* * *
Правда, на таких пирушках бывал он нечасто, обычно ранг был заметно попроще. Вот и сегодня их пригласили казаки, прикомандированные к дивизии Чернышева.
– Кто приглашал-то?
– Пугачев Емельян, – отозвался Никифор, перебрасывая с натугой бочонок рома на другое плечо. Такой же бочонок тащил и сержант, но ему вес казался "детским".
– Трофеи притащил, вот и гуляет по случаю.
– Что-то слышал о нем, – наморщил лоб Игорь.
– Да мог и слышать, – согласился каптенармус, – казак добрый, не раз в боях отличался. Молодой еще – твой ровесник, а вот тоже молодец.
Вообще, отношения с казаками поначалу не слишком складывались, но постепенно улан начали воспринимать как равных, и это с учетом того, что уланский полк успел завоевать славу одного из лучших полков русской армии. Во многом этому поспособствовал попаданец, гонявший подчиненных "в хвост и в гриву". Но и результат – теперь "его" уланы считались лучшими кулачными бойцами, лучшими фехтовальщиками и лучшими плясунами в русской армии.
– Проходите, гости дорогие, – поприветствовал их пожилой казак. – Да вы, никак, со своей вы- пивкой?
– Ну дык, – важно ответил Трифон, – командир (тут он покосился на сержанта) разрешает пить только на отдыхе, вот и накопилось.
– По-казачьи, значит, – как-то неопределенно выразился встречающий, остро глянув на попаданца.
Казаки Игоря впечатлили – это были не те… ряженые с медалями "за возрождение снохачества" во всю грудь. Эти были такие волчары, что отчетливо повеяло воспоминанием из детства, похожее было, когда к отцу приходили друзья-"афганцы". Сейчас вроде и сам вояка не из последних, а вот поди ж ты…
Пели, пили, танцевали и постоянно прощупывали друг друга. Любое действие или фраза могли иметь двойное и тройное дно.
– А какого-то роду-племени? – достаточно грамотно вплел вопрос один из хорунжих, обратившись к Игорю.
– Русского, – лениво ответил тот. Затем вспомнил бабушку-немку и добавил: – И немного немецкого.
Снова надоевшие переглядывания старшины – они явно строили насчет него какие-то домыслы и замыслы. Пусть Игорь и не был детективом-любителем, но таких вот взглядов было слишком много, чтобы их игнорировать.
Офицеры в полку, и не только, сам Салтыков, теперь вот казаки. Судя по всему, они уже как-то "определили" статус попаданца и, вполне возможно, – семью.
Игоря иногда аж прорывает – настолько хочется в такие моменты подойти, взять "многозначительных" за грудки и спросить:
– Да за кого же вы меня принимаете?!
К превеликому своему сожалению, парень не то чтобы совсем не разбирался в истории… Попади он во времена Великой Отечественной – тут да… Петра Первого? Похуже, но основные даты помнил. А вот дальше… До начала Крымской войны – сплошное "белое пятно", да и потом – не сказать, чтобы великий знаток. Увы, но как раз по истории он получил тройку в аттестат, да и то, следовало признать, что большая часть его исторических знаний появилась не благодаря чтению книг.
Увлечение музыкой и знание основных композиторов, их произведений и в какое время, в каких государствах и при каких правителях они работали. Аналогично и с художниками… Более поздняя, современная история и вовсе – обрывки "срачей" на соответствующих форумах.
Наконец, когда ему надоели многозначительные взгляды и недомолвки, парень сделал решительный жест рукой от себя:
– Хватит играть словами. Хотите что-то сказать, говорите прямо, и не сегодня, сегодня мы пришли пить, петь и плясать.
Старшина, не сговариваясь, склонил голову, и уланский сержант из двадцать первого века потихонечку запел:
Выйду ночью в поле с конем,
Ночкой темной тихо пойдем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем…
Ночью в поле звезд благодать,
В поле никого не видать,
Только мы с конем по полю идем,
Только мы с конем по полю идем,
Только мы с конем по полю идем,
Только мы с конем по полю идем…
Сяду я верхом на коня,
Ты неси по полю меня,
По бескрайнему полю моему,
По бескрайнему полю моему…Дай-ка я пойду посмотрю,
Где рождает поле зарю,
Ай брусничный цвет, алый да рассвет,
Али есть то место, али его нет.
Ай брусничный цвет, алый да рассвет,
Али есть то место, али его нет.
