- Нет, Сюнгаку. - Артем похлопал циркача по плечу. - Госпожа пойдет с нами. Сразу запомни и усвой - госпожа имеет равный моему голос в мужском разговоре.
- Как скажет господин.
"Ну ё-моё, что деется! Сегодня с Сюнгаку хоть лепи статую Раболепия", - подумал Артем, нагибаясь, чтобы не стукнуться о притолоку.
- Значит, здесь ты нынче и живешь? - спросил воздушный гимнаст, оглядываясь. - М-да, палаты-то тесные.
Сюнгаку не знал, что сейчас должен был сказать: "Да уж не сегунские хоромы!" На что Артем ответил бы, усмехнувшись: "Да уж конечно!" Но увы, никак не могло сложиться у них такого диалога - вот что значит разные культурно-исторические среды, вот что значит на разных фильмах воспитывались.
Палаты между тем и впрямь просторными назвать было трудно даже из уважения к хозяину. Собственно домик состоял из одного помещения, площадью два цубо, полностью застеленного циновками. Впрочем, имелся пятачок прямо перед входом, свободный от циновок, его условно можно было поименовать предбанником, на нем оставляли обувь.
Была в комнате и мебель: в одном углу - довольно большой сундук, в другом - переносной синтоистский алтарь.
А собственно говоря, много ли надо холостяку для нормальной жизни? Женщину есть куда привести, бутылочки сакэ есть где поставить, в сундуке можно держать запасные штаны-хакама - ну что еще нужно? Отдельная жилплощадь, как-никак... "Кстати, да! - поймал себя на некоторой тормознутости Артем. - Сюнгаку поселили отдельно, а не в общей комнате вместе с другими работниками. А это не может быть ничем иным как признанием особого, привилегированного положения в доме. Интересно, однако..."
- Хотите сакэ, господин? Может быть, госпожа желает чаю и печенья?
Артем вопросительно посмотрел на Ацухимэ. Та отрицательно помотала головой.
- Мы ничего не хотим, совсем недавно завтракали, - сказал Артем, опускаясь на циновки. - А пить сакэ с утра, мой друг Сюнгаку, есть верный путь к погибели. Правда, Ацухимэ?
Сюнгаку присаживаться на циновки и заводить чинную беседу с гостями не торопился. С хитрой улыбкой он скользнул к сундуку. Но не откинул крышку, как можно было ожидать, а принялся сдвигать явно тяжелый сундук со своего места. И выдвинул его чуть ли не на середину комнаты.
Артем и Ацухимэ переглянулись. Гимнаст пожал плечами - ему и вправду не ясны были манипуляции Сюнгаку.
Бродячий циркач тем временем принялся сворачивать циновку, на которой прежде стоял сундук. Свернул не до конца, а лишь до половины, но и того хватило - Сюнгаку поддел пальцами и поднял выпиленный кусок полового покрытия. Засунув руку в тайник, он достал оттуда холщовый, туго набитый мешочек. Когда Сюнгаку опустил мешок на пол, тот выразительно звякнул.
- Дом, где деньги лежат, - пробормотал Артем, уже начавший понимать что к чему.
- Возьми это, Ямамото. - Сюнгаку поднес и положил мешок у ног Артема. После чего поклонился и сел. - Это наше, мое и Рэцуко, о-сэйбо.
- О-сэйбо? - переспросил Артем.
- Я знаю, ты удивлен. О-сэйбо вручают в конце года. Но мы не могли вручить его тебе в конце года предыдущего и не хотим ждать конца года этого. Возьми сейчас.
Артем взял мешок в руку, покачал его на ладони:
- Ого! Откуда столько?
Сюнгаку расправил плечи, кашлянул в кулак и торжественно произнес:
- В тот день мы не смогли отдать тебе обещанное, Ямамото-сан. Мы с Рэцуко очень переживали и чувствовали за собой вину. И наша вина день ото дня лишь возрастала - потому что каждый новый день доказывал нам твою правоту и твое величие, господин... Загляни внутрь, Ямамото-сан, - умоляюще протянул Сюнгаку, - там нет медных монет, одни золотые и серебряные.
