Пока что четвертый месяц, не считая дороги, где-то в Европе заседали в сомнительной попытке окончательно договориться. Наш вопрос был третьестепенным, но американские делегаты на мирной конференции настаивали, чтоб Париж признал независимость колоний как предварительное условие переговоров. В целом возражений по данному поводу сегодня не имела ни одна из сторон, но франки выставили условием отсутствие преследований и имущественную сохранность у местных жителей, участвовавших в войне на их стороне. Естественно, требование во второй части было с негодованием отвергнуто и предложено встречное: о возмещении колонистам убытков, понесенных от действий интервентов. Это уже не устраивало республиканцев.
- Никогда не думайте, что привыкли к походной жизни! - продолжаю рассказывать, ощущая себя старцем, делящимся на склоне лет никому не нужным опытом. - Не обманывайтесь. Невозможно привыкнуть к путешествиям, потому что все кругом постоянно изменяется. Ничего одинакового в пути не существует. Погода, встречные, даже сама природа. Люди редко замечают, но и деревья по мере продвижения меняются. На севере одни, на юге иные. На западе вообще начинается степь. Все это зависит от наличия дождей, разницы в почве и температур.
Не подозревал, что могу быть столь красноречивым. А всего-навсего невинным вопросом задели старый больной нарыв. Зато и смотрят, чуть не разинув рты. Может, зря завелся?
- Но путешествие отнюдь не изумительное развлечение, - сворачиваю, пытаясь перестроиться. - Мастерство путника - сродни воинскому. Оно приходит с годами изнурительных тренировок, с потом и кровью, с горькими слезами, и многим несчастным суждено погибнуть, так и не достигнув совершенства.
- Разница в том, - без спроса вмешивается Пьер, - что солдат идет куда ему прикажут, офицер куда положено, а обычный странник никого не обязан спрашивать.
- Кроме здравого смысла. А то попрешься иной раз, не зная броду, и сам утонешь, и другим подгадишь. Если ты не один, все равно ответственность за семью или попутчиков. Надо многое уметь и знать. Булки даже в Америке на деревьях не растут, а золото в безлюдных дебрях жевать не станешь. Не питательно, - под смешки объясняю.
- Еще и опасно может быть везти его с собой, - задумчиво пробурчал Питер.
- Иной раз и обычные сапоги кому-то способны излишне понравиться. Потому приходится не только уметь лечить или подковать лошадь, починить фургон или разжечь костер без дыма, но еще и уметь обращаться с оружием и без раздумий пускать его при нужде в ход. Никогда, - наставительно, с нажимом произношу, - без причины не надо обострять, угрожая зря. Частенько люди сами боятся и потому ведут себя не лучшим образом. Дать им предлог для отступления, вежливо и с уважением обращаясь, достаточно легко и не требует особых усилий. Но если уж оружие извлек, бей не раздумывая. Иногда промедление смерти подобно.
О, черт! Ну зачем существуют заместители, раз они не способны обходиться без начальства, глядя на приближающихся всадников, подумал я и мысленно выругался.
- Жизнь в дороге достаточно тяжела и опасна. Надо иметь определенный склад характера и быть готовым к риску. А дальние переходы рекомендуется совершать с хорошо знакомыми людьми. Ведь одиночке достаточно просто упасть и сломать ногу, чтобы сгинуть навек. К тому же кроме каждодневного перемещения с рассматриванием окружающего мира таких людей ждут укусы москитов, натертые ноги, тяжелый труд. И не стоит надеяться, что, научившись есть полусырое мясо и полувареные бобы… - Все дружно посмотрели на Вики, а она надулась. - …Становишься великим героем. Вообще-то всегда предпочтительней питаться не только хорошо, но и вкусно. Твой отец, - поднимаясь для встречи Рюффена, говорю Хенрику, - когда на него находил стих, замечательно готовил.