Полюшко мое – родники,
Дальних деревень огоньки,
Золотая рожь да кудрявый лен…
Я влюблен в тебя, Россия, влюблен…
Золотая рожь да кудрявый лен…
Я влюблен в тебя, Россия, влюблен…
Пели долго, и нельзя сказать, чтобы многие песни понравились Игорю. Пусть он и пробыл здесь достаточно долго, но некоторые вещи отказывался воспринимать в принципе.
Затем, когда обстановка стала слишком уж "минорной", Андрей вышел в круг и начал танцевать. Поскольку за его движениями была школа, то казаки оживились.
– Давай-давай, – орали они, хлопая в ладоши. Вскоре загудел барабан, послышались нежные звуки свирели, и между хозяевами и гостями развернулось соревнование – кто спляшет лучше.
– Емелька, давай-ка в круг, Пугачев! – заорал немолодой есаул.
Выскочил молоденький, отчаянного вида казак и показал класс – уровень был бы хорош даже для двадцать первого века.
– Боярин, покажи им! – раздались крики улан, и Игорь не выдержал. Скинув мундир и перевязь с саблей, он вышел в круг и начал плясать русскую.
Глава 4
– Простите, сержант, это вы написали песню "Выйду в поле с конем"? – обратился к Игорю подошедший молоденький круглолицый семеновец с юношеским пушком на щеках, недавно прибывший в лагерь с компанией таких же молоденьких новичков.
– Я, – невозмутимо ответил попаданец (он уже давно решил для себя проблему с авторскими правами – в свою пользу, разумеется). – С кем имею честь?
– Ох, простите, – засмущался парень, – Волков Александр Иванович, капрал Семеновского полка.
– Тимохин Семен, сын Иванов, рядовой Семеновского полка, – представился второй.
– Алексеев Михаил, сын Трофимов, рядовой Семеновского полка.
Парни были как на подбор – рослые, белобрысые, румяные – типичнейшие русаки.
– Русин Игорь Владимирович, – представился сержант.
– Мы знаем, – ляпнул Михаил и смутился: – Извините.
– Бывает, – пожал плечами Игорь.
– Может, без чинов? – предложил капрал-семеновец. Попаданец согласился, и потекла неторопливая беседа "ни о чем". Нет, это не было тратой времени или чем-то подобным – этикет…
Положено вот проговорить определенный минимум "о погоде" – так говори. Обсудили новости военные и новости Петербурга, затем перешли на тему военных подвигов, пытаясь выпытать у улана какие-то подробности.
– Извините, господа, о себе говорю, только когда начальству докладываю, по-другому не приучен, – чуточку резковато отозвался парень. Взгляды гвардейцев стали еще более уважительными – такое здесь встречалось нечасто.
– Извините, сударь, – начал было капрал.
– Игорь. И не извиняйтесь, я прекрасно понимаю, что мы пока не знакомы толком и какие-то шероховатости – это норма.
– Хорошо. Понимаете, информация о войне очень уж противоречивая, вот и хочется выяснить что-то поподробней. А то сослуживцы нам столько баек понарассказывали… Поняли только, что главный местный герой – Григорий Орлов из Измайловского.
Добродушно хмыкнув, улан весело произнес:
– Ну, для измайловцев, возможно.
– А так? – жадно спросил Семен.
– А так… Понимаете, есть разные формы героизма. Есть – полезные для дела. Вот казачки недавно подорвали у пруссаков пороховой склад. Имущество повредили да народу побили… Страсть! И что? Ну, отметили приказом – и все. Дескать, неблагородно воевали, как тати в ночи… А Григорий? Героически отличился при Цорндорфе – воевал лихо да с ранами потом в строю стоял. Герой?
– Конечно! – вырвалось у капрала.
– Согласен, – кивнул Игорь. – Вот только какой прок от его героизма? Пролом в стене захватывал или шеренги пехотные у врага прорывал? Нет, просто сабелькой помахать захотелось. Да и с ранениями… Ну много ли навоюет человек, которого саблей резанули или штыком? Его ж если не перевязать побыстрее, то он кровью за несколько минут истечет… Так что сильно подозреваю – его товарищам от такого геройства было одно расстройство, не самим воевать, а за Орловым присматривать. А так да, герой!
Разговаривали достаточно долго и откровенно, свою точку зрения он не скрывал и скрывать не собирался. Отношения между армией и гвардией всегда были натянутыми, вот и… Ну в самом деле – через кампанию прошла уже большая часть армии, кроме вовсе уж далеких гарнизонов где-нибудь в Сибири да престарелых ветеранов.