- Ни к чему. Я верю тебе на слово, мой верный Сюнгаку.
В ответ Сюнгаку еще раз поклонился. Артема уже начали утомлять, поклоны в свою честь. "Что он там напридумывал, за кого он меня принимает?" - недоумевал гимнаст. Хотя мешок с деньгами, конечно, не мог не радовать. Честно говоря, Артем до конца не мог поверить, что это богатство достанется ему. Вот так вот, ни с того ни с сего!
- Я принимаю ваше с Рэцуко о-сэйбо, - с пафосом произнес Артем и величественно наклонил голову.
Он взял верный тон - Сюнгаку обрадовался его словам так, будто не он отдавал деньги, а ему вдруг привалило счастье в виде туго набитого монетами мешка.
- А теперь, Сюнгаку, - потребовал Артем, - рассказывай, что произошло за почти три недели, которые прошли с того памятного дня в городе Яманаси.
- Мы сделали все так, как ты нам велел, - сказал Сюнгаку. - Наутро мы пришли к господину Мегуро, он заплатил нам за неделю вперед. Он сказал, что посмотрит на нас и решит, как быть дальше. Мы с Рэцуко посоветовались и придумали, как поступим. Сперва мы сделали себе на плече татуировки со знаком Белого Дракона. Посмотри!
Сюнгаку заголил плечо и показал вытатуированный на нем квадратный контур.
- В этот же день я отправился в соседний город Дзути, а Рэцуко остался у Мегуро. Рэцуко пообещал мне, что справится со всем один. Я дошел до Дзути за день. Я знал, что туда должны прийти хорошо знакомые мне хокаси. И я встретил их там: Масахиро, пятерых его братьев и двух его сыновей. Я сказал им, что стал кэнином человека, который носит на теле печать Белого Дракона, не боится его могущества и пользуется его покровительством. Я сказал, что они тоже могут стать кэнинами Белого Дракона, и объяснил им, что нужно делать. Мы дождались ночи и проделали с игорным заведением города Дзути то же, что и с заведением Мегуро в городе Яманаси. Правда, мы немножко перестарались с разгромом заведения, но в результате все получилось даже удачнее, чем с Мегуро. Насмерть перепуганный тамошний хозяин сразу предложил десятую часть с дохода игорного заведения, если мы согласимся оберегать его покой. Мы согласились. И он заплатил нам - ты не поверишь - за полгода вперед! Масахиро, который был против нашей затеи и который не пошел со своими братьями и сыновьями в игорный дом, на следующий день, узнав обо всем, заявил, что навсегда оставляет ремесло хокаси и посвятит остаток жизни охране игорного заведения города Дзути. И сказал, что готов чтить Белого Дракона и стать кэнином человека, который связан с могуществом Белого Дракона, то есть твоим кэнином, Ямамото-сан. Его братья и сыновья сказали то же самое.
- Я тронут, - сказал Артем. - И сколько кэнинов у меня появилось за эти недели?
- Много, Ямамото-сан, много, - совершенно серьезно сказал Сюнгаку. - А некоторые, как ты велел, отрезали себе мизинцы.
- Я велел?! - воскликнул Артем.
- Ты сказал - кто провинится, должен отрезать себе мизинец и тем показать, что искренне раскаивается. Но люди захотели чем-то выразить свою преданность человеку, который не боится могущества Белого Дракона, и решили, что красивее всего будет отсекать себе мизинцы без всякой вины. Это покажет господину готовность пожертвовать за него своей жизнью.
Сюнгаку, хитро усмехаясь (что делало его похожим на околачивающегося возле погреба, задумавшего слямзить сметану кота), вскочил с циновок, шмыгнул к окну, поднял тростниковую штору, прикрывавшую оконный проем, выглянул наружу и рявкнул:
- Сиро!!!
Грозное рявканье получалось у Сюнгаку отменно - у случившегося поблизости уши могло заложить, а у того, кого звали, наверное, душа в пятки уходила от эдакого страшного рыка - не меньше чем на жестокую расправу небось зовут.
Сиро примчался в считанные секунды и оказался худощавым прыщавым юношей с сальными черными волосами. Буквально ракетой ворвавшись в дом, он бухнулся на колени, уткнулся лбом в пол и ждал, не поднимая головы, что ему дальше прикажут.