Правда, делал это в редчайших случаях, когда других вариантов не существовало, предпочитая жрать даже в трактирах прогорклое, лишь бы не утруждаться. Все же Бэзил был ленивым ужасно. А ведь мог неплохую карьеру сделать в качестве повара, зная кучу экзотических рецептов. Бефстроганов, голубцы, галушки, пельмени, пирожки, майонез, расстегаи и многое другое вроде маринования мяса настолько мне понравились, что заставил записать рецепты. Как-то толстая книга с добавлениями из английской, местной и испанской кухни попалась на глаза Мутону, и он, слегка отредактировав, издал ее для хозяек. До войны была самая продаваемая книга в колониях. Три издания и перепечатки в Европе. Вот уж не подозревал, оказывается, и на книгах можно серьезно заработать.
- Извините, - сказал детям. - Надо выяснить, что им вдруг понадобилось.
За спиной на мгновение наступило молчание, а затем загалдели. Варгас что-то солидно ответил. С большинством окружающих им неудобно общаться. Заслуженные офицеры воспринимают их детьми, коими пока и являются. Беседуют с определенной долей снисходительности. А Мендеса не сильно старше и охотно взял на себя роль ментора. Наверное, ему приятно оказаться всезнающим и старшим. При мне он занимал место гибрида слуги с адъютантом, и с ним считались, но все равно возраст давал о себе знать. А теперь он сам невольно превратился во взрослого дядьку.
Объясняет и показывает все необходимое. От правил поведения в военном лагере (да-да, куда ходить по нужде) до беготни по моим указаниям. А когда случайно выяснилось про его участие в сражениях, ранение и спасение командира (меня то есть, отдав лошадь взамен убитой), и вовсе зауважали. Он, кстати, как настоящий вояка, очень не любит расспросов на тему "сколько ты убил". Притом, что таковые имеются реально. Когда стреляешь, не всегда разберешь, чья пуля попала в человеческую цель, но про двоих я точно знаю. Все в том же неудачном сражении во время резни пехотного батальона, старательно прикрывая меня.
- Почта прибыла, - поставил в известность Рюффен, спешившись и пытаясь извлечь из сумки бумаги.
Занятно, он свиту оставил в стороне, не хочет, чтобы слушали. Кажется, грянуло долгожданное. В связи с перемирием и отсутствием боевых действий начались подвижки.
- Конгресс наконец набрался решимости и отрешил меня от должности? - отмахиваясь, любопытствую. Прочитать всегда успею.
- Откуда ты знаешь?
- Кроме недоброжелателей у меня имеются и многочисленные корреспонденты, не считающие зазорным делиться последними новостями нашего политического цирка. Покушение на прерогативы высшего гражданского органа власти…
Наученный горьким опытом и не имея от сбежавшего от франков высокого собрания ничего помимо невразумительных увещеваний и призывов бороться за свободу, плюнул на все послания и согласно советам дез Эссара обратился с личными письмами к губернаторам, точно изложив нужды войска. Практически все среагировали положительно, да только прислали мизер потребного. Но поскольку прямых возражений и отказов не прозвучало, следом увидело свет циркулярное письмо главнокомандующего губернаторам и ассамблеям, с обещанием без материальной помощи вынужденно разорить всю оставляемую округу, заманивая республиканцев в глубь территории Федерации. Иначе, мол, никак не удержать. А попутно продавил прежде невозможное - создание по образцу Альбиона повсеместной рекрутской системы.
Достаточно скоро моему призыву, расценив в качестве угрозы, вняли. То, что армия была теперь одета, обута, накормлена, пополнена, было результатом постоянной переписки, где чередовались намеки, жалобы, нападки и обещания. А главное, все жители колоний не сомневались в необходимости иметь между собой и врагами буфер в виде Континентальной армии. О реквизициях и жесткости пришельцев из-за моря можно было даже не сочинять. Все это имело место в реальном мире.
