Монстр ступал бесшумно. Это было странно, но на удивление не оставалось времени. Сухо ударил выстрел – пуля из револьвера Валюженича прочертила едва заметную полосу на личине чудовища. Монстр не дрогнул! – глаза вспыхнули огнем, и огромная фигура стала надвигаться прямо на Тэда.
И тут Степа понял, в чем дело. Монстр не шел – он, казалось, плыл, едва касаясь пола. Глиняные ноги еле двигались, словно идол стоял на невидимом транспортере. В движениях чудища появилась странная легкость, и у Степы вдруг мелькнула мысль, что это никакая не машина. В глазах горела осмысленная глубокая ненависть – монстр знал, что делает, он видел своих врагов и был готов уничтожить их.
Чудовище сделало новый шаг и легко переместилось в центр комнаты, чуть повернувшись к Тэду. Степа понял – американца загоняли в угол. Вновь ударил револьвер. Глиняные руки шевельнулись, медленно смыкаясь.
– Что случилось? – в дверях спальни стояла Наташа, успевшая накинуть легкий китайский халат, украшенный извивающимися драконами.
– Наташа, назад! – Косухин дернул револьвером, но стрелять не стал. В небольшой комнате рикошет опасен, а пуля ничем не может повредить глиняному затылку. Монстр наступал на Валюженича, а тот уже уткнулся лопатками в стену, стараясь уклониться от тянущихся к горлу глиняных клешней.
Тэд погибнет! Похоже, они здорово недооценили своего ночного знакомого. Тогда, в церкви, глиняный урод не спешил демонстрировать все, на что способен.
Степа прикинул расстояние, поглубже вдохнул воздух и кинулся вперед, пытаясь обойти монстра слева. Глиняная рука дернулась, но Косухин все же успел поднырнуть под нее и через мгновенье стоял рядом с Тэдом. Прямо на Степу глядел горящий маленький глаз. Чудище оценивало нового противника, еще секунда – и оно успеет прижать их обоих к стене. Еще одна секунда… Косухин поднял револьвер и поднес его вплотную к правому глазу глиняной твари. Ударил выстрел. Монстр даже не шевельнулся, но дело было сделано – там, где только что горел красный огонь, стало черно и пусто.
– Йе! – Валюженич дважды выстрелил, промахнулся и выстрелил вновь. Глиняная рука рассекла воздух, Тэд резко наклонился и отскочил в сторону. Монстр замер, прислушиваясь. Видеть он уже не мог – третья пуля Тэда попала в цель.
– Господа! Скорее в комнату! – Наташа быстро разобралась в ситуации и широко растворила дверь в спальню. – Я открою окно!
Это слышали не только люди. Ослепленное чудище среагировало мгновенно. Одна рука ударила туда, где стоял Степа, вторая поднялась, загораживая дорогу. Косухина спасла лишь реакция, он упал на пол, перекатился и вновь вскочил на ноги.
– Тэд! Сюда! – Валюженич бросился вдоль стены, пытаясь обойти монстра справа. Тот обернулся, рука вновь взметнулась в воздух, но американец успел раньше. Миг – и он был уже в дверях. Степа подождал пока Тэд войдет, и заскочил сам, захлопнув створку перед самым носом врага.
– Скорее, в окно! – Наташа резким движением распахнула раму. Пахнуло предутренней свежестью, и Степа успел подумать, что зимой пришлось бы выбивать окно, а возиться со стеклом он никогда не любил. Сильный удар потряс комнату – ослепленный монстр пытался выбить дверь спальни, но попал в стену.
– Тэд, ты первый!
Валюженич на мгновенье замешкался. Новый удар, на этот раз более точный – и дверь распахнулась. Монстр стоял на пороге, готовясь ворваться в комнату.
– Давай, Тэд! – Степа стал посреди комнаты, готовясь задержать страшилище. Американец уже был на подоконнике, еще секунда – и он, опустившись на вытянутых руках, мягко спрыгнул на газон.
– Наташа! Прыгай!
