- Хочешь ещё что-нибудь узнать? Давай, спроси, - с намеренным спокойствием, на которое так часто попадались не знавшие его, промолвил Янычар. - Я ведь за это тебе заплатил.
Девушка вздрогнула, как от пощёчины.
Капитан в свою очередь почувствовал, с каким трудом она сдерживается, чтобы не ударить.
То самое подленькое существо почти сладострастно желало этого удара, просило беззвучно: "Ну, давай же, давай бей!", после чего с хозяина слетят зыбкие рамки цивильности, и оно, мелкое и гаденькое, мгновенно превратится в безжалостного зверя, заполнит собою всю хозяйскую суть и как в бою без малейшего содрогания отнимет чужую жизнь.
Остатками воли, не позволяя себе сорваться, капитан подавил закипавшую ярость.
- Ты не похожа на обычную проститутку. Кто ты на самом деле?
Лена усмехнулась одними губами, тряхнула головой, светлые волосы волной взлетели и вновь рассыпались по плечам, и ответила тоном, дающим понять, он - клиент, раз заплатил. Он всего лишь один из многих, до кого ей нет никакого дела, перед кем она никогда не раскроет душу.
- Каждый, кто был со мной, спрашивает об этом.
- Тогда делай своё дело, - отчётливо произнёс Янычар, отступая от бездны, у которой секунду назад балансировал на самом краю. - Хватит простаивать.
- Как скажешь, - бесцветно ответила девушка. - Желание клиента для меня закон.
Как показалось Алексею, Лена так и напрашивалась на оплеуху. Есть женщины, что ни в какую не идут на попятную даже под страхом избиения. Но, кажется, в этот раз он ошибся. Или у девушки всё же сработали тормоза, поскольку она отвела взгляд и склонилась над ним.
Янычар почувствовал, как его плоть оказалась в горячих мягких губах…
Через недолгое время он вздрогнул в сладострастном томлении, уверенный, это всё. Однако девушка продолжала, как ни в чём не бывало, не отпуская его достоинство. В конце концов, капитан вывернулся из-под неё, повернул к себе спиной, заставляя склониться к кровати, обхватив ладонями мягкие округлые бёдра…
Потом откинулся устало на спину, прикрыл веки.
- Ты доволен?
В её голосе отчётливо слышался холод отчуждения.
- Да, я доволен, - также холодно и отстранённо ответил Алексей.
Он дотянулся до прикроватной тумбочки, выдвинул ящик, на ощупь сгрёб лежащие в нём купюры, ощутив пальцами, что ухватил все до единой. Всё равно на войне они ни к чему, там он и так возьмёт всё, что захочет, по праву сильного.
Взгляд коснулся пыльной, остро пахнущей путом разгрузки, так и провалявшейся всё это время в номере. Завтра, вернее, уже сегодня, он опять наденет её, защитившись от внезапной душевной слабости, став прежним. Он - солдат, он опять будет выполнять чьи-то приказы и убивать… Пропади оно всё пропадом!..
Мятые купюры он вывалил на кровать перед девушкой, стараясь не смотреть в красивые зелёные глаза.
- Бери и уходи, - процедил Янычар, глядя в сторону.
Девушка не пошевелилась.
- Оглохла?
- Я не заработала столько, тем более что деньги за всё время вперёд уже взял хозяин сауны, на которого мы работаем.
- Это тебе премиальные лично от меня.
- За что?
- За душещипательные беседы, - хмыкнул капитан.
- Я не возьму эти деньги, - ответила Лена упрямо.
- Но мне они тоже не нужны, - произнёс Янычар с досадой от того что опять приходится спорить с этой строптивой, как выяснилось в последнюю ночь, девчонкой.
- Ты ненормальный, - тихо сказала девушка. И в её тоне уже не было прежней холодности и отчуждения. - Война свела тебя с ума, ты ненавидишь её, но уже не представляешь себя без неё, хоть ещё и пытаешься быть прежним. Но таким как раньше ты уже никогда не будешь.