Естественно, стоило экспедиционному корпусу начать отступление, как Конгресс, к этим достижениям имеющий весьма отдаленное отношение, моментально вспомнил, что таких полномочий мне не давал. Вышибленные из армии за провалы офицеры слетелись толпой поближе к депутатам и принялись поливать грязью лично меня, других генералов. В газетах печатали издевательские сообщения, в которых под псевдонимами отзывались об Эймсе как о дилетанте в военном деле. Якобы можно было уничтожить республиканцев в генеральном сражении, победить, не устраивая блокады, и вообще все проделать гораздо проще.
Наверное, они мстили за свой прежний страх, пытались переложить вину за случившееся. Или действительно так думали. Роли это не играло. В армии эти речи и статьи вызвали яростное негодование. Кое-кто повадился ездить в тыл и запугивать политиканов, а пару раз избивали журналистов. Вздумавшему поддержать соответствующие высказывания графу де Моруа прострелили на дуэли шею, отчего сей не умеющий сдерживать длинный язык господин скоропостижно скончался. Многие заткнулись, но с удвоенной энергией принялись обсуждать за закрытыми дверьми, как бы избавиться от генерала Эймса, натравливающего головорезов на честных граждан. Ей-богу, никого никуда не посылал!
- Кого назначили командующим?
- Меня, - с хмурой рожей заявил Франсуа. - Я хотел, чтобы ты услышал не от других. Даже и не думал претендовать…
- Так это прекрасно, - нетерпеливо прерываю извинительные излияния.
- Что?
- Гораздо хуже было бы получить в начальники Лобрано или Стаффорда. Луазон еще куда ни шло, но ты - лучший вариант.
- Ты серьезно?
- Успокойся, Франсуа. Господь свидетель, никакой обиды не имею и доволен. К снятию шло с тех пор, как Конгресс перестал пачкать пеленки коричневой субстанцией в ожидании наступления экспедиционного корпуса и что снова придется драпать от приближающихся республиканцев. Когда-нибудь от разговоров должны были перейти к действиям.
Его кандидатуру мои друзья, заступники и должники старательно пропихивали вверх в качестве компромисса со сменой командования. Во-первых, реально боевой офицер, даже с прежней школой. Во-вторых, герой войны с индейцами, испанцами и франками. В-третьих, достаточно известен не только в армии, но и в обычном народе. Фактически считается номером два в качестве генерала. Провалов вроде моих, когда приходилось отступать или разбегались солдаты, за ним не числится. В основном по причине направления на периферийные участки фронта, однако задачу выполнял четко и правильно. Придраться не к чему. Сплошные достижения. В-четвертых, многим солидным людям импонирует, что не из простых мужиков, как многие выдвинувшиеся в войну офицеры. В-пятых, он прислушается к мнению бывшего командира при любом раскладе. Не из подобострастия, а слишком хорошо друг друга знаем. Уважение имеется.
И есть еще дополнительный штрих, который лично мне очень нравится. Хотя он и не противник рабства как такового, будучи сам хозяином сотни рабов и немалых размеров плантации, но отнюдь не белый. И любые поползновения в сторону ужесточения законов или разделения по цвету кожи непременно будет давить. Армия сохранится в прежнем виде, где черные, коричневые, красные и белые имеют равные права, обязанности и возможность продвинуться. И это очень важно для будущего.
- Твоя первоочередная задача на новом посту, - с ходу принимаюсь диктовать инструкцию, - сохранить войска на будущее. С исчезновением военной угрозы распадутся соединяющие Федерацию узы. Этого допустить нельзя! Мы сильны, пока мы вместе. И даже малоприятный во всех отношениях сегодняшний Конгресс крайне необходим. На руках огромная масса юнайтов, сертификатов, всевозможных расписок, по которым ожидает получить деньги великое множество людей. Есть бедный фермер, принявший бумажку взамен пули от Континентальной армии, забравшей у него сено или картошку, а то и лошадь. Есть и богатые господа, открывавшие кредит войскам. Офицерам и солдатам обещали землю. Если их распустят моментально при известии о мире, кто встанет на защиту страны, повторись вторжение? Или пойдет сражаться с индейцами?
- Меня агитировать не требуется. Сам понимаю. И кстати, - он улыбнулся, - будет где и зачем содержать полки.
В свое время находил возможным пойти на гораздо бóльшие уступки в переговорах с индейцами и мексиканцами. Утверждал, что не требуются столь огромные территории. Фактически проконтролировать не сможем.
- Как раз за этим и нужна всеобщая воинская повинность. Многие после службы осядут там.
- Это потребует реорганизации армии и офицерского корпуса. Училище понадобится создать, уставы наконец принять. Чтобы не происходило повторения фарса с полковниками.
Если Стаффорд к снятию с должности из-за мародерствующей, а затем разбежавшейся бригады (гибель гражданских в вину не ставили) отнесся с обидой, подав в отставку, но и не стал доказывать, насколько все было правильно, то Эрсан оказался изрядным склочником. Он потребовал извинений, утверждая, что полностью выполнил долг и не его вина в нарушенных планах. Дошло до суда, который отстранил полковника от службы, подтвердив мой приказ. Тогда Эрсан помчался жаловаться Конгрессу, найдя там благодарных слушателей, благо с должности его сняли и времени оказалось навалом.
Конгресс не принял доводов обвинения и постановил вернуть на службу жалобщика. Ну я так и сделал, отправив его во главе взвода на западную границу. Полковник ехать отказался, помчавшись вновь с ябедой к депутатам. После долгих колебаний и раздумий те пришли к выводу о необходимости иметь компетентного офицера и на западе, а также о нарушении приказа. В итоге вынесли постановление о нарушении им субординации. Тут Эрсан и вовсе демонстративно уволился: вроде не его выгоняют, а сам уходит. Нет возможности служить под началом издевающегося над ним без вины генералом Эймсом. И принялся поносить меня на всех углах.
- Теперь ты командующий и сам станешь решать. А я поеду домой. По-моему, заслужил отдых, а? Впрочем, вряд ли удастся понежиться. За эти годы все предприятия пришли в упадок, и надо вновь налаживать работу.
Оркестр с энтузиазмом наяривал вместо маршей песенки. Сначала прозвучала: "Мир перевернулся вверх тормашками", затем "Свободные янки". Без перехода продолжилось "Континентальной". Хорошо, они еще не исполняли на разные голоса, а только музыку выдавали. Даже среди высокопоставленных офицеров многие едва сдерживали смех. Нижние чины и вовсе ржали, ничуть не сдерживаясь. А шагающие мимо солдатских шеренг синие мундиры, судя по взглядам, не хуже американцев знали тексты. Собственно, вариантов у прошедших военные лагеря имелась масса, но практически в каждом присутствовали матерные выражения.
Без команды, однако вполне сознательно, вместо церемониального прощания вышла натуральная комедия. К древним традициям американцы относились наплевательски, и напрасно франки перед уходом начищали мундиры и штыки. Они проиграли, и всем о том известно. Пусть скажут спасибо, что убираются вообще не под презрительный свист, лишенные оружия и вываленные в перьях.
- Господин генерал, - укоризненно пробормотал английский посол.
Ему страшно не нравился весь этот сброд вокруг, многие из которых по происхождению были практически каторжники или происходили от них. Американцы вовсю скалили зубы, строили рожи, приплясывали от восторга и грозили побежденным. Невольно начинаешь вспоминать с сожалением генерала Эймса. Он никогда бы не позволил такого.
Гремит салют, и звучат оглушительные вопли: "Да здравствует король Британии! Да здравствуют дружественные европейские державы!" И наконец торжествующее: "Да здравствует Американская Федерация!"
