Тут он полностью прав - имперцы не дураки, чтобы упускать из виду ценный ресурс. Во-первых, степняки нужны для штурма роденийских укреплений, а во-вторых, поддержание строжайшей дисциплины в орде обеспечивает драконов свежим мясом. И не беда, что желающих нарушить её с каждым днём всё меньше и меньше - мнением консервов желудки не интересуются.
- Лошадей не слышно, - удивился Михась. - Сожрали?
- Уже давно, - подтвердил Барабаш. - И это хорошо.
- Почему?
- Лошади бы нас учуяли, у них нюх не хуже собачьего.
Да, про глорхийских коней ходили слухи, будто своим происхождением они обязаны противоестественной связи осла с волчицей, взяв от первого предка упрямство с выносливостью, а от второго унаследовав злобность, хитрость, кровожадность и прочие не самые привлекательные качества. В Родении подобную скотину не желали видеть даже в виде трофея и при удобном случае попросту уничтожали без жалости. А на вкус, кстати, неплохие, разве только жестковаты. Но если потушить хорошенько с овощами да с парой стаканчиков раки…
Михась шумно сглотнул слюну и осторожно поинтересовался:
- Дождёмся ночи и нападём?
- Тебя в детстве по голове часто били? - Матвей посмотрел на лётчика так, будто видел в первый раз. - Пустым пыльным мешком, например…
И зачем вот обзывается? Во всех прочитанных книгах герои именно так и поступали - под покровом темноты пробирались во вражеский лагерь и убивали главного злодея. Часто ценой собственной жизни. Но в следующих томах обязательно разъяснялось, что смерть являлась маскировкой, позволившей усыпить бдительность гадов более высокого уровня. Интересно, вот про него, про скромного лётчика Михася Кочика кто-нибудь напишет?
- Глорхийцев обойдём стороной, посчитаем количество драконов у пиктов, и полученные разведданные доложим командованию после перехода линии фронта, - высказал своё мнение Еремей. - Правильно, командир?
Барабаш думал примерно об этом же, потому кивнул:
- Да, обойдём. И посчитаем. И доложим. А героям, буде таковые среди нас обнаружатся, мы с Ерёмой ноги из задницы повыдёргиваем!
- А чего сразу я? - возмутился Кочик при виде явной несправедливости. - И почему сразу ноги?
Старший десятник рассмеялся:
- Заметь, Миха, я твоё имя не называл.
- Сбылась мечта идиота, - Барабаш со злостью посмотрел на Михася. - Ты накаркал.
Лётчик лишь вздохнул и не стал вступать в спор с командиром. Себе дороже.
- Не кати на парня бочку, Матвей, - неожиданно пришёл на помощь бывший профессор. - Мы сами виноваты.
Старший десятник промолчал, признавая вину. Да, попытка обойти лагерь глорхийцев закончилась неудачей. Ну кто же знал, что длинный овраг выведет точно в центр имперской армии? Хотя. Чего скрывать, дурни и есть… по запаху жареного с редкими и дорогими специями мяса могли догадаться… Не сообразили вовремя, а потом стало поздно.
Драконы почуяли чужаков не хуже сторожевых собак. Или лучше? Те ориентируются на запах, а крылатые чешуйчатые твари начали проявлять беспокойство от присутствия губительной для них энергии кристаллов гораздо раньше, чем могли бы унюхать. И уйти незамеченными уже никак нельзя. Вот же гниды… летающие!
- Суетятся, - Матвей говорил вполголоса, так как раскинутый профессором полог невидимости не прятал звуки. Конечно, во всеобщем рёве и криках вряд ли кто услышит, но вдруг? - Ерёма, мы здесь до темноты просидеть сможем?
- Не-а, - Баргузин достал из кармана горсть зарядных кристаллов к огнеплюйке и бросил перед собой на траву. - Они уже нагреваются.
- И что?
- Да так, мелочь… Скоро взрываться начнут.
- Зачем?
- Не зачем, а почему. Обычные давно бы уже бабахнули, а эти старого образца, так что чуть-чуть потерпят. Тут тыщи полторы, если не две колдунов, и у каждого магия аж из ушей плещется. К наступлению подготовились, уроды.
Матвей поёжился. Он и раньше слышал о несовместимости пиктийского колдовства с помещённой в кристаллы силой Владыки… Владыки?
- Ерёма, но ведь эти заряжал Эрлих!
- Угу, - кивнул профессор. - Потому до сих пор и не херакнули. Это сейчас старый хрен забывает про технику безопасности, а тогда…
Еремей спохватился и строго посмотрел на вытянувшиеся лица товарищей:
- Я ничего не говорил, а вы ничего не слышали.
- Понятно, - выдохнул старший десятник.
А Михась ничего не сказал, он завопил дурным голосом, вскочил на ноги и принялся приплясывать, одновременно выгребая из карманов налившиеся красным светом кристаллы. Там, где они падали на землю, поднимался дымок.
- Вот же ж, - пробормотал Барабаш и сам почувствовал нестерпимое жжение и сильный запах палёных тряпок. - Сейчас долбанёт!
Не долбануло. Хотя… хотя как ещё посмотреть.
Дальнейшие события произошли почти одновременно - плевок дракона, почуявшего мощное излучение, расплескался по установленной профессором защите; выстрел Михася, благополучно прошедший сквозь полог, испарил трёх ближайших тварей; зафыркала огнеплюйка Еремея, образуя в пиктийской толпе широкие просеки; старший десятник швырнул горячий кристалл прямо в распахнутую зубастую пасть…
- Бозэпс ра… Дедис тхна! И ещё раз туда… - чеканные слова заклинания на неизвестном языке перемешивались с роденийскими, и десяток тварей смело стремительно увеличившимся в размерах щитом. - Дедашенс мовткхнав шенс зургзе!
Обрушившиеся на защиту боевые проклятия пиктийцев бессильно рассыпались о преграду, а Еремей вздрогнул от боли и побледнел. Но очереди из его орудия (как ещё назвать помесь духовой трубы, мясорубки и огнеплюйки?) не стали менее точными.
- Пирши шевеци бичо!
От нового заклинания волосы встали дыбом и заныли зубы, мир вокруг как будто дрогнул и расплылся, но спустя мгновение вновь приобрёл прежнюю чёткость.
- Так их, Ерёма! - заорал восхищённый Барабаш.
- Заткнись! - глаза бывшего профессора блеснули серебром и, как показалось, засветились. - Стреляй!
Матвей и стрелял. Стрелял, обжигая руки при перезарядке оружия. Наверное, обжигал, потому что почерневшие пальцы не чувствовали боли, а появившиеся волдыри тут же лопались, запекаясь в краснокоричневую корку. Времени на мысли больше нет. Его нет ни на что, кроме ревущей стены огня, в которую слились молнии частых выстрелов.
По щеке ударило колючими ледяными крошками… Рядом охнул Михась и упал на колено. Сияющий купол щита истончился и пошёл радужными разводами… такие бывают на мыльных пузырях перед тем, как они лопнут.
Этот не лопнул - потускнел и разлетелся лохмотьями, вновь собравшимися в нечто похожее на ветхую и дырявую рыбацкую сеть.
- Маймуно виришвили! - заклинание немного упрочило защиту. Но дорого обошлось. Дрожь в руках… глаза застилает красной пеленой с пятнами синих сполохов… - Дедис патахи дагапаре тавзе!
- Ерёма, это ты? - старший десятник, не прекращая стрельбу, отскочил от Баргузина на пару шагов. - Не знаю, кто ты сейчас, но всё равно молодец!
Да, так уж получилось, что за последующими событиями Еремей наблюдал со стороны. Его сознание отделилось от продолжающего сражаться тела и зависло где-то между небом и землёй. Ведь может бесплотная душа зависнуть? Если с пользой для дела, то может!
А тот, что остался внизу, сыпал заклинаниями, будто пьяный матрос пустыми бутылками из-под раки, умудрялся поддерживать защиту. Лупил во все стороны из своей чудовищной огнеплюйки, прикрывал товарищей от ударов пиктийских колдунов…
"Любуешься?" - знакомый голос возник из ниоткуда.
"А что делать?"
"Помоги ему, дада шени… Себе помоги".
"Как?"
