- Царь, будь он неладен! Никому житья не дает! Сама видела, порядок в комнатах у слуг проверяет! Что ему, больше заняться нечем? Шел бы лучше с туркой воевать!
- А что это за Пален, которому, он поручил со мной разобраться?
- Петр Алексеевич? Петербургский военный губернатор. Теперь он самый большой любимец Курносого, он его ныне даже больше самого Кутайсова жалует.
- А кто такой Кутайсов? - задала я старухе очередной отвлекающий от государственной измены вопрос.
- А никто, был пленным турком, Курносый взял его в свои камердинеры, да назло русской знати возвысил да графа. Вот, мол, вам графья да князья, какова ваша цена. Кого, мол, захочу того возвышу и титулом награжу. Сам-то очень нашу русскую знать не любит. Как получил корону, все князья разом забыли о своих титулах. Все вдруг стали просто Иванами Ивановичами, да Петрами Петровичами.
- Да, видно царь-то очень горяч! - сказала я.
- Какой горяч, просто кипяток! А как ты его повеличала-то барином, он аж на месте подпрыгнул! Он еле дождался материной смерти и короны, а какая-то простая девка даже не знает, что он император! Барином его завет! - она дробно засмеялась, отирая с глаз слезы. - Поделом ему!
- Так я же не знала, кто он такой, вижу - большой начальник, на всех криком кричит, а что это сам царь и в голове не держала! - продолжая прежнюю линию поведения, сказала я.
- Пустое, он хоть криклив, но не шибко злопамятен. Иной раз всех так распушит, что пух и перья во все стороны летят. Ну, думают все, отправит в Алексеевский равелин, а он на другой день, глядишь, уже и позабыл, за что ругал. Правда, и такое бывает: под горячую руку в отставку отправит или даже в Сибирь загонит, да о человеке и забудет. За это и не любят Курносого у нас в Петербурге.
- Не нужно, бабушка, так о царе говорить, вдруг кто услышит да донесет, горя не оберешься. Царь-то видать человек вспыльчивый, еще казнить велит! - опасливо предупредила я.
- Да кто нас здесь услышит! - испугалась старуха. - А, в общем-то, твоя правда, Алевтинка, язык не только до Киева доведет, но и до Тобольска. Просто на сердце накипело. После императрицы Екатерины Алексеевны, сынок-то ее и на царя настоящего не похож, скорее на оловянного солдатика. Ну да бог с ним, что нам с тобой, больше поговорить не о чем?
На этом утренний инцидент кончился, и я с тревогой ждала его продолжения. Оно не замедлило случиться. Ближе к обеду к нам на верхний этаж пришел старик в красной ливрее и велел мне идти следом за ним. Мы с ним долго бродили по каким-то коридорам. Наконец, он привел меня в небольшую приемную - пустую комнату, в которой вдоль стен стояло несколько стульев, и велел сесть и ждать.
Сам лакей остался стоять, хотя там никого не было, и к нам за все время ожидания никто не заглядывал, к тому же держался на вытяжку, словно часовой. Со мной он не разговаривал и смотрел в одну точку, будто увидел на стене что-то необычно интересное, но не как не может рассмотреть. Я вела себя согласно придуманному образу наивной деревенской дурочки, испугано крутила головой по сторонам и пугалась каждого шороха.
Примерно спустя час к нам в комнату вошел молодой человек почтительной наружности в идеально сидящем сюртуке. Он в упор не заметил склонившегося в поклоне лакея и поманил меня пальцем. Я послушно встала и вышла за ним все в тот же коридор.
- Иди за мной и не отставай, - приказал он и побежал впереди легкой, но слегка шаркающей походкой.
Подхватив юбку, я понеслась вслед за ним. Теперь мы почему-то возвращались назад. Я узнала коридор, по которому мы недавно проходили с лакеем.
- Ну, что ты еле плетешься? - сердито спросил меня молодой человек, хотя я не отставала от него ни на шаг.
- Виновата, барин, - ответила я, почти упираясь носом ему в спину.
