* * *
Дни тянулись для Игоря так, что казалось, будто в сутках часов по восемьдесят. Он-то привык к бешеному ритму мегаполиса двадцать первого века, а здесь… Сонное царство. Мало того, появилось еще и сенсорное голодание, когда мозг, привыкший обрабатывать (пусть и не слишком эффективно) колоссальные объемы информации, буквально "прокисал".
В итоге парень буквально изнывал от безделья, а его желание как-то занять себя, помогая другим, пресекалось. Оставалась только физподготовка, и он по несколько часов пластал воздух тяжеленной уланской саблей, бегал и прыгал, вызывая уважение невероятной выносливостью. Главное – не вспоминать о близких, не думать…
– Завтра, – с ходу сообщил ему Трифон, – а пока в баню.
Немногословный флегматичный ветеран, отслуживший больше пятнадцати лет, явно ему симпатизировал – можно было понять по некоторым моментам. Сейчас же эта симпатия была достаточно явственной.
Кстати говоря, такой вот обезличенный подход к кандидатам не случаен – суетливый ротмистр Алексей Пушкарев (тот самый разговорчивый офицер) пояснил при случайной встрече:
– Все по уму! Ты пока мундир не наденешь – личинка воинская. Станешь ты уланом или нет – вилами по воде писано. Сделано это, чтобы дружба раньше времени не возникала и на отбор не влияла. Надел мундир – все, свой! Ну а совсем своим станешь, когда в бою тебя повидают.
Баня оказалась одним из этапов воинской инициации – именно так показалось Игорю. По крайней мере, уланы из "его" капральства мылись пусть и с видимым удовольствием, но без каких-либо… спец- эффектов. Его же парили странно – отхаживали вениками с какими-то словами, явственно напоминающими заговоры. Во всяком случае, слух попаданца улавливал отдельные слова, и там были "остров Буян, бел-горюч камень, Алатырь-камень, птица сирин" и другие из той же серии.
Сама же эскадронная баня – не фонтан, далеко не фонтан. Он и раньше не был фанатом такого времяпрепровождения даже ТАМ, а уж здесь… Что такое баня по-черному, Игорь только читал – и в реальности она ему не понравилась. Много сажи, достаточно дымно, тесно, темно, сталкиваются голые мужские (фу!) тела… Но отмылся на славу – тут ничего не скажешь.
Пока он мылся, кто-то постирал его одежду, выложив вещи в карманах на лавку – все на месте. Взамен выдали чистые портки, рубаху и опорки – обрезанные наподобие ботинок старые сапоги.
– Завтра свои наденешь, – буркнул Трифон, – мундир потом вручат.
И добавил несколько поспешно:
– Если вообще примут.
Проведя ночь (как и все предыдущие) на лавке, к рассвету Русин извертелся. Нет, лавка была достаточно удобной – сантиметров семьдесят в ширину, да с постеленным войлоком – нормально, в общем, он и дома спал едва ли не на голых досках. Дело было именно в нервном возбуждении – завтра его судьба делала крутой поворот.
По какой-то причине зачисление в полк было только после большой пьянки в трактире (сперва), причем трактир этот был расположен на окраине Петербурга. Идти туда рекрутам-охотникам предстояло пешком – традиции.
– Я из крепостных князя Куракина, – рассказывал окружающим словоохотливый, одетый едва ли не в тряпье кудлатый парень с редкой бороденкой, – управляющий в имении невзлюбил меня, вот я подался в солдатчину.
Лица у большинства бледные, а веселье откровенно натужное, но ничего. Охотников не сопровождали – они добровольцы, и если передумают, так вот им последний шанс отказаться.
К Игорю не лезли. Поглядывали с любопытством, но так – как бы невзначай. Долгим путешествие не было – что такое пара верст для молодых парней? Начали попадаться прохожие, с интересом поглядывающие на будущих улан. С не меньшим интересом пялились на прохожих и будущие воины, в том числе и попаданец.
