Рассказ о несбыточных снах некоторых психотерапевтов с элементами детектива и юмористического АИ.
Анджей Земянский
А ЕСЛИ БОГ ЭТО Я?
Графитового цвета хонда промчалась по мосту Тысячелетия , как будто тот был обычным мостиком над небольшой речушкой, а не одно из крупнейших строений такого типа во всей стране. Водитель даже не успел глянуть ни на зимнюю стоянку грузовых барок, ни на парусные лодки, стоявшие у набережной полуострова. Надежная Кася, или же штурман Джи-Пи-Эс, делала свою работу без сучка без задоринки. И нельзя сказать, будто бы водитель не помнил трассу, но компьютерная девица всегда успевала напомнить о том, чтобы сменить полосу движения. Весной Ружицкий ездил задумчивым и счастливым, хотя бы по причине льющегося в окно теплого и пахнущего свежестью воздуха. Когда Кася приказала ему свернуть направо, пришлось притормозить. На Поповицкой пробки, правда, не было, всего лишь легонький запорчик. На Пильчицкой он снова нажал на педаль газа.
- Держись левой стороны, - напомнила Кася.
Она была права, а весенний вечер способствовал задумчивости. Ружицкий включил поворотник. Обнаружив просвет в сплошном потоке машин, идущих с противоположной стороны, он свернул влево, на широкую, осененную платанами подъездную дорогу. Бесконтактный датчик поднял шлагбаум; когда водитель заглушил двигатель, стекла поднялись самостоятельно.
- Добрый день, пан доктор! - Беата, секретарша шефа налетела на паркинге, когда Ружицкий не успел еще толком выйти.
- Привет, красавица Беата. Плохо, совсем паршиво или все катится в задницу?
Женщина слегка скривила носик.
- Скорее всего, последнее.
- Даже так?
- Дело даже не в том, - девица едва поспевала за ним, стуча каблучками по гранитной плитке. Чувство равновесия у Беаты было просто фантастическим - ни разу не споткнулась. - Новых пациентов только двое. Зато дети крупных шишек! Шеф обделался, сидит с ними сейчас и не знает, что делать.
В присутствии Ружицкого Беата могла позволить себе пооткровенничать и даже матерок подпустить. Доктор считался "своим парнем".
- Вот же, блин. А я так надеялся на спокойную ночь.
- Надеялся, говоришь?
Беата глянула искоса, бегом поспешая за Ружицким. Но его взгляда ей уловить не удалось.
- Ну да, необходимо помнить о надписи над карнизом у входа: "Оставь надежду, всяк сюда входящий" .
Секретарша инстинктивно зыркнула в ту сторону. Да нет, девиз по-прежнему гласил: "Мы - ваша надежда". Огромные двери беззвучно раздвинулись перед ними.
- Пан доктор! Пан доктор, что с моим сыном?
- Пан доктор, Оля останется нормальной?
Ружицкого осадила толпа из полутора десятков членов семей, перемещавшихся туда-сюда по шикарному вестибюлю. Беата вместе с тут же подбежавшим портье расталкивали наступавших цепью людей.
- Пан доктор, на вас одна надежда!
- Пожалуйста, умоляю вас. Вот все результаты анализов из больницы… Пан доктор!
Полная женщина размахивала веером бумажек. Но портье был выдрессирован как следует: настырную просительницу он отпихнул и деликатно, и в то же время решительно.
- Сейчас вас пан доктор принять не может! - голос у портье был очень решительным. - Приходите только в назначенное вам время.
Беата открыла ключом внутреннюю дверь. Эта дверь не могла быть автоматической, иначе толпа прорвалась бы в коридор. Портье искусно переместился из авангарда в арьергард, превратившись в Рейтана .
- Господа, нельзя, - заслонил он проход всем своим телом. - Нель-зя!
- Но только пан доктор может нам помочь!
- Нельзя! - только и повторял тот. - Приходите в назначенное вам время.
- Но ведь…
- Но ведь пан доктор без предварительной договоренности не принимает.
Беате удалось плотно закрыть стеклянную дверь. К счастью, та была звуконепроницаемой.
- Что это за пациенты? - спросил Ружицкий.
- Те, что от пана министра, так там несчастный случай.
- Какого министра?
- Не знаю. Я его по ящику не видела.
- Может - Странных Действий?
- Не-е, Клиза я знаю, - молниеносно отрезала секретарша. - Этот тут, похоже, какой-то зам или что-то в этом роде. Шеф должен знать.
- А что с ним?
- Не с ним. Сын на мотоцикле во что-то врезался. Позвоночник, полный паралич тела, едва-едва шевелит головой. Каждую ночь у него кошмары. Ему снится, будто бы он парализован, мучается, пытается проснуться, а когда просыпается, то…
- Господи Иисусе! - Ружицкий взмахнул рукой. - Иисусе Христе! - он даже резко остановился. - Сочувствую! Выходит, что самый страшный ужас - это действительность.
- Ну так, - Беата тоже остановилась. - Помочь нам удастся?
- Если проявит волю к сотрудничеству. Ведь он сейчас в некоем чудовищном коконе, сотканном из ужасов. - Ружицкий продолжил движение по коридору. - А только это будет пахотой под уклон.
- Потому-то вся надежда только на вас.
- У хирургов помощи просить, конечно же, не станем?
- А они ничего и не сделают. Согласно их знаниям, паралич - это до конца жизни.
Мужчина кивнул.
- А второй случай?
- Дочка местной шишки. Пятнадцать-шестнадцать лет. Всю ночь спит и смеется. Родители подозревают, что у нее не в порядке с головой.
Ружицкий расхохотался.
- Сами они ненормальные. Через неделю их совершенно здоровая доченька вернется домой.
- Э нет, нет-нет, - погрозила ему пальцем Беата. - Пан шишка очень даже бабланутый, а у нас здесь частная клиника. Так что приказ от начальства таков: придержать девицу здесь не меньше месяца.
"Бабланутый". Что это за прилагательное? "Имеющий много денег"? Мужчина чувствовал, что иногда начинает теряться в меандрах новояза.
- Можно устроить и пару месяцев. Чего-нибудь придумаю.
Они улыбнулись друг другу. Перед кабинетом шефа Беата обтянула на себе форменную юбку и поправила галстук, который, как обычно, указывал не в ту сторону на ее обильной груди.
- А пока что… в ад.
Женщина открыла дверь в директорский кабинет и вошла первой, чтобы вызвать необходимое впечатление.
- Представляю вам, - пауза для усиления эффекта, - пана доктора Ружицкого.
Зато сам представленный такого уж сильного впечатления не произвел. В обязательном порядке он должен был быть в белом халате, со стетоскопом на шее и с идентификатором на груди, с серьезным, озабоченным выражением лица и сочувственным отношением, что бы это ни значило. Тем временем, пан министр со своей заплаканной женой увидели довольно-таки молодого типа, одетого в нечто такое, что мог бы надеть и их сын, если бы не лежал сейчас парализованным, с руками в карманах и в поднятых на волосы пляжных очках.
- Приветствую вас.
Профессор Станьчик, шеф этой частной больнички, поднялся из-за стола. Когда он вытирал покрытое потом лицо, в нем не было ничего от оригинала Матейко . И вообще, в голове у него творился такой бардак, что о надлежащей презентации он позабыл.
- С вами случилось ужасное несчастье… - начал он.
Ружицкий оперся задом на подоконнике панорамного окна. Интересно, бывают ли несчастья не ужасными? Такие, к примеру, мини-несчастья? Все зависит от того, как посмотреть. Но что бы он не думал о болтовне шефа, перед этой парой предстал мега-ужас. Но и его нельзя было сравнить с тем, что переживал их сын.
Он пытался переждать напор слов сбитых с толку родителей. "Вы - наша последняя надежда" (похоже, они понятия не имели о невидимой надписи над дверью клиники). "Пан доктор, умоляю вас, умоляю, умоляю…" (да хватит же, баба, а не то совсем рукав заслюнявишь). "Мы незамедлительно покроем все расходы, в том числе - и частные" (это озабоченный отец, вот интересно, комитет по борьбе с коррупцией успел установить свои микрофоны? Если так, то у парней, торчащих у магнитофонов, сегодня был праздничный денек), но шеф стоял по стойке смирно и лишь повесил услужливую маску на лицо. "Заклинаем вас всем святым…" (священники, блин, нашлись. Интересно, а в какого же бога они верили сейчас, поскольку тот добренький, из их детства, облажался по всему фронту). "На коленях в Ченстохову поползем, если вы хоть что-нибудь…" (ага, старый Бог, похоже, не подвел, ну, мелкий прокольчик в работе случился). Ружицкий вспомнил первое подобное обещание, данное Бог знает когда. Вроцлав - Ченстохова, сто девяносто четыре километра - в компьютере проверил. На автомобиле - два часа и сорок шесть минут. К сожалению, время, необходимое для того, чтобы добраться по маршруту, ползя на коленях, Google maps не сообщали. Впрочем, не было и потребности, ведь никто не пробовал.
Никто. Хотя сам он несколько раз с поверенными ему задачами справился. Сам он слово держал. В отличие от Господа Бога, который лишь говорил о любви и способствованию. Только лишь говорил. Потому что грязную работу выполнял Ружицкий.
Мужчина почувствовал возбуждение. У него сузились зрачки, дыхание ускорилось. Он понимал, что нужный момент вот-вот наступит. Чтобы по нему никто ни о чем не догадался, он подошел к шкафу и извлек собственный халат. Да, да, его халаты находились даже в кабинете шефа. В частной клинике профессионалов ценили. С крючка он снял стетоскоп, повесил себе на шею. Пристегнул блестящий пластиковый беджик с фотографией. Сейчас он уже был в собственных доспехах, гораздо более изысканных чем те, которые носили рыцари. Ружицкий неспешно повернулся. Теперь самый важный момент. Он ждал, когда будет брошена перчатка. Ждал того волшебного мгновения, делавшего так, что его работа смело могла конкурировать с самым крутым сексом.
Тетка выплевывала слова с пулеметной скоростью.
- Он же такой бедненький, полностью парализованный. Врачи говорят, что так с ним будет до самого конца. Мой бедненький мальчик. И каждую ночь ему снится, будто бы он парализован. Он и стонет, и кричит, и буквально воет. Не может проснуться. А потом… Потом самое страшное. Он просыпается и…
- И убеждается в том, что сон - это реальность, - закончил за нее Ружицкий. - А самое паршивое то, что из этого сна уже нельзя проснуться.
- Ну да! Да! Все именно так! - со слезами вопила та.
Мужчина чувствовал, как волосы на шее становятся дыбом, как руки покрываются гусиной кожей.
- И вот уже полгода я каждый день стою на коленях в костеле! - взвизгнула женщина. - И даже Бог не помогает мне!
В мыслях Ружицкого что-то взорвалось. Это был он - тот самый момент. Перчатка была брошена. Несчастная мать коснулась его руки.
- Пан доктор, можете ли вы помочь моему ребенку?
Перчатка была брошена. Он наслаждался этим мгновением. А интересно, кто ее поднимет. Кто поднимет перчатку. Господь Бог? Или…
- Но, пани… - включился Станьчик. - Пану доктору вначале необходимо увидеть пациента.
Но Ружицкий отрицательно покачал головой, что ввело остальных присутствующих в легкий ступор. Они подозревали самое худшее. Это конец…
- Пан доктор, так можете ли вы помочь моему ребенку? - произнесла заплаканная женщина исключительно в силу инерции.
Перчатка спокойно лежала на земле. Ружицкий решил ее поднять. Он улыбнулся.
- Да, проше пани, - спокойно произнес он.
Всю троицу на мгновение словно парализовало. Первым очнулся Станьчик.
- Пан доктор Ружицкий - специалист высочайшего класса. Международного формата, - разворачивал он рекламную байку частной клиники "all inclusive". - Во всей Европе не найти лучшего профессионала. Да что там в Европе, вполне возможно, что и во всем свете!
Вторым пришел в себя отец пациента.
- Я покрою абсолютно все расходы. Заплачу любую цену. Прикажу привезти самые дорогие лекарства…
- Пан министр, мы не хирурги и тела ему никак не исправим.
- Я знаю. Знаю. Но вот кошмары…
- Вот как раз на них мы и специализируемся.
- Я заплачу любые деньги.
- Счет-фактуру вам выставят в бухгалтерии клиники, - сухо продолжил Ружицкий. Все это время он глядел в глаза женщины. Та на него тоже глядела, и все время с явным недоверием. Она не знала, что сказать. Только это никакого значения не имело. Ведь он поднял перчатку, за которой никто более важный склоняться как-то не желал.
- Вы и вправду ему поможете? - сил ее хватило только на шепот.
- Да, - повторил тот.
Он поправил болтающийся на шее стетоскоп и направился к выходу.
- Мне необходимо увидеть пациента.
После чего остановил супружескую пару жестом руки.
- Самому.
* * *
Молодой человек лежал в приемном покое для VIP-пациентов в компании профессионально озабоченных медсестер и столь же замечательно притворявшегося озабоченным рослого медбрата. Частная клиника всегда стояла к клиенту лицом. Увидав Ружицкого, младший персонал сорвался со стульев.
- Добрый день, пан доктор! - слаженно проскандировали они, вытянувшись по стойке смирно.
- Мне бы хотелось остаться с больным наедине.
- Да, конечно.
И молниеносно испарились. Ружицкий пододвинул себе стул так, чтобы лежащий на носилках парень мог его видеть. Пару минут они оба оценивали друг друга взглядами. Мужчина не знал, что вычитал парень, но сам увидал самое дно падения, место, где-то далеко-далеко за последними границами самой робкой надежды. Если бы какой-то художник пожелал создать портрет, названный "Банальность геенны", то в его распоряжении имелась замечательная модель. Причем такая, которая не смогла бы пошевельнуться в ходе позирования.
- Ну что, привет, - буркнул Ружицкий.
Реакции - ноль. Правда, никакой реакции он и не ожидал. Из своего мизерного арсенала пацан как раз достал последнюю проржавевшую пукалку: бунт против действительности. По сравнению с теми силами, что стояли напротив, бунт можно было усмирить на "раз-два". Но пока что Ружицкий понятия не имел, как вырвать парня из растительного состояния. В кармане у него имелась верная пластиковая муха, выглядевшая точь-в-точь как настоящая. Как правило, пациенты хоть как-то реагировали, когда он вытаскивал ее, оглядывал, нюхал и совал себе в рот. А потом делал вид, будто глотает. Но тут этот номер не пройдет. К сожалению, свой легковоспламеняющийся галстук он забыл. Видя языки пламени на шее врача, пациенты, как правило, все же решали отозваться. Но не этот… Крутой профессионал. Бунт на всю катушку. И что тут поделаешь? Еще в кармане имелась пачка искусственных сигарет. Можно было прикурить одну, а потом забычковать в собственном глазу. Впечатление сумасшедшее, хотя на самом деле все было безболезненным и безопасным. Отличная цацка. Но, опять же, не здесь и не сейчас. Тем более, что после этого глаз дико чесался. Ну что же… Ружицкий задержал дыхание чуть ли не на минуту. Когда лицо побагровело, все с той же безразличной миной, совершенно неожиданно он свалился со стула на землю, исчезнув из поля зрения пациента. И удобно улегся на полу.
Крутой профи, чертовски крутой. Почти две минуты выдержал.
- Эй, ты! - все-таки прозвучал голос. - Ты там живой?
Ружицкий лежал молча.
- Ты, курва, ты там живой?
Как же, как же, так я тебе и сказал. Три "ха-ха". Еще минута тишины. Мужчина был впечатлен сопротивляемостью парня. Но пока что с методом "мертвого доктора" никому справиться не удавалось.
- Эй, ты. Кончай уже ваньку валять. Я же знаю, что ты живой, и все это так, для прикола.
Но голос уже был слегка обеспокоенным. Точностью в соответствии с инструкцией по применению данного метода.
- Блиин, курва… Эй! Вы, там! Помогите!
Младший медицинский персонал, ожидавший под дверью, даже если чего и слышал, реагировать не смел. Они прекрасно знали, в чем тут дело. В частных клиниках работали опытные люди.
- Эй! Тут ваш коновал на полу кончается! Бегом сюда!
Ружицкий прополз под носилками. Пользуясь тем, что парень повернул голову в другую сторону, он налил себе чашку кофе. Затем, уже с трудом, прополз назад.
- Эй, этот придурок сейчас здесь коньки отбросит! Придите же кто-нибудь!
Ружицкий бросил ложечку на пол, с противоположной стороны носилок. Когда парень повернулся, чтобы увидать, откуда этот звук, врач занял свое место на стуле.
- Говорю же вам, этот комик дуба врезал! Блин, тут человек умирает…
Слыша громкий глоток, парень зыркнул в сторону стула. На мгновение застыл, но Ружицкий не обращал внимания. Он пил свой кофе, глядя в освещенное лучами заходящего солнца окно.
- Ты! Ты, ты… Думаешь, курва, что ты такой остроумный?!
Взгляд не отклеивается от окна. Еще глоточек из чашки.
- Можешь, бля, орден себе пришпилить за великие достижения в области медицины, шут гороховый!