- То-то! - строго сказал он и ввел меня в роскошно обставленную комнату.
Я даже не успела оглядеться, сразу же все внимание устремила на невысокого, подтянутого человека. Он стоял в глубине комнаты и сердито смотрел на моего провожатого. По виду ему было лет пятьдесят пять, он был седой со светлыми холодными глазами.
- Долго еще прикажете ждать? - спросил он.
- Виноват, ваше сиятельство, дурак лакей увел ее в другую сторону, - почтительно склоняясь, ответил тот.
- У вас всегда во всем лакеи виноваты, - жестко сказал старик. - Поди прочь и подожди снаружи! А ты, девушка, - переменив тон со строгого, на равнодушно-ласковый, - подойди сюда.
Я поклонилась и подошла.
- Так вот, значит, ты какая! - сказал он. - Как ты говорила, тебя зовут?
- Алевтинка, барин, - ответила я, досадуя, что мой собеседник думает не по-русски, и я не могу ничего понять.
- Алевтинка?! Алевтинка, суть сермяжная скотинка, - задумчиво сказал он, потом обратился ко мне. - Значит, ты, Алевтинка, не знаешь, за что тебя арестовали?
- Не-а, - ответила я, и для убедительности шмыгнула носом.
- А ведь ты мне врешь! Все-то ты знаешь! - строго произнес он. - И я все про тебя знаю! Лучше сама сознайся, а то под плети пойдешь!
- Так в чем сознаваться-то? - жалобно спросила я, и заплакала. - Ты, барин, меня научи, я все как велишь, сделаю!
Похоже, она полная дура, - подумал он, на мое счастье, по-русски.
- Но за что-то же тебя арестовали?
- А-р-е-с-т-о-в-а-л-и, - сквозь слезы, дрожащими губами, призналась я.
- Вот видишь, - слегка, одними губами, улыбнулся он, - а у нас зря не арестовывают!
Сам же подумал:
"Что за чушь я несу, у нас без дела половина народа по острогам сидит".
- Так если бы мне сказали за что, я бы знала, - заныла я, - а то ведь просто схватили, посадили в карету да увезли. Я даже с мужем проститься не успела!
- В какую еще карету? - удивился он.
- В обнокновоенную, четверней! Нечто мне еще и за карету ответ держать?!
- Что за чудеса, интересно, какому болвану пришло в голову возить простую крестьянку в карете! - в сердцах сказал он. - Ну и что тебе сказали, когда посадили в карету?
- Ничего не сказали, который первый вез, в ночь помер.
Честно говоря, мне было жалко его сиятельство, если я правильно догадалась, графа Палена. Вести допрос он не умел, вопросы ставил так, что, даже прямо отвечая на них, можно было ему вообще ничего не сказать.
- Кто к ночи помер? - начиная сердиться, спросил он.
- Тот, кто меня арестовал. А как его звать, я не знаю, он мне не назывался, - исключительно из женской жалости дала я ему возможность продвинуться на шажок вперед.
- Понятно, тебя арестовали, и той же ночью твой конвоир умер, - попытался он подытожить достигнутый результат.
Я никак не могла знать значения слова "конвоир" и могла еще полчаса морочить ему голову, выясняя, что это такое, но я проявила благородство и просто подтвердила:
- Ага, заснул и во сне помер.
- Хорошо, будем считать, что я тебе поверил. Тогда непонятно, как ты попала сюда, в Зимний!
- Как попала? Так в карете же! Кони-то не померли, чего им сделается!
- Какие еще кони? - опять потерял нить разговора Пален.
- Те, что везли, какие же еще бывают кони?
- Ты хочешь сказать, что сама села в карету и приехала под арест без конвоира? Нет, это какой-то бред!
- Почему сама, - опять помогла я Палену, - там еще какой-то был.
- Еще один конвоир? - уточнил он.
- Этого я не понимаю, какой он там был, только точно, что не наш, не русский.
- А какой? - с нажимом спросил он.