- Пожалуй, ты права. Каждому своё. Ты живёшь своей жизнью, я - своей, я выполняю свой долг.
Девушка скорбно покачала головой и ответила:
- Только те, кому ты вдруг отчего-то задолжал, не очень-то ценят тебя.
- Тут ты ошибаешься, - нехотя ответил Алексей.
- А-а! - догадливо протянула Лена. - Ты не простой солдат, ты особенный. Понятно. Вы, пятеро, тут расслабляетесь после какого-то удачно выполненного задания. Верно? "Псы войны", "Дикие гуси", вы в любой момент готовы убивать и умирать, только плати деньги. Вам плевать на смерть, как на свою, так и на чужую. Это одно из досадных неудобств вашей профессии. Вперёд, "псы войны", команда "фас" прозвучала! А тех, кто останется жить, ждут заветные бумажки, которыми можно посорить в такой вот сауне. Можешь подтереться ими, урод!
Янычар вскинулся, сжав кулак, но Лена не шелохнулась, глядя ему прямо в глаза.
Он обмяк, безвольно разжав руку. А она нанесла добивающий удар, точно так, как и он делал всегда, чтобы не оставить за спиной живого врага:
- Супермены хреновы. Да вы просто неудачники, аутсайдеры по жизни.
Девушка встала с кровати, закуталась в белый саван простыни и пошла к выходу. Остановилась у дверей и, не поворачиваясь, сказала тоном, каким обычно говорят, уходя навсегда:
- Прости за всё. Понравился ты мне очень… Давно не чувствовала себя женщиной. А ты про деньги… Уцелей на этой войне, капитан. Прощай.
В открывшийся проём на секунду хлынул свет из общего зала, донёсся весёлый смех, женский визг, чьё-то намеренно страшное рычание и плеск воды в бассейне.
Дверь захлопнулась, оставив Янычара со своими мыслями один на один.
"Вот так, парень… - едко думал он, - проститутка, падшее существо в твоих глазах и глазах многих бывших с ней, считает тебя, русского офицера, неудачником и аутсайдером по жизни. А твои товарищи, бездушные убийцы, с её слов такие же неудачники и аутсайдеры, зовут тебя командиром. Так кто ты есть на самом деле?"
"Так кто ты на самом деле?" - гаденько хихикнул кто-то за спиной.
Янычар дико оглянулся и… никого не увидел.
"А-а! Солдат удачи!" - опять кто-то издевательски засмеялся уже справа.
Капитан дёрнулся на голос, и снова пустота полутёмной комнаты. Упав ничком на кровать, он зажал уши, отгородившись от неясных шумов, доносящихся из-за двери. Над головой немедленно завыли мины, летящие прямо на него, чтобы разорвать на кусочки, оторвать правую ногу по колено, нашпиговать пах зазубренными осколками… Чей-то демонический хохот перекрывал страшный вой мин.
"Я схожу с ума!" - отчаянно подумал Алексей, усилием воли отгоняя наваждение.
Подле кровати стояла наполовину опустошённая бутылка водки. Сжав её, он принялся жадно хватать вдруг пересохшими губами обжигающую жидкость, потёкшую по пищеводу раскалённой волной, окатившую внутренности. А он глотал и глотал, пока бутылка не опустела. Отшвырнув её в сторону, гулко покатившуюся, словно кто-то аккуратно катнул гранату, Янычар откинулся на подушку, хранящую едва уловимый запах волос ушедшей девушки.
Лена ему нравилась несмотря ни на что. И это было взаимным: сама призналась. Она смогла разбередить душу, оказывается, ещё живую, способную чувствовать и переживать. Разбередила и ушла навсегда. Как глупо всё закончилось! Как вообще глупо и бессмысленно проходит жизнь…
Глава III
Берцы и планшет
"(9.3) Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим"
Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава девятая
На фронт вернулись, словно домой. Абсурдность этого ощущения осознавали все, но, видимо, планида такова у тех, кто вольно или по принуждению посвящает жизнь войне. Они не первые, испытавшие подобное и уж точно не последние.
