* * *
Автомобиль прокатился по особенно шумной и людной в этот час Чаринг-Кросс и нырнул в один из малоприметных переулков, мало изменившихся с тех давних пор, как в викторианском Лондоне орудовал Джек-потрошитель.
Дворик напоминал колодец, и длинный "Бальфур" развернулся в нем лишь с большим трудом.
- Вас подождать, сэр? - почтительно осведомился шофер у сидевшего на заднем сиденье высокого смуглого мужчины в темных, закрывающих половину лица очках.
- Не стоит, Гарри… Вас ведь зовут Гарри?
- Джерри, сэр. Но это неважно.
- Вот именно, Гарри…
С этими словами мужчина покинул уютный теплый салон и вышел под противный моросящий дождик, больше похожий на водяную пыль, неподвижно повисшую в воздухе. Увы, как верно замечают британцы, в Англии нет климата, там есть погода…
Смуглокожий взялся за дверной молоток, но не торопился стучать до тех пор, пока за его спиной "Бальфур", урча мотором, выбирался из тесного закутка между домами, стараясь не поцарапать полированные дверцы о старинный шершавый камень. И только когда звук работающего двигателя затих в ватной пелене мороси, несильно стукнул в темные влажные доски один раз.
- Это вы? - ожил спрятанный среди декоративных финтифлюшек, украшающих дверь, динамик.
- А то вы не видите, - съязвил мужчина, глядя прямо в шляпку одного из позеленевших от времени гвоздей, в которой, как он знал точно, прятался объектив миниатюрной видеокамеры.
Он также знал, что кроме системы видеонаблюдения вокруг него понапихано великое множество всяких электронных штучек, к которым хозяин особняка питал нездоровое пристрастие. Причем многие из них были не так уж безобидны…
- Увижу, - сварливо откликнулось переговорное устройство. - Если вы отойдете от камеры подальше. Оптика у меня широкоугольная, поэтому вместо человеческого лица, - раздался ехидный смешок, - я вижу лишь какое-то мурло. Совсем, как у канадского лося. Только в очках.
- А вы включите боковой обзор, - даже не шевельнулся гость. - И вообще: держать посетителя под дождем не так уж и вежливо. Он может обидеться и уйти…
- Вас обидишь, пожалуй…
Повисла тишина, которую вполне можно было принять за знак завершения разговора. Но мужчина в очках никуда уходить не собирался, равно как и прятаться под козырек навеса. Он продолжал стоять под дождем, лишь время от времени, подобно огромному коту, брезгливо стряхивая воду с рукавов светлого щегольского плаща.
Минуты через две послышалось низкое гудение и четкий металлический щелчок.
- Входите, - буркнул динамик, и гость не преминул воспользоваться приглашением.
Нельзя сказать, что он здесь был частым гостем, но ориентировался в узких полуосвещенных коридорах и крутых, покрытых старинным красным плюшем, лестницах, кому-нибудь иному показавшимися бы настоящим лабиринтом, словно прожил тут большую половину жизни. Безлюдье его не обманывало. То обстоятельство, что здешний обитатель слыл истинным мизантропом и не терпел прислуги, отнюдь не делало его беспомощным. Одному Богу известно, сколько вокруг скрывалось хитрых ловушек и сколько неожиданных сюрпризов подстерегало любого, кто хотя бы попытался что-либо предпринять против хозяина, сидевшего в центре своей "паутины" жирным коварным пауком. И кто знает, насколько далеко за пределы кирпичных стен эта паутина простиралась… По слухам, не только на континент, но и за океан. На всякий случай новоявленный Тесей, легко обходящийся без нити Ариадны, старался не делать лишних движений, особенно - резких. Нервы у старика с каждым годом сдавали все больше и больше, а от пули сорок пятого калибра в упор откуда-нибудь из-за безобидной статуэтки легкий бронежилет, поддетый под элегантный костюм парижского кроя, увы, не спасал. А могло прилететь и что-нибудь более солидное. Вплоть до арбалетного болта или кумулятивной гранаты.
Путешествие завершилось в крохотной комнатке с одиноким окном, выходящим на Темзу. Именно ее широкой гладью, из-за дождя грифельно-серой и матовой, словно асфальтовое полотно, и любовался хозяин, сидящий в кресле-каталке и укрытый до пояса старым шерстяным пледом в клетку цветов прославленного шотландского клана Кэмпбэлов. К коему он действительно относился, правда, в каком-то дальнем колене. Гость не слишком хорошо разбирался в генеалогии. Не его это был конек.
