Нет, атаман бармалеев был ни при чем - противно от себя самого, и настолько, что он, решительно выкинув из головы услужливо предоставленные оправдания и вспомнив, что "у корявой елки кривые иголки", так что нечего тут прикрываться сопливым гуманизмом по отношению к мифическим сыновьям разбойников, потащил из ножен свой меч.
Голова Константина еще продолжала гудеть, но - странное дело, почувствовал он себя значительно лучше.
Атаман презрительно усмехнулся, еще раз смачно сплюнул на землю, попав при этом на свой синий сапог, - остальные лесовики были в лаптях - и заметил:
- Стало быть, не хошь по-хорошему. Ну и зря. Ладно, коль живота своего не жалеешь, быть по сему. Купырь, Заяц, заходьте справа, а ты, Нечай, слева. Я напрямки пойду. Так оно ближе буде.
То, что происходило дальше, можно описывать очень долго, ибо это был миг Костиной гордости, миг торжества. Он все-таки не уронил княжеской чести, и осознание этого, особенно на первых порах, здорово его воодушевляло.
К тому же дрался вожак не очень умело. Видать, господское оружие попало ему в руки не так давно и в основном служило лишь вещественным атрибутом власти, так что он еще не до конца с ним освоился.
Во всяком случае, Костя довольно-таки спокойно отбил его первые два выпада, принял на кольчугу скользящий удар тесака и сам ринулся в атаку, одновременно уходя из-под удара двух дубин слева и справа.
Атаман попятился, и Косте удалось хорошенько, от души рубануть его по плечу.
Правда, цели этот удар достиг лишь частично - вожак тоже в последний миг ушел из-под него, но кожа вместе с куском нарядной рубахи лоскутом свесилась чуть ли не до локтя, и бурно пошедшая кровь слегка отрезвила сразу заробевших разбойников.
Теперь они нападали с опаской, лишь главный бармалей продолжал без устали махать мечом, пытаясь даже не столько попасть, сколько подвести Константина под удары дубин своих напарников.
Повертевшись так пару минут, Костя понял, что долго не выстоит и надо переходить к решительным действиям.
Краем глаза оценив обстановку сзади себя, он сознательно подставился под удар дубины и, уйдя в последнее мгновение в сторону, полоснул первого разбойничка куда придется.
Пришлось удачно - прямо по животу. Меч, наточенный как бритва, располосовал тело очень легко, и Костя даже поначалу не понял, что вспорол противнику чуть ли не полбрюха.
Второй успел среагировать и уклониться, но Константин в прыжке догнал его мечом, который почти до рукояти окрасился красно-алым - удар в бок оказался смертельным.
Осталось всего трое, и тут на него нашло что-то отчаянно бесшабашное.
Впрочем, до конца осторожность он не потерял и опять-таки краем глаза успел заметить еще одного негодяя поодаль, который тихонько подползал к жалобно ржавшей, точнее, уже просто постанывавшей в яме лошади.
"Ну правильно, - подумал Костя, - седло-то богатое. Ничего, пусть мародерствует, лишь бы сюда не подошел".
Бегать по поляне туда-сюда, размахивая мечом, одновременно уклоняясь от вражеских ударов и нанося свои, оказалось делом довольно-таки обременительным, особенно с непривычки.
Правда, оно существенно облегчалось, когда Костя дрался "на автомате", то есть не думая. И чужой удар сразу удавалось парировать намного грамотнее, и свой выпад становился более ловким.
Одним словом, у Константина складывалось впечатление, что само тело достаточно хорошо помнило схватки, в которых участвовал прежний его владелец, да и многое из того, чему его научили, тоже забыло не до конца.
Но происходило это лишь тогда, когда сам Костя чувствовал, что все, пришел конец и что делать - неизвестно. Мыслей - ноль, а идей и того меньше.
Мозг его в эти секунды переставал отдавать команды, но руки, вместо того чтобы беспомощно опуститься перед неминучей смертью, вопреки бессилию мозга как раз и начинали действовать на полную мощь.
Длилось это недолго, поскольку через минуту Костя вновь воодушевлялся, брал инициативу на себя и… опять доводил ситуацию до критической, после чего все повторялось по новой.
Однако даже понимая, что для победы надо просто на пару минут расслабиться и бездумно помахать мечом, а все остальное руки и ноги сделают сами, Костя не мог заставить себя пойти на это - уж очень страшно было не руководить самим собой.