- Вытяни левую руку, - приказал Сюнгаку. Сиро вытянул. Мизинец на левой руке был отрезан по самый корень.
- Твою душу мать! - вырвалось у Артема. По-русски, ясно дело, вырвалось. "Кажется, я породил монстра", - подумал он.
А Сюнгаку светился счастливой улыбкой - похоже, он верил, что доставляет хозяину глубокое, ни с чем не сравнимое удовольствие. И фразу на незнакомом языке, видимо, принял за одобрение.
- Подними голову, Сиро! - Когда Сюнгаку обращался к своему подчиненному, то мгновенно менялся: супил брови и переходил на рык. - Перед тобой...
Артем предостерегающе вскинул руку! Вот этого не надо. Чем меньше людей знает, кто пришел, тем лучше.
- ... Важный господин! - нашелся Сюнгаку. - Покажи ему Бьяку-Рю на своем плече!
- Не надо, - устало махнул рукой воздушный гимнаст.
- Тогда поклонись ему, Сиро, и уходи отсюда! Живо!
"Армейские сержанты, орущие на провинившихся рядовых, по сравнению с Сюнгаку, который просто разговаривает с подчиненным, - выглядят потомственными интеллигентами, занятыми учеными спорами".
Сиро начал пятиться назад, дополз до пятачка с обувью, схватил гэта и исчез из домика.
- Мне продолжать свой рассказ, господин Ямамото-сан? - спросил Сюнгаку, в поклоне едва не коснувшись лбом пола.
- Продолжай, - выдохнул Артем. "Пусть перечислит все, что натворил, а потом будем думать, как это исправлять".
- Уходя из города Дзути, я отправил одного из братьев Масахиро с письмом к Рэцуко, а сам пошел в Ицудо. В письме я написал, что направляюсь в Ицудо, где и останусь, потому что нечего мне расхаживать по дорогам, свое я отходил, а так как у нас появились деньги, мы наймем скороходов. Я взял с собой трех братьев Масахиро. Мы побывали в трех городах и везде поступали так же, как до того поступали в Яманаси и в Дзути. Мы взяли под охрану три игорных заведения в трех городах. Хозяина последнего заведения пришлось убеждать дольше прочих. Он и слышать не хотел об охране и был убежден, что со всеми бедами справится своими силами. Понадобился пожар, чтобы он передумал.
"Да-да, я породил монстра, я выпустил джина из бутылки", - повторял про себя Артем.
- В Ицудо я пришел уже с почти полным мешочком. - Сюнгаку наклонился и дотронулся пальцем до мешка с монетами, что лежал у ног Артема. - Но пришел сюда один - три брата Масахиро остались в трех предыдущих городах. И я вынужден был, придя в Ицудо, начать с поиска людей. Ни хакаси, ни бродячих циркачей, с которыми я мог бы без труда договориться, в городе я не нашел. Одному мне было не справиться. Надо было что-то измыслить. Я подумал: ведь люди отдают детей в подмастерья, чтобы те обучались какому-нибудь ремеслу - горшечника, каллиграфа, бродячего циркача. Почему людям не отдавать детей учиться ремеслу якудза? Я зашел на постоялый двор, поговорил с горожанами и выяснил, у кого из местных жителей много детей, кто при этом не слишком богат, а значит, ему нелегко прокормить всех детей и, конечно, он не откажется отдать их в обучение. Я говорил людям, что ищу учеников в саругаки. Я нашел таких горожан, я побывал у них в домах, поговорил об обучении юношей, заручился согласием отцов. И только после всего этого я зашел в игорное заведение города Ицудо.
- Одним словом, все повторилось и здесь. - Артем крутанул пальцем над головой.
- Нет, Ямамото-сан, - с явно угадываемым оттенком гордости произнес Сюнгаку. - Не повторилось и не здесь. Позволь, я расскажу обо всем по порядку? Я познакомился с игорным заведением Ицудо, и оказалось, что охрана у него вполне внушительная - три человека, один из которых самурай. Нечего было и пытаться. Я очень расстроился и, наверное, ушел бы из Ицудо ни с чем, но меня нашел гонец, отправленный Рэцуко...