- Про врага, - повышая голос, потребовал Рюффен.
Оркестр на мгновение запнулся - и грянула совсем иная, отнюдь не веселая мелодия, прекрасно знакомая любому солдату Континентальной армии.
Вперед, доблестная армия.
День славы вашей настал!
Сначала в веселье возникла пауза, потом подхватило несколько голосов.
К оружию, американцы!
Вставайте все в строй!
Теперь уже и остальные присутствующие англичане недоуменно переглядывались. Республиканцев им любить не за что, однако воспитанные люди все же так себя не ведут.
…Кровь синих
Оросит наши нивы…
Гремели уже все американцы, и звучало достаточно неприятно. Уходящие навсегда члены экспедиционного корпуса вели себя по-разному. Некоторые смотрели себе под ноги, не поднимая взора, другие, напротив, поглядывали с вызовом или печатали шаг. Как бы то ни было, вряд ли им еще придется сойтись в бою с орущими в лица гневные слова.
Многолетняя война завершилась. Соглашение с Федерацией далеко не самый важный пункт в подписанном в Женеве документе. Даже сведения об окончании европейской войны дошли с двухмесячным опозданием.
Именно поэтому почти год сидели, сторожа противника, на Манхэттене. Это было безопасно (помершие от болезней и несчастных случаев не в счет) и очень скучно. Маневры, сражения - остались позади, но и бросить все, разойдясь по домам, невозможно. Тысячи людей продолжали служить, работали на войну и платили налоги для ее ведения.
Удовлетворить всех оказалось невозможно. Поэтому Рюффен не особо верил, что через несколько лет не последует второй раунд. Тем не менее дипломаты постарались на совесть в поисках подходящего для всех компромисса. Соединенных Королевств больше не существовало. Из их осколков образовалось королевство Британия, включающее Англию, Шотландию, Ирландию, Нидерланды, Индонезию, Гаити и еще кучу по мелочи, включая половину Индии. Вторая досталась Франции, как и Валлония, граница по Рейну, Северная Италия, несколько островов в Средиземном море и Куба с Пуэрто-Рико. Бургундия и Фландрия прекратили свое существование, поделенные.
Хуже всех пришлось Испании. Филиппины она сохранила, однако сахарные острова потеряла. Хотя территория Пиренейского полуострова была очищена от оккупантов, в отличие от Америки, оттуда их не выбили. В результате единая прежде империя разделилась на испанское и австрийское королевство. Родные братья, сидящие на тронах, друг друга не выносили, и союз оказался формальным. Вена присоединила к себе католические немецкие княжества, зато Мадриду достались колонии, в которых еще требовалось навести порядок.
Не только Новая Испания, превратившаяся в Мексику, но и вся Южная Америка бунтовала, добиваясь независимости. Вторжение в земли метрополии франкских армий, падение Мадрида, восстание в Новой Мексике послужили поводом населению для мятежей. Были созданы хунты в Буэнос-Айресе, Боготе, Каракасе и Сантьяго-де-Чили. Первоначальное стремление лишь отстоять земли от французов в пользу низложенного короля Испании Фердинанда вскоре переросло во вполне сформировавшееся движение за свободу.
Пример северной Федерации многим пришелся по душе. Ведь все стороны официально признали ее самостоятельным независимым государством. Конгресс получил много свыше того, на что изначально рассчитывал. Отсутствовала необходимость входить в некий союз под скипетром единого владыки. Благодаря собственным усилиям они теперь могли беседовать с прочими державами на равных. Ну в какой-то степени. По крайней мере, экономическое развитие, эмиграция, внутренняя и внешняя политика целиком находились отныне в руках народных депутатов.
- Скажите, а это правда, что однажды при обсуждении на военном совете генерал Эймс утвердил план, согласно которому подчиненные ему подразделения могли потерять свыше половины своего состава? - негромко спросил английский адмирал Хоу.