Я шагаю в небо с вершины сосны, зная заранее: далеко не всегда можно пойти по облакам.
Но и стоять в отдалении, в безопасности и покое, разглядывая сосну, небо и скалу в лорнет с единственной целью отметить - да, небо, да, сосна, да, скала, вы совершенно правы, все как в жизни!… О св. Фома, покровитель реалистов, почему обошел ты меня милостью своей?!
Поздно сетовать.
Поздно.
Рядом останавливается такси.
- На Пушкинский въезд, - говорю я.
- Сколько денег? - тускло интересуется водила, конопатый парняга в спортивном костюме, похожем на мой.
И я ловлю себя на гнусной мысли: мне чертовски хочется рвануть дверцу на себя, за уши выволочь таксиста наружу и…
- Пятерка, - отвечаю, хотя вначале больше трешки давать не собирался.
- Поехали.
ДМИТРИЙ
Телевизор я смотреть не люблю. Обычно он показывает всякую лабуду. Другое дело - видео. Тут уж командуешь ты сам, а не программа телепередач. А еще лучше - книжку почитать. Однако читать сейчас не получалось: в голове калейдоскопом вертелись обрывки завтрашней главы, и не стоило мешать им складываться в мозаику сюжета, расцвеченную красками метафор и образов. Ишь, завернул, писака хренов… ну и завернул. Жалко вам, что ли? А по телику сегодня как раз намечалась передача "Еше не поздно" - одна из немногих, которые я иногда проглядываю.
Когда мозги расслабить надо.
- Пап, ты что смотреть будешь? - раздался из соседней комнаты голос Сережки.
Ну конечно, любой повод волынить уроки этот малолетний хитрец использует на все сто!
- "Еще не поздно".
- Фильм? С Ван Даммом?!
- Нет, передача. Без Ван Дамма. Местная.
Вздох разочарования, способный растрогать скалу.
- А до мультиков она закончится?
Я глянул в программку.
- Закончится. Мультики после нее. Я тебя позову. А уроки сделал?
- Вот, последний пример по математике решаю. Украинский и русский - уже.
- Молодец. Ладно, заканчивай.
Телевизор зашипел на меня кублом гремучих змей, и пришлось в очередной раз крутить настройку, а после регулировать громкость. Наконец, когда звук и изображение моими стараниями слились в экстазе, на экране возникла знакомая заставка. Бодрый тенор сообщил: "Еще не поздно изменить жизнь к лучшему!" - в конце пустил петуха, засомневавшись в правдивости лозунга; и заставка сменилась лицом молодого бородача-ведущего.
"А у меня все равно борода больше!" - самодовольно подумал я и улыбнулся. Ведущий свою тоже постепенно отращивал, но пока что я из этого соревнования выходил победителем.
Ведущего звали Эдиком, и жил он в доме напротив.
- Здравствуйте, дорогие харьковчане и гости нашего города! - широко улыбнулся мне с экрана Эдик. - Сегодня речь у нас пойдёт о проблеме, которая наверняка волнует всех вас: об уличной преступности и о возможности противостоять ей. В первую очередь - о методах, а также пределах допустимой самообороны.
Из правого верхнего угла экрана закувыркался цветной квадратик, стремительно заполнил все пространство - и застыл.
Фотография. Худосочная девица в очках застенчиво улыбается в камеру. Отнюдь не красавица, и даже скорее наоборот.
Я ощутил, как где-то внутри меня прошел едва заметный электрический разряд, и сердце забилось чаще.
Самую малость.
Девицу эту я знал. Видел ее не далее чем позавчера. Вместе с Володькой Монахом! Уже предчувствуя снежный ком неприятностей, я схватил трубку радиотелефона и поспешно настучал номер Олега.
- Привет, это я. Спускайся ко мне. Прямо сейчас. Тут по телевизору… В общем, сам увидишь.
И - сыну:
- Сейчас дядя Олег придет - дверь ему откроешь?
- Хорошо, пап!
