Несмотря на все интриги попаданца, непотопляемая Екатерина все оставалась супругой будущего императора. Можно, разумеется, и не увлекаться "игрой", став по-настоящему нейтральным. Но… князь прекрасно помнил, как на одном из балов хорошо подпившая Като принялась приставать к нему в углу за портьерами.
Не желая лезть в чужую супружескую жизнь… да, откровенно говоря, женщина вдобавок не была в его вкусе. Так вот – князь просто отстранил ее и ушел. Через несколько дней в зеркальной поверхности он увидел взгляд Екатерины, смотревшей на него. Там была такая ненависть…
Офицер не знал – играет ли обида отверженной женщины или что-то другое. Однако такие глаза он часто видел у врагов, несущихся на тебя с клинком наголо и желающих непременно, любой ценой убить врага.
После этого случая, и без того расположенный к Петру, он сделал свою ставку – на законного императора. Возможно, та Екатерина и впрямь была Великой и многое сделала для страны. Но эта… Эта заводила любовников без всякого стеснения, брала деньги у дипломатов вражеских держав и желала власти – власти любой ценой. Попаданец принял решение – она не должна прийти к власти и если понадобится…
Глава 8
Повлиять на Петра Грифич так и не смог. Не смог Миних, Воронцов… Петр Федорович был твердо убежден, что поскольку он законный государь, то идти против него никто не посмеет. Вот вроде умный же человек, но откуда в нем этакая прекраснодушность? Сколько переворотов совершилось уже в России, и все равно – "не посмеют"…
Однако и сделать ничего Игорь толком не мог – влияния не хватало. Ну и, помимо всего прочего, сейчас как раз был своеобразный период междувластия, когда не ушли еще прежние сановники и не уселись достаточно уверенно нынешние. И естественно, были игроки, игравшие только за себя.
Не только Екатерина – хватало и других ловцов удачи помельче. Были партии английские и французские, австрийские, прусские… даже шведская, вот позорище-то! Были желающие посадить на трон так называемого императора Ивана – сына Анны Леопольдовны, который почти всю жизнь провел в заточении, свергнутый Елизаветой.
Все, что князь мог реально сделать, так это способствовать собственной популярности и популярности Петра. Семеновский полк он мог считать "своим", хорошие шансы при заварухе он имел и у измайловцев. Поднимутся за него и армейские полки, расквартированные под Петербургом. Не все, разумеется, да и гвардия просто-напросто ближе… Но хоть что-то надо делать?!
Пьянки-гулянки попаданец отмел, зато идея с песнями показалась разумной. В итоге он буквально "изнасиловал" свою память, но написал каждому гвардейскому полку собственную песню и собственный марш. Понятное дело, что написал (точнее будет, вспомнил и записал) он не только для гвардии, но и песни вообще, запустив "в народ" такие нетленки, как "Враги сожгли родную хату" и "Черный ворон". Популярность поднялась, но…
Против Петра уже практически в открытую играли французы и англичане, снабжая сторонников деньгами. К великому сожалению Грифича, на такое в эти времена практически не обращали внимания – норма, ети… Кошели с серебром раздавались практически в открытую. А Петр? Пребывал в благодушном настроении и наслаждался жизнью, в открытую поселив фаворитку в своих покоях и выселив супругу в другое крыло дворца.
* * *
Князь здорово подружился с Павлом, воспринимая его, скорее, как младшего брата. Мальчишка чувствовал такое отношение и тоже относился к князю очень тепло. Если Панин был скорее некий надзиратель, пусть и достаточно либеральный, то Игорю просто не приходилось прибегать к розгам или угрозам таковых. Достаточно было сказать: "Я обиделся на тебя" – и мальчик старался исправиться. Возможно, такое влияние попаданец приобрел благодаря привычке честно и открыто отвечать на все вопросы. Ну… почти на все – на некоторые он просто признавался, что не знает ответа, или говорил, что "для твоего возраста такие знания не нужны".
