Старший Иаков, уже начавший обрастать бородой, с интересом отнесся к тому, о чем поведал ему младший брат. Он удивился его сну, о котором Иоанн ему все-таки рассказал, поразился книгам, которые брат принес от равви Ахава; а больше всего – тому, что, не изучив грамоту, Иоанн вдруг начал читать Закон и пророчества Моисея. Иаков тоже попробовал, но у него ничего не получалось. Однако он без ревности относился к успехам брата в учении и просил того читать из той книги малопонятные ему, простому галилейскому рыбаку, тексты.
По дороге у братьев было много времени для разговоров, и Иаков сказал:
– Мне бы только понять, что в этом Законе главное. Всего-то, наверное, никто, кроме Бога и Моисея, не знает.
– Я тебе скажу, что в Законе главное, – пообещал брату Иоанн. – Рав меня научил этому. Скажу, но только тогда, когда мы вернемся с Иордана.
Младшему брату хотелось подержать старшего в неведении. Пусть прочувствует, сколь премудр стал его братишка, сумевший подобрать ключик к тайнам Писания.
– Нет, – обиделся Иаков. – Скажи сейчас. Не дразни. Или я тебе не брат?
Иоанн продолжал упрямиться:
– Подожди, вот пройдем еще один перевал, тогда скажу.
– Хочешь подурачиться?
– Хочу, чтобы ты проникся значением мудрости, которую сейчас узнаешь.
– А тебе-то она откуда известна?
– Меня просветил равви Ахав.
– А его кто просветил?
– Рав говорил, что его просветил учитель, раввуни Гиллель.
– А раввуни Гиллеля кто научил?
– Он вычитал это из книг Моисея.
– А Моисей откуда узнал эту истину?
– Его Бог просветил.
Иаков хотел было спросить о том, кто просветил Бога, но язык у него не повернулся, и он долго кашлял, пока наконец снова не обрел дар речи.
– Выходит, ты не зря к равви Ахаву ходил?
– Не зря.
– Но тогда перестань надо мной смеяться и скажи наконец, в чем соль Закона Моисеева.
– Ладно, Иаков, слушай! – И Иоанн поведал ему притчу, которую рассказал ему старый книжник
Ахав. – Однажды к учителю Шаммаю пришел из далеких Афин любопытный эллин с лукавым взглядом и пообещал тут же принять обрезание и стать иудеем, если учитель научит его всему Закону, стоя на одной ноге.
Читатель должен понимать: афиняне тогда еще не знали истинного Бога и были большие спорщики, мудрецы и эротоманы. И любители потешаться над обрезанными. Учитель хотел его прогнать, но передумал. Удружу-ка я коллеге Гиллелю, решил он. А почему – нет?
"О, чужестранец! – сказал учитель Шаммай. – Только один человек в Иудее может выполнить твою удивительную просьбу. Ступай к раввуни Гиллелю".
Гиллель был мудрее Шаммая. Отвернув лицо, он посмеялся над глупостью язычника, однако тут же встал на одну ногу и изрек: "Не делай ближнему твоему того, чего не хочешь себе. В этом весь Закон. Все остальное – толкование. Иди и исполняй".
– Не делай ближнему твоему того, чего не хочешь себе, – повторил Иаков. – И все?
– Все, – подтвердил Иоанн.
– Так просто… А почему книжники в Иерусалиме так пыжатся, будто их распирает тысяча мыслей.
– Потому что не знают смысла. Они только все растолковывают. У Бога – смысл. А у книжников – объяснения. И у каждого книжника на свой лад. Поэтому и трудно постичь Закон.
– А ты, брат, я вижу, не на шутку ударился в эту науку.
– Рав считает, что мне знак был.
– Это ты о том сне?
– Да, о том сне.
– А мне сны не снятся. А если снятся, то я утром их забываю.
– Когда придет пророческий сон, его не забудешь…
Делясь с братом своими тайнами, Иоанн умолчал лишь о том, что произнес старый Ахав, когда впервые увидел Иоанна. А произнес он, как, наверное, еще не забыл любезный читатель, что из сего отрока выйдет либо царь, либо пророк. Иоанн не сказал об этом, потому что знал своего самолюбивого брата и понимал, как больно это может задеть его.
