Я едва сдержался, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Господи, как я мог забыть?! Армия вторжения, расположенная у границы и только ждущая приказа! Если память мне не изменяла, две тысячи всадников и до десяти тысяч аркебузиров. Огромная сила! Правда, после неудачной вылазки к Монсу и недавней резни в ночь святого Варфоломея численность этих войск наверняка сократилась. Но даже половины их будет достаточно, чтобы заставить французский трон считаться с "бедным Наваррским родственником".
– Как верно заметил мудрый брат Адриэн, вы оба правы, друзья мои, – усмехнулся я. – Однако вот что я вам скажу. Предосудительно спорить до хрипоты о вещах, по самой сути своей составляющих тайну. Если бы подушке, на которой я сплю, стало вдруг известно о моих планах, я изрубил бы ее в клочья.
– То-то в последние дни приходится обходиться без подушек, – мрачно заметил Рейнар. – Кстати, монсеньор! К вопросу о постельных принадлежностях. Не пора ли позаботиться о ночлеге?
Глава 15
Кратчайший путь к сердцу мужчины лежит через его грудь.
Никола дю Ле-Фонтэ, "Канон фехтовального искусства"
Как всегда, мой напарник говорил дельные вещи. Самое время было подумать о крыше над головой, об ужине и отдыхе для утомленных тряской дорогой людей и лошадей, измотанных ею еще больше. Одна беда, сделать это было много сложнее, чем просто подумать. Уже изрядно стемнело, когда с очередного холма нам удалось разглядеть городские стены.
Городок, представший нашим взорам, никак нельзя было отнести к крупным населенным пунктам. Судя по полусрытым башням замка, красовавшимся на холме чуть поодаль, века три тому назад он вырос вокруг старинного сеньорального владения, словно мох вокруг древесного ствола. Однако война между французами, англичанами и бургундами, буйствовавшая в здешних местах, лишила горожан сюзерена – к немалой, должно быть, их радости. Нынешние невысокие бастионы вольного города вряд ли всерьез могли задержать крупный отряд, скажем, тех же ландскнехтов, но гордость местных буржуа была удовлетворена одним лишь видом укреплений, воочию свидетельствующих о купленных у короля правах.
К закрытию ворот мы явно не успевали. Впрочем, это не слишком нас тревожило. Хозяева гостиниц и постоялых дворов давно уже сообразили, что перспектива ночевать под открытым небом, да еще и вблизи разбросанных по округе хижин окрестных нищих и бродяг, вполне способна выжать из кошельков путешествующих одну-другую лишнюю монету. Поэтому найти место для ночевки близ городских ворот не составляло труда.
Опыт нас не обманул. Постоялый двор с романтическим названием "У ворот", свидетельствующим о богатстве фантазии его хозяина, был расположен всего лишь в сотне шагов от того самого места, о котором оповещало название. Услышав громкий стук, расторопный почтительный слуга впустил усталых путников во двор и, ловко подхватив на лету брошенную Лисом монету, занялся обустройством наших лошадей. Мы же тем временем проследовали в дом, из-за полуоткрытой двери которого аппетитно пахло жареным мясом, веяло теплом очага и уютом свежих постелей.
– Ба, мой капитан, да здесь полно гизаров, – чуть слышно пробормотал де Батц, едва переступив порог. – Раз, два, четыре, шесть…
– А ты кого здесь ожидал увидеть? Сонмища ангелов с пальмовыми ветвями? – под нос себе проговорил Лис, мило улыбаясь и кланяясь сидевшим за столом дворянам, шляпы которых действительно недвусмысленно украшал двойной лораннский крест – эмблема герцога де Гиза. – Добрый вам вечер и доброй вам еды, господа.
– Меньше внимания, – бросил я, не поворачиваясь к пирующим, так чтобы меня могли слышать лишь идущие рядом. – Не забывайте, мы всего лишь обычные наемники. Охраняем благородную даму. До всего остального нам дела нет. Так что не нужно суеты.
Гостеприимный хозяин, излучая высшую степень счастья от негаданой встречи на округлом, начавшем оплывать лице, появился перед нами, спеша порадовать поклонами "высокую госпожу", составившую честь его скромному заведению.