- Молодой и гладкий, но не то, что тот, который помер, - объяснила я.
Похоже, военному губернатору Санкт-Петербурга, начальнику остзейских губерний, инспектору шести военных инспекций, великому канцлеру Мальтийского ордена, главному директору почт, члену совета и коллегии иностранных дел, приходилось не сладко. С простым народом он разговаривать явно не умел.
- Звали его как, ты знаешь? Чин у него какой-нибудь был? Кто он вообще такой?!
Вопросов он задал так много, что окончательно запутать графа Палена я могла без особых на то усилий, но, блюдя осторожность, не стала доводить его до белого каления и ответила:
- Звали его Иваном Николаевичем, но он тоже заболел.
- И помер? - подсказал он.
- Этого не скажу, когда мы уезжали, был еще живой, но маялся животом.
- Фамилии и чина ты его, конечно, не знаешь?
- Не знаю, - подтвердила я. - Он со мной тоже не разговаривал.
- А почему ты решила, что он не русский?
- Звали его как-то диковинно, каким-то фигель, мигель, тьюдантантом, - охотно объяснила я.
Пален не понял, о чем я говорю, пропустил мои слова мимо ушей, и опять перешел к допросу.
- А с кем вы уехали оттуда, где заболел гладкий Иван Николаевич?
- С Денисом Лександровичем, - охотно ответила я.
- Понятно! А откуда там еще взялся Денис Александрович?! - уже закипая, спросил военный губернатор столицы.
- Как откуда, он с самого начала с нами был.
- А он кто такой, ты, конечно, тоже не знаешь?
- Почему не знаю, знаю. Он военный, - спокойно объяснила я.
- А причем тут военные? - начал было Пален, но сам испугался своего вопроса и спросил по-другому:
- Какой военный? Какой на нем был надет мундир? Это ты надеюсь, запомнила?
- Запомнила, - вежливо ответила я. - Кирасирский.
- Что! - даже подскочил он. - Как это кирасирский? Тебя что, сюда привезли кирасиры?
- Ага, - подтвердила я. - Они. А фамилия его будет Вяземский, - ответила я то, что граф мог и сам узнать без труда.
- Ничего не понимаю, - сказал он, уже не мне, а непонятно кому и негромко окликнул. - Афанасьев!
Тотчас открылась дверь, и в комнату быстро вошел тот же молодой человек почтительной наружности. Теперь он был само послушание, деловитость и преданность.
- Чего изволите, ваше сиятельство?
- Немедленно разыскать кирасира Вяземского. Как ты, сказала, его зовут?
- Денисом Лександровичем, - подсказала я.
- Вот именно, и прислать ко мне, - приказал он секретарю.
- Слушаюсь, ваше сиятельство, - ответил, низко поклонившись, Афанасьев и исчез за дверями.
Мы опять остались вдвоем. Пален, немного успокоился и посмотрел на меня едва ли ни доброжелательно.
- Ну, Алевтинка, расскажи теперь о себе, - стараясь, чтобы голос звучал ласково, попросил он.
- Так нечего мне особо рассказывать, ваше сиятельство, жила в деревне, вышла замуж…
- Погоди, а почему ты знаешь, что я "сиятельство"? - насторожился он.
- Вас так Афанасьев называет, - ответила я.
- А откуда ты знаешь, что он Афанасьев? - спросил он и сам засмеялся. - Понятно, я так говорил. Ну, так что у тебя с замужеством?
- Ничего, как у всех. Барин выдал замуж за своего казачка, а тот сбежал и его отдали в солдаты.
- Так ты получаешься солдатка?
- Нет, муж вскорости в службе помер, тогда я снова вышла замуж.
- Ну ты и шустра, сама совсем девчонка, а уже два раза побывала замужем! - засмеялся он. - Ну и за кого тебя опять выдали? Чай теперь за буфетчика?
- Не-а, за баринового родича, - наивно глядя ему в глаза, ответила я.
- Понятно, за нагулянного от мужички брата, - сразу же понял он обычную в те времена ситуацию. - Крепостная родня!
