом в двадцать рыл, и всем нам пришлось поработать, успокаивая совершенно безумных, безжалостных и гнусных в своем уверенном и деловитом мародерстве хищников.
Банда, судя по эмблемам на повязках, рейдировала из северных кварталов Питера, причем при ней, как в
Средние века, имелся даже натуральный обоз в виде мототележек, запряженных видавшими виды мотоциклами.
Это были не просто случайные гопники, забравшиеся в брошенный дом. Они были готовы встретить здесь людей и не боялись этого, а даже, скорее, ждали - им нравилось пугать, унижать, приказывать… Вот и нам они сначала всерьез начали приказывать, объясняя, куда следует складывать деньги и ценные вещи.
Заполонив почти весь вестибюль поликлиники своими крепкими, мускулистыми телами, они смотрели на нас, высыпавших в корИдор, почти что с жалостью, а потом один из прыщавых "рейдеров" процедил:
- Ну, чё вылупились, ботаны? Хотите целыми остаться, давайте сюда бабло по-быстрому. И коз своих отдайте. Вечером живыми вернем, не ссыте. Только пусть, суки, не рыпаютСя - если нормально обслужат, бутылки снаружи оставим…
Он начал было гоготать, но тут Васильев метнул бутылку из-под пива и неожиданно попал в лоб его соседу. Прыщавый командир разинул рот, глядя, как соратник потирает ушибленное лицо, а потом быстро вынул из рукава толстый металлический прут и без замаха треснул меня, как самого ближнего, по корпусу.
Боли я не почувствовал - меня подхватило, приподняло и закружило знаковое чувство темной, рвущейся наружу злобы, которую мне надо было немедленно выплеснуть, пока она не разорвала меня изнутри.
Я молча вцепился в ворот кожаной куртки прыщавого предводителя и начал душить его этим воротом, накручивая поворот за поворотом комок дорогой, хорошо выделанной кожи, точно напротив дергающегося кадыка своего противника.
Вокруг тоже что-то происходило но я ничего не ви. дел и не слышал - я смотрел в наливающееся кровью лицо своего врага и не Понимал, почему это ненавистное рыло никак не исчезнет, почему оно дергается и
кривит толстые губы, моргает редкими ресницами, хрипит и пускает слюни, но так упрямо не исчезает из моей жизни…
Остановился я, только услышав выстрелы под самым ухом. Стрелял Палыч. Каким-то чудом он успел выбраться во двор, открыть микроавтобус и достать оттуда наши, так до сих пор и не зарегистрированные, помпы.