Павел крайне тяжело воспринял смерть Елизаветы и окончательную размолвку отца с матерью. Отца он любил, и нужно сказать, что Петр старался уделять мальчику внимание, играя с ним в солдатики, чехарду или прятки. А вот мать… К матери он и раньше относился не слишком тепло – Екатерина была откровенной "кукушкой", забегая пару раз в неделю и обычно в самое неподходящее время. Для нее было нормой зайти к сыну после бала и потискать его как игрушку, обдавая винными парами. Несколько минут нежностей, и она убегала с очередным кавалером.
Однако мать есть мать – возраст у Павла пока такой, что без нее не обойтись. Ну и видя ее ссоры с отцом, кавалеров, запах вина… Чувства к Екатерине у цесаревича были двоякие…
В общем, психика ребенка получила тяжелый удар, и Грифич старался смягчить его состояние. Обычно новыми играми или нехитрыми изобретениями. Вот и сейчас…
– Игорь (они давно называли друг друга по имени), а это что? – с удивленным видом спросил мальчишка, глядя на чудную конструкцию. Не менее удивленно выглядели его сверстники – князь все-таки "пробил" идею класса.
Современники попаданца опознали бы в конструкции прообраз велосипеда – без педалей и на колесах типа тележных, разве что повыше уровнем.
– Самокат, – отозвался наставник, – попробуй!
Показав, как тут можно пробовать, он отдал конструкцию детворе. Попробовали… Впечатлились – и во дворце уверенно прописались скрипучие двухколесные механизмы, а ребятня принялась осваивать их, играя в догонялки и гоняя на скорость. Все бы ничего, но были и аварии, в основном, страдали лакеи, в которых врезались малолетние гонщики.
– Государь-цесаревич, ну негоже так-то гонять! – то и дело звучала плаксивая фраза очередного пострадавшего. Павел или другой "гонщик" из детской компании винились, но не унимались.
Впрочем, лакеи быстро научились реагировать на детские крики и поскрипывание колес.
Были изобретения и для придворных…
– Вот… думки, – бросил он на столик, за которым скучали сановные старички, кроссворды и сканворды, адаптированные под нынешние реалии. Старички маразмом не страдали и быстро разобрались в сути – так у Двора появилось новое развлечение, причем, что интересно, люди пожилые больше полюбили составлять кроссворды и сканворды, чем их отгадывать. Ну а князь, пользуясь привилегиями директора Шляхетского корпуса (а точнее, имеющейся там типографии), начал выпускать небольшими тиражами самые интересные произведения с указанием авторства в каждом конкретном случае. Вскоре тиражи "Думок" стали тысячными, принося Корпусу довольно заметную прибыль.
Посмотрев на успех "Думок", он озадаченно почесал затылок (мысленно) и обругал себя – идея-то витает в воздухе…
– Государь, прошу дозволения выпускать газету, – обратился он к Петру. Князь ожидал хоть каких-то вопросов – пусть формальных, но нет, Петр Федорович аж вскочил от возбуждения:
– Дозволяю!
Правда, потом уже начались вопросы, но видно было, что попаданцу Петр доверяет и интересуется, скорее, из любопытства. Газета в городе уже была – официальные "Ведомости", но была она нерегулярной, неструктурированной и достаточно скучной.
Понятно, что асом журналистики Игорь не был, но какое-то представление о работе газетчиков все-таки имел. Так что к началу июня вышел первый номер "Известий Петербурга", в которых была страничка новостей, страничка сплетен и слухов, сканворды, кроссворды, поздравления и другие вещи, привычные его современникам. Первый тираж напечатали всего в пятьсот экземпляров, но в итоге его пришлось допечатывать несколько раз, и общая численность проданных газет перевалила за десять тысяч.
Следующий тираж напечатали сразу десятитысячным – и снова желающих оказалось больше, чем экземпляров газет. Но князь предвидел (надеялся) такую ситуацию, и потому на последней странице была информация о подписке на "Известия". Горожане подсчитали, и… оказалось, что годовая подписка обойдется дешевле, чем еженедельная покупка "Известий" – и не факт еще, что можно будет ее приобрести…
– Экий ты хват! – с долей восторга отреагировал Миних. – Самому-то большая доля досталась?
– Десятая часть.
– Скромно, – неопределенно сказал фельдмар-шал.
– Ну а что, – пожал плечами князь, – все равно типография Корпусу принадлежит, да и я сейчас налажу дело да отойду в сторонку, а деньги-то будут идти.