"Мыслью. Или ты за последние три тысячи лет потерял способность мыслить?"
"Старый пень…"
"Младше тебя, между прочим. Если помнишь, я появился после того, как…"
"Помню. Кое-кто отрёкся от старого мира и отряхнул его прах со своих ног. А себе прежнему, то есть мне, оставил дурную славу сказочного негодяя и древнюю пещеру".
"Про силу забыл?"
"Какую ещё силу? Несколько фокусов и белые глаза?"
"Значит, забыл. Будем лечить амнезию электрошоком".
"Чем?"
"Чем надо, тем и будем! Лови!"
Еремей вдруг почувствовал страшную боль. Странно, ведь душа без тела ничего не должна чувствовать. И следом возмущённый крик:
"Из меня не тяни! Не тяни, говорю! Вот придурок! Да чёрт с тобой, забирай! Маймуно виришвили…"
Огненная волна, эпицентром которой стал защитный купол, прокатилась по пиктийской армии. Прокатилась, сжигая живых и мёртвых, превращая в пепел драконов и людей… Вспыхивающие то тут, то там кляксы эвакуационных порталов рвали пытавшихся спастись в куски… Вой умирающих варров взлетал к равнодушному солнцу… В закипающих мозгах имперских магов билась последняя мысль. Одна. На всех.
"Что, бля, не ждали? А я пришёл!"
Эрлих вернулся. Эрлих Белоглазый.
Благой Вестник, храни Пиктию.
Горело всё, что могло гореть, а то, что не могло делать этого в принципе, - плавилось, растекаясь багровыми, сыплющими искрами лужицами. Огонь, дым, грохот… странное ощущение поменявшихся местами неба и земли - подсвеченной заревом пожара земли и скрытого за кружащимися облаками пепла неба. И вдруг всё закончилось внезапной давящей на разум тишиной, разорванной человеческим криком:
- Не ждали? Я пришёл!
Ответа нет, а человек пошатнулся и опустился на колени. Ухватился за траву, чудом уцелевшую на месте защитного купола, но сухие зимние стебли не удержали, оборвались с лёгким шелестом.
- Михась, лови его! - высокий широкоплечий бородач в изорванной форменной накидке без знаков различия сам бросился к падающему. - Держи, говорю!
- Ага, - отозвался юноша в грязной куртке из толстой кожи и, опустившись на колено, подхватил обмякшее тело. - Что с ним, товарищ старший десятник?
- Ты дурак, да? Ерёма тут такого наворотил… Да что вы понимаете в войне, летуны…
Юноша, названный Михасем, не обиделся. Попытался подняться с тяжёлой ношей.
- Он живой?
- Надеюсь.
- И как же теперь, Матвей?
- Что значит как? - переспросил тот. - К своим будем выходить, тут немного осталось. Профессора понесём на себе по очереди.
- А если носилки сделать?
- Из чего? Найди на ближайшие тридцать вёрст хоть одно дерево. И я тебя расцелую.
- Обойдусь без поцелуев.
- И это правильно, не энейцы какие-нибудь… Но тащить всё равно придётся - никто и никогда не может сказать, будто старший десятник Матвей Барабаш бросает своих. Понял, да?
- Угу, - кивнул Михась и с грустью прислушался к урчанию голодного желудка. - А по пути хорошо бы пожрать найти.
- Вот это не обещаю, - хмыкнул старший десятник. - И мешки с провизией того… тю-тю… Ладно, чуть остынет, и попрём.
- Чего ждать-то?
- Кагулово отродье, - Барабаш плюнул за пределы обозначенного сухой травой круга и, когда плевок испарился в полёте, удовлетворённо кивнул. - То-то и оно, ждать нужно.
- Долго?
- С утра попробуем, может, и сумеем пройти. Да, и посмотри тут… вдруг какой дракон не до конца сгорел.
- Или пиктиец.
- Прикажу, будешь и пиктийцев жрать, рядовой!
- Э-э-э…
- Шучу. Иди.
- Я быстро.
- Понятное дело, но если сгоришь к кагульей матери, то лучше не возвращайся.
Ночь, колышущаяся перед глазами. Ночь как море - со множеством оттенков и скрытой мощью, готовой взорваться безумством урагана. Но пока спокойная ночь. В ней светится бесчисленная россыпь звёзд, то крохотных, то крупных, но холодно-колючих независимо от размера. И такой же холод поднимается по телу от потерявших чувствительность ног к переставшему стучать сердцу. Оно остановилось и задумалось… стоит ли работать дальше… и зачем ему всё это? Для чего трудиться, проталкивая кровь по изорванным непомерной натугой сосудам… есть ли вообще в этом смысл?
В тишину и покой ночи вкрадывается шёпот, улавливаемый не слухом - краем умиротворённого и предвкушающего заслуженный отдых сознания:
- Ты что творишь, Ерёма? Не моги сдохнуть… слышишь, не моги.
Сильные толчки раздражают и мешают сосредоточиться. Сосредоточиться на чём? Всё лишнее - холодное спокойствие самодостаточно и не терпит иного. Кто шепчет? Зачем? Кому взбрело в голову прогонять уютную и ласковую ночь? Она манит… манит… Все прочь!
- Отбиваешься, гад? - шёпот перешёл в оглушающий рёв прямо в ухо. Чьё ухо? У ночи нет ушей. - Не моги сдохнуть, сволочь!
Знакомый хриплый голос. Грубый. Где-то раньше слышал? Нет, не вспомнить. Да и не нужно вспоминать, так проще и легче. Отстань.
- Как он там, товарищ старший десятник?
Опять смутно знакомые интонации. Но это уже другой. Что им нужно? И не трогайте, вы можете спугнуть ночь.
- Стучит сердце, Миха, точно стучит! Пасть ему раскрой!
Бульканье. Горечь во рту. Обжигающая и странная в этом холоде горечь.
- Проглотил?
- Да куда он к кагулам денется?
Зачем погасили звёзды? Как к ним лететь, если не видно? Верните ночь… И почему вдруг так больно?
Седой человек рывком сел, отбросив склонившегося над ним бородача с дымящейся кружкой в руке, и открыл блеснувшие серебром глаза:
- Ты кто?
- Живой! Ерёма, зараза, больше так не пугай!
- Ты кто? - повторил седой.
- Я?
- Да, и кто я, тоже скажи.
ГЛАВА 12
Упорядоченная суета военного лагеря никогда не мешала сотнику Елизару Мартину думать и уж тем более никогда не надоедала. Мартин - это фамилия такая, а не собственное имя, если кто не знает. Впрочем, вряд ли в Родении кто-нибудь не слышал про неё, так как Елизар происходил из достаточно древнего и известного славными делами рода. В иных государствах дюки с беками не могли похвастаться столь выдающимися предками. Да, они не могли, а сотник просто не хвастался - родословная должна начинаться сверху, а не снизу. То есть чем лучше потомки, тем выше слава их пращуров. И наоборот, разумеется… один подонок в состоянии испортить репутацию не только родителей, но и бросить тень на прадедов.
Собственно, сейчас в обязанности Мартина как раз и входила задача по отделению немногочисленных подонков от общей массы вышедших из окружения нормальных бойцов. Из нескольких окружений, честно сказать, - война для Родении началась немного неудачно, и пиктийцы прорвались, оставив в собственном тылу вполне боеспособные на тот момент роденийские части. Торопились поскорее штурмовать Цитадель.
И до сих пор через линию фронта, где с боем, а где тайком, возвращались к своим разрозненные отряды. Оборванные, голодные, с только лишь холодным оружием, но чаще всего не сломленные и горящие желанием… Хм, про желания лучше вслух не говорить, ибо выражены они настолько грубо и разнообразно, что даже отрядные жеребцы восхищённо ржут, стучат копытами и закатывают глаза, тоже мечтая вступить в извращённую связь с пиктийской императрицей при помощи подручных средств, включая совковую лопату, набор пожарных багров и шестиствольную станковую огнеплюйку. Воображение у бойцов богатое, но нездоровое. Охальники, одним словом.
Но встречались и другие. Редко, но встречались. Среди тех, кто побывал в плену. Нет, они не заколдованы - имперская магия не совместима с силой Владыки, и в таких случаях даже обыкновенная огнеплюйка выдаст находящегося под чужим внушением человека, попросту взорвавшись у него в руках. Тут сложнее. Аристократы выискивают идейных, готовых отомстить… и всего лишь убирают желание жить. На войне такое у многих, особенно если видел пикирующего на родной дом дракона. И не отличить.
Это не подавление воли и не вмешательство во внутреннюю сущность человека, и это не магия. Мало ли недовольных среди проворовавшихся и отправленных на фронт тыловых жуликов? Или городских воров, поставленных перед выбором между войной и верёвкой?
Не лазутчики и не соглядатаи - передать сведенья пиктийцам невозможно. А вот в подходящий момент выстрелить в спину командиру или сыпануть отравы в полевую кухню перед самым наступлением… Так месяц назад погиб двоюродный брат Елизара, младший воевода Фердинанд Грохот - удар копья в живот… и всё.
- Десятник! - позвал Мартин.
- Я, - полог палатки чуть отошёл в сторону. Опытный и хорошо знающий командира боец немногословен, обходясь без предписанных Наставлениями приветствий. В бою отвык говорить длинными фразами, а для заградительного отряда бой не заканчивается никогда.
- Приведи вчерашних. Их покормили?
- Да.
- Всех троих веди.
- Хорошо.
Не удивляется и не возражает. Уверен, что в случае опасности сотник легко справится с тройкой оголодавших окруженцев. Если, конечно, этой самой опасности представится удобный случай - Елизар не похож на прекраснодушного идиота. Без похвальбы.
Барабаш смотрел на сотника хмуро. А чему вообще радоваться-то? Столько было надежд и предвкушений… вот выйдем к своим, а потом… А эти мало того что взаперти держат, так ещё при попытке возмущаться фингал здоровенный поставили. Под левым глазом, ага. Рядовому Михасю Кочику. Сам Матвей не настолько молод, чтобы ожидать торжественной встречи как легендарных героев, да и в армии уже второй десяток лет. Порастратил иллюзии.
Но обиднее всего не фингал. Тем более под чужим глазом, а то, что им не верили. Не верил вот этот самый человек, представившийся командиром заградительного отряда Елизаром Мартином. Да, немного скрыли из случившегося в пиктийском тылу, не без этого, но главное-то рассказали! Умолчали только про способности профессора Баргузина, тем более Еремей всё равно их потерял. Вместе с памятью и отшибло напрочь. А если бы и сохранились… кто поверит в способность втроём смешать с землёй кагулову тучу драконов вместе с хозяевами? Глорхи, как не заслуживающая внимания мелочь, не в счёт.
- Итак, ты утверждаешь, что являешься старшим десятником? - в который раз переспросил сотник.
- Нет.
- Вот как?
- Не утверждаю, а говорю, как оно есть на самом деле.
- Забавно. И кто же может подтвердить твои слова? Только давай не будем опять про ополченцев - из той когорты никого в живых не осталось.
- До войны я служил в пятом учебном лагере.
- Том, что у деревни Чистая Сопатка в десяти верстах от Цитадели?
- Да, там проходили ежегодные сборы резервистов рядового состава, и…
- А потом всё удачно сгорело при драконьем налёте, в том числе и бумаги. Какое странное совпадение, не находишь?
Матвей стиснул зубы и засопел. В глотку себе забей эти совпадения, сволочь!
- Не нахожу. Я не терял.
- Замечательно! - обрадовался командир заградотряда. - Ты не терял, а вот твои товарищи… если их можно так назвать. В смысле, товарищами.
- Ну? - Барабаш смотрел в упор, ожидая продолжения. - Что не так?
- А всё не так. Про одного говоришь, будто потерял память, другой же вообще потерял чувство меры. Как говорится - ври, да не завирайся! Сказки про полёты над пиктийской столицей и бомбардировки дворца императрицы…
Понуро молчавший Михась не выдержал:
- Не дворец, а драконий питомник! На дворец другие звенья шли! - обернулся за подтверждением к профессору, но, вспомнив, тяжело вздохнул. - Но я на самом деле там летал. Может быть, всё засекретили?
- Ага, и открыли тайну только тебе, неизвестно каким образом оказавшемуся в тылу противника. Ты себе льстишь, молодой человек.