- Нет, муж у меня свободный, - так что я теперь не крепостная.
- Правда? - насмешливо сказал он. - И кто же он у тебя?
- Лекарь, то есть дохтур, - нарочно исковеркав слово, ответила я.
- Выходит, образованный! Что ж он на тебе такой темной женился?
- Не знаю, за красоту, наверное, - скромно потупив глаза, ответила я.
- За красоту, говоришь, - повторил он и засмеялся весело и беззлобно. - А что, ты и правда собой ничего. Одень тебя в шелка, первой красавицей будешь!
- А у меня есть одно дворянское платье, - гордо, сказала я. - Только пока меня сюда везли, оно обтрепалось.
- Повезло тебе, - одобрил Пален добродушно улыбаясь. - А все-таки за что тебя арестовали? Неужели даже не догадываешься?
- Вот тебе святой истинный крест, - серьезно ответила я, осеняя себя знамением, - приехали, спросили: ты, мол, Алевтинка, что замужем за Крыловым? А что мне скрывать, я и есть, говорю. Тогда меня тот, что первым помер, за руку цап и в карету.
- За Крыловым, говоришь, замужем? Это не за тем ли, что известный пиит?
- Не, мой муж пьет мало, он хороший! - объяснила я, давая возможность многомудрому политику пообщаться с наивной народной простотой. - И совсем не дерется!
- Чудны дела твои, Господи, - пробурчал себе под нос граф. - Все хорошо, только не приложу ума, что с такой узницей делать. Самому бы жениться на такой же молодой и чистой!
Говорил он не со мной, а сам с собой, а я усилено сделала вид, что ничего из его слов не поняла.
- Ну и как тебе во дворце живется? - спросил он меня. - Нравится в столице?
- Это вы про старуху, что со мной живет? - уточнила я. - Про Маланью Никитичну? Я ведь здесь кроме нее ни одной живой души не знаю. А старушка она хорошая, меня зря не притесняет.
- Вообще-то, спрашивал я другое, но коли, ты в Петербурге никого кроме нее не видела, то и о столичной жизни ничего не знаешь. А Вяземский в пути тебя не обижал?
- Нет, он хороший, я его только на станциях и видела. Меня как арестантку выводили из кареты, и сразу сажали в пустую комнату. Мы с ним даже поговорить не успели.
- Видно, дурак твой Вяземский, если пропустил мимо себя такой лакомый кусок, - серьезно сказал мне Пален.
- Не, он не дурак, - заступилась я за штабс-ротмистра, - у него такие доспехи, на солнце блестят, аж слепят. А вот как он ест, я не скажу, не видела, но думаю, лакомый кусок мимо рта не пронесет!
Моя характеристика Вяземского так понравилась Палену, что он хохотал до слез и когда вошел адъютант Афанасьев, вытирал глаза платком. Услужливый молодой человек был так удивлен состоянием своего начальника, что на какой-то миг растерялся, и только сглотнув застрявший в горле комок, доложил:
- Штабс-ротмистр Вяземский к вашему сиятельству!
У меня екнуло сердце. Если сейчас Денис Александрович начнет со мной разговаривать как с дамой, да еще и близкой знакомой, развалится вся придуманная история, и, не исключено, погребет меня под своими обломками. Нужно было что-то предпринимать, но времени придумать чего-нибудь путного у меня не было. Тогда, я решила действовать по обстоятельствам и постараться дать знать Вяземскому, как себя вести.
- Пусть войдет, - убирая платок, приказал граф Пален.
Вяземский вошел и, встав во фронт, собрался представиться по всем правилам артикула, но военный губернатор остановил его взмахом руки и пригласил подойти ближе. Денис Александрович подошел, чеканя шаг, и остался стоять в стойке смирно.
- Здравствуйте, господин штабс-ротмистр, - вежливо поздоровался граф. - Вам знакома эта особа?