– Как прикажете записать вас, мадемуазель? – расплываясь в любезной улыбке, поинтересовался хозяин.
– Мадемуазель плохо говорит по-французски, – опередил я Конфьянс, собравшуюся было огласить свое имя. – Она итальянка.
– О, прошу прощения, сеньорита. Как же мне записать ее?
– Экая красотка! – ничуть не скрываясь, произнес чей-то голос за нашими спинами. – Погляди-ка, Этьен. Среди итальянок, оказывается, есть прехорошенькие! Не все такие уродины, как Паучиха Като.
Я повелительно жестко положил руку на плечо Мано и, наклонившись, проговорил чуть слышно:
– Не надо, дружище. Конфьянс действительно очень красивая девушка. Это не оскорбление.
– Но как они говорят об этом, сир, – прошептал в ответ лейтенант.
– Тихо. Хозяин ждет. – Я улыбнулся в ответ на выжидательную улыбку владельца постоялого двора. – Мадемуазель зовут Вероника. Баронесса Вероника дель Бранчефьори из Астурии.
– О-ла-ла. Еще и баронесса! Недаром наш добрый король Франциск после Павии так долго не желал возвращаться домой.
– Да нет же, Жофруа. Это после того, как он повеселился в Италии, там появились такие гладкие кошечки!
Подгулявшие дворяне, ни в грош не ставившие расфуфыренных ландскнехтов – стражу баронессы, веселились во всю прыть, не подозревая о нависшей над ними опасности. За нашими спинами послышался пьяный гогот, и я увидел, как побагровело лицо Маноэля.
– Не надо, – почти умоляюще попросил я.
– Но, сир!
– Побойся Бога, Этьен! – провозгласил кто-то за спиной с явной издевкой. – Тогда и близко не подходи к ней. Ведь именно из Италии король привез ту дурную болезнь, от которой теперь мрут все Валуа.
– Добрый человек, – стараясь не слышать оскорбительных выходок гизаров, начал я. – Будьте любезны предоставить на ночь лучшую комнату для нашей госпожи и что-нибудь поскромнее рядом для нас.
– Прошу прощения, мсье, но лучшие комнаты заняты этими господами, – извиняясь, проговорил трактирщик, указывая на куражащихся насмешников.
– Так за чем же дело стало? – услышав слова трактирщика, бросил в ответ один из наглецов. – Любой из нас готов потесниться, чтобы разделить постель с мадемуазель!
Я повернулся, чтобы остановить Мано, но было уже поздно. Размашистым шагом он пересек залу и остановился перед столом, должно быть, пытаясь угадать, кто из негодяев заслужил почетное право возглавить процессию, направляющуюся в преисподнюю.
– Ну, все как обычно, – глядя на него с безысходным оптимизмом, констатировал Лис. – Ни кабака без драки. Святой отец, позаботьтесь о дамах и поминальной проповеди, а ты, добрый человек, лучше подобру-поздорову ныряй под стойку и не высовывайся.
– Чего тебе надо, пес?! – презрительно осведомился один из дворянчиков, смеривая насмешливым взглядом фигуру ландскнехта. – Если тебе нужны кости, погоди до…
Не говоря ни слова, де Батц подхватил со стола увесистый оловянный кубок и, опорожнив его на голову вопрошавшего, с размаху двинул им по лицу неосторожного наглеца.
Кровь, смешанная с вином, хлынула из-под прижатых к носу ладоней первой из жертв сегодняшнего вечера.
– Пошла рубаха рваться! – во всю мощь луженой глотки рявкнул Рейнар. – Ублюдки, мамашу вашу! Мы имеем честь атаковать вас!
Но прежде чем слова эти достигли слуха гизаров, поспешно вскакивающих из-за стола, пуля, выпущенная из лисовского пистоля, пробила грудь одного из них. Фехтовальщиком мой напарник был посредственным, зато в цель бил без промаха.
– Четверо против троих, – не замедлил он подвести баланс. – Силы неравны. Капитан, в смысле, сир, вам помочь или лучше подготовить комнаты для ночлега?