Исторические сериалы он не то чтобы смотрел… Скажем так – иногда приходилось (у кого есть женщина – поймут), и более-менее представлял костюмы этого столетия. Однако в фильмах они были идеально подогнанные, прекрасно сидевшие. Здесь же… То ли портные были классом пониже, то ли сами ткани, а скорее всего – и то и другое. Так что выглядели прохожие как актеры плохого любительского театра, если не всматриваться в лица. А лица и правда отличались – многие были в оспинах, часто встречались шрамы, да и мимика была совсем другой. И это если даже не обращать внимания на отсутствие мостовых и чавкающую грязь под ногами, щедро перемешанную с конским навозом и собачьим дерьмом.
Трактир был… Ну как трактир – как-то так его Игорь и представлял. Достаточно аккуратное одноэтажное здание из кирпича и досок размером со школьную столовую. Внутри чисто – относительно, понятно; столы и скамьи очень массивные, есть и стулья – немногочисленные и тоже добротные. Скатертей нет, но доски чистые – даже от входа видно.
Посетителей много – десятка два офицеров, причем не только улан, и полсотни ветеранов. Ну и гражданские любопытствующие (как потом узнал попаданец, присутствовать они могли только в том случае, если брали последующий расчет с трактирщиком за вояк на себя – в складчину). Взгляды сразу скрестились на Русине – он сильно выделялся.
Ничего, публики он не боялся – постоянные соревнования приучили. Так что сделал самую невозмутимую физиономию и прошел вместе с остальными новобранцами к отведенным для них столам.
Сперва символические хлеб-соль, затем алкоголь по стопке (к слову – откровенно слабенький и дрянной). Впрочем, рекруты оценили водку как "хорошую", на что парень сделал себе мысленную отметку – поосторожней относиться к местному алкоголю. Пили немного, но вот пьянели быстро – видимо, привычки не было.
Потом началось представление – новобранцы выходили на расчищенное пространство перед трактиром, длинно или коротко представлялись:
– Я – Мартын из Заволочья! – выскочил крепыш в драных сапогах, с шальными глазами и клочковатой бороденкой, после чего начал плясать. Музыка была незатейливой, но о существовании некоторых инструментов на Руси Игорь даже не подозревал – волынка, например…
Плясали дико, истово, попаданец уже знал, что сейчас оценивается их умение владеть телом, не стесняться окружающих… Да много чего. Для себя же он решил – ТАК танцевать он не будет. Мог бы поразить местных – мастер спорта по спортивным танцам все-таки. По здешним меркам это… Круче вряд ли найдется.
Вот только он уже знал, что к фиглярам (а танцоры и актеры сейчас не котируются) даже в Европе отношение пренебрежительное, а уж на Руси… Одно дело – танцевать для друзей, но для публики… Фи.
Подойдя к скрипачу (паршивому, нужно сказать), Игорь за несколько минут "вбил" в него мелодию. Судя по заинтересованному виду музыканта – понравилась.
Когда взгляды офицеров полка стали все чаще останавливаться на попаданце, он понял, что танцевать все-таки придется, и мысленно ухмыльнулся. Вышел, сделал знак музыкантам – и под залихватскую мелодию джиги начал отплясывать знаменитейший ирландский танец, который в его реальности появился на свет в конце девятнадцатого века. Но, судя по восхищенным взглядам военных, истории суждено немного измениться, и очень может быть, что танец станет национальным, но в этот раз – русским.
Танцевал он самый строгий и воинственный вариант, который только помнил. Более того, левую руку он положил на бедро – так, как это делали офицеры, придерживая клинок у бедра, даже когда этого клинка и не было. Насмешливо поглядывая на майора и капитана, он танцевал с прямой спиной – мелькали только ноги. Это выглядело настолько воинственно, красиво и непривычно, что секунд-майор улыбнулся и, сняв кивер, поклонился, признавая пора- жение.
* * *
– Я же говорил, выкрутится, – негромко сказал Осинский, наклонившись к Пушкареву.
– Да я и не сомневался, – с какой-то странной интонацией ответил тот, – просто ожидал, что как-то по-другому.
– Да уж, – хмыкнул секунд-майор, – я тоже ожидал, что он просто объявит себя дворянином. А тут… Вроде как таится, но даже не понимает, что таким танцем буквально кричит о прекрасных учителях и родовитости, привлекая еще больше внимания.
– Да, может, и не понимает, – протянул ротмистр, – если воспитывался не в Европе.
В ответ на вопросительно поднятую бровь он отмахнулся:
– Не сейчас – это пока только догадки.