Во время всего разговора Артем украдкой следил за Ацухимэ. Сперва происходящее девушку заметно веселило, она едва сдерживалась, чтобы не прыснуть со смеху. Но потом она о чем-то глубоко задумалась, и мысль, посетившая ее, видимо, была безрадостной и никак ее не отпускала. Ацухимэ все больше мрачнела.
- Гонец вручил мне письмо от Рэцуко. Наш долговязый не просто справился с охраной заведения господина Мегуро. Он пошел дальше. На свой страх и риск он встретился с самураем Иширо, который чуть ли не целыми днями наматывал круги вокруг заведения Мегуро и искал случая на ком-нибудь сорвать свою злость и обиду. Сперва Рэцуко принес Иширо свои извинения, потом напоил сакэ, а потом сказал: "Мне господин Мегуро обещал три серебряные монеты в неделю. Я стану отдавать тебе одну. А ты за это посещай раз в неделю один постоялый двор и раз - другой. Там и там рассказывай, как велик Белый Дракон и как сильны и непобедимы люди, что ему служат". В конце письма Рэцуко написал мне, что, когда о Белом Драконе и тех, кто ему служит, узнает много людей, мы легко наймемся охранять постоялые дворы и самурая Иширо к себе наймем.
- После того как я прочитал это письмо, - продолжал свой рассказ Сюнгаку, - я пошел в единственное игорное заведение города Ицудо, что находится за Бездонным Оврагом, поговорил с его хозяином. "Город очень большой, - сказал я. - Многие приходили бы сюда с окраин, не будь путь домой так длинен. А он не только длинен, но и опасен, потому что проходит мимо Бездонного Оврага, где иногда на прохожих нападают грабители. Поэтому я хочу предложить тебе устроить еще одно игорное заведение на северной окраине Ицудо. У меня есть деньги, - я показал ему деньги, что принес с собой, - их мало, чтобы открыть заведение, но если добавить к ним еще по два раза столько же, будет как раз. Мы с тобой договоримся о долях, и я с моими кэнинами возьму на себя охрану заведения". - "Кто ты?" - спросил меня хозяин. Я показал ему татуировку на плече и ответил: "Я из тайного братства Белого Дракона. Пошли кого-нибудь в Яманаси, в Дзути, еще в три города провинции, пусть спросят там в игорных заведениях, кто их защищает? И они ответят тебе, что их оберегает могущество Белого Дракона и люди, которые отмечены знаком Бьяку-Рю, точно таким же знаком, как у меня". - "Оберегает могущество Белого Дракона, это хорошо звучит, - задумчиво почмокал губами хозяин. - У меня вырос сын, которого я хотел сделать своим преемником. Он пока помогает мне, но уже вполне и сам способен зарабатывать себе на жизнь. Он станет хозяином игорного заведения, а ты станешь его помощником. На нем будет игра, на тебе спокойствие игры. А без твоих денег я обойдусь, не люблю с кем-то считать доли". Хозяин купил этот большой дом, мы открыли в нем еще одно игорное заведение. Наши дела уже идут неплохо. Чуть хуже, конечно, чем у первого заведения, но мы и такого не ожидали. Мы с сыном хозяина первого заведения неплохо ладим, Ямамото-сан. А я набрал себе в помощники тех юношей, которых отцы хотели отдать в учение. Теперь они служат Белому Дракону и тебе, Ямамото, как его посланнику, а я их обучаю ремеслу якудза... Ты смеешься, Ямамото-сан! Значит, я сделал все правильно и ты доволен мной?
Вообще-то Артем смеялся по другому поводу. Гимнаста рассмешили слова "я их обучаю ремеслу якудза". Как, однако, далеко все зашло. И главное, как быстро! Вот что значит бросить зерно в давно заждавшийся чернозем.