А гвардия? Выборочно, мать их, рота от каждого полка. Да и рота только по названию… Зато обоз! И нужно еще учесть, что большая часть гвардейцев не собиралась нести повседневные тяготы войны, то есть мелкие стычки, караулы, работы по благоустройству лагеря и прочее. Они готовы были воевать, но только во время больших битв, где можно отличиться под взглядами начальства.
Исключения? А как же, были. Некоторые гвардейцы были в своеобразных "командировках" в каких-то армейских полках, и нужно сказать, что воевали они вполне грамотно – в большинстве. Но откровенно говоря, были их немного… А зачем? В Петербурге как-то уютней, да и возможностей сделать карьеру при дворе как-то больше.
– В общем, господа, решать вам, и только вам, – подытожил Игорь. – Просто… Если вы пройдете даже не всю, а только часть кампании "от и до", как и вся армия, то поверьте, уважения вы добьетесь. Да и в дальнейшем… Не скажу, что это скажется на карьере, тут уж вилами на воде писано. Но вот если вы будете понимать возможности солдат, то и задачи будете ставить намного более грамотные. Да и сами солдаты будут знать, что вы приказываете выполнять только то, что некогда выполняли сами.
Пришел приказ перебазироваться в Силезию, и, как шепнули знакомцы из ставки, ожидаются не очередные маневры с "покусыванием" друг друга, а "нормальная" битва. Звучит дико, но Игорь обрадовался такому известию. Не из-за кровожадности, просто русская армия имела больше мирных потерь, чем военных.
Снабжением частично занимались союзники, и нужно сказать, занимались отвратительно. Ну как обычно, австрийцы в своем репертуаре…
* * *
– Простите, господа, – расшаркивается перед русскими союзниками австрийский представитель, ответственный за поставку продовольствия, – наша вина, в ближайшее время мука будет доставлена.
– А сейчас моим солдатам что есть? – спрашивает один из пехотных полковников, покрываясь красными пятнами.
– О, скоро привезут! Скоро!
Австриец еще раз раскланивается и как-то очень ловко исчезает, не давая вставить слово.
– Вот же заразы немецкие! "Скоро!" Из-за них солдаты то и дело гнилье жрать вынуждены и животами маяться. Сколько из-за них полегло в землю – едва не больше, чем от прусских пуль и штыков!
– Сергей, успокойся, – сжимает плечо полковника один из товарищей, – делу этим не поможешь.
* * *
Так что крупная схватка, после которой в любом случае будет длительный отдых (пусть даже не сразу) и относительно нормальное снабжение, гораздо лучше, чем постоянные маневры и рейды.
Проблема была еще и в том, что уланы оказались слишком хорошим и универсальным видом кавалерии, и потому полк был востребован, даже чрезмерно. Как-то так вышло, что он выполнял как драгунские, так и казачьи виды "работы", плюс свои собственные – и уланы работали буквально на износ. Пока потери были приемлемыми, да и пополнение неплохим, но было ясно, что долго так продолжаться не сможет.
Остановились около Кунерсдорфа, и снова уланам нашлась работа. Пока пехота возводила укрепления, тяжелая кавалерия и большая часть драгун отдыхала. Легкая же кавалерия, уланы и несколько драгунских полков конной службы начали заниматься разведкой и тревожить тылы пруссаков.
Выглядело это следующим образом: легкая кавалерия вела разведку, а наткнувшись на что-то серьезное, звала "старших товарищей". Так и ездили эскадрон драгун или улан в центре и разъезды легкой кавалерии по сторонам.
Бой начался с утра, и доминировали в нем пруссаки, умело расставив артиллерию. В русской же армии, увы, все обстояло решительно наоборот… Наша артиллерия за каким-то чертом расположилась в низине, да так "удачно", что большая часть пушек не успела выстрелить хотя бы по разу, как орудийная прислуга была уничтожена прусскими артиллеристами. Хуже того, после обстрела немца налетели на батареи и утащили к себе больше ста пятидесяти пушек!
Левый фланг в результате просел, и нашим войскам пришлось тяжело. Досталось и уланам, они уже больше десятка раз ходили в "тревожащие" вылазки и здорово вымотались.