Между тем застигнутые врасплох дворяне, оскорбленные в лучших чувствах до глубины души, схватились за шпаги, намереваясь примерно проучить нас. Первому из них, впрочем, попытка обнажить клинок не принесла ничего, кроме расстройства. Последнего в жизни. Старым бретерским приемом шевалье де Батц выхватил шпагу из ножен таким образом, чтобы вызолоченные защитные дуги эфеса врезались в лицо противника, а всего лишь полмига спустя кинжал Мано вонзился бедняге меж ребер, отпуская душу его в свободный полет.
– Поднимемся наверх, сударыни, – мягко увещевал наших спутниц брат Адриэн. – Негоже вам видеть то, что здесь будет.
– Но, может, кому-то из них понадобится помощь? – на чистейшем французском спросила "итальянская баронесса".
– В чем, дочь моя? В сражении? – Брат Адриэн опытным взглядом оценил обстановку. Трое все еще державшихся на ногах гизаров пятились к стене под нашим с Мано натиском. Звон пяти шпаг и натужные крики раненых оглашали постоялый двор, вероятно, заставляя остальных его постояльцев покрепче запереться в своих комнатах. – Вы ничем не можете здесь помочь, сударыня. А когда все закончится, боюсь, понадобится помощь исповедника, а не лекаря. Впрочем, похоже, и она будет излишней.
Без сомнения, он был прав. Я впервые видел, как фехтует Мано. Клянусь честью, здесь было на что посмотреть! Мне и самому не было причин стыдиться своей школы владения оружием. Но это!.. Это было какое-то вдохновенное наитие, и если позволительно разъять в фехтовальном искусстве бой поединщиков на отдельные фразы, то здесь звучали не четкие, выверенные до волоса "аргументы", вроде моих, а изящные, отточенные стихотворные строфы. Вот уж воистину проникающие в сердце.
– Ну куда тебя, блин, несет?! Шевалье!.. – раздался с верхней галереи голос Рейнара. – Ты ж, урюк недосушенный, уже лежал! – Выстрел заглушил последние звуки его слов. – Ну вот, твою мать! Теперь мертвый!
Все время схватки Лис занимал место на возвышении, имея возможность в полной мере созерцать происходящее в зале. Мне и в голову не могло прийти заподозрить адъютанта в трусости. Он просто не желал мешать мне и Мано расправляться с обидчиками. Его выстрел, пожалуй, был последней точкой в этом кратком, но кровопролитном действии. Шестеро гизаров лежали на полу, оскорбляя своим присутствием гостеприимный кров. Под крышей, обвивая толстые балки стропил, клубился пороховой дым. С клинков на выскобленные половицы стекала кровь, и наступившая вдруг тишина нарушалась лишь всхлипами, доносившимися из-под стойки.
– Вылазь, хозяин! – спускаясь вниз по ступеням, крикнул д’Орбиньяк. – Извини, за выпивку, похоже, тебе сегодня не заплатят.
– Рейнар, – вытирая клинок плащом одного из убитых дворян, устало сказал я. – Оплати убытки. Пусть хозяин не держит на нас зла.
– Ну вот, опять, – тяжело вздохнул Лис. – А между прочим, ротмистр, ландскнехтам щедрость подобает как корове, пардон, не корове – быку седло.
– Расплатись, – мрачно отрезал я, соображая, что делать дальше. – Я буду во дворе.
Ночь, пропитанная виноградным ароматом, висела над Шампанью. Полдня мы сегодня тащились мимо разлинеенных виноградников фиолетового краснолистого пино-нуар. Судя по обилию святых отцов среди сборщиков драгоценного сырья, монастырских. На север отсюда лежали земли Бургундии, герцоги которой с незапамятных времен присвоили себе титул "сеньоров лучших христианских вин". Но сейчас и этот запах, и стрекотание цикад, и прохладный ночной ветер, пришедший на смену дневной жаре, отчего-то раздражали меня донельзя. Я стоял на крыльце, опершись спиной на увитый плющом деревянный столб, поддерживающий козырек над ступенями, и хватал ртом воздух.
– Вам плохо, сир? Вы не ранены? – Мано вышел вслед за мной и теперь с недоумением и испугом следил за своим королем.
– Нет. Да. Мне плохо. Что-то душно, – вяло проговорил я, вспоминая распластанные на полу постоялого двора тела гизаров, плавающих в лужах крови. – Надо уезжать отсюда поскорее. Не хватало нам сцепиться с местной стражей. Поторопи Рейнара и дам.
– Слушаюсь, мой капитан, – поклонился де Батц.
Его не было несколько минут.
– Все в порядке? – спросил я, когда он появился вновь.
– Почти, сир.
– Как это – почти?
– Мы можем ехать, но хозяин интересуется, что ему делать с раненым, которого эти негодяи везли с собой.
– Да что с ним делать? – пожал плечами я. – Наверняка у гизаров были с собой деньги. Пусть возьмет из них седьмую часть и потратит на лечение бедолаги.
– Но, мой король! – Статный "ландскнехт" нервно дернул усом. – Это Луи де Беранже.
– Дю Гуа? – поворачиваясь к своему лейтенанту, удивленно переспросил я.
– Он самый, сир, – недобро процедил гасконец.
– Но что он здесь делает? – недоумевая, спросил я. – Он же должен быть в Жизоре.
– Не могу знать, мой капитан. Лигисты приехали незадолго перед нами. Он был с ними. Раненый.
– Вот ведь странная история. Пожалуй, стоит сходить к нему.
Губы де Батца сжались в жесткую гримасу. Встреча в лесу по дороге в Понтуаз не изгладилась из его памяти.
– Мано, он ранен, – напомнил я, понимая, что сейчас творится в голове болезненно самолюбивого гасконца. – И было бы неблагородно…
– Я знаю, сир, – перебил меня он, с трудом одолевая клокочущий в груди гнев.
– Помоги Рейнару, а я схожу посмотрю, что с дю Гуа.
– Слушаюсь, мой капитан, – пересиливая себя, процедил де Батц.
Беранже лежал в небольшой каморке, освещенной скудной масляной лампадой да фонарем, только что принесенным хозяином постоялого двора. Конфьянс и помогавшая ей Жозефина склонились над раненым, осматривая плечо коронеля Анжуйской гвардии, покрытое подтеками запекшейся крови. Хозяин, освещавший ложе фаворита, вздрогнул и попятился, когда последний кусок холстины, прикрывавший грудь вельможи, поддался ножу, открывая взору темное засохшее отверстие раны.
– Не убирайте свет! – мягко, но безапелляционно приказала "итальянка". – Жозефина, возьми фонарь! А вы, сударь, принесите теплой воды и ржаной хлеб! – скомандовала она трактирщику.
– Сейчас, сейчас, высокая госпожа! – засуетился тот.
– И еще, мсье. Мне нужен козий жир и соль. И прихватите луковицу, она тоже понадобится.
– Слушаюсь, ваша милость. – Содержатель трактира попробовал встать во фрунт, но, устыдившись своей неумелой попытки, рванулся к выходу, натыкаясь на входящего Лиса.
– О-ла-ла! – восхитился Рейнар, должно быть, расслышав последние слова юной целительницы. – Мадемуазель, вы что же, суп из Беранже собираетесь варить? Боюсь, кусок мяса слишком проспиртован!
При этих словах "кусок мяса" открыл глаза и застонал.
Лис собрался было еще что-то добавить, но тут Конфьянс окончила осмотр и произнесла весомо:
– Рана глубокая, но, кажется, легкое не задето. Мсье потерял много крови – вот что плохо! К тому же рана должным образом не обработана и повязка наложена из рук вон плохо. Но, полагаю, при хорошем уходе жизнь его вне опасности.
– Мадемуазель. – Д’Орбиньяк развел руками. – Я поражен и смят! Откуда столь фундаментальные познания в столь юном возрасте? Какой из университетов вы осчастливили своим присутствием?
– Не время для лести, шевалье! Я много времени провела в военных лагерях моего отца, а затем адмирала. В лаборатории мэтра Бригадини, учившего меня грамоте в замке Отремон, тоже было интересно. Мсье, прошу вас, если вы зашли только для того, чтобы посмотреть на раненого, оставьте нас. Здесь и так тесно. Сир, прошу извинить меня, но вас это тоже касается.
– Нас гонят, Капитан! Мы чужие… – начал было Рейнар.
– Мессир, – побледневшими губами проговорил дю Гуа. – Прошу вас, останьтесь.
