Луринду рассмеялась. Зубы у нее крупные, лошадиные.
- Да ну вас!.. - с досадой вскричал Ицхак. - Только бы потеху устроить…
- Ты сам явился не один. Ты сам привел сюда Луринду, - сказал я. - Пришел бы один, не выглядел бы дураком в глазах любимой женщины.
Ицхак багрово покраснел. Схватил Луринду за руку и вырвал у нее рамку.
- Ваши фокусы!.. - рявкнул он. - Да она на живое тепло реагирует!.. Там, небось, какой-нибудь фотоэлемент…
- Там нет фотоэлемента, - сказала Луринду. - Я проверяла.
- Все равно… ее к кому ни поднеси, завертится, - упрямо повторил Ицхак и поднес рамку к самому носу близорукой девицы.
И тут…
С тихим гудением рамка начала набирать обороты.
Поначалу мы онемели. Потом Цира встала. Она очень побледнела. Теперь она смотрела на Луринду с неприкрытой злобой. Я видел, что ее гложет зависть.
- Поздравляю, - сухо сказала наконец Цира и отобрала у Луринду рамку. - Ты тоже Энкиду, девушка.
Луринду сняла очки.
- А нельзя это как-нибудь проверить более точно? То есть, я хочу сказать - более наглядно?
- Можно, - еще суше процедила Цира. - Собственно, для этого мы и пригласили Ицхака… одного, без спутников.
- Цира, - встрял Мурзик. - Так ведь радоваться надо, что еще одного скрытого Энкиду выявили…
- Я и радуюсь, - сказала Цира злобно.
- Да нет, подруга, ты завидуешь, - заявил Мурзик. - Последнее это дело - завидовать. Брось. Ты и без Энкиду хороша… Лучше тебя я и не знал никого, ни в этой жизни, ни в какой другой.
- Кроме сотника, - все еще сердясь, сказала Цира.
- Там другое, - отмахнулся Мурзик.
Цира помолчала немного. Я решил ей помочь.
- Дело в том, что наша Цира умеет отправлять людей в путешествие по их прошлым жизням. Цира - маг высшего посвящения… Ей многое доступно.
- Чего? - протянул Ицхак. - И сколько денег она делает на своей магии?
Глядя в сторону, Цира молвила ледяным тоном:
- Представьте себе, немало.
- Ну? - иронически произнес Ицхак и искривил бровь. - И насколько немало?
- Мне хватает, - отрезала Цира.
- Так у вас, моя дорогая, и потребности, небось, как у птички… Запудрить носик да скушать пряник…
- Помолчи пока, - сказал я Ицхаку. - У тебя, кроме бизнеса, есть что-нибудь за душой?
- Моя семитская гордость, - сказал Ицхак.
- Пусть твоя семитская гордость посоветует тебе не молоть глупостей, - сказал я. - По крайней мере, ближайшую стражу.
Ицхак замолчал. Видать, к гордости своей прислушиваться стал. Я задумался на миг, что я буду делать, если гордость присоветует Ицхаку начистить мне рыло. А она, гордость Ицхака, может. Еще как может. Потому что любимая женщина - рядом. Все видит и все слышит. И, возможно, ждет от него, Ицхака, геройских подвигов.
А Луринду встала, тряхнула волосами, поправила очки.
- Цира, - проговорила она и поглядела прямо на нашу Циру, - я прошу вас отправить меня в прошлую жизнь. В ту, где я была Энкиду… Если это, конечно, возможно.
Несколько мгновений Цира сверлила ее глазами. Потом холодно сказала:
- Это возможно.
Луринду лежала на моем диване, закутанная в мое одеяло. Все остальные сидели на полу. Мурзик расстелил для нас свое одеяло, чтобы не на голый, значит, пол вавилонским гражданам садиться.
Пришла кошка, устроилась в дверях, обмахнулась хвостом и вытаращилась. Котята - слышно было - бесчинствовали на кухне. Роняли что-то.
Цира добросовестно отправила плоскогрудую девицу в седые дали, и теперь Луринду рычала и злобилась не хуже нас с Мурзиком. Она говорила на языке Энкиду. Только голос у нее остался женский, тоненький. Мы с Мурзиком хорошо понимали, о чем она. Программистка из хорошей семьи рвала на части диких быков. Потом воровала скот у жалких пастухов и похвалялась этим. Съела кого-то живьем, и это ее насмешило. Исполнила исступленную пляску у костра. Погрозила богам кулаками. Обломала ветки у священного дерева. Совершила еще серию подобных бессмысленно-героических деяний. И пребывала от того в упоении…
Наконец Цира вернула ее назад и в изнеможении опустилась на мои руки.
- Мурзик! - крикнул я. - Воды!..
Мурзик принес стакан воды. Набрал в рот и фыркнул на Циру - чтоб очнулась. Цира очнулась и обругала Мурзика. Мурзик сконфузился.
Цира уселась у меня на коленях. Она мелко дрожала, как маленькая птичка.
Кошка, подумав, ушла.
Я погладил мага высшего посвящения по волосам и поцеловал в висок. Когда я наклонился над лицом Циры, я увидел, что возле ее глаза еще осталось желтоватое пятно.
Луринду застонала на диване. Открыла глаза. Нащупала и нацепила на нос очки.
- Ого! - промолвила она. Я отметил, что она очень быстро пришла в себя и мгновенно обрела способность к иронии. Немногим это удается, особенно после первого потрясения. - Вот это было да! Арргх!..
Она посмотрела по сторонам и попросила горячего. Мурзик сходил на кухню и принес ей чаю.
- Как впечатления? - хмуро спросила Цира, сидя у меня на коленях.
- Потрясающе! Все это, - она неопределенно махнула рукой, имея в виду мою тесную комнатку, - кажется теперь таким серым, таким тусклым, маленьким… после того… Какой молодой мир! Какой огромный человек!.. Как близки были боги!.. Какой… Неужели это - я?
Она вытянула руки, посмотрела на свои пальцы, на кольцо. Вздохнула. Мечтательно завела глаза за толстыми стеклами.
Ицхак глядел на нее недоверчиво.
- Ну и что? - заявил он наконец. - Вы погрузили ее в гипнотический транс. Она заснула. Любой бы заснул. Во сне хрипела, давилась и издавала неприятные, нечеловеческие звуки. Потом очнулась. Рассказывает свой сон. По-вашему, это должно меня убедить в том, что мой программист - Энкиду?
- И не только она, - убежденно сказал я. - Но и ты, Изя. Ты тоже. Отчасти.
Ицхак покрутил пальцем у виска. Что-то больно часто стал он повторять этот жест. В отношении меня, я имею в виду.
На следующий день я взял Мурзика с собой в офис. Мурзик откровенно перетрусил. По дороге несколько раз пытался попасть под машину и оказаться, таким образом, в травматической больнице.
Офис устрашил его даже больше, чем я подозревал. Мне пришлось тащить Мурзика в кабинет к Ицхаку едва ли не волоком по гладкому белому полу.
Ицхак сидел на столе и смотрел в окно на голубей.
- Можно? - спросил я, входя и втаскивая за собой Мурзика.
Ицхак повернулся в нашу сторону. Покачал ногой. Молча кивнул на диван.
Я утопил Мурзика в диване, а сам сел в кресло для посетителей.
- Ну так что, - сказал я, - ты еще не передумал брать Мурзика на работу?
Ицхак вытащил из-под стопки бумаг пачку документов, перелистал, скрепил степлером.
- Держи, - сказал он мне. - Рабовладелец.
Я тихонько зашипел. Шутки Изи начинали действовать мне на нервы. Ему-то мамочка никаких рабов не дарит. Ему-то не приходится тратить целое состояние на то, чтобы от этих рабов избавиться.
Мурзик сидел на краешке дивана и имел несчастный, всклокоченный вид.
- Забери, - сказал я, бросая документы Мурзику. - Сам будешь все оформлять. Мне некогда.
Мурзик осторожно взял бумаги. Можно было подумать, что я бросил в него что-то ядовитое.
- Вы мне хоть растолкуйте, господин, - жалобно сказал он, - про что тут написано… Как бы впросак, значит, не попасть…
- А он у тебя, что, Баян, неграмотный? - осведомился Ицхак.
- А зачем ему грамота? - удивился я. - Полы мыть грамота не нужна.
- Да? А если какой-нибудь документ случайно… на пол попадет, должен, по-твоему, квалифицированный уборщик понять, важный это документ или неважный?
- Уборщику лучше не понимать. Вдруг документ секретный?
- А мы ему язык отрежем, чтобы не разгласил…
- Так если он грамотный, он написать может и разгласить письменно…
- А мы ему пальцы отрежем, чтобы не…
- А как он будет пол мыть, если мы ему пальцы отрежем?..
Мурзик шумно икнул, сидя на диване. Мы с Изей перестали препираться и поглядели на моего раба. Он был бледно-зеленого цвета. Помолчав, сполз с дивана и на подгибающихся ногах приблизился к Ицхаку. Протянул ему бумаги.
- Это… - сказал Мурзик.
- Да перестань, - сказал Ицхак. - Это мы с Баяном так, для трепа.
Мурзик мялся. Я видел, что он не вполне верит Ицхаку. Я бы тоже на его месте Ицхаку не верил.
- Мурзик, - строго сказал я. - Возьми документы. Ты обязан их оформить и получить справку о трудоустройстве. Без этого я не смогу тебя освободить.
- А может, и того… - пробормотал Мурзик.
- Молчать! - рявкнул я. - Сам все знаешь, так что лезешь с глупыми вопросами…
Ицхак смотрел на нас с любопытством.
- Слышь, Баян, а что тебе так приспичило его освобождать-то? Подумаешь - великий Энкиду… Это когда было… Быльем уж поросло.
- Изя, - сказал я с расстановкой. Чтобы до этого твердолобого семита дошло, наконец. - Обратись к Цире. Она поможет тебе увидеть Энкиду. Спроси свою Луринду, в конце концов, если мне не доверяешь… Это не опасно, но - как бы сказать… В общем, обретение Энкиду меняет тебя… В лучшую сторону.
- Не заметно, - фыркнул Ицхак.
- Позвони Цире, - повторил я. - Я тебя прошу.
Ицхак замялся.
- Позвони, - сказал я в третий раз. Забрал мурзиковы бумаги, Мурзика и вышел. Изя остался сидеть на столе, покачивая ногой.
Цире он все-таки позвонил. Я понял это, потому что спустя несколько дней - это был как раз день Мардука - Изя явился на работу какой-то растерянный и помятый. Он явно не мог отделаться от впечатления, произведенного встречей с самим собой - Истинным и Великим.
Я решил помочь ему. Раскрепостить. Сделать атмосферу более дружеской, что ли.
- Арргх, Иська, - сказал я приветливо. - Йо-ло-ахх-аннья?
- Нгхама… - растерянно ответил Ицхак. - Йо ангья эннл'гхама ахха-а…
- Йо-ло, ребята! - крикнула Луринду, бросая сумочку на стул возле своего рабочего места. - Энн хха-хама?
- Харркья! - ответил я.
А Ицхак, чтобы скрыть смущение, рассмеялся.
Теперь нас было уже четверо - обретших Энкиду. И все мы, по странному стечению обстоятельств, работали в фирме "Энкиду прорицейшн".
Именно этой теме было посвящено небольшое заседание троих Энкиду, собравшихся за одним столиком в кафе во время обеденного перерыва. Жопа у меня еще приятно гудела после общения с проводками. И, как всегда после приемки прогностирующих ветров, я ощущал жгучий голод.
Мы разговаривали на нашем родном языке. Во-первых, нам было приятно говорить на этом языке. Во-вторых, даже случайно никто не смог бы нас подслушать. А нам до поры не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, о чем мы говорим.
- Может быть, вовсе и не случайно, что все мы сошлись под одной крышей, - сказала Луринду, потягивая молочный коктейль. - Может быть, в этом есть некая закономерность…
Ицхак посмотрел на нее с откровенной и жадной тоской. Луринду вдруг осерчала:
- Да ты не слушаешь, Изя! О чем ты думаешь?
- О нас с тобой, - послушно сказал Ицхак.
- Думай лучше об Энкиду.
- Я и думаю об Энкиду. Если мы с тобой оба являемся Энкиду, то…
- Ну, ну. Договаривай, раз уж начал.
- Уместно ли нам трахаться, Луринду? Может ли великий Энкиду трахать самого себя?
Ицхак был не на шутку огорчен. Я видел, что его искренне заботит эта проблема.
- Почему же нет? - спросил я резковато.
- Потому что… Ты, Баян, отказался владеть рабом, когда узнал, что вы с ним составляете одно целое. А я теперь, всякий раз вставляя своей девушке, представляю себе бородатого мужика с ахреновенными мышцами, который валяется в буйно-первозданном лесу и дрочит…
Луринду побагровела от ярости.
- Так вот ты о чем думаешь! - зашипела она.
- Тише, тише… - вмешался я. - Изя, тебе надо сходить к психоаналитику. Это рядовая сексуальная проблема… Это лечится.
- Дебилизм не лечится, - сказала Луринду. - Я почему-то себе ничего такого не представляю…
Ицхак посмотрел на нее жалобно, вздохнул и отвернулся.
Я взял шефа за руку.
- Успокойся.
- Тебе хорошо говорить! - закричал Ицхак. - У тебя таких проблем нет! Ты трахаешь Цирку, а Мурзик у тебя просто для услужения…
- Зато моя девушка трахается с моим рабом.
- Ну и что? Твой раб и ты - один и тот же человек. Как ты можешь ревновать сам к себе?
Я призадумался. Я действительно не ревновал Циру к Мурзику, но по какой-то иной причине. Даже не понимал толком, по какой.
Наконец я сказал:
- В тебе не так уж много от Энкиду, Изя. В Мурзике куда больше. И в Луринду, кстати, тоже. Трахай ее той своей частью, которая не Энкиду. Есть же в тебе что-то от Ицхака, правда?
- Правда, - сказал Ицхак.
- Я думаю, что член-то у тебя точно твой собственный, - добавил я. - У Энкиду он был куда здоровее.
Луринду расхохоталась и вдруг порывисто обняла Ицхака за плечи.
- Ничего, у Изеньки он тоже хоть куда, - заявила она.
Они поцеловались, а я потребовал, чтобы мне принесли кофе.
- …Притягиваются… Все Энкиду так или иначе притягиваются друг к другу… полубессознательно… - бормотал я, расхаживая по своей комнате. - Да, разумно. Возможно. Стало быть, необходимо проверить в первую очередь тех, кто притягивался к… Стоп. А почему? Ах, да. Название фирмы. "Энкиду". Подсознание реагировало на название фирмы. И притягивало… Кто притягивался к фирме в последние полгода? Буллит. Хорошо. Еще?.. Кто еще?..
Нашу бухгалтершу Аннини мы проверили на энкидусодержание тайком от нее еще несколько дней назад. Ни Аннини, ни ее ребенок отношения к Энкиду не имели.
Мурзик только что вернулся домой с медицинской комиссии. Эти комиссии занимали у него прорву времени. Поэтому жрать в доме было нечего. Мурзик ворвался весь потный, жалобно извинился за опоздание. Брякнул вариться макароны. Пока на плите булькало, Мурзик изливал мне жалобы на докторов. Его общупали и обмерили всего, заполнили карту цифрами и буквами. По мнению Мурзика, зловреднее всех были, как всегда, стоматологи и психологи.
Поев, я погрузился в раздумья, а Мурзик помыл посуду и уселся на полу - разбирать бумаги.
- Во, господин, гляньте.
Он протянул мне медицинскую карту. Я взял, недовольный тем, что он влез в стройный ход моих мыслей. Глянул. В графе "психическая нормальность" было проставлено: "С отклонениями непатологического характера".
- Это еще что? - грозно зарычал я. - Почему псих написал, что у тебя отклонения?
- А? - Мурзик заморгал. При виде того, как мой раб хлопает веками, ему кто угодно напишет, что он с отклонениями.
- Что ты психу набрехал, идиот? - завопил я. - Ты хочешь, чтобы тебя медкомиссия зарезала? Для чего я столько денег в тебя вбухал, образина? Чтоб ты так и подох в рабстве?
- Я, это… - пробормотал Мурзик и начал рассказывать с середины, как всегда, пренебрегая преамбулой. - Он меня, значит, посадил и стал спрашивать про то, про это… Ну, глупости всякие спрашивал. Что я чувствую, когда стою на мосту? Я говорю ему: "Знать бы, господин, что вы про это спросите… Что же вы загодя задание не напишете - мол, сходить постоять на таком-то мосту да подумать, что такого при том чувствуется… Ведь не я один - ведь многие так-то приходят и неподготовленные оказываются." Он разом осерчал. "Ты, небось, и читать-то не умеешь, так что для тебя еще задания какие-то писать". Я говорю: "Ваша правда, господин, читать не обучен, да растолковал бы мне кто-нибудь, что от меня требуется… А то поди сейчас упомни, что чувствую…" А он говорит: "Вспоминай теперь". И карандашом об стол постучал, сердито так. Я поднатужился. Потом говорю: "Ну, это… Иной раз думаю: вот ведь силища эта река - Евфрат… А иной раз просто в воду плюю и ни о чем не думается, так - легко на душе да весело…" Он что-то начиркал в карте, не в этой, а в той, что у него в журнале. Потом и вовсе дурной вопрос задал. "О чем ты, - говорит, - думаешь, когда видишь этот… Ну, который от дождя… Не капюшон, а иначе…"
- Зонтик? - спросил я.
- Во! - обрадовался мой раб. - А откуда вы, господин, знаете?
- Психоаналитики всегда про зонтик спрашивают. И что ты ответил?
- Что в глаза такой штуки не видывал. А что я должен ему ответить? У нас на каторге этих зонтиков отродясь не было. И на руднике не было, и на угольной, и на нефтедобыче, и на шпалоукладке тоже…
- Дурак, - сказал я. - Надо было отвечать: "О бабах думаю". Когда при виде зонтика о бабах думают, это значит - "без патологий". Когда о мужиках - то с патологиями… Или наоборот… Тьфу, запутался я с тобой, Мурзик. Ты меня с мыслей сбил.
Мурзик искренне огорчился. Попросил еще раз мысли ему изложить. Я повторил ход своих рассуждений - для Мурзика.
Мурзик призадумался. Потом сказал:
- А эти-то… писаки, что к вам в контору из разных газет приходили… Ну, еще когда в суд на вас подавали детсадовцы…
- Не в контору, Мурзик, а в офис. Привыкай говорить правильно.
- Да ладно, разницы-то… Притянулись к вам писаки, верно?
- Верно-то оно верно, Мурзик, да только как их сейчас найдешь… Их всех найти надо, проверить индикатором, убедить… Тут нужна долгая индивидуальная работа.
- А этот - ну, индикатор… циркина потешка… - сказал Мурзик. - Он ведь на следы Энкиду срабатывает.
Я не понимал, к чему клонит мой раб. А Мурзик пояснил:
- Надо взять ихние газетки да поводить рамкой. Если кто-нибудь из писак - Энкиду, рамка задергается. И тогда уж ловить собрата - через редакцию или еще как…
Мысль была дельная. Я вытащил из-под дивана подшивку газет. Я храню все газеты и журналы, где хотя бы вскользь упоминается деятельность нашей фирмы. Я горжусь своей работой. Кроме того, публикации помогают мне поддерживать авторитет в семье. Они производят должное впечатление на мою матушку.
Позвонил Цире. Рассказал о мурзиковой идее. Цира тоже нашла идею вполне дельной и обещала завтра заехать с индикатором.
Я похвалил Мурзика и велел ему идти спать.
- Теперь "Обсервер".
Я вытащил глянцевый журнал. Быстро перелистал, отыскивая страницу, посвященную "журналистскому расследованию", произведенному корреспондентом в центральном офисе нашей фирмы. Таблички глухо постукивали при перелистывании. Статья начиналась так: "Новое и оригинальное - как правило, хорошо забытое старое и банальное. Тем не менее, даже древность традиции, возрожденной фирмой "Энкиду Прорицейшн", не уберегла эту многообещающую организацию от нападок невежд…"
Статья мне нравилась. И помещена в солидном издании. И иллюстрирована прекрасными фотографиями: Ицхак в офисе возле компьютера, мы с менеджером склоняемся над столом, заваленным бланк-заказами…
Рамка не шевелилась. Как убитая, честное слово.
Цира отняла руку с индикатором от журнала.
- Ничего не получается. Глупая затея. От начала и до конца - глупая.
- Чего от Мурзика ожидать, - проворчал я. - У него вон, и психоаналитики отклонения нашли.
- У меня отклонения не… это… патологические, - сказал Мурзик.
Цира с интересом посмотрела на Мурзика.
- А ты что, правда - того?
- Да ну вас всех, - обиделся Мурзик. - Вы, свободные, вечно… цепляетесь… Для вас кто раб, тот и того… Почем я знал, что как увидишь зонтик - так о бабах думать надо…