Нет, это все-таки очень удачно, что мы обитаем в одном подъезде, друг над другом: я на втором этаже, а мой соавтор - на третьем.
Когда Олег сломя голову влетел в комнату, изображение как раз вновь ожило, явив нам волосатый лик Эдика. Хорошо, что я сделал вид, будто не замечаю кислого выражения Олеговой физиономии.
Он Эдика терпеть не может.
- Сегодняшнюю нашу героиню зовут Ольга, она - аспирантка Харьковского университета. Вчера, около девятнадцати часов вечера, шестеро нетрезвых мужчин в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет совершили нападение на Ольгу с целью изнасилования. В результате трое насильников попали в больницу с телесными повреждениями разной тяжести, наиболее активный из нападающих находится сейчас в реанимации, остальные задержаны милицией.
Камера отъехала чуть назад, и рядом с Эдиком обнаружилась знакомая дылда, чье фото нам демонстрировали минутой ранее. В кресле для почетных гостей. Коленки сомкнуты, ручки на коленках, глазки скромно потуплены… лошадь-гимназистка.
- Блин, не бывает! - только и смог выдохнуть Олег, успевший расположиться на стуле рядом со мной.
- Не бывает, - честно согласился я.
- Ольга, расскажите нашим зрителям, как это произошло? - Эдик сунул девице микрофон весьма похабного вида и зачем-то подмигнул.
За Эдиком водились подобные штучки; он называл это "поддержанием имиджа".
- Я… я домой возвращалась. Шла возле стройки, на Героев Труда. - Ольга смотрела мимо камеры и время от времени запиналась; при этом на лице девицы читалось легкое недоумение, словно она никак не могла понять, где находится и о чем рассказывает. - А тут эти, из-за бульдозера… Мне они сразу не понравились. А вокруг - никого больше… один дедушка с болонкой, и тот сразу ушел… да, еще инвалид безногий! - но он, по-моему, всегда на углу сидит, милостыню просит…
- Вы возвращались домой одна? - поспешно встревает Эдик, мелькая микрофоном.
- Одна. Они меня окружили. "Гуляем?" - первый спрашивает. Нет, говорю, домой иду. "Да успеешь еще домой, пошли лучше с нами, тебе понравится!" - и хохочут… перегаром от них разит, у одного пятно лишайное во всю щеку. Он-то меня первый за руку схватил, стал к стройке тянуть, к дыре в заборе, а остальные сразу лапать начали. Я им - отстаньте, я милицию позову!… А они только ржут, скоты!
- Ну, и что было дальше? - трагически вопрошает Эдик, чертовски смахивая в этот момент на корифея древнегреческого хора, уволенного за алкоголизм.
- Ну, тогда я ударила… того, лишайного, что за руку держал. По лицу. Он упал. А дальше… они все на меня набросились, я стала отбиваться, потом смотрю - четверо на земле лежат, а двое убегают. А им навстречу - патруль с собакой.
- С болонкой? - интересуется Эдик, проявляя чувство юмора.
- С овчаркой, - серьезно поправляет Ольга. - Вот, собственно, и все.
- Ольга, я искренне восхищаюсь вами! - В голосе Эдика действительно звучит неподдельное вос- хищение, и я его вполне понимаю. - В одиночку отбиться от шестерых насильников! Наверное, вы занимаетесь каким-нибудь видом единоборств? Карате? Кунг-фу? Кик-боксингом?
При последнем слове мы с Олегом одинаково морщимся.
Правильно все-таки один великий японец назвал кик-боксинг "СПИДом боевых искусств".
Не лечится, инфекция.
- Да, занимаюсь, - смущенно признается Ольга, и кажется, что она раскрывает страшную тайну кровосмешения и поедания младенцев живьем.
- Чем же, если не секрет?
Нас этот вопрос тоже живо интересует. Спасибо, Эдик, с нас бутылка. Однако на сей раз Ольга уходит от прямого ответа.
- Да всем понемножку. Сперва карате, после у-шу… тайчи… Сейчас сама тренируюсь, для себя - у меня есть материалы, видеокассеты учебные…
- Благодарю вас, Ольга. Я рад, что эта неприятная история закончилась столь удачно для вас и столь плачевно для нападающих, которые получили по заслугам. Скоро они предстанут перед судом. Сегодня у нас в студии собрались не только зрители, но и специалисты: юристы, сотрудники правоохранительных органов, представители федераций контактного карате и у-шу - сейчас мы попросим их прокомментировать этот случай…
- Врет, красавица, - неожиданно заявляет Олег, вставая. - Наверняка возвращалась домой не одна. Кто-то с ней был. По-видимому - серьезный парень. Профессионал. Он им всем и наломал. А эта… княгиня Ольга Святая! Подставлять дружка не хочет - с нее-то какой спрос? А человек мог подписку давать… Я, когда в Москве международный будо-паспорт получал, тоже давал, на год. Еще при Союзе.
- Похоже, - киваю я. - Эту только паралитик не изнасилует - а еще лучше, чтоб слепой! На такое чудо позариться…
Олег в ответ только хмыкает.
- Хотя и здесь непонятка, - добавляет он чуть погодя. - Если им профессионал навалял, почему эти… половозрелые… они-то почему молчат?! Чего боятся?! Догонит, мол, и добавит?
- Представляю вам гостя нашей студии, - соловьем разливается меж тем ведущий. - Сотрудник Харьковского городского управления милиции, заместитель начальника отдела по борьбе с э-э-э… - Эдик спешно роется в шпаргалках и, видимо, не находит искомого. - Пилипчук Анатолий Иванович. Пан Пилипчук, прошу!
Плотный усатый майор в форме встает со своего места в первом ряду и неторопливо поднимается на возвышение, замещать начальника отдела по борьбе чего-то с чем-то.
Ольга имеет счастье лицезреть его монументальную спину.
- Анатолий Иванович, прокомментируйте, пожалуйста, этот случай. Насколько правомочны были действия Ольги? Не превысила ли она пределов необходимой самообороны?
- Действия подвергшейся нападению девушки были абсолютно правомочны, - с видом валаамовой ослицы, изрекающей истины в последней инстанции, басит пан майор. - Ее действия адекватно соответствовали степени угрозы. Разумеется, следствие по этому делу только началось, но уже сейчас, ознакомившись с материалами дела, я могу с уверенностью заявить: пределы необходимой самообороны нарушены не были, ибо под угрозой находилось здоровье, а возможно, и жизнь Ольги! И если бы все потенциальные жертвы насилия могли постоять за себя, как наша героиня, - поверьте, преступность в городе значительно снизилась бы! К сожалению, милиция не всегда и не везде может успеть вовремя, и поэтому от имени сотрудников органов внутренних дел я могу только приветствовать…
Дальше пошла обычная телевизионная чехарда: камера на несколько секунд выхватывала то одно лицо, то другое, а Эдик совал зрителям под нос микрофон с просьбой высказать свое отношение к случившемуся.
Отношение оказалось на удивление единодушным: "Девушка молодец, а этих
- давить и кастрировать!" В принципе, я присоединялся к общему мнению, вот только молодец, похоже, не девушка, а кто-то другой. Монах? Как же! Одному сявке он еще, может быть, и настучит по фейсу, если сявка не слишком здоровый попадется, - но шестерым?!!
Потом выступали юристы, пара разжиревших федерастов вкупе с преподавательницей "курсов самообороны для женщин" (чудеса! - о последней Олег отозвался с крайним уважением…), мелькали кадры с каких-то соревнований и тренировок, хмуро пытались оправдываться перед камерой двое задержанных насильников…
Закончилась передача на мажорной ноте: а ну-ка, девушки, а ну, красавицы, пускай дрожит от вас шпана!… А умелая самооборона в нужных пределах - залог здоровья и безопасности!
Пришел закончивший уроки Сережка - смотреть свои мультики, - и мы с Олегом перебрались в кабинет. Вернулась из магазина жена, поинтересовалась, нужен ли нам кофе, и, выяснив, что таки нужен, отправилась на кухню колдовать над джезвой. Потому как я тиран и деспот и нещадно ее эксплуатирую. Вот кофе, например, готовить заставляю… когда самому облом.
Мы расположились в креслах и посмотрели друг на друга.
Оба понятия не имели, с чего начать.
ОЛЕГ
Молчание не тяготило. Привыкли. Помню, бабушка моей жены, милейшая старушка, все никак взять в толк не могла, за что ее внучка гонят в другую комнату. Работают? Мешаю?! Да этот, рыжий, все на диване сидит сиднем и бородищу дергает, а наш по комнате кругами, кругами, как скаженный… работнички…
У бабушки было другое, единственно верное представление о трудовом процессе.
Впрочем, людям свойственно заблуждаться. У меня, например, тоже было и есть другое представление о способах разогнать насильников. И не у меня одного. Димыч явно удивился, когда я возликовал душой, увидев на экране Хаврошечку из "самооборонки". А я ждал, долго ждал, пока… и дождался.
Хаврошечка - это дело особое. Я тогда подвизался стажером у инструктора первого года, втайне пыжась от гордости, когда к нам привели этот чурбанчик на ножках. Девочка была, что называется, в теле: литая, будто резиновая, и при полном отсутствии комплексов относительно внешности. Сперва мы прозвали ее Крошкой, потом Крошечкой; а там и до Хаврошечки рукой подать.
Через три года ее на экзамене вытащил в круг сам Шеф. Событие редкое и, можно сказать, знаменательное. Когда вдребезги извалянная в песке Хаврошечка наконец вынырнула из этого самума, она плакала. Некий защитник угнетенных, чудом попавший на экзамен (или он просто околачивался в лесу поблизости?), выпятил грудь и подошел к Шефу. "На женщинах оттягиваешься? - драматическим тенором осведомился доброхот, не ведая, что творит. - А если на мне?" Шеф подумал. Затем обвел нас взглядом невинного младенца и подумал еще. "Давай", - наконец согласился он; и, клянусь, глазки у этого модельного шкафа "Гей, славяне!" стали раскосыми, до ужаса напомнив взгляд Шефова учителя, Хидео Хасимото по кличке Эйч. "Какие правила?" - доброхот заподозрил неладное, но отступать счел недостойным настоящего мужчины. "Правила? - искренне удивился Шеф, сияя круглой луной, заменявшей ему физиономию. - Никаких правил. Ты ведь вызвал меня в присутствии моих учеников…" И когда доброхот наотрез отказался геройствовать без правил, Шеф набрал полную грудь воздуха (а там было куда набирать!), после чего хвойно-лиственные леса по оба берега Северского Донца сотряслись от дикого рева:
- А тогда… отсюда на…!
И почти сразу, без перехода, обаятельным полушепотом:
- Извиняюсь, девочки! Эй, парни, готовьте обед…
Я стоял рядом с Хаврошечкой, глядя в ее зареванное лицо и понимая то, чего не понять и сотне посторонних доброхотов.
Хаврошечка плакала от счастья.
Через год она исчезла, объявившись вскоре в Израиле и даже выиграв там пару каких-то турниров. Потом по Интернету пришло письмо из Штатов, где Хаврошечка прорвалась на семинар к самому Морио Хигаонна; потом - Польша, Германия, Австралия… Господа, она вернулась! Вернулась в родной город, солидной дамой-практиком с грудой будо-паспортов всех сортов и мастей. Ее курсы самообороны для женщин быстро стали популярны, Хаврошечка обзавелась крепостью на колесах цвета "металлик", зимой носила песцовую шубку, кося под ожившего снеговика; но носа-морковки не задирала. Она сейчас твердо знала, чего хочет; а хотела она конкретики. Как, впрочем, и раньше, когда скучала на "задушевных разговорах", предпочитая философскому туману туго набитую грушу.
И такое бывает.
Хотя жаль: плакать Хаврошечка, похоже, разучилась.
Едва пришла ее очередь прилюдно восторгаться аспиранткой Ольгой, Хаврошечка сперва сотворила изящную рекламу своим курсам, а после повернулась к несостоявшейся жертве насилия, нашей леди Годиве и Орлеанской Деве в одном лице.
- Ольга, я в восторге! - напрямик заявила Хаврошечка, рдея пухлыми щечками. - Не могли бы вы показать нашим зрителям, и в первую очередь зрительницам, каким образом вы ударили по лицу наиболее агрессивного насильника?
Я был в трансе: Ольга милостиво согласилась и показала. Даже повторила, по просьбе трудящихся. Замечательно! Я мысленно подбросил в воздух чепчик. После такого удара аспирантку должны были изнасиловать в особо извращенной форме: пообещав и не сдержав обещания.
Хаврошечка аплодировала, при массированной артподдержке зала.
- Великолепно! - оценила она сию демонстрацию. - Ольга, не согласились бы вы как-нибудь заглянуть к нам на занятие? В любое удобное для вас время?!
Ольга не согласилась, сорвав бурю оваций.
И тогда Хаврошечка, уже уходя из поля зрения камеры, на миг расслабилась, позволив себе брезгливую гримасу. Умница! - она все понимала не хуже меня.
Только вот беда: я теперь вообще ничего не понимал.
* * *
…Димыч, оказывается, за это время уже успел переговорить с кем-то по телефону.
- Ленчик звонил, - ошарашенно сообщил он. - Слышь, Олег: Ленчик руку сломал…
Он стоял в дверях, растерянный, рыжий, стоял, моргал, дергал себя за бороду, вертя в другой руке невыключенную трубку радиотелефона. Короткие гудки бились о мембрану, словно там, в трубке, ловкие ладони стучали по туго натянутой коже двойного барабанчика, похожего на песочные часы.
Пьеса "Эгути", финал танца "Суета сует", реплика "…нам выпал редкий жребий - в этот мир пришли мы в человеческом обличье…".
- Как? Обо что?!
- Об Монаха, - тихо ответил Димыч.
VI. НОПЭРАПОН
СВЕЧА ТРЕТЬЯ
В период семнадцати-восемнадцати лет занятия не дают больших результатов. Занятия такой поры не могут быть ничем иным, как занятиями, когда - пусть даже ты подвергаешься насмешкам людей, указующих на тебя пальцем, - не обращая на то внимания, запершись дома, и утром, и вечером понимаешь: вот она, веха жизни! И возникают в глубинах сердца желание и силы во всю жизнь не отрешаться от искусства.
Дзэами Дабуцу. "Предание о цветке стиля"
1
Чистый и одновременно приглушенный звук колокола поплыл над холмами. Это был особый, осенний звон - летом колокол звучит совсем иначе, звонко и со сладостной дрожью, которой еще долго суждено расплываться по округе зыбким маревом; а зимой звук у колокола ледяной, замерзший…
Порыв ветра невидимой щеткой взъерошил кроны ближайших деревьев; забилось, трепеща на ветру, желто-красное пламя осени. Сморщилась на миг вода в ручье - а когда вновь разгладилась, то над прозрачной глубиной поплыли в свой последний путь к морю багряные листья кленов.
Мотоеси всегда любил эту пору года, когда прозрачный ломкий воздух до краев напоен светлой грустью увядания. В такие мгновения все вокруг казалось ему предельно искренним - и одновременно каким-то ненастоящим, словно гениально выполненная декорация.
Югэн, "темная, сокрытая для разума красота".
Суть искусства и жизни; нет, иначе - суть искусства жизни.
В бамбуковой ограде,
Подернутой туманом легким утра,
Прекрасны влажные цветы.
Кто мог сказать,
Что осень - это вечер?
- …Дзэами-сан, Дзэами-сан!
- Что там еще случилось? - недовольный голос отца.