"Дома" всё оставалось по-прежнему. Из последних новостей было то, что войскам Объединённой Оппозиции удалось отбить серьёзное наступление фйдеров. С обеих сторон работала артиллерия, реактивные установки залпового огня, прикрытие с воздуха осуществляли вертолёты и самолёты.
На перемолотых, изувеченных, горящих и дымящихся позициях живых почти не осталось. Уцелевшие больше напоминали брошенных безвольных опустошённых марионеток, когда никто их не заставляет выполнять определённый набор движений.
Грязные, прокопченные, оглушённые обстрелами, они потерянно сидели и лежали на земле, страшными пустыми глазами глядя в никуда, дожидаясь отправки в тыловые госпитали. Они все и были марионетками в руках тех, кто много говорил о попранной правде, о восстановлении справедливости, о необходимости возвращения к мирной жизни. Но сначала нужна победа. А её приходилось добывать им, на собственной шкуре испытавшим всю "прелесть" бессмысленной войны с соотечественниками, тоже сражающимися за правду, справедливость и мирную жизнь…
Тут же, прямо на земле, лежали раненые, кое-как перебинтованные, окровавленные. Одни стонали и кричали. Другие, потерявшие от боли сознание, лишившиеся конечностей, изрубленные осколками, обожженные до неузнаваемости, оглушёно молчали.
Суетились медработники, в основном девушки, женщины. Не беспокоясь, как выглядят со стороны, они по мере сил старались облегчить страдания несчастных.
Шёл мелкий затяжной дождь. Всё размокло и раскисло. По лужам красным от крови стучали мелкие капли, разбегаясь кругами. Бинты у раненых набухли, грязная вода подтекала под них, не способных самостоятельно пошевелиться и как-то позаботиться о себе. Капли попадали на стянутые мукой лица, и нельзя было понять, дождь ли это или слёзы, коих на войне стесняться не принято, если только это не слёзы труса, считающего что его жизнь ценнее жизни других.
Неподалёку рядами лежали тела погибших, кого удалось вынести из кромешного ада. По сравнению с тем, сколько осталось на поле боя, убитых было вроде как немного, но их скорбные ряды, между которыми не спеша ходил священник с кадилом, казались бесконечными.
Рядом работала похоронная команда, составляя списки погибших. Работу этой службы обычно не принято показывать по информационным каналам, заточенным под совсем другую направленность. Но именно похоронщики выполняли всю неприятную работу по захоронению тел и отправке сообщений родственникам о том, что их сын, муж, брат, отец "пал смертью храбрых до конца выполнив долг…"
Если была возможность отправить тела родственникам, то отправляли. Но это случалось редко. В объятой войной стране всё перемешалось настолько, что зачастую родня погибшего находилась неизвестно где, а порой - на территории подконтрольной противнику.
Но иногда всё же отправка тел была.
Близкие павших получали страшные деревянные ящики, а чаще просто короткие сухие официальные письма, бились в истерике, кричали дико или горбились молча, почернев от горя, не веря казённым чёрствым строкам, навсегда перечеркнувшим надежду на возвращение родных и любимых.
Остальных неотправленных хоронили в общих могилах, занося имена погибших в списки войсковых частей. Порой убитых стаскивали в воронки и заваливали, чем придётся. А то и вовсе не подбирали, торопясь с отступлением.
Немало оставалось тех, кого разнесло на куски, смешало с землёй, сожгло беспощадным огнём; чьи тела ушли ко дну рек, озёр, больших грязных луж, засосало в бездонные болота, размололо гусеницами бронетехники; тех, кто попал в плен, влача жалкое существование под властью врагов, ещё не так давно бывших единым российским народом, расколотым бессмысленной гражданской бойней.
Банды дезертиров или одиночек, запугавших местное население, трусливо убегавших при появлении регулярных войск, не жалели ни свои ни чужие, расстреливая на месте.
А в тылах противников продолжалась повальная мобилизация мужиков, неумелыми колоннами марширующих в ненасытную зубастую пасть войны.