Глава 6
С этого дня в его контубернии началась совсем иная жизнь. Игоря приняли за своего. Выделили лавку для сна – широкую, немногим у2же привычной ему односпальной кровати; тонкий войлок, чтобы укрываться, и набитый сеном мешок в качестве матраса, от последнего попаданец сразу же отказался, попросив обычный войлок. Дали и сундук с многочисленным имуществом: сапоги и опорки, мундир и старенькую мещанскую одежду для грязных работ; щетку для одежды и всевозможные "аксессуары" для двух "служебных" лошадей.
– Сходи-ка за водой, – сунул ему ведра в первый же день действительной службы конопатый Андрей, как только Игорь вернулся в избу после упражнений с клинками. Безропотно взяв деревянные тяжелые ведра, он натаскал воды и спросил Андрея:
– Еще чем помочь?
– Да чем ты поможешь – ты ж из бар, явно руками работать не привык, – неожиданно словоохотливо ответил тот.
– Ну так надо же привыкать.
Так и повелось, что Русин взял на себя немалую часть хозяйственных хлопот – готовку, починку одежды, еще какие-то мелочи. За это его освободили от уборки того же навоза – уланам почему-то неловко было видеть его с вилами. Чистить лошадей, которых выдали попаданцу, пожалуйста, но с навозом – ни-ни. Лица у солдат сразу делались деревянными, и вилы отбирались. То же самое было и другими "грязными" работами. В чем тут причина, он пока не разобрался, а сослуживцы не спешили его просвещать.
К слову, условия содержания оказались очень недурными – уланам было положено пятнадцать рублей в год, плюс доплата продуктами. Часть денег удерживали за все хорошее, да жалование задерживали, да какие-то поборы… Но вообще-то говоря, хватало. После всех задержек, пошива мундира (за свой счет!) и прочих расходов на руках оставалось около пяти рублей – плюс продукты – очень много продуктов.
Вроде как и не самая большая сумма, но если учесть, что крестьянская лошадь стоила от тридцати копеек… Паршивая, правда – уланская стоила ОТ пяти рублей, но все-таки. Ну и цены: килограмм муки – копейка, работящий крестьянин – тридцать рублей, это если какое мастерство за душой, а так – рублей десять, а может, и того меньше. Девка – пять…
Выдавали и алкоголь – чекушку и около трех литров пива каждый день. На взгляд попаданца – дикость несусветная, он прекрасно знал, насколько алкоголь вреден. Вреден хотя бы тем, что сильно ухудшает реакцию. Так что от выдачи алкоголя он отказался, решив брать деньгами. Контуберния было попыталась надавить на него – дескать, им бы отдавал. Однако к алкоголизму парень относился резко отрицательно и отказался категорически. Как ни странно, но это только прибавило к нему уважения.
Были и минусы в солдатской жизни: так, "общежитие" попаданца в восторг не привело. Пусть благодаря многочисленным соревнованиям он не раз ночевал по общагам и гостиницам низкого класса, но… Там были стиральные машинки, душ и прочие блага цивилизации. Здесь – портянки, баня два-три раза в неделю и наличие массы непривычных мелочей, начиная от туалета во дворе с сеном или мхом в качестве туалетной бумаги, заканчивая многочисленными культурными маркерами, которые важно было соблюдать. А было их превеликое множество – необходимость класть ложку только выпуклой стороной вверх, регулярно молиться (и не волнует, что назвался католиком, или ты нехристь?), переступать порог избы только с правой ноги…
Все это раздражало, но заодно держало в тонусе, заставляя не зацикливаться на провале во времени, а учиться, приспосабливаться, вживаться. Ничего, получалось… Но попаданец прекрасно понимал, что среди… хроноаборигенов затеряться никогда не получится, чему порукой было регулярное удивление сослуживцев от самых естественных для него привычек.
* * *
– Ишь, – одобрительно сказал Андрей, – сурьезный парень. Что пиво да водка вредны – это он, конечно, загибает, но так… Сурьезный.
Уланы немного поговорили, "обмывая косточки" новому сослуживцу, и пришли к выводу, что…
– Ен далеко пойдет, да и правильно – достойный человек, – деловито подвел итог Никифор. – Явно из бояричей, но воспитан правильно – по-русски, хучь и чудно маленько.