Девушка попыталась забраться на подоконник, но монстр опередил ее. С неожиданной ловкостью он мягко заскользил по полу и, толкнув Косухина, очутился рядом с Наташей. Девушка отшатнулась – глиняное чудище отрезало ее от окна.
Степа сунул за пояс ненужный револьвер. Стрелять нет смысла, а обойти монстра невозможно: даже слепой, он чувствовал каждое движение в комнате. Наташа отошла к стене и резким движением пододвинула кресло, пытаясь загородиться от врага. Тщетно: миг – и кресло с треском ударилось в стену, глиняные клешни потянулись вперед, пытаясь нащупать горло жертвы.
Степа стиснул зубы. Он еще раз оглядел комнату: монстр стоял, загораживая окно, очутившись между Косухиным и девушкой. Еще секунда – и Наташе не спастись. Выбирать не приходилось – Степа нагнулся и резко дернул ковер, в который тяжело упирались ноги чудища. Монстр загреб руками, пытаясь сохранить равновесие, но не удержался и с грохотом, потрясшим дом, рухнул на пол.
– Наташа! – но девушка уже и сама успела оценить обстановку. Перепрыгнув через лежавшее на полу страшилище, она одним движением оказалась на подоконнике и, не мешкая ни мгновения, прыгнула вниз.
– Стив! Где ты? – донесся с улицы голос Валюженича. Степа бросился к окну. Монстр уже вставал неожиданно ловко для его громоздкого тела, почти не касаясь руками пола. Медлить не следовало. Прыжок – и Косухин был уже на подоконнике. Внизу он заметил бегущих к дому людей генерала. Наташа и Валюженич стояли чуть в стороне, американец возбужденно махал руками.
За спиной послышался шум. Краем глаза Косухин заметил тянувшуюся к нему клешню, на миг почувствовал обессиливающий страх, но превозмог себя и прыгнул.
Газон оказался мягким, и Степа лишь слегка ушиб ногу. Валюженич помог ему встать.
– Господа, что случилось? – поручик со шрамом стоял рядом, растерянно глядя на своих подопечных. Второй, незнакомый Степе, офицер уже успел вытащить револьвер.
– Оу! – воскликнул Тэд и указал вверх.
– О господи! – поручик перекрестился. Монстр стоял у окна, внимательно вслушиваясь в то, что происходило внизу. Пустые незрячие глаза в свете уличных фонарей смотрелись особенно жутко.
– Наташа… Наталья Федоровна, у вас это… все в порядке? – запоздало поинтересовался Степа.
– Спасибо, я даже не ушиблась, – девушка не казалась испуганной, скорее – до предела удивленной. – Кстати, можете называть меня по имени, у вас это получается более ловко, Косухин… Господа, – обратилась она ко всем остальным. – Мне крайне неудобно. Не понимаю, что случилось с Бриареем…
– Простите? – поручик нерешительно взглянул на неподвижную фигуру, застывшую на фоне окна. – Вы имеете, в виду… этого, сударыня?
Девушка неожиданно рассмеялась:
– Это же машина! Автомат! Дядя купил его на одном аукционе. Старинный автомат, очень простой, сделан в XVI веке, кажется, в Германии.
"Ничего себе машина, чердынь-калуга!" – пронеслось в голове у Степы. Он вспомнил ловкие движения монстра, красный огонь маленьких глаз, и ему стало не по себе.
– Мы назвали его Бриареем, – продолжала девушка. – Он выполняет самые простые команды, может прислуживать за столом… Не понимаю, что с ним случилось! Он обычно такой забавный…
– Оу, йе! – не выдержал Тэд и невольно взглянул вверх. Окно опустело
– страшная личина исчезла.
– Не понимаю… – Наташа пожала плечами. – В последнее время у нас творится что-то странное. Я никогда не думала, что Бриарей может действовать без команды! Но ведь кроме нас в доме никого не было!
– Значит, этот истукан взбунтовался, – второй офицер, постарше, с заметной сединой на висках, удивленно покачал головой. – Прямо чудище Франкенштейна…
– Нелепо, – вздохнула Наташа. – Мы, кажется, его повредили, хотя, конечно, – она улыбнулась, – не могу в этом никого винить. Спасибо, господа, вы лишили парижские газеты очередной сенсации – девушки, задушенной монстром…
Она протянула Валюженичу руку, затем ее ладонь неожиданно легла на Степино плечо:
– Косухин, мне почему-то кажется, что вы выручаете меня не в первый раз. У вас это удачно вышло. Или вы долго тренировались?
Степа смутился и не нашелся, что ответить.
– Сударыня… господа, – прервал их беседу поручик. – Прошу в машину. В дом, как я понимаю, возвращаться не стоит…
Наташа пыталась возражать, доказывая, что сумеет укротить сбившегося с пути истинного Бриарея, но ее стражи были единодушны. Поручик категорически заявил, что отвечает за жизнь мадемуазель Берг и в этих условиях считает необходимым немедленно отвезти ее к генералу. Степа и Валюженич не стали спорить: по сравнению с только что покинутым домом у Богораза в любом случае будет безопаснее.
Генерал действительно жил в центре, в районе Монпарнаса. Косухин и Тэд проводили девушку до подъезда, послушали, как поручик объясняется с удивленной консьержкой, и решили, что их миссия на сегодня окончена. Оставалось поймать такси и вернуться в показавшуюся сразу такой уютной квартирку, которую снимал Валюженич…
Утром их навестил Карно. Он заявил, что профессор Робер вне себя и требует немедленно доставить в лабораторию лентяя и прогульщика Валюженича. Тэд беззаботно улыбнулся и предложил Степе съездить вместе с ними, пообещав, что кроме самого профессора в их лаборатории не ожидается никаких чудовищ. Степа охотно согласился: после вчерашней ночи хотелось хоть ненадолго очутиться среди нормальной жизни, где не надо ежесекундно ждать смерти и держать оружие наготове. Но повидать грозного Робера не удалось. Они уже собирались усаживаться в красное авто Шарля, когда к дому подкатил другой, столь же знакомый, автомобиль, и капитан, которого звали Виктором, пригласил Степу к генералу.
Как ни плохо Косухин знал Париж, но сразу же заметил, что они едут не в сторону Монпарнаса. Капитан, узнав, что беспокоит Степу, сообщил, что беседа состоится в другом месте.
Авто проехало через весь центр, и Степа вновь сумел увидеть уже знакомую л'Арк Триомф и полюбоваться творением инженера Эйфеля. Увы, у него вновь не было возможности увидеть все это вблизи. Прекрасный Париж оставался для него городом за стеклом автомобиля. А в следующий раз Косухин надеялся побывать здесь лишь в составе рабоче-крестьянской Красной армии, если французскому пролетариату понадобится братская помощь…
…Они поднялись на третий этаж большого богатого дома с вежливым консьержем и коврами на лестницах. В дверях посетителей встретил молодой человек в штатском, но с неизменной военной выправкой. Он не сказал ни слова, внимательно осмотрел гостей и кивнул Степе. Сопровождающие остались за дверью.
– Вас ждут, прошу… – это были единственные слова, которые пришлось услышать Косухину, покуда он шел по огромной прихожей, увешанной акварелями и разными дорогими безделушками. Здесь явно жили не те, кто зарабатывает хлеб трудовыми мозолями. Косухин невольно сжался, готовясь к чему-то неприятному. Он уже бывал в таких квартирах, хотя, конечно, не парижских. Но в те квартиры он врывался с оружием, когда брал города или очищал их от белой сволочи. Здесь же он был гостем – и хорошо, если гостем.
Сопровождающий отворил высокую белую дверь, и Степа оказался в большой гостиной. Здесь также висели картины, но уже не акварели, а полотна, писанные маслом, – портреты и морские пейзажи. Люстра сверкала хрусталем, ноги тонули в ворсе персидского ковра. Шторы были задвинуты, и в комнате царил полумрак, мешавший разглядеть тех, кто здесь собрался. Впрочем, Наташу и Богораза Степа узнал, едва переступив порог. При его появлении генерал встал.
– Господин Косухин!
Тон не вызывал сомнений – Богораз рапортовал, как рапортуют самому высокому начальству. Степе стало интересно – он все-таки попал в самое сердце программы "Мономах"!