Путь был неблизким. Братья шли не один день. Они шли по вязкой сухой земле, по выжженной солнцем равнине, спускались в зеленые благоухающие, полные дивных цветов долины, прыгали с камня на камень, перебираясь через наполненные брызгами и белой клубящейся пеной водопады, опять шли в складках между поросшими могучими кедрами холмами. Шли, сливаясь с толпами старых и молодых иудеев, печальных и веселых, мудрых и отупевших от долгой многотрудной жизни, шли среди самарян, греков, иудеев; мужчин, женщин, детей – всех стремившихся послушать пророчествующего на Иордане. Они вникали в разговоры старцев о приходе Мессии; покидали одну толпу, сливались с новой, слушали, вступали в разговоры, заражаясь одержимостью торопящихся к Иордану людей, и, наконец, добрались до селения Вифавары, где крестил Иоанн.
Отстав от кинувшихся к воде обезумевших от напряженного многодневного ожидания чуда, измученных дорогой людей, братья неторопливо стали пробираться через заросли к воде. Продравшись сквозь кусты к быстрому прозрачному потоку, они увидели на пологом восточном берегу Иордана множество голых людей. Часть из них стояла в воде и слушала высокого худого человека в темной власянице из верблюжьего волоса. Человек тот, видимо, стоял на камне, возвышаясь над людьми, как пастырь над своим стадом.
Иоанн подивился множеству необрезанных мужчин в толпе и с непонятным волнением засмотрелся на голых женщин, зябко ежившихся в холодной иорданской воде. Глаза юноши разбегались, а душа радовалась, созерцая эту впервые увиденную им красоту нагого женского тела. Он незаметно взглянул на Иакова. Брат тоже смотрел на женщин во все глаза. Были среди них и пожилые, с отвислыми, дряблыми животами, иссохшими грудями и тяжелыми ягодицами, но и они были по-своему прекрасны и не портили удивительной картины, неожиданно открывшейся двум аскетично воспитанным, с детства привыкшим к труду в поте лица молодым рыбакам. Иоанн понял, что жен-ское тело красивее и пластичнее мужского. Женщины были прекрасны, как те костяные богини, которых он видел, когда возил с отцом свой улов в Иродову Тивериаду. Но отец запрещал ему брать тех идолов в руки. А тут от этих идолов рябило в глазах. Иоанну вдруг стало трудно дышать… Он прикоснулся пальцем правой руки к левому запястью и с радостью ощутил, как бьется указанная ему Ахавом жилка. Значит, Бог не покинул его и не наказывает его за то, что он так долго с волнением смотрит на голых женщин. Бог прощает глупость и юное неведение его.
Первым пришел в себя Иаков.
– Смотри, сколько необрезанных, – с возмущением сказал он Иоанну. – Зачем они пришли к нашему иудейскому пророку? Закон запрещает с ними общаться.
– Да, странно, что он их не гонит. Но это не просто так: пророк выполняет волю Бога.
– А ты узнаёшь его? Это тот, которого ты видел во сне? – спросил Иаков брата. Он, хоть и считал себя много опытнее и умнее младшего брата, понимал, что здесь, на Иордане, он должен уступить свое первенство и довериться Иоанну, видевшему пророческие сны и умевшему читать и понимать Писание.
– Не знаю, – сказал с сомнением Иоанн. – Я не вижу его глаза. Надо подойти ближе.
– А креститься будем? – спросил Иаков.
– Послушаем сначала, что он скажет.
Креститель говорил народу:
– Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное…
Ибо он тот, о котором сказал пророк Исайя: "глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему …"
Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем.
Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу в житницу Свою, а солому сожжет огнем неугасимым .
– Так это Он? Узнаешь Его? – теребил брата Иаков.
– Похож. Только этот кажется ростом больше, и в глазах у него огонь. И больно зол… Слышал, как он ругал фарисеев порождениями ехидны? А у того в глазах были мир и грусть.
– Тогда, я думаю, это о Том, Кого ты видел, он говорит: " Идет Сильнейший меня, у которого я недостоин развязать ремень обуви ". Вот кто, наверное, Мессия? – предположил Иаков.
– Ты прав, брат. Я тоже так подумал… Но давай разденемся и войдем в воду, поближе к этому пастырю, – предложил Иоанн.
Братья сбросили свои одежды, ступили в холодную быструю воду Иордана и подошли к крестившему людей Иоанну.
Иоанн остановил на них свой жгучий взгляд.
– Сыны света, – неожиданно мягко сказал он и, слегка нажав им ладонями рук на головы, погрузил их под воду и тотчас отпустил. – Истинно, истинно, говорю вам, что будете крестить народы во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Братья поклонились Крестителю, и младший спросил:
– Не ты ли Мессия, о котором все говорят?
– Я глас вопиющего в пустыне, – ответил Иоанн, – … но за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня.
– Видишь, – шепнул Иаков брату. – Это не Мессия, которого ты видел.
– Да, – согласился Иоанн. – У Того воздух над головой светился.
– Но почему Креститель сказал, что мы сыны света и будем крестить народы во имя Отца и Сына и Святого Духа?
– Я думаю, что об этом можно будет узнать из книг Моисея, которые мне подарил равви Ахав.
И, окрещенные, проникшиеся Божией благодатью, братья Иаков и Иоанн отправились восвояси чинить свою лодку и сети, которые ожидали их на берегу моря Галилейского, ссориться с братьями Иониными из-за улова и ожидать, когда придет Мессия и позовет их за собой крестить народы во имя Отца и Сына и Святого Духа. Братьям Иониным они пока решили ничего не говорить о своем крещении на Иордане.
Светило солнце. Шумел поток. Тихо переговаривались люди, и зло ругался на фарисеев и книжников пророк, призывая людей покаяться в грехах и креститься.
Глава 4
Крест животворный
Иаков, хоть и зауважал младшего брата после Иордана, но продолжал посмеиваться над ним, когда тот, глядя, как багровое вечернее солнце опускается в потемневшие воды Галилейские и вокруг быстро сгущаются сумерки, украдкой вытирал слезы и начинал молиться:
– Укажи мне, Господи, пути Твои и научи меня стезям Твоим.
Направь меня на истину Твою и научи меня: ибо ты Бог спасения моего: на тебя надеюсь всякий день.
Не раз бывало: подойдя к лодке, где, подложив под голову свернутый парус, возлежал, глядя в далекую небесную синь, Иоанн, Иаков слышал устремленные к Богу слова брата:
…Утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои.
К Тебе взываю я, ибо Ты услышишь меня, Боже; приклони ухо Твое ко мне, услышь слова мои …
Иаков вслушивался в слова брата, обращенные к Создателю Неба и Земли, вод морских, и скотов полевых, и зверей лесных, и удивлялся, почему такие трепетные слова не рождаются в его смекалистой голове. Он не забывал молиться, но его молитвы были проще. Он благодарил Бога за то, что тот не сделал его женщиной, что дает ему хлеб насущный, и дальше этого обычно не шел. А парень он был – хоть куда! Многим родителям на зависть. Он видел: отец гордится им, своим старшим сыном, ибо никто из местных рыбаков не мог так искусно просмолить лодку, надежно зачинить порванные сети, быстро и крепко поставить парус.
Иоанн в делах рыбачьих старался не отставать от брата. Иаков же в тайне завидовал набожности Иоанна, его умению читать тексты Писания, толковать их. Он понимал, что брат его недолго пробудет рыбаком. Бог не оставит его среди рыбацких шатров, ибо место его в храме. Из Иоанна непременно вырастет книжник или фарисей, который будет смущать людей своим умением толковать Законы и Заповеди Божии, а он, Иаков, как и братья Ионины – Андрей и рыжебородый Симон, – так и будет из года в год под жгучим солнцем забрасывать сети на своих быстрых лодках, снующих среди волн Галилейских, и торговать рыбой.
После того как святой Иоанн крестил братьев в Иордане, Иаков не переставал допытываться у младшего брата, почему Креститель назвал их Сынами света и сказал, что они будут крестить народы во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ведь другим он не говорил такого. Эта мысль постоянно мучила Иакова.
– Завтра я схожу к равви Ахаву и расскажу ему о том, что сказал Креститель, – пообещал брату Иоанн. –
Рав объяснит, что это значит.
– Я тоже пойду с тобой, чтобы послушать, что он скажет об этом, – настаивал Иаков. – Ведь слова Крестителя означают, что произойдут изменения в нашей жизни. Твоей и моей. Мы перестанем ловить рыбу и станем священниками. Так надо понимать слова этого пророка?
Братья сказали отцу, что хотят пойти к старому книжнику. Тот печально вздохнул, но не стал возражать. Он уважал Ахава и не мог забыть его пророчество, что Иоанн станет царем или пророком.
– Снесите ему вина, сыны, – сказал отец. – Старому человеку нет еды лучше вина.
Наутро сети братьев Зеведеевых и их лодка, к удивлению Андрея и Симона Иониных, опять остались на берегу. Андрей и Симон только молча переглянулись, ухмыльнулись и покачали головами. Симон Ионин, будучи уже женат и чувствуя себя совсем взрослым и мудрым мужем, все так же недолюбливал мечтательного Иоанна Зеведеева и не поощрял дружбы с ним своего брата Андрея. Собьет парня с пути своими мечтаниями. Еще неизвестно: не от лукавого ли они – мечты этого юнца. И тут надо сообщить читателю, что братья Ионины тоже побывали на Иордане и тайно крестились у Иоанна, и тот тоже называл их Сынами света и говорил, что они будут крестить народы. Так что, куда теперь до них Зеведееям, думал самолюбивый гордец Симон, гладил бороду и таращил глаза, как когда-то, когда пугал маленького Зеведея.
А Иаков и Иоанн поутру положили в корзину три больших рыбы, прикрыли их от солнца пальмовым листом, взяли кувшин вина для старого равви Ахава, который к этому времени настолько ослаб, что едва мог передвигаться по комнате, и отправились в соседнее селение, где доживал свои дни мудрый книжник, пророчивший Иоанну Зеведееву большое будущее.
Когда братья приблизились к лачуге, в которой доживал свои дни старый Ахав, они услышали женский плач, причитания, и выскочивший им навстречу маленький чумазый мальчик сообщил, что равви Ахав умер. Тут же из лачуги вышла рыдающая женщина, внучка Ахава, мать этого мальчика, и подтвердила, что авва умер, однако смотрит слепыми глазами в потолок, а она боится закрыть ему веки.
Иаков растерянно посмотрел на Иоанна и поразился, как вдруг изменилось лицо брата. Вертикальная морщина легла между его бровями. Глаза наполнились печалью и светом. Таким он его никогда не видел.
– Авва спит, – твердо сказал Иоанн женщине. – Мы принесли ему вино и рыбу. Возьми рыбу, женщина, и приготовь еду. Ибо авва не умер, но спит. И не входи в дом, и ты, Иаков, тоже не входи, пока я не выйду оттуда.
С этими словами Иоанн поспешно вошел в лачугу.
В доме пахло тленом. У стены напротив входа на сколоченных в виде ложа досках, вытянув босые ноги, лежал старый, высохший, как былинка, Ахав. Слепые глаза его были открыты и устремлены в потолок. По щеке ползала муха. Иоанн упал на колени и стал молиться, просить Бога воскресить старца, ибо он слышал: бывали случаи, когда Бог откликался на такие призывы.
– Боже сильный, создавший мир весь из ничего одним словом Своим, – шептал Иоанн, – воскреси старца, уснувшего смертию… Боже крепкий, – молил он.
Но тщетно. Ахав не двигался. Тогда Иоанну пришли в голову слова Крестителя, которые тот произнес, крестя их с братом, слова, которых он никогда ни от одного иудея не слышал. И он сказал:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, пробудись, уснувший авва Ахав.
Ничего не изменилось. Ахав не двигался. Во дворе плакала женщина. А Иоанн был бессилен. Он вытер ладонью мокрый от напряжения лоб. Закусив губу, он смотрел на неподвижно лежащего человека и упорно убеждал себя, что тот спит, не умер.
И тут Иоанна осенило, будто кто-то подсказал ему, что надо делать. Он закрыл глаза и представил себе ту поразившую его картину из сна: человек со светящимся над головой нимбом взирает на него с креста. Сейчас он скажет ему, что " Се Матерь твоя !", а распятый рядом разбойник назовет Его " Господи…".
Иоанн обратился к Распятому и трижды попросил: "Господи, во имя Отца и Сына и Святого Духа пробуди уснувшего". И замер в ожидании чуда.
И чудо свершилось. Он вдруг услышал, как тихо скрипнула старая кровать. Затем Ахав шевельнулся, вздохнул. Потом поднял руку и согнал с лица муху.
– Благодарю тебя, Боже крепкий, Боже сильный, Боже справедливый, – продолжал молиться Иоанн, видя, как Ахав скосил на него невидящие глаза и пытается понять, кто тут шуршит около него и что, собственно, происходит в мире.
Иоанн смотрел на приходящего в себя после странного сна старца и не верил своим глазам. "Нет, не было смерти, – думал Иоанн. – Нет. Старик был в забытьи. В старости такое бывает. Ахаву, наверное, уже больше ста лет…" Иоанн слышал, что древние старики могут цепенеть, как игуаны, и долго пребывать в неподвижном состоянии. Бывало, что таких даже пеленали и хