Не простившись, Гедда вышла из склепа. Дедушка продолжал бубнить себе под нос, и в его бессвязной болтовне все чаще поминались слова "опохмелка" и "ходят тут всякие".
Что это было? Она что, действительно разговаривала с Пиф?
Гедда остановилась. Впереди уже показался зеленый купол церковки.
Я ЧТО, НА САМОМ ДЕЛЕ ТОЛЬКО ЧТО РАЗГОВАРИВАЛА С ПИФ?
Пиф мертва, сказала она себе. Я сама видела то, что осталось от ее трупа, разложенным на клеенке.
Но разговор БЫЛ. Как были и дедушка, и сердитый Петр, и склеп с растрескавшимся мраморным ангелом. Ее пальцы до сих пор помнили ощущение клавиатуры компьютера.
И отчаяние охватило Гедду.
У меня было три минуты, чтобы поговорить с умершей. Чтобы по-настоящему поговорить с умершей. Я должна была спросить, видела ли она богов и каковы из себя боги. Или прав был этот ее белобрысый дурачок Бэда с его Богом Единым… И существует ли вечное блаженство. И что такое грех и что такое истина… Боги, какая я дура… У меня было три минуты прикосновения к вечности, а я болтала с Пиф, точно она жива и мы с ней опять висим на телефоне…
По лестнице загремели шаги. Голос Комедианта затрясся под потолком, как студень. Комедиант повернул голову на звук; Карусельщик не шевельнулся - как сидел, вертя в руках крошечную шарманку, так и оставался. В пустой комнате, отражаясь от всех битых стекол, разбросанных по полу, вертелась назойливая механическая мелодия:
Поет моя шарманка
С весны до холодов,
Летит напев печальный
До самых чердаков…
Падам, падам, падам…
Между третьей и четвертой строчками мелодия-хромоножка нелепо подскакивала, раздражая Пиф.
Толкнув дверь плечом, в комнату вошел Хозяин. Остановился, огляделся с победоносным видом, и Пиф вдруг заметила, что перья на крыльях ангела-хранителя были окрашены в камуфляжные цвета.
Хозяин держал какой-то неопрятный сверток. Он кивнул Карусельщику, с Комедиантом поздоровался за руку и обернулся к Пиф.
- Ну, как ты, девочка?
- Спасибо.
- Поговорила со своей подругой?
- Спасибо, Хозяин.
- Как впечатления от разговора?
Пиф заметила, что Хозяин ухмыляется.
- Гедда ничуть не изменилась.
- А ты?
Пиф засмеялась. Легко-легко стало ей, и она взлетела.
- Я тоже, - сказала она.
Хозяин протянул длинную руку, дернул Пиф за ногу, и она снова опустилась на пол. Теперь Хозяин превышал ее ростом почти вдвое, и Пиф поневоле уткнулась носом в его гениталии. Хозяин с готовностью поводил поясницей.
- Перестань, - сказала Пиф, давясь от смеха. - У ангелов не бывает хуев.
- Тебе же хотелось, - заметил Хозяин. Он наклонился - высоченный, ужасный - и протянул ей сверток. - Возьми. Это тебе. Подарок от меня.
Пиф обеими руками приняла подношение. Приняла, не спрашивая, как делала еще в те годы, когда была жива.
Хозяин опустился рядом с ней на корточки. Бросив беглый взгляд в его наглые любопытные глаза, Пиф принялась разворачивать белую ткань, в которой находилось что-то круглое, легкое, на ощупь резиновое. Комедиант подошел поближе и тоже заглядывал через плечо.
Под первой белой тряпкой оказалась вторая, грязная, в пятнах крови. Пиф прикусила губу - она догадалась. Хозяин пошевелил крыльями, ветер пронесся по комнате, и всех окатило ароматом хвойного леса. Пиф сняла последнюю тряпку и увидела нерожденного ребенка.
Маленькое чудовище было таким отвратительным, что она едва не выронила его, и Хозяин прикрикнул:
- Осторожней, ты!
- Это… - спотыкаясь, спросила Пиф. - Это МОЙ?
Хозяин пожал плечами, широким крылом едва не сбив с ног Комедианта, который терся за его спиной.
- Нерожденное дитя, - сказал он, - твое, чужое, какая разница? Оно ДАЕТСЯ тебе. Ты совершила убийство, теперь посмотри ему в лицо.
Пиф подняла глаза на Хозяина и увидела, что он прекрасен. Его лицо потемнело, рот изогнулся, глаза расширились - это был дивный лик иконы. Лик смотрел на нее отрешенно и печально.
- Я ничем не могу помочь тебе, - сказал Хозяин словно издалека. - Постарайся полюбить это существо.
Пиф еще раз взглянула на уродца.
- Оно вырастет?
- Зависит от тебя.
Хозяин встал, повернулся, чтобы уйти. Пиф смотрела ему вслед, приоткрыв рот. Уродец корчился у нее на коленях, пачкая пеленку какой-то зеленоватой жижей.
- Господи, каким же оно вырастет? - вырвалось у Пиф.
Уже в дверях Хозяин сказал, не оборачиваясь:
- Зависит от тебя.
Тяжелые шаги протопали по лестнице, шваркнула входная дверь, упало и разбилось еще одно стекло. Голос Комедианта взвизгнул.
Шевеля губами, Комедиант беззвучно сказал:
- Попытайся не видеть в этом наказания. В конце концов, Хозяин же назвал его "подарком".
Пиф покачала головой. Она поняла вдруг, что плачет, но не так, как при жизни, не слезами, не телом, не жалостью к себе, а так, как иногда плакала во сне - без слез, одной только содрогающейся душой.
Существо с гигантской сизой головой сморщилось, дернуло крошечными лягушачьими лапками, повозило ими в воздухе и вдруг нащупало огромную в синих венах пуповину, торчащую из середины живота. Схватило ее цепкими пальчиками, потащило куда-то, ткнуло себе в лоб, в щеку, наконец попало в маленький рыбий ротик и начало жадно сосать.
Пиф взяла существо поудобнее на руки, обтерла жижу с отвратительной головы, выбросила грязную пеленку, оставив только белую. Закрыла глаза и начала укачивать уродца, напевая колыбельную:
Летит напев печальный,
Падам, падам…
- Вот и все, - сказал санитар, обтирая руки. - Как живой, даже лучше.
Покойник умиротворенно глядел на него со стола. Санитар отбросил крем "Балет", которым гримировал мертвеца, в таз для использованных тюбиков. Там их уже скопилось несколько десятков, выдавленных, грязных.
Мэтр ничего этого не знал - он величаво шествовал навстречу вечности. Его тропа была ровной и ясной, впереди, в белом венчике из роз, вел его добрый ангел. Иначе и быть не могло.
Мэтр был человеком добродетельным. Сначала он верил в правительство и Бэл-Мардука и знал, что плохих в светлое будущее не берут. Потом под влиянием обстоятельств в пожилых уже летах перешел в христианскую веру и так же твердо уверовал, что плохих не берут в рай. Рай виделся ему чем-то вроде территории пионерского лагеря: дивная природа, добрые взаимоотношения, всеобщая справедливость и равенство. И - только для хороших.
Мэтр оказался на равнине, затянутой туманом, огляделся по сторонам. Фигура в сияющем венце исчезла, и это немного обеспокоило Мэтра.
Он взволновался еще больше, когда увидел на этой равнине трех голых молодых людей. Среди них была женщина. Хотя Мэтр не мог толком разглядеть этих людей, но в том, что темноволосое существо с ребенком на руках принадлежит к женскому полу, почему-то не усомнился.
Голые разговаривали. Они были из тех, при виде которых Мэтр при жизни всегда плевался. И прежде плевался, и потом, когда обратился в истинную веру. У всех троих были длинные волосы, а у одного - грязные бисерные цепочки на руках. И на плечах у него сидел отвратительный студнеобразный демон. Демон растекся по своему хозяину, свесив ему на спину крысиный хвост.
- Новенький идет, - сказал демон и затрясся.
Тот, что с бусами, повернулся, поглядел Мэтру в глаза. Его губы зашевелились, и Мэтр понял, что он обращается к нему.
- Добро пожаловать! - крикнул визгливо демон.
Женщина склонила голову набок. Нерожденный ребенок судорожно дернул ручками, и она ласково провела пальцем по его выпуклому лбу с раздутыми венами.
- Падам, падам, - сказала женщина.
- Сгинь, сатана, - закричал Мэтр, осеняя себя крестным знамением.
- Где? - с любопытством спросила женщина и обернулась.
Мэтр растерялся.
- Где? - переспросил он. - Что - где?
- Где сатана? - повторила женщина. - Мы его еще не видели.
- Ты - сатана! - взвизгнул Мэтр. - Ты! И такие, как ты! Вы все!
- Я Пиф, - сказала женщина. - Это Комедиант и Голос Комедианта. А вон тот - Карусельщик, он алкоголик и работал в луна-парке.
Карусельщик с готовностью завертел ручку шарманки, огласив туманную равнину механическим вальсом.
Мэтр растерялся. Неожиданно женщина перестала казаться ему такой уж отвратительной, и он почувствовал к ней доверие.
- Скажите, - он придвинулся ближе и заговорил интимным тоном, как некогда беседовал со знакомыми холуями из влиятельных организаций, - в таком случае, это ад или рай?
- Зависит от нас, - ответила женщина. - Так сказал нам ангел.
Мэтр пригладил лысину. На ладони осталось жирное пятно от крема "Балет", и Мэтр обтер руку о бедро, с неожиданным ужасом осознав, что он тоже обнажен.
Вальс продолжал хромать над равниной. Ребенок на руках у женщины заснул. Комедиант улыбался странной улыбкой, глядя на Мэтра.
- А где Бог? - спросил Мэтр. - Я хочу говорить с Богом.
- А Бог хочет говорить с вами? - тихо спросил Комедиант. Он говорил шепотом, а потом Голос повторил его вопрос полнозвучно, заполнив своим громом всю долину и разогнав туман: - Захочет Он говорить с вами?
Мэтр растерянно огляделся.
- Но… я умер?
Все четверо расхохотались.
- Еще как! - прошептал Комедиант. - Мертвее мертвого. А что, по-твоему, достаточно просто двинуть кони, чтобы вызвать к себе интерес самого создателя? Труп - эка невидаль!..
Пиф помахала кому-то рукой, и из тумана выступил рослый мужчина в пятнистом комбинезоне, похожий на десантника. Он оглядел всех победоносным взором, пригладил коротко стриженые волосы, крякнул.
- Как дела, бойцы?
- Рады сраться ваш-ство! - мерзким голосом заверещал Голос, подпрыгнув на плече у Комедианта.
Десантник захохотал, пощекотал Голос пальцем, потом сунул нос в сверток на руках Пиф, полюбовался на уродливого младенца, ущипнул женщину за ляжку, хлопнул Комедианта по плечу. Карусельщик посмотрел на него приниженно и осмелился выдавить из себя робкую улыбку. Вальс споткнулся, в шарманке что-то хрипнуло и стихло.
Затем десантник обернулся к Мэтру.
- Ну, а ты кто такой?
- Я… восемнадцать публикаций в толстых журналах… и крещен… верую… - забормотал Мэтр.
- Писака? - оживился десантник. - Ну-ка, почитай.
Он махнул рукой, и тут же появился огромный трон. Золотой трон с алыми кистями, размером с трехэтажный дом. Десантник взгромоздился на него, поерзал, как будто вырос - во всяком случае, он не терялся на фоне гигантского кресла. Заложил ногу на ногу, склонил голову на плечо и уставился на Мэтра с неприятной улыбкой.
- Где я? Кто вы? - Мэтр отступал от компании, пятясь задом. - Куда я попал? Господи, верую!.. Спаси меня! Изыди, сатана, изыди!..
Он начал истово креститься.
Хозяин захохотал. Трон подпрыгивал под ним, пока не развалился, и Хозяин хлопнулся со всего размаха на землю.
Мэтр повернулся и побежал прочь, во весь голос призывая на помощь какого-нибудь милосердного ангела.
Комедиант пожал плечами.
- Ангел был рядом, почему он не понял этого?
- В его представлении ангел должен быть похож на директора крупного банка, - задумчиво сказала Пиф. - Строгий, всезнающий и милосердный. И уж конечно без всякого чувства юмора.
Хозяин с интересом посмотрел на нее.
- Ты злая, - заметил он. - Неужели тебе его не жаль?
Пиф подумала немного.
- Нет, - честно сказала она.
- Не верится, что ее нет уже целый год, - сказал Беренгарий.
Они с Геддой шли по мосту Нейтокрис. По Евфрату шел лед. Город сверкал, омытый тающим снегом.
- Здесь мы простились с ней в последний раз, - задумчиво говорил Беренгарий. - Мы тогда напились… Она была в смятении, все говорила о том, что жизнь потеряла смысл, что из рук ушло, утекло… - Он махнул рукой и, отвернувшись, уставился на воду.
Гедда взяла из его рук початую бутылку пива - третью за сегодняшний вечер, хлебнула. Она заметно охмелела.
- Я расскажу тебе то, что не рассказывала никому, - проговорила она вдруг. - Обещай, что будешь молчать.
- Могила! - сказал Беренгарий и мутно поглядел на нее поверх очков. Его мокрые губы расплылись в улыбке. Он отобрал у Гедды пиво, допил и бросил бутылку в воду. - Могила, - повторил он.
- Я разговаривала с ней уже после ее смерти, - выпалила Гедда.
Беренгарий покачал головой.
- Только без этой… без черной магии, - сказал он, суеверно отплевываясь. - Ты у нас чернокнижница известная.
- Я не шучу, - повторила Гедда, немного обиженная. - Ко мне прислали ангела, я пошла с ним на ихнее кладбище… Ну, где общественные виселицы…
- И там был призрак Пиф.
- Компьютер, - поправила Гедда.
- Еще одно дьявольское изобретение, - сказал Беренгарий и захохотал.
- Ты пьян, Беренгарий, - сказала Гедда.
- Но недостаточно. Возьмем еще пива.
Он пошарил по карманам, сперва по своим, потом по геддиным, и они взяли еще пива. Теперь они шли по широкой нарядной улице Китинну, приближаясь к Оракулу.
- У меня было три минуты на то, чтобы поговорить с ней, - продолжала Гедда заплетающимся языком. - Клянусь, Беренгарий, и она мне сказала, что видела богов Орфея и саму Эрешкигаль.
- Богов не тронь, - предупредил Беренгарий, вдруг омрачившись.
- Да нет, она… Что это? - Неожиданно Гедда остановилась.
Они дошли уже до Оракула. Из окон верхнего этажа, пачкая завитки рококо, валил дым.
- Что это?.. - пролепетала Гедда.
Беренгарий оттолкнул ее, сунул ей в руки недопитую бутылку пива.
- Это пожар, вот это что, - сказал он и очертя голову бросился к двери. - Проклятье, у меня там остались…
Гедда повисла у него на локте.
- Стой!
- Вызови пожарных! - рявкнул Беренгарий, исчезая на дымной лестнице.
Гедда заметалась. Бросила пиво. Ворвалась в расположенный по соседству магазин, торгующий телевизорами и видеомагнитофонами, распугав чинных мальчиков в фирменных костюмах и нагловатых добродушных покупателей, потребовала телефон.
Вскоре крики о пожаре понеслись по всему зданию, несколько мальчиков с отчаянным видом подбежали к дубовой двери, за которой исчез Беренгарий, и отскочили, когда навстречу им повалили клубы дыма.
Пламя пожирало бесстыдное рококо, глодая золотые завитки, разбивая зеркала, повергая в прах голоногих нимф…
Откуда-то из дыма доносился отчаянный кашель Беренгария. По широкому мосту Нейтокрис, видные издалека, мчались три пожарных машины, оглашая вечерний город ревом.
Несколько книг и коробка с лазерными дисками, выброшенные из огня, скатились по ступенькам, и Гедда подобрала их.
- Беренгарий! - закричала она отчаянно.
Донесся треск - Беренгарий там, наверху, ломал дверь.
- Пропадешь! Дурак! - кричала Гедда, не помня себя от ужаса и все еще не веря, что все это происходит на самом деле.
Словно в ответ взревел огонь, и рухнуло перекрытие.
- Почему он не двигается? Все двигаются, а этот лежит, как труп.
- Он и есть труп. Ты как маленький, ей-богу.
- Его как будто бросили сюда. Он ничего еще не понял.
- Как обгорел-то, смотреть страшно.
- СТРАШНО?
- Отойдите, вы делаете ему больно. - Женский голос.
Санитары, подумал Беренгарий. Я жив.
Он ощутил безумный восторг и сразу ослабел от этого.
- Ему не может быть больно. - Мужской голос. - Он труп, дура.
- Не трогай его, дай человеку прийти в себя. - Опять женщина.
- Он прислушивается. Да отойди ты, его сейчас потянут назад. Дай я подержу…
Чьи-то руки переворачивают Беренгария на спину. Он открывает глаза и ничего не видит. Ослеп.
Отчаянный визг - откуда-то издалека, но тем не менее хорошо слышный.
- Сгорел! Сгорел!
Гедда. Это ее голос.
- Беренгарий сгорел! Уже второй, уже второй!..
Крик Гедды пробирает до мозга костей. Беренгарию хочется встать, бежать к ней. Он вздрагивает, напрягается.
- "Второй"? - Придушенный шепот. - О чем она говорит?
- Кто это кричал? - Мужской голос.
Это Гедда, хотел сказать Беренгарий, но не смог. Ничего, я выкарабкаюсь, Гедда, я жив. Это главное.
- Не уходи, - тихо проговорила какая-то женщина совсем близко. - Не слушай ее. Даже если это твоя мать тебя зовет - не возвращайся. Будет очень больно. Будет так больно, как не было никогда при жизни. Оставайся с нами. Мы поможем тебе.
Отчаянный голос Гедды, рвущийся как будто из самой ее утробы, постепенно начал затихать и смолк совсем. Стало очень тихо. Как будто в уши набили ваты.
Потом кто-то провел пальцем по слепым глазам Беренгария, и он стал видеть. Коснулся его ушей, и он начал слышать совсем другие звуки - тихую музыку. Как будто неподалеку веселится ярмарка, где продают разноцветные надувные шарики и сладкую вату на палочке. Там, по соседству, детские годы, подумал Беренгарий. Кружатся на карусели, пытаясь догнать друг друга.
Он лежал на траве, а вокруг сидели люди в светлых одеждах. У них были красивые, полные сострадания лица, озаренные внутренним светом.
Его голова покоилась на коленях молодой девушки, которая тихонько водила пальцами по его лбу, щекам. И неожиданно Беренгарий понял, что умер. Эта мысль наполнила его душу блаженством, и он заплакал.
- Могила, - повторяла Гедда, - могила.
"Вчера в Час Коровы по местному времени в аэропорту Нэш-Бэлит города Арбела (Ашшур) при заходе на посадочную полосу потерпел аварию пассажирский самолет "Нур-Син 747", принадлежавший компании "Люфтимпериум". Все находившиеся на борту погибли. К месту аварии выехала следственная комиссия. Правительство выражает соболезнование семьям погибших".
В салоне для некурящих было много свободных мест, поэтому Мирра удивилась, когда красивый немолодой мужчина уселся рядом с ней - он вполне мог устроиться возле иллюминатора. Но ему хотелось поговорить. Он вежливо спросил, не против ли она. Подумав, Мирра пришла к выводу, что, пожалуй, не против.
Поглядывая искоса на своего соседа, она пыталась отгадать - кто он. Строгий костюм, безукоризненные манеры. И благожелательность. Пожалуй, профессиональная.
И этот почти незаметный налет старомодности.
Мужчина снял очки, протер их, водрузил на нос.
- Вы пастырь, - сказала Мирра, торжествуя.
Он рассмеялся.
- Вы неплохо говорите по-ашшурски, - сказал он. - И догадливы.
Самолет взлетел над аэропортом Адиту, оставив внизу Вавилон с его башнями, почти сразу поднялся над вечными облаками и оказался в бескрайней снежной пустыне под ослепительным небом.
Мирра с пастырем говорили обо всем на свете и много смеялись. Когда официантка предложила им кофе, коньяк, пиво, пепси, они дружно взяли жиденькое светлое пиво.
Потом их сморило - от разговоров, от монотонного гудения мотора, от пива. Мирра откинула кресло и заснула почти мгновенно.
Она слишком много выпила и съела. В самолетах компании "Люфтимпериум" всегда кормят на убой. И никак невозможно отказаться, потому что деньги заплачены. Стоимость еды включена в стоимость билета.