* * *
Были у военных и другие источники дохода, помимо жалования и "кормовых". Во-первых, совершенно официально разрешалось забирать трофеи как на поле боя, так и в разграбляемых городах. А во-вторых, всевозможные промыслы. Несмотря на достаточно высокий доход, денег не хватало многим – кто пил, кто помогал родным, кто играл в кости…
Разрешались, и снова официально, всевозможные промыслы – не в ущерб службе. Занимались кто чем – подряжались охранять купеческие лавки (оказывается, разбойников в Петербурге и окрестностях было много), занимались мелкой торговлей, делали какие-то поделки… Да в общем – кто во что горазд.
Интересно, что у "пяхоты" выбор промыслов был значительно шире – им не возбранялось и огороды копать за деньги. Уланам же – "невместно", засмеют.
Времени на это хватало – у ветеранов, разумеется. Сам Игорь и его свежеиспеченные коллеги крутились намного больше, что и понятно – набрать форму значительно сложнее, чем поддерживать ее.
Муштра? Была, но совсем не такая, как он себе представлял. Никакого КМБ и прочей дедовщины, просто с ним начали заниматься: рубка, владение пикой, пистолеты, устав и прочее. Занимались индивидуально, и не только с ним. Задав прямой вопрос личному (!) "сэнсэю" Никифору – сивоусому и рябому вояке в возрасте за сорок, которого совсем недавно по каким-то "политическим" соображениям перевели в контубернию Русина, попаданец получил в ответ полный удивления взгляд.
– А-а, да ты ж немчин, у вас все по-другому, – быстро отошел "сэнсэй" и растолковал "политику партии": – Эт пяхоту нужно учить сено-солома – там жа дурней набирают по рекрутскому набору, охотников мало. Ну и кого деревенский сход аль помещик в солдаты отдадут? Забияк, да дурней, да лентяев, да неуживчивых. Вот и держат в узде да сено-солома орут. А потом уж, когда замуштруют до потери сознания, становится проще учить – они свою придурь поглубже прячут. Ну тогда и без палок и кулаков дело идет. У нас же – только охотника, публика-то другая. Знаш, какой отбор идет? У-у!
Никифор важно уставился на попаданца и, подняв корявый палец, произнес:
– Мы единственный лигулярный уланский полк в Расее. Понимаш?
Игорь понял и проникся – ему и в самом деле повезло. Он прекрасно понимал, что вряд ли выдержал бы пехотную муштру, и на попытку "сунуть в морду" покалечил бы "совальщика".
Пусть учеба была и индивидуальной, но легкой она не становилась – рубка, джигитовка, владение пикой, кистенем…
– Ты это, – воровато оглянулся Никифор серыми глазами по сторонам, когда вручил ему кистень, – понимай, что это не уставное оружие и нам не положено. Глаза закрывают, но при офицера2х не доставай, тогда им придется наказать тебя. Понимаш?
К концу лета курс "молодого улана" был освоен – все-таки основа имелась, да серьезная. Чисто технически парень мог дать фору большинству ветеранов, но вот на практике они то и дело подлавливали его на каких-то мелочах, которые можно узнать только на собственном опыте.
Вообще, в жизнь полка Игорь вливался неплохо – пусть и по-своему. Его упорно считали "немцем" (и это несмотря на имя!) и барином, но своим – правильным. Он охотно рубился с каждым желающим, щедро делясь приемами и уловками из спортивного фехтования, учил простейшим навыкам рукопашного боя… Словом, делал все, чтобы не скучать.
Привыкнув к адреналину, здесь он начал чувствовать себя как на пороховой бочке, появилась раздражительность, которую хотелось выплеснуть на окружающих. Если вначале положение спасала новизна обучения – та же джигитовка-вольтижировка была делом достаточно рискованным, а уж конный бой и подавно. Но мало, мало…
– Че скучаешь, – приятельски толкнул его в бок Андрюха.
– Да тошно, – честно ответил попаданец, – я привык к… риску, в общем.
– Эт тебе кулаки почесать надобно, – по-своему понял его сослуживец.
– С кем?! – аж взвыл парень. – Найди мне таких!
Это и в самом деле стало проблемой – по местным меркам, рукопашником он был запредельно высокого уровня.