- Вам известно, сэр, что это дурная привычка, - плюхнулся он в свободное кресло, судя по скрипу, которым оно отозвалось на контакт с мощным накачанным телом, едва ли не двухсотлетнего возраста. Как и почти вся мебель в доме. - Прятаться от гостей - приглашенных, заметьте, гостей - в самом дальнем углу? Какая-то медвежья берлога, право! Паучье гнездо!
- Вы опоздали, - сухо заметил обитатель "гнезда" (так вообще-то и звался особняк на жаргоне людей, знавших о его существовании), не отвечая на саркастический вопрос.
- Бог мой! - всплеснул руками мужчина. - С каких это пор семь минут стали считаться опозданием?
- С тех самых, как я поселился здесь, - последовал ответ. - И еще двадцатью пятью годами прежде.
Он ловко развернулся вместе с креслом и сурово взглянул на посетителя из-под густых кустистых бровей, абсолютно седых, как и буйная шевелюра без малейших признаков лысины.
Хозяин, подлинное имя которого знали немногие люди в Соединенном Королевстве, а чуть более многочисленные остальные звали просто Пауком, был стар. Очень стар. Стар, насколько может быть старым существо из плоти и крови. Ходили смутные слухи, что появился на свет он еще в самом начале прошлого столетия, а первого в длинной череде прочих человека лишил жизни еще в той самой Второй Восточной войне, столь же памятной, сколь и позорной для Британской Империи.
- Давайте перейдем к делу, - занервничал гость, отводя взгляд от прозрачных, удивительно молодых глаз Паука.
- Вы торопитесь?
- М-м-м… да, в некотором роде.
- В таком случае давайте перейдем к делу, - наконец отвел свой вынимающий душу взгляд хозяин. - Вы не догадываетесь, зачем я вас пригласил.
- Наверное, чтобы поведать что-нибудь из своей чрезвычайно богатой биографии, - огрызнулся посетитель, снимая очки. - Только думаю, что вы обратились не по адресу - я не обладаю литературным даром и в качестве наемного мемуариста не гожусь.
- Бросьте ерничать, мистер…
- Только без имен! - торопливо перебил его "мемуарист". - Я вас внимательно слушаю.
- Вы - единственный остающийся у дел участник Спрингфилдского инцидента.
- У-у-у! Так вы решили послушать МОИ воспоминания?
- Я их знаю чуть ли не наизусть. Ваши отчеты двадцатипятилетней давности читаются, словно приключенческий роман. Отрицая литературный дар, вы клевещете на себя, мистер… э-э-э… не важно. Вообще, почему вы свое время пошли в армию вместо того, чтобы заняться беллетристикой?
- Не попалось ценителя вроде вас, - огрызнулся безымянный мистер. - И вообще, к чему эти дела давно минувших дней? Подобная чертовщина случается раз в сто лет. Нет, раз в тысячу лет… Если вообще не единственный раз в человеческой истории.
- Ошибаетесь.
- Неужели?… - подался вперед всем телом гость…
* * *
Давешний "бой", не торопясь, спускался по покрытой дорогим ковром лестнице, и с каждым маршем простоватое выражение постепенно сползало с его лица, будто шкурка с линяющей змеи. Куда только девался глуповатый деревенский увалень…
Почему пешком? Дело в том, что лифт не останавливался на нужном ему этаже, и поэтому гости отеля просто не подозревали о его существовании. Но он был.
Очутившись на этом самом безымянном этаже, расположенном между тридцатым и тридцать первым, лакей открыл неприметную дверь с табличкой "Служебные помещения" и прошел по неширокому коридору, в который выходили такие же двери. Освещался коридор только окном в дальнем его конце.
- Тук-тук, - произнес он, отворив одну из дверей и входя в просторную комнату, до отказа заполненную разнообразной электронной аппаратурой, помигивающей сотнями светящихся глазков, гудящей, стрекочущей и попискивающей на разные голоса. - Гостей принимаете?
- Бакшиш принес? - оторвался от дисплея персоналки худощавый, похожий на цыгана молодой человек в тельняшке без рукавов, чуть приподняв один из огромных наушников, украшающих кудрявую вороную голову. - Делись, делись…
- Влас, я в следующий раз объектив жвачкой залеплю!