Хотя именно в такие секунды расслабленности ему как раз и удалось подранить третьего, с дубинкой, причем тоже тяжело, в живот. Снежный сугроб под дубом, в который тот улегся, моментально стал красным.
Но раненый, не переставая жалобно стонать, в промежутках между завываниями все равно успевал подбадривать своих товарищей, давая им всевозможные кровожадные советы типа зайти в спину, хряпнуть боярина так, чтоб дух испустил, и так далее.
"Лишь бы не вставал", - решил Костя, но старался к нему не приближаться. Мало ли что.
Наконец, устав носиться за неподатливой добычей по всей поляне, оставшиеся двое стали действовать так, как следовало бы с самого начала. Они перекрывали пути к отступлению, постепенно загоняя жертву к самому краю крутого и глубокого оврага.
Когда до него осталось не больше метра, последний бандюга с дубиной, решив схитрить, подскочил и ударил Костю не наотмашь, а как бы вдоль, целясь в правое плечо и намереваясь свалить с кручи.
Константин успел присесть и, так же как и несколькими минутами ранее, сделал выпад мечом, распарывая разбойнику пузо.
После этого он, выпрямившись, удачно парировал очередной удар атамана, но это был, как оказалось, ложный замах. Основной удар был нанесен здоровенным тесаком, и от него Костя увернуться не успел.
Распоротая правая штанина стала быстро пропитываться кровью, вместе с которой из него стали уходить силы. Это он почувствовал по тому, как потяжелел в руке меч, как трудно стало отпрыгивать или, наоборот, наседать на обрадованного вожака бывшей волчьей стаи.
Успев еще несколько раз вяло отмахнуться от ударов атамана, Костя понял, что силы на исходе, к тому же, завидев, что он еле держится на ногах, размахивая дубинкой в здоровой руке, на помощь атаману поспешил еще один бармалейчик.
Он был уже рядом с главарем шайки, когда Константину все-таки удалось поднырнуть под разящий меч вожака и, полоснув по его левой руке с зажатым в ней ножом, тут же воткнуть ему свой клинок прямо в пах.
Атаман тупо уставился на него и… зачем-то ухватился за лезвие, не давая выдернуть его из раны, а в это время последний из оставшихся в живых разбойников уже занес над головой Орешкина дубинку.
Костя в это время, уже отчетливо сознавая, что явно не успевает, тем не менее с какой-то идиотской упертостью тащил на себя меч вместе с вожаком, который продолжал его стойко держать рассеченной до кости ладонью, но тут что-то коротко тюкнуло того, что с дубинкой, в спину.
Поначалу Костя даже не сообразил, почему, вместо того чтобы опустить ее на боярскую голову, средневековый бандит попятился и зашатался. Лишь потом, когда тот, силясь устоять на ногах, пошатнувшись, повернулся к Константину вполоборота, он увидел стрелу, торчащую у разбойника из спины, и понял, что помощь все-таки подоспела.
Меч, который Костя по инерции продолжал тащить из мертвого атамана, наконец легко поддался, и он, не выпуская его из рук, шагнул назад, но не упал на землю, а, встретив под ногами пустоту, полетел в овраг.
* * *
В лето шесть тысяч семьсот двадцать четвертое от Сотворения мира, в месяц студенец, в день Касьяна злопамятного, поиде княже Константине на охоту со князьями и тамо, заплутавши в лесе, узреша татей во мнозе великом, числом до пяти десятков, но не испужался, а вступиша в сечу с ими и, один будучи, побиша их бессчетна, аки святой Егорий на коне восседаючи.
И токмо един тать с помочью диавола возмог ему рану тяжку нанесть. Но бысть княже духом могуч и призваша он, видючи, како алая руда из чресл ево истекает, светлое воинство божие и с именем Исуса на устах еще пуще татей злобных разиша, покуда силы бысть.
И до той поры разиша, пока и последний из них дух не испустиша.
Опосля же деву, коя злодеями полонена бысть, из темниц сырых на свет божий выводиша и спасаша.
Одначе чрез рану ту тяжкую, коя в битве удалой руцею поганаго богоотступника нанесена бысть, великыя множества руды алай вытекла, и изнемог княже.
Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г.
Издание Российской академии наук, Рязань, 1760 г.
* * *
Рана, последствия которой еще очень долго мучили князя Константина, тоже получена им при весьма загадочных обстоятельствах.