Его любопытство было тут же удовлетворено. Из кресла, стоявшего у окна, встал высокий чернобородый мужчина в дорогом, явно сшитом на заказ костюме: крепкий, подтянутый типичная "офицерская кость".
– Здравствуйте, Степан Иванович! – рука, протянутая Степе, была широкой и сильной, и Косухин почувствовал к этому человеку неожиданную симпатию. Может, причиной было лицо – широкое, открытое, с выразительными темными глазами, сразу почему-то показавшееся очень знакомым. В темных волосах и бороде серебрилась седина. Человеку было явно за пятьдесят, хотя выглядел он значительно моложе.
– Меня зовут Александр Михайлович, – хозяин квартиры тоже внимательно осматривал гостя. – А вы похожи на брата!
– Ну… да, – оттаял Степа. – Здравствуйте…
– Александр Михайлович руководит всей программой эфирных полетов, – негромко произнес Богораз, и Косухин вновь напрягся. Вот, значит, кто посылал серебристые стрелы в небо! Александр Михайлович улыбнулся:
– Я рад видеть комиссара Челкеля. С частью присутствующих вы уже знакомы… Прошу…
Он не успел договорить. Из кресла, стоявшего в затемненном углу, резко вскочил высокий – еще выше хозяина дома – молодой человек и быстрыми резкими шагами подошел к гостю. Щелкнули каблуки:
– Андрей Константинович Барятинский. Здравствуйте, Степан!
Князь Барятинский выглядел именно таким, каким запомнил его Степа по фотографии: породистый аристократ давней чистой крови, тонконосый, изящный и одновременно жилистый – прирожденный победитель, живущий в каком-то особом мире, где не могло быть места Косухину. Степа вновь, как когда-то, желчно позавидовал и одновременно разозлился. Именно этого, с голубой кровью, отправили первым в эфирный рейс, чтобы князь, а не крестьянский сын навек вошел в историю.
– Николай мне часто говорил о вас, – Барятинский, не подозревавший о Степиных размышлениях, энергично, по-спортивному пожал гостю руку.
Косухин заставил себя улыбнуться. Здесь он не имеет права на эмоции.
Хозяин дома усадил Степу в свободное кресло как раз между собой и Барятинским. Сразу стало ясно, что Александр Михайлович и князь Андрей здесь главные. Наташа держалась поодаль, а генерал Богораз вообще старался лишний раз не обращать на себя внимания. Впрочем, ни Барятинский, ни гостеприимный хозяин никак не подчеркивали свое превосходство. Этого не требовалось: их первенство не нуждалось в утверждении, оно было явным, изначальным, и не могло быть даже поставлено под сомнение.
Александр Михайлович выждал минуту. Очевидно, пауза была знаком, и все замолчали. Пользуясь этим, Косухин еще раз бросил взгляд на хозяина. Да, этот человек привык властвовать, и это получалось у него без малейшего труда. Смущало бдительного Степу не это – ему приходилось видеть больших начальников. Беспокоило странное сходство виденного им впервые чернобородого с кем-то, хорошо знакомым. Но память почему-то отказывала, и Косухин недовольно вздохнул.
– Наталья Федоровна… Господа… – привыкший повелевать голос был ровен и спокоен. – Комиссия Российской Империи по эфирным полетам продолжает работу. Все вы знаете причину сегодняшней нашей встречи. Нам нужно многое решить. Но вначале предлагаю заслушать господина Косухина. Степан Иванович, прошу вас…
Косухин был не готов выступать в подобном обществе. Конечно, будь Степан на заседании иной комиссии, например Сиббюро ЦК, он знал бы как и что докладывать. Здесь же приходилось быть осторожным и одновременно не хотелось выглядеть неотесанным неучем, ставшим случайным свидетелем великих событий. Тут хорошо знали Николая, а Косухин не хотел подводить брата.
Он уже хотел начать в своей обычной манере: "Ну, это, значит…", – но понял: так говорить не следует. Белая кость, похоже, впервые встречается с настоящим большевиком, и он не может позволить, чтобы на холеных лицах этих господ мелькала снисходительная улыбка.
– Расскажите вначале о себе, Степан, – внезапно предложил Барятинский. Степа вздрогнул, но тут же успокоился. Похоже, им действительно интересно. Что ж…
– Мне двадцать два года. Закончил заводскую школу – четыре класса. Потом слесарил… В партию вступил в сентябре 17-го…
В какую именно – Степан пояснять не стал. Белая кость и сама догадается…
– На фронт ушел в ноябре, после юнкерского бунта. Командир роты, потом – батальона. С осени 19-го – на подпольной работе в Сибири…
Его слушали внимательно. Краем глаза Косухин заметил, как щелками сузились глаза Богораза. Во взгляде Наташи, напротив, был заметен явный интерес, словно Степан прибыл не из РСФСР, а с планеты Марс. Барятинский смотрел на живого большевика даже одобрительно, как будто борьба за дело мирового пролетариата была редким, изысканным видом спорта. Лицо хозяина дома оставалось приветливым, но темные глаза говорили о привычном выработанном долгими годами внимании. Для такого человека не существовало мелочей, и даже биография красного командира Косухина была ему необходима для дела, которым он руководил.
Степа хотел было упомянуть о товарище Чудове, но внезапно вспомнил то, что рассказывал Ростислав.
– В начале января этого года капитан Арцеулов получил приказ от Колчака прибыть в Иркутск и найти генерала Ирмана. Он должен был передать ему пароль…
Косухин и сам удивлялся, откуда взялась у него странная, без всякой "чердынь-калуги", интеллигентская манера изъясняться. Может, он наслушался людей, с которыми пришлось разговаривать в последние месяцы, а может, помогло то, что он много раз пересказывал сам себе эту историю, готовясь к неизбежному отчету в красной Столице.
Степа не скрывал ничего. Он спокойно, будто находился среди товарищей по партии, поведал, как брал Семена Богораза, как осаждал дом на Трегубовской, как пузырился липким жарким пламенем огненный гриб, плавя затвердевший январский наст. И так же спокойно он говорил о том, что слыхал от других: об упавшем возле умолкшего пулемета Казим-беке, о подземном ходе, ведущем в старую часовню, и о пустой холодной тайге, по которой уходили беглецы.
Только одно оставалось под запретом – Венцлав и все связанное с командиром 305-го. Это не его тайна. О Венцлаве он расскажет лишь в Столице…
С остальным оказалось проще. Он коротко рассказал, как погиб Семирадский, а дальше уже почти нечего было скрывать. Степа заговорил о полете на "Муромце", о том, как менялись за штурвалом Николай, Наташа и хныкающий студент Богораз, и заметил, что девушка смотрит на него изумленно, а в глазах генерала блеснула затаенная гордость.
Те, кто были здесь главными, слушали невозмутимо. Лишь однажды лицо Александра Михайловича дрогнуло – когда Косухин упомянул о красном флаге над Челкелем и о том, как бросил на стол свое удостоверение, принимая комиссарство над полигоном…
Кое о чем Степа все же умолчал, не став говорить о прилете того, кто пытался предъявить фальшивый приказ Адмирала. С этим следовало разобраться самому. Как и с тем, что рассказал перед отлетом Богораз.
– В полдень, двадцатого, "Мономах" взлетел… – Косухин помолчал, словно вновь увидев желтую степь и медленно уходящую в небо ракету. – Полигон был взорван… Ну, вот и все…
Это, конечно не было "все". Но о том, что случилось после, Степан говорить не собирался.
В комнате воцарилось молчание. Никто не спешил задавать вопросы или высказываться: похоже, у присутствующих было о чем поразмышлять.
– Благодарю вас, Степан Иванович, – хозяин дома говорил медленно, словно продолжая раздумывать. – Насколько я понимаю это все, что вы имеете право нам рассказать.
– Да, – спокойно подтвердил Степа. – Это – все…
– Значит, потом вы добрались до Индии, – то ли спросил, то ли просто констатировал Богораз. – По дороге познакомились с господином Валюженичем…
Степа пожал плечами. Рассказывать о Тэде значило начать разговор о Шекар-Гомпе.