- Залепи, залепи… Сразу по шеям от начальства получишь.
- На, держи свой полтинник, - принялся рыться в кармане форменной тужурки "бой".
- Брось, - отмахнулся "цыган", снова углубляясь в свое малопонятное несведущему человеку занятие. - Сменимся - пивка выпьем.
- Не лопнем, на рубль-то? - съязвил коридорный, прекращая поиски полтинника, которого в кармане, естественно, не было.
- Чего приперся? - буркнул Влас. - Колись, давай.
- Чего приперся?… - повторил парень, ероша пятерней соломенные волосы. - Не нравятся мне что-то эти американцы…
- Ну и что? Мне вот австрийцы не нравятся. Органически. Я же не впадаю в истерику при их виде.
- Слышь, Влас. Давай пощупаем их, а?
- Пощупаем? - поднял густую бровь электронщик. - МЫ пощупаем?
- Ну, ты, ты пощупаешь.
- То-то…
"Цыган" скользнул взглядом по огромному экрану, разбитому на несколько десятков клеток, показывающих совершенно разные сцены, достал из ящика стола план, закатанный в пластик, и принялся водить по нему ногтем длинного аристократического пальца.
- Тридцать четыре… тридцать четыре… Какой там номер, говоришь?
- Восемнадцатый.
- Тридцать четыре - восемнадцать… Ага!
Проворные пальцы запорхали по клавиатуре, на дисплее появилась стена гостиницы, медленно ползущая вниз. Наконец ярко-красные нити перекрестья уперлись в окно требуемой лоджии.
Где-то далеко, в нескольких километрах от "Гипербореи", в оконной нише ничем не примечательного здания, пришел в движение укрепленный на гибком кронштейне матово-серый цилиндр, от которого в закрытое плотными жалюзи окно уходил толстый, металлически поблескивающий коленчатый кабель. Мгновение, и невидимый в свете дня тончайший луч протянулся к цели. Сверхчуткий прибор, разработанный в недрах одного из научно-технических подразделений Корпуса, считывал с оконного стекла разговор, ведущийся сейчас в номере "3418".
- Ну, чего там? - не выдержал "коридорный", склонившийся над плечом "слухача", вглядываясь в бегущую внизу экрана сдвоенную синусоиду, мало что говорившую непосвященному.
- Да ерунда одна, - буркнул "цыган". - О бабах болтают, мазурики заморские. Отключаю?
- Слушай, Влас… Поставь им постоянную прослушку, а?
- Еще чего! Ты знаешь, сколько час работы микрофона стоит? Да и мало их… У меня вот всего восемь.
- Десять ведь было.
- Ага, десять… А профилактика? На будущей неделе обещали вернуть еще пару - тогда и приходи.
- Ну, все-таки!
- Тащи требование за подписью Табардина - поставлю. Хоть с двух точек, хоть круглосуточное. А так - извини.
- Ну, ты и гад, поручик!
- Подбирали бы выражения, штаб-ротмистр!
Влас протянул руку и тронул клавишу "Отбой". Нужная клетка экрана погасла.
"Бой" постоял еще пару минут за спиной упрямца, сжимая и разжимая кулаки, а потом вышел, мстительно хлопнув дверью, то есть, совершив деяние, которое поручик Констанди, равно как и все "слухачи", прямо-таки ненавидел всеми фибрами души. Сотрудники техотдела ему, штаб-ротмистру третьего отделения Колокольцеву, увы, напрямую не подчинялись.
Но отступать упрямый и деятельный жандарм не любил и не умел…
8
"Неужели я еще жив? На кущи небесные не похоже. На геенну огненную - тоже…"
Последним, что помнил Александр перед тем, как сознание окончательно его покинуло, был страшный удар, разом выбивший дух из тела и погасивший все краски. А перед ним - полубессознательное состояние, из которого вывела только ясная мысль: он падает. Падает в неуправляемом самолете, и до столкновения с землей, возможно, остаются секунды. И отчаянное, на пределе сил движение руки, масса которой, казалось, возросла многократно, к спуску катапульты… Взрыв пиропатрона под креслом снова вырвал недостаточно крепко держащееся сознание из тела, поэтому все, что было между, вспоминалось урывками: чередующаяся синь неба и буро-рыжая косая плоскость земли, свист ледяного ветра, старающегося сорвать комбинезон, оглушительный хлопок купола вверху…
"Успел я выбраться из кресла или нет, - почему-то крутилась и крутилась в мозгу мысль. - Наверное, успел… Только почему я всего этого не помню?…"
- Привет, - раздался где-то рядом голос, который Бежецкому показался странно знакомым. - С добрым утром!