Со стороны развороченных позиций, на условную территорию наспех организованного местного госпиталя, ревя двигателем, на высокой скорости, расплёскивая грязь луж, ворвался БТР. Сильно "клюнув", замер на месте. Люк десантного отсека распахнулся, оттуда выскочил кто-то грязный и громко закричал:
- Врача!!! Врача!!!
Из нутра машины четверо таких же грязных солдат на руках вынесли тело сплошь в окровавленных бинтах. Бросили на мокрую землю ворох обмундирования, на него аккуратно положили человека с грубым тяжёлым небритым лицом землистого цвета.
К бэтээру спешили местный хирург и две санитарки.
Остановившись, врач профессионально взглянул на раненого и скептически сморщился. Присел на корточки, потрогал пульс на его шее, приоткрыл набрякшие веки. Отрицательно покрутил головой, распрямляясь.
- Ты чё, бля, пульс ему щупаешь?! - заорал прокопченный. - Быстрее на операционный стол его!!!
- Полковник умер, - сказал хирург. - Я уже ничего не могу сделать. Сердце остановилось. Извини, лейтенант.
- Он не умер!!! - взревел молодой офицер. - Слышь ты, клизма, на операцию его быстрее!!! Он без сознания, у командира сердце, как у коня, помогай быстрее ему!!!
- Лейтенант! - повысил голос хирург. - Полковник умер, - проговорил он отчётливо с расстановкой.
- Ах, ты, блядь!!!
Лейтенант нанёс удар кулаком в лицо хирурга. Врач, привычный и к такому, сумел уклониться, а офицер, весь вложившийся в удар, полетел в лужу. Тут же вскочил, не обращая внимания на текущую с лица грязь, дёрнулся к одному из своих солдат, пытаясь вырвать из его рук автомат.
- Завалю!!! - рычал он в исступлении.
Испуганный солдат вцепился в автомат, ему на помощь пришли трое других, буквально отдирая от товарища почти безумного офицера, плотно обступая, не давая простора для движения. Вдруг лейтенант обмяк, безвольно сел в грязь, обхватил коротко стриженную грязную голову такими же грязными руками и заплакал навзрыд.
- Да я с командиром такое прошёл… - сквозь рыдания почти кричал офицер, - такое… А тут какая-то хрйнова мина разорвалась прямо рядом с ним… Он меня - меня! - от осколков закрыл, а я его не довёз… А-а-а… - надрывно плакал взрослый мужчина.
И от этого плача, вырывавшегося из охрипшего горла, огрубевшие сердца солдат обливались кровью. Они, стиснув зубы, угрюмо молчали. Механик-водитель, высунувшийся из люка, ладонями размазывал по грязному лицу выступившие слёзы, громко швыркая носом.
Внезапно лейтенант успокоился, решительно поднялся, тихо и зло скомандовал солдатам:
- В машину. Механик! Заводи! Щас я им устрою свою войну. Личную.
- Отставить! - послышалась резкая отрывистая команда.
Присутствующие повернулись на голос и увидели офицера в чине майора, особиста части.
- Отставить! - повторил майор.
- Отставить??? - взвился лейтенант. - Отставить??? Да ты, гнида, засел тут в тылу, жопу спрятал, и ещё мне, боевому офицеру, будешь приказы отдавать???
- Прекратить истерику, лейтенант! - жёстко потребовал особист. - Под суд захотели?
- Чем ты меня пугаешь? - насмешливо спросил офицер. - Судом? Ну и куда меня отправят? В эту же мясорубку? Да я оттуда не вылезаю всю войну!
Майор досадливо поморщился и обратился к хирургу, так и стоящему рядом с телом полковника.
- Сергей Петрович, дайте лейтенанту спирта граммов двести.
- Ох, какой ты щедрый! - деланно восхитился офицер.
- Ну, не хотите спирта, Сергей Петрович вколет вам лошадиную дозу успокоительного.
Лейтенант уничижительно посмотрел на особиста и сухо сказал:
- Обойдусь. Берите командира, - обратился он к солдатам. - Отнесём к батюшке, пусть отпоёт.
Солдаты подняли тело в окровавленных бинтах и понесли к священнику, продолжающему ходить между бесконечных рядов убитых.
Особист увидел пятерых разведчиков, молча наблюдавших за развернувшейся драмой, и насмешливо, растягивая слова, произнёс:
- А-а! Спецна-аз! Отдохнули, да? Силы восстановили в то время как другие не жалея жизней выполняют приказ? Куда направляемся, самопровозглашённая элита?
- Идём на доклад к командиру разведроты, товарищ майор, - сухо отозвался Туркалёв.
- Ну-ну, - усмехнулся майор. - После, капитан, жду вас у себя. Доложите о последней операции.
- А это не ко мне, товарищ майор, - ровно ответил Янычар. - Операция совершенно секретна, приказ мы получили с самого верха. Если там сочтут нужным, то проинформируют вас о деталях. Разрешите идти?
Остальные четверо преданно пялились на майора и, согласно Указу Петра Первого, - перед лицом начальствующим имели вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство.
Побагровевший особист процедил:
- Идите.
- Есть, - с готовностью ответил Янычар, приложив руку к непокрытой голове, что являлось нарушением устава.
Все пятеро намеренно чётко словно на параде развернулись через левое плечо и, топая по грязи, разбрызгивая лужи, строевым шагом пошли прочь.
В мешковатой форме, с оружием "на караул", повернув головы в сторону майора, шагая будто по плацу во время смотра, они выглядели как минимум комично, понимали это, но не могли хотя бы таким способом не насолить нелюбимому всеми особисту.
- Что уставились?! - рявкнул майор хирургу и двум санитаркам. - Заняться нечем?
Медики молча пошли к раненым, а особист нервно дёрнув шеей, пошёл куда-то, по пути досадливо пнув колесо БТРа.
Проходя мимо священника, разведчики перестали дурачиться и шли, глядя на ряды тел. Янычар, Бек и Негатив изредка крестились, а Мамба и Куба, будучи мусульманами, хранили скорбное молчание.
- Да-а! Покрошили тут народу, - хмуро произнёс Негатив.
- А сколько ещё на позициях осталось, - в тон ему ответил Бек.
- Слышь, командир, - обратился к капитану Седых. - Красиво мы прошли, а? Особист, мудило, так это не оставит.
- Да пошёл он… - спокойно ответил Янычар. - У нас "крыша" железобетонная.
- Ага, - скептически произнёс Негатив. - Жалует царь, да не жалует псарь.
- Царские милости в боярское решето сеются, - поддакнул Куба.
- Хорош паниковать, разведка, - хмыкнул капитан. - Херли тогда выёживались? Мы по сравнению с тем лейтёхой агнцы Божьи. Придраться вообще не к чему.
- Да, вообще-то, - немного помолчав, согласился за всех Седых. - А чуть что, Большому Папе пожалуемся. Да-же, командир?
- Да-же, да-же, - нехотя согласился Янычар.
- Ну, вот, - преувеличенно бодро воскликнул Негатив. - Я всегда говорил, с командиром мы нигде не пропадём.
- Вкусную конфету от меня ты заработал, - усмехнулся капитан.
- Благодарствуйте, барин, - дурашливым голоском юродивого отозвался Седых.
На их пути повсюду располагались мотострелки. Солдаты, вышедшие из боя, устало сидели и лежали в слякоти: дождь не оставил ни одного сухого клочка земли и никак не желал утихать.
Из-за стоящих в ряд, уделанных грязью БМП, вышел какой-то солдат, сосредоточенно застёгивая штаны. Похоже, он за машинами присел "по-большому". Покосившись на разведчиков, сменил траекторию.
Чуть дальше прапорщик из мотострелков, с какой-то своей служебной надобностью осматривая БМП, случайно угодил в экскременты, брезгливо поднял ногу, матерясь:
- Бля… Подорвался… Что за народ… Всё засрали… Где живут, там и серут, суки…
Как можно тщательнее вытер подошву высокого ботинка о гусеницу, оставив на ней характерные комки, потом повозюкал ботинок в грязи и вновь вернулся к своему занятию.