В то время при выезде в лес любой князь брал с собой не менее десятка слуг, не считая егерей, проводников и прочих.
Тут же охота была, по всей видимости, организована князем Ингварем, то есть в ней участвовало как минимум полсотни человек, и вдруг Константин оказывается один в лесу, да еще перед лицом ватаги разбойников.
Вывод напрашивается однозначный: вновь красивая легенда, которыми жизнь оного князя была окружена со всех сторон.
В подтверждение тому неправдоподобные результаты этого сражения с шайкой татей: все погибли, а Константин остался жив, хотя и ранен в нескольких местах. Такое бывает только в сказках, былинах и легендах.
Разумеется, для вящей красоты, в ней должна была принять участие, пусть и косвенное, красна девица, которая - еще один плюс в пользу гипотезы о легенде - оказалась тут как тут.
Что с нею впоследствии сделал князь, неизвестно.
Летопись о том молчит, а учитывая, что именно этот автор весьма лояльно, а порою восторженно относился к князю, остается догадываться, что ничего хорошего он написать не мог, а потому просто умолчал.
Предполагаемых вариантов того, как на самом деле разворачивались события, предшествующие получению раны, масса.
Наиболее распространенный, что имела место какая-то ссора с князем Ингварем и его братьями. Есть и другие версии случившегося.
Например, упрощенная до примитива гипотеза, выдвинутая молодым ученым Мездриком, гласит, что абсолютно все описываемое в летописи подлинная правда. Исключение составляет лишь один нюанс - автор, монах Пимен, сильно преувеличил количество разбойников.
Но история никогда не бывает настолько простой, как порою кажется по молодости лет. Разумеется, любой историк имеет полное право на построение собственной гипотезы, но только при условии, что она не противоречит ни логике, ни здравому смыслу, а тут как раз наблюдается обратная картина.
Впрочем, в целом вопрос этот не настолько принципиален, чтобы уделять ему так много внимания.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 71. Рязань, 1830 г.
Глава 6
Овраг
Не знала Библия, не выдумал Коран
Такого образа для воплощенья злобы.
Служил подножьем мир лишь для его особы.
Он жил невидимый, и странные лучи
Немого ужаса распространял в ночи.Виктор Гюго
Очнулся он уже там, на дне, в полулежачем-полусидячем положении. Кто-то заботливый успел туго замотать ему рану, тянувшуюся чуть ли не вдоль всей правой ноги, и приложить на лоб что-то приятно остужающее.
А потом он увидел ее, ту самую внучку ведьмы.
Глаза девчонки радостно вспыхнули, но она тут же опустила их и засуетилась, меняя ему на голове тряпку, и без того холодную, на совсем ледяную.
- А где все? - растерянно прошептал Костя, ожидая увидеть возле себя кого угодно, но только не ее.
- А кто все-то? - осведомилась она.
- Ну князья, слуги там, холопы, смерды, - начал было перечислять он, но она прервала его:
- Будет с тебя и меня одной покудова. Да ты лежи, лежи. Тебе ни в коем разе вставать нельзя. Силов покамест набирайся.
- Так ты совсем одна? - не унимался он.
- А с кем же мне еще тут быть? - ворчливо поинтересовалась она.
- А стреляли же? Кто стрелу-то пустил? - ничего не понимал Костя.
- Я и пустила, - буркнула она. - А ты думал, я только скотину могу наговорами портить да на метле летать? А я эвон чего еще умею. - И, уже потише, задумчиво произнесла: - Вишь, яко оно бывает, князюшко. Искал ты меня, искал, а нашел - едва от смертушки своей ушел.
- Очень надо тебя искать, - шепнул он тихо.
Громко говорить Костя не мог, сил не хватало, но она расслышала и, возмущенно повернувшись к нему, напустилась с упреками:
- Ты соли, да не пересаливай. Или я вовсе дурка? Знамо дело, решил найти и поймать. - И горько добавила: - А я уж той ночью и впрямь тебе поверила.
- Чего же сбежала тогда? - не удержался Костя.
- А так, - махнула рукой она. - Думаю, вдруг проспится, а поутру опять лапать полезет. Кто вас, князей, разберет. А ты эвон, облаву, яко на зверя лесного, устроил. Сам же сказывал - отпущу поутру, вот я и ушла, только чуток пораньше, а ты…
- Мы на охоту ездили. - Говорить было неимоверно трудно, но объяснить хотелось. - Медведь был здесь, шатун. Людей драл. Ну и поехали. А у меня лошадь понесла, вот я и попал сюда. А про тебя я сказал, что отпустил.
Она пристально посмотрела зелеными глазищами и удивленно, даже как-то радостно заметила:
- Ай и впрямь не врешь. Да ты лежи-лежи, отдыхай, - и захлопотала возле него с удвоенной энергией.
Впрочем, долго молчать было явно не в ее натуре, и она тут же принялась упрекать Костю:
- Ох и нежные вы, князья, телесами. Подумаешь, кожу на ноге слегка царапнуло, и сразу без сил свалился. У меня дед был, так его всего шатун изломал, а он сам кишки в брюхо засунул, подпоясался и бегом до избы. Вот это да.
- Так уж и бегом? - усомнился Костя.
- Ну не бегом, - чуточку поправилась она. - Ползком. Но добрался ведь. Так то живот, опять же кишки. А ты вон от одной царапины разлегся. - И тревожно спросила: - Ты наверх-то поднимешься ли? А то ведь я тебя не допру, тяжелый ты жуть. И так вся упарилась, пока из ручья вынимала.
Только теперь он понял, что так ласково журчит чуть ли не рядом с ухом. Оказывается, ручей.
Он попробовал приподнять голову, и тут же перед глазами все поплыло. Сквозь наплывающую мутную пелену Костя успел расслышать только тревожный вскрик маленькой ведьмачки.
Второй раз без сознания он пробыл недолго и, очнувшись, вновь безропотно принялся выслушивать упреки в свой адрес. Потом она утихла и, глядя на него, коротко предупредила:
- Ты тока помереть не вздумай.
- Да что ты? От царапины-то, - прошептал Костя непослушными губами, но она, хмурясь, на этот раз не стала продолжать свое ворчание.
Вместо этого ведьмачка нерешительно покачала головой, сокрушенно заметив:
- Кровищи с тебя натекло, как с порося трехгодовалого. С того и боюся. Ты яко мыслишь, ищут тебя?
- Обязательно, - заверил он, уже не пытаясь поднять голову.
- Боюся, тут они не пойдут, - усомнилась она и, придя к какому-то не очень приятному для себя выводу, безапелляционно заявила: - Нельзя тебе тута, никак нельзя. Уж больно место худое. В народе ентот вражек гиблым кличут, а еще мертвым. Слыхала я от баушки своей, будто тут такие черные дела творились, кои к ночи вовсе не след поминать.
- Это из-за… - Не договорив, Константин выразительно кивнул наверх, намекая на разбойников.
- Ежели бы так, иное бы сказывали, - не согласилась Доброгнева. - К тому ж их еще о позапрошлое лето тут вовсе не было, егда я сбирала кой-что в ентих местах, потому и ныне от погони решила здесь скрыться. Чаяла, днем не сыщут, а ближе к ночи перейду в иное. - Немного помолчав, она выдала еще одно доказательство: - И травы тута худые растут, да так буйно…
- Зачем же тогда ты их собирала? - вяло отозвался Константин.
- Иное худое, ежели его самую малость в зелье добавить, тож на пользу обернуть можно, - пояснила девушка и подвела итог: - Не-э, никак нельзя тебе тута долго. Стало быть, будем вместе наверх лезть.
- Может, ты одна?
- А тебя бросить? - Она горько усмехнулась и добавила: - Может, я и ведьмачка, а тоже своего бога в душе имею. Ты мне, значит, добро, а я… - Она обиженно махнула рукой. - Не чаяла я, князь, что ты меня за таковскую считаешь.
- Да нет, - пояснил он свою мысль. - Одна ты быстрее вылезешь и кого-нибудь позовешь на помощь. Сама же говоришь, не справиться тебе со мной.
- Это верно, - кивнула она и, тяжело вздохнув, тряхнула копной нечесаных волос. - Ну будь по-твоему. А я мигом обернусь. Сперва только меч тебе принесу, а то мало ли.
- А сама?..
- Меня, - она гордо выпрямилась, - ни одна тварь лесная тронуть не посмеет. Я заветные слова знаю.
- Мы с тобой одной крови, - проворчал Костя, вспоминая киплинговского Маугли.
- Чего? - нахмурилась она, не поняв.
- Так, вспомнилось что-то, - вяло усмехнулся он.