– Паршиво, – флегматично заметил Игорь, врачуя товарищей после боя. Ну, как врачуя… Как умел. Помогали сослуживцам и остальные уланы – курсы медбратьев дали свой результат, и все ветераны в его эскадроне разбирались теперь в медицине не многим хуже санитаров времен Великой Отечественной. Смешно? Да не очень, по здешним временам это очень продвинутый уровень…
– Ишшо как паршиво, – поддержал его Никифор, – ети паршивцы разместили пушки без мозгов, а из-за нескольких дурней нам теперь…
Тут каптенармус выругался очень грязно, затрагивая родителей, скотину, пушки, домашнюю утварь и христианских святых. Кстати, мата в привычном понимании здесь не было. Мат здесь – обычные слова, обозначающие соответствующие части тела и действия, и ругательными они не были. А вот "голова куриная" – это да, обидно…
Спешенные уланы сидели сейчас вперемешку с пехотой на еврейском кладбище, именно здесь неожиданно оказался центр схватки.
– Опять пошли, – прокомментировал Андрей, выглянув из-за надгробия. Выглянул и попаданец, да, шли пехотинцы… Стоп, а за ними-то гренадеры!
– Ребята, глядеть в оба, за пехотой – гренадеры, – скомандовал Русин, – зуб даю, врукопашную придется схватываться.
– Етическая сила, – сплюнул один из пехотинцев, выразительно вытянув перевязанную ногу. Так уж вышло, что немалая часть солдат, засевших на кладбище, были ограниченно боеспособные…
– Не боись пехоты, – покровительственно сказал попаданец, чувствуя прилив адреналина, – ваше дело – стрелять метко, а уж врукопашную мы и без вас прогуляемся. Послышались смешки улан, подначки деревенского уровня, и как-то быстро напряжение пехотинцев пропало, начались ответные шуточки, кто-то запел крайне скабрезные частушки.
Пруссаки тем временем подходили все ближе, уже слышны были звуки флейты, вот и барабаны теперь слышно.
– Товсь! – скомандовал Игорь. – Ребята, кто привык полагаться больше на саблю, чем на пистолеты, отдайте пехотинцам.
С этими словами он вытащил свои, огнестрел Игорь не слишком жаловал. По крайней мере, местный.
Стрелять начали, когда пруссаки подошли на полсотни метров, раньше было бессмысленно.
– Бббахх! – раздался недружный залп из-за ограждений, и первые ряды пруссаков повалились, остальные же ускорили шаги. Пространство заволокло дымом, и теперь стреляли только те, кто по каким-то причинам могли видеть противника.
– Атака! – прозвучала команда на немецком, и враги кинулись на русских солдат рассыпным строем. Идея не самая удачная – русские уже как-то ориентировались среди нагромождения камней, а вот немцы – нет. Плюс не до конца рассеявшийся дым и пистолеты улан.
Сами уланы в большинстве своем атаковали с пиками, дрын трех с половиной метров длиной, да еще если ты им владеешь, оружие страшное, и уж точно, лучше мушкета с багинетом. Хотя бы тем, что длинней…
Командовать в такой обстановке – дело бессмысленное, разве что ближайшие несколько человек тебя услышат. Так что "боярину" оставалось надеяться только на выучку своих солдат.
Игорь делает короткий выпад и еле заметно шевелит кистью – и вот широкий наконечник пики чертит кровавую полосу поперек горла гренадера, вставшего на пути Русина… Движение продолжается, пика попаданца влетает в глазницу немецкому пехотинцу, с влажным чавканьем вылетая обратно…
Целится в уланского сержанта немецкий пехотинец из мушкета – скользнуть в сторону, тупым концом пики заехать в пах очередному гренадеру, замахнувшемуся клинком, упасть…
Бах! Мимо! Пуля – дура…
– Хха! – Бросок пики с натужным выкриком в стоящего за полтора десятка метров от попаданца пруссака, прицелившегося в кого-то из улан.
Попал, не зря острожный выходец из будущего отрабатывал и такие экзотические действия. Древко вошло в грудную клетку врага почти до середины, тот упал вперед, но пика уперлась в надгробие, не давая немцу повалиться в сторону. Ноги вражеского солдата в агонии скребли по земле, но через несколько секунд он затих, застыв причудливой кровавой композицией.
– Рраа! – отчаянно орет Игорь во всю мощь здоровых, непрокуренных легких, заставляя отшатываться грязного гренадера, подошедшего слишком близко. Сабля из ножен, отмахнуться от летящего в живот багинета, кончиком клинка разрубить переносицу сжимающемуся на мушке врагу…