– Как скажете, – тяжело вздохнул д’Орбиньяк. – Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Или хотя бы швелер. Кстати, капитан. Я собственно зашел сказать. Там внизу Мано бушует, шо тот "коктейль Молотова" в желудке язвенника. И того гляди, плюнет на твое величество и пойдет изображать стихийное бедствие в ничего не подозревающий, спящий все еще спокойно населенный пункт. Какая муха его укусила, не знаешь? Он желает украсить стены своей сакли конечностями твоего подопечного и подкармливать ими местных скорпионов.
– Дела сердечные! Рейнар, сходи, попытайся его успокоить.
– Я попытайся?! Нет уж, спасибо. Он еще, чего доброго, и в необходимости моего существования усомнится. У тебя вон Глас Божий имеется. Вот пусть и обогреет мятущуюся душу…
Грузный абориген-хозяин появился на пороге, держа в руках медный таз с плавающей в нем губкой. За ним шествовал молчаливый слуга с остальными требуемыми ингредиентами лекарства.
– Вот все, что вы просили, сударыня. Теплая вода, хлеб, козий жир, соль, лук. Быть может, еще что-нибудь нужно?
– Спасибо, почтенный. Пока больше ничего. Вы свободны! – скомандовала Конфьянс, едва оделяя взглядом трактирщика. – Идите! Раненому нечем дышать.
Я глядел на девушку, не так давно вырванную нами из замка Сен-Поль, и вновь узнавал ее так, точно видел ее в первый раз. Впрочем, она и до этого вечера не казалась мне оранжерейным цветком, выращенным лишь для того, чтобы радовать взор и обоняние досужих кавалеров. Но сейчас!.. И дело было не в том, что, как оказалось, наша юная спутница сведуща в искусстве врачевания. Нет. Этого как раз можно было ожидать. Всякая женщина, прожившая среди воинских шатров столько, сколько прожила мадемуазель де Пейрак, была менее или более осведомлена в лекарском ремесле. Та же Жози, принявшая из рук хозяина таз с водой, с немалой сноровкой теперь обмывала рану де Беранже. Но сила, которая чувствовалась сейчас в нашей юной спутнице… Мощь ее не поддавалась описанию. Полагаю, сам отчим Конфьянс, храбрый адмирал Колиньи, невзирая на многие поражения, слывший великим вождем своих единоверцев и умудрявшийся даже в поражении диктовать свою волю королям, не превосходил в тот миг несгибаемой внутренней силой свою очаровательную приемную дочь.
– Ну, что же вы стоите? Идите! – вновь требовательно произнесла Конфьянс. – Прочь отсюда!
Вода, стекавшая по телу, должно быть, вновь привела в чувство Луи де Беранже. Он приподнялся на ложе и негромко, но властно произнес:
– Оставьте нас! Пусть даже я умру, но сейчас мне необходимо поговорить с королем с глазу на глаз!
– Ерунда, – отмахнулась строгая врачевательница. – Рана не опасная, просто запущенная. Сейчас мы ее обработаем, и через несколько дней вы уже будете на ногах. Вы молоды. У вас сильное тело. Все обойдется.
Особенно забавно звучало в ее устах утверждение: "Вы молоды", наверняка позаимствованное прелестницей у кого-то из знакомых лекарей, но в целом она была совершенно права.
Между тем трактирщик и его слуга, все еще переминавшиеся у двери в ожидании оплаты, услышав слова дю Гуа, требующего конфиденциальной беседы с королем, округлив глаза, выскользнули за дверь. Врачевание раненого их больше не интересовало.
– Лис, – вызвал я своего друга. – Видишь хозяина со слугой? Они только что выскочили из нашей каморки.
– Ясное дело, вижу. И шо? – поинтересовался Серж-Рейнар.
– А то, что сейчас дю Гуа во всеуслышание сообщил, что я – король. Так что вся маскировка катится к чертям!
– Ага, а до этого, значит, наш кормилец и поилец все еще полагал, что перед ним итальянская баронесса со свитой? Шо ты дрейфуешь? Охолонь!
– Рейнар! Если они заподозрят, что перед ними король Наварры, то сейчас же помчатся за стражей! Забыл, какое вознаграждение за наши головы обещают!