– Умно, – медленно протянул Бурхард, – я в твои годы так просчитывать не мог.
– Не прибедняйся! – хохотнул собеседник.
– Не мог, – качнул головой немец, – я как строитель и военный соображал хорошо, а вот в таких вопросах, бытовых… Тут я часто промашку давал.
С Минихом Грифич накрепко подружился. Казалось бы, разница в возрасте (почти шестьдесят лет!) и жизненном опыте колоссальна, но насколько одинаково они смотрели на многие вещи! Оба совершенно нетерпимые к безделью, великолепно образованные… Да, попаданец тоже великолепно – программа школы двадцать первого века плюс увлечения сделали из него личность весьма и весьма грамотную – по местным меркам. Впрочем, и по меркам двадцать первого века.
Да и после начала военной карьеры в попытках утолить информационный голод улан учился – поначалу былины и русскую историю, затем языки, труды древних и современных полководцев. Ну и, разумеется, пытался применять свои математические познания для баллистических расчетов, строительства и т. д. Получалось. Вот с физикой было заметно хуже, а про химию и говорить нечего – совсем беда… Какие-то обрывки в памяти еще плавали, но он сомневался, что удельный вес водорода может иметь здесь какое-то значение. Особенно если из всех доказательств и расчетов только "Мамой клянусь, да!".
* * *
– Здорово, Емеля! – приветствовал он казака в чине урядника, возглавляющего небольшую компанию.
– Здравствуй, твоя светлость! – засмущался казак.
– Хорош, Емельян, – засмеялся князь, – не на службе. Мы с тобой столько раз в одних битвах бились, да бок о бок в них сходились, что не чинись.
– Хорошо, княже, – хмыкнул казак и потеребил короткую бородку, – только Игорем тебя звать не буду, лучше уж княже.
– Да как хочешь, – махнул рукой Грифич и повел донцов устраиваться во дворце.
Предыстория же такова:
– Хорошо бы подобрать Павлу не учителей, а… – Грифич неопределенно повертел кистью и поудобней устроился в мягком кресле. Петр терпеливо ждал – наставник сына попусту к нему не лез, так что в заминке он не видел ничего страшного. – Не наставников, а людей бывалых в окружение. Таких, знаешь, чтоб солдаты были, казаки, монахов парочку, еще кого-то можно… Ну и чтоб все они были путешественниками да людьми бывалыми.
– Идею уловил, – кивнул государь, – и в принципе одобряю. Только как людей подбирать будешь?
– Ну солдаты проблемой не будут – по одному человеку из гвардейских полков, да из обычных, но отличившихся. Мои уланы, апшеронцы, еще кого. Казаков тоже подберу, сталкивался, знаю людей надежных.
– Инородцев на себя возьмешь? – После вопроса Петр раскурил трубку и кликнул слугу открыть окно – отношение Грифича к табачному дыму знал весь Петербург.
– Калмыков могу, – задумался князь, – есть там парочка хороших парней, а вот с остальными как-то не сталкивался. Да! С вопросами по поводу духовенства лезть не буду, но знаешь, лучше взять не тех, кто с детства в монастырях, а таких… Чтоб после горя туда ушел, и желательно, чтоб немцы или турки насолили крепко. А до этого чтобы купцами были, дворянами или крестьянами – тут не важно. Важно, чтобы они успели жизнь повидать за пределами стен монастырских.
– Много думаешь набрать?
– Нет, – замахал руками попаданец, – человек тридцать, не больше. Скорее, даже меньше. Тут главное не количество, а качество – пусть привыкает общаться с людьми из разных сословий да разных краев империи. Полезно будет.
– Займись, – кивнул ему Петр Федорович.
…Что государю, что наследнику выбранные попаданцем люди понравились.
– Интересные, – задумчиво сказал мальчик после примерно двухчасового общения с ними, – особенно этот… Пугачев.
– Да, колоритный казачина, – согласился с ним отец, – и боец славный, если верить князю… Да верим-верим, – успокоил он попаданца.
– Мне еще Аюка понравился и Матвей Прохоров из Апшеронского, – сказал Павел, а потом добавил тактично: – И Никифор из твоего уланского.