Глаза открыть, хоть и не с первого раза, удалось. Но перед ними маячила лишь белая поверхность, и непонятно было - находится ли она рядом, или парит в недосягаемой высоте.
"Потолок, что ли… - с сомнением подумал Александр. - Хоть бы трещина какая или муха для масштаба… А может, и не потолок…"
Смотреть перед собой еще более-менее получалось, но вот малейшая попытка скосить глаза чуть-чуть в сторону - и голова взрывалась ослепительным фейерверком боли.
Но, как известно, если гора не идет к Магомету…
В поле зрения вплыло чье-то лицо. Сперва страдалец не мог различить черт: мешал контраст темного на фоне ослепительного потолка лица.
"Негр что ли…"
Но склонившийся над Александром человек оказался совсем не чернокожим…
- Что, близнец, не получилось у меня ничего?…
* * *
"Подумать только…"
Александр полусидел в кровати с высоко поднятым хитрой механикой изголовьем, глядя на экран портативного компьютера (так и крутился в мозгу термин "ноутбук"), удобно расположившегося перед ним на откидном столике. Конечно, с закованной в сложную конструкцию из сверкающих трубок и стержней левой рукой управляться с капризной клавиатурой было сложно, но разве можно отказать себе в возможности хоть чуть-чуть ознакомиться с отличиями этого мира от другого, только что покинутого. Ставшего за несколько лет почти родным…
Шок от встречи с самим собой уже прошел… Нет, не просто с близнецом, к общению с которым давно привык "по ту сторону" - именно с самим собой! Собой во плоти и крови, своим слепком, идентичной копией. Просто с собой.
Как ни крути, а свой "родной" близнец, оставшийся там, за гранью, не отличаясь ничем внешне, все равно был другим человеком. Воспитание, сорок лет, проведенные в своем мире, пресловутую генетическую память, наконец, нельзя заменить никакой подготовкой, пусть даже по изрядно отдающим мистикой технологиям незабвенного Полковника. Абсолютно одинаковые снаружи, они оставались разными внутри. Как, собственно, и любые близнецы, которых в мире миллионы: подсознательно любой из них старался походить на свое "отражение" как можно меньше. Похожи в тонкостях, предпочтениях и привычках лишь близнецы, не знающие друг о друге, разлученные с рождения… Но и тут слишком многое должно совпасть, чтобы они стали идентичными. Такого не свете не бывает. Или почти не бывает…
Но теперь перед ним при встречах (или свиданиях?) сидел он сам, без всяких сознательных или подсознательных заморочек, комплексов или фобий. Человек, неотличимый от оригинала (а оригинал ли он сам?) ни внешне, ни внутренне.
Порой Александр чувствовал мистический ужас, видя, как улыбается близнец, как приглаживает ладонью волосы, поворачивает голову. Он и не он одновременно…
А ведь был еще один близнец. Тот самый… И еще один - его копия - оставшийся по другую сторону границы миров…
Четверо…
От всего этого могла поехать крыша и у совершенно здорового, не пережившего неудачного катапультирования человека. И последующего жесткого приземления.
Какими они там с Маргаритой были идиотами, забрасывая этот мир зондами-ракетами… Никто, конечно, не пытал пришельца, не допрашивал часами, выуживая нестыковки и несообразности в его рассказе, никто, похоже, не подозревал в нем злоумышленника… Но палата без решеток на окнах с пуленепробиваемым стеклом тщательно охранялась. Об этом пациент-заключенный мог судить по доносящимся до него из коридора разговорам. Чем может заниматься столько мужчин возле больничной палаты, причем не только днем, но и ночью, как не охраной ее закованного в гипс и металлические клетки-растяжки "содержимого". И разумеется, не столько его, сколько от него…
"Понятное дело. - Бежецкий передвинул курсор на новый столбец. - Можно подумать, я бы поступил иначе. Ничего личного - работа есть работа…"