- Дам тебе совет, Сюнгаку, как сделать ваше заведение еще более привлекательным для игроков. Бесплатно наливайте игрокам сакэ. У нас... э-э... - Артем понял, что чуть не проговорился, хотя вряд ли Сюнгаку обратил бы внимание на столь пустяковую оговорку - вон он как по-собачьи преданно смотрит, не может человек с таким взглядом засомневаться в своем хозяине из-за ерундовой неувязочки. - Я слышал от странников, Сюнгаку, что в дальних-дальних странах так делают в игорных заведениях - и это себя оправдывает. Игроки выпивают сакэ на одну монету, а, опьянев и потеряв голову, проигрывают десять. Попробуйте. Не получится - закроете бесплатный разлив.
- А если получится, тогда точно не избежать нам стычки с самураем из первого заведения и его помощниками. До меня уже доходят слухи, дескать, самурай не доволен тем, что не их послали охранять новое заведение, а каких-то пришлых. Нам придется быть постоянно начеку.
"Ух ты! Уже назревают криминальные войны, которые породил ты, товарищ Ямамото, своей неосторожной болтовней". Впрочем, вины и раскаяния Артем не чувствовал. Если подойти к проблеме философско-исторически, то напрашивается вывод, что неизбежного не избежать, как ни пытайся. Вопрос стоит по-другому: кто первый и как это будет выглядеть? Первым успел Артем. Раз уж так вышло, то он и дальше станет рулить процессом и постарается, чтобы не пролилось крови. Или, если кровопролития будет не избежать, пусть крови прольется как можно меньше.
Но, черт побери, какое дерево вымахало из его случайной, без всякого умысла болтовни! Поразительно!
- Или нанесите удар первыми, - сказал гимнаст. - Но не в темноте из-за угла. И не ножом или дубинкой. А... предложите этому вашему самураю и его помощникам стать членами братства Белого Дракона. Помощников подкупите деньгами, самурая... самураю... что бы такое придумать...
- Это, конечно, ронин, раз он нанялся на службу к горожанину, - неожиданно в разговор вступила Ацухимэ. - Любой ронин мечтает служить могущественному господину, состоять в дружине самураев, участвовать в сражениях, заслужить ратную славу, красиво умереть смертью воина.
Девушка замолчала.
- О! - поднял палец Артем. - А ты, Сюнгаку, говорил, "не подождет ли госпожа у колодца". Значит, так и делай. Расскажи самураю о таинственном и могущественном господине самурайского звания, посланнике Белого Дракона, наделенном изрядной толикой драконьего могущества. Расскажи, что господину скоро понадобятся воины, потому как грядут великие дела по спасению страны. Пусть лучше готовится к великим битвам и захватывающим поединкам, а не отвлекается на мелочные, недостойные самурая делишки.
- Спасибо, господин Ямамото, я так и сделаю. Я выполню все приказы.
Голос Сюнгаку вдруг зазвенел, как рельс, по которому ударили кувалдой:
- Ты указал нам путь, ты открыл нам глаза, ты сделал из нас людей, и ты наш господин навсегда, Ямамото - Белый Дракон. Спасибо, что ты принял о-сэйбо. Но этого мало для того, чтобы ты осознал всю глубину нашей преданности. Сейчас...
Сюнгаку отогнул половую циновку и достал из-под нее короткий широкий нож и узкую дощечку. Едва Артем все это увидел, как у него зашевелились нехорошие подозрения. И пятна на дощечке какие-то странные. А когда Сюнгаку положил на дощечку ладонь, отведя в сторону мизинец, и поднял нож...
- Стоять! - рявкнул Артем, не хуже, чем давеча орал на своего помощника сам Сюнгаку. - А-ат-ставить безобразие!
И перехватил занесенную руку Сюнгаку. "Ну, эти японцы прямо как дети, чес-слово!"
- Отдай нож... Вот так! Два замечания, Сюнгаку. - Артем старался говорить как можно спокойнее. - Первое - не стоит злоупотреблять отрезанием пальцев. Я все понимаю - красивый ритуал, вам всем понравилось. Не только у одних самураев должны быть красивые ритуалы, все верно. Но в нашем деле все хорошо в меру. Поэтому приказываю мизинцы впредь резать только тем, кто в чем-то провинился, и никак иначе. Это приказ, ясно? Очень хорошо.
Артем скосил глаза на Ацухимэ: грозовая мрачность ушла с лица девушки, теперь на ее место пришла глубокая задумчивость.