– Эх, – взъерошил Рюген волосы мальчишке, – не надо. Знаю, что дядька он суровый, а точнее, кажется так. Сейчас присмотрится малость, освоится – и ты удивишься, как интересно он может рассказывать об обычных вещах.
– Обычных? – непонимающе посмотрел на князя Петр. Тот поскреб подбородок (бриться каждый день он считал излишним) и протянул:
– Из чего крестьянские поверья рождались, приметы лесные, да многое! Но главное – он отличный мастер конного боя – один из лучших, что я встречал.
Государь выпятил губы в трубочку и с иронией посмотрел на собеседника:
– Своего расхваливаешь?
– Не без того, – согласился Грифич, – вот только конному бою учил меня именно он.
Глава 9
"Свита" пришлась Павлу по душе – бывалые люди, успевшие помотаться по свету, да еще и с хорошо подвешенными языками. Особенно подружился мальчишка с Пугачевым – казачина был на редкость обаятельным. Ну и Никифор постепенно осмотрелся и начал учить ребенка верховой езде.
– Смотри, Игорь! – звонко кричал цесаревич. – Я вот так могу!
Затем он показывал какой-то новый трюк и заливался счастливым смехом.
Поселили компанию во дворце, хотя, разумеется, отдельных покоев на каждого не было. Так – полдюжины комнатушек-кладовушек, половина из которых не имела даже окон. На том, чтобы его приближенные жили во дворце, настоял сам Павел, а государь возражать не стал – люди все проверенные, да и не объедят.
* * *
Предстоящая коронация и попытка как-то помешать ей тревожили Грифича, но другие члены партии Петра не видели в происходящем ничего страшного.
– Да пошумят и успокоятся, – махал рукой Панин. – Что я, гвардейцев не знаю? Да и у придворных вечно какие-то интрижки на уме… Не обращай внимания на разговоры, если бы они выполняли хоть сотую долю того, что обещают, давно бы уже гремели, как Потрясатели Вселенной.
В словах второго наставника цесаревича была доля истины – поговорить "за политику" здесь любили, но крайне редко разговоры эти заканчивались хоть какой-то попыткой действий. Да и Панину видней – в конце концов, он в этом "котле" варится с детства, ну а попаданец оценивает это со своей "колокольни" и зачастую неправильно. Ну разве можно представить себе попытку организации переворота против законного монарха, любимого армией и народом?! Яд подложить – еще ладно, но переворот…
Прием во дворце Разумовского протекал несколько странно – слишком много выпивки, слишком много доступных дам. Да и… Князь знал, что привлекает женщин, что называется – не новость. Но вот сегодня он прямо-таки нарасхват… Не без самодовольства он подумал, что наконец-то слухи о постельных подвигах разошлись достаточно широко…
За дверями послышался шум, ругань… Знакомый голос, успел озадачиться несколько нетрезвый Игорь. Думал он недолго – в залу ворвался Тимоня с пистолями в руках.
– Княже, беда! – закричал он. – Гвардия поднялась, Екатерину на царство кличут!
Широкими шагами принц пошел к выходу, когда дорогу ему преградил сам хозяин дома.
– Принц, это просто россказни слуги, гвардия по пьяной лавочке часто шалит, – выразительно сказал Кирилл Григорьевич, глядя в глаза Игорю. Тот продолжил движение, и гетман нервной скороговоркой закончил: – Не стоит в это лезть, принц.
Скрипнув зубами, Грифич отстранил Разумовского, и Тимоня кинул ему саблю. Крутанув тальвар, из ножен его вытаскивать не стал и выразительно посмотрел на Кирилла.
– Пропустить, – велел гайдукам тот, пытаясь выглядеть достойно.
Выпустив Грифича, Разумовский скрипнул зубами, он не хотел признаваться в этом даже себе, но… банально струсил. По глазам улана было понятно – пройдет по трупам в буквальном смысле слова. И не остановят его чины и звания хозяина дома. Более того, именно его, Разумовского, убили бы первого. Заглушая невесть откуда взявшийся страх, вельможа поднял бокал с вином и заорал:
– Виват, императрица Екатерина!
– Виват! – подхватили вельможи. Но… некоторым придворным сценка с Грифичем показалась знаковой, и они под разными предлогами покидали дворец.