Вяземский удивленно на меня посмотрел и, похоже, не сразу признал в новом наряде. В сарафане, да еще и с косой он меня никогда не видел. Переоделась в народное платье я уже при въезде в Петербург. Однако, присмотревшись, узнал и, повернувшись к графу, четко отрапортовал:
- Так точно знаю, ваше сиятельство! Это…
- Точно, они и есть! - перебила я кирасира. - Здравствуйте, барин Денис Лександрович, не признаете, это я, Алевтинка!
- Алевтинка? - растеряно переспросил он, глядя на меня во все глаза. - Но, как же…
Я опять не дала ему договорить и низко поклонилась, коснувшись рукой пола. Вяземский совсем растерялся, видно не зная, что и думать о моем странном поведении. В голове у него произошел полный кавардак, но в какой-то момент он догадался, что я что-то затеяла, и решил остеречься удивляться и быть сдержанным.
- Так вы знаете эту особу? - повторил вопрос Пален.
- Так точно, ваше сиятельство, я сопровождал госпожу Крылову со специально назначенной командой! - четко доложил он, слава богу, не вдаваясь ни в какие подробности.
- Ну, хоть это выяснили, - довольно сказал граф. - А вы знаете, за что она арестована?
- Никак нет, ваше сиятельство! - опять четко доложил кирасир.
- Странно, однако. Кто это может знать?
- Думаю, это знал надворный советник Ломакин из департамента полиции, но он скончался в пути от удара.
- Полицейский? - задумчиво повторил он. - Алевтинка мне что-то такое говорила.
Услышав, как фамильярно меня называет граф, бедный Вяземский совсем растерялся и не знал, что думать и, главное, что говорить. Поэтому, на мое счастье, решил только точно отвечать на вопросы.
- А что еще за покойник-немец был с вами? - продолжил допрос граф.
- Простите, ваше сиятельство, я не пойму о ком вы спрашиваете. Никаких покойников-немцев с нами не было.
- Ну, как же, а мне Алевтинка рассказала, что с вами был еще какой-то гладкий молодой человек, немец, по имени Иван Николаевич.
- Так точно, с нами был флигель-адъютант Татищев, но он не умер, а заболел в пути холерой.
- Вот-вот, я и говорила, что был какой-то фигель, - опять вмешалась я в разговор, но теперь Пален не улыбнулся, а досадливо поморщился.
- Так с вами был еще и Татищев? Это меняет дело… Значит, вы не знаете, по какой причине эту особу привезли в Петербург? - опять обратился он к Денису Александровичу.
- Никак нет, ваше сиятельство, не знаю! В пути арестантка вела себя послушно, ни с кем в связи не входила, - четко ответил умница Вяземский.
- Ну что же, штабс-ротмистр, вы мне очень помогли, не смею вас более задерживать. Можете идти в свой полк.
Денис Александрович вытянулся, отдал сановнику честь и вышел из комнаты. Мы с графом опять остались одни.
- Забавно, забавно, - пробормотал он и, не глядя на меня, начал прогуливаться по комнате.
Я поняла, что Пален думает и отвлекать его внимание нельзя, потому скромно затаилась в кресле. Граф опять в мыслях перешел на шведский язык, и что он замышляет, я не знала. Наконец он обратил внимание на меня, и устало улыбнулся:
- Прости, Алевтинка, но отпустить тебя на свободу я пока не могу. Придется вам еще поскучать вдвоем со старухой, как там ее?
- Маланья Никитична, - подсказала я.
- Поживешь покуда со своей Маланьей. А я тем временем о тебе все разузнаю. И, дай бог, все устроится.
- Благодарю вас, ваше сиятельство, - сказала я и опустилась перед ним в реверансе.
Пален удивленно на меня посмотрел, что-то понял, ехидно усмехнулся и позвал секретаря:
- Афанасьев! Проводи госпожу Крылову в ее покои.
- Слушаюсь, ваше сиятельство, - низко поклонился многообещающий молодой человек. - Пожалуйте, madame, - вежливо склонился он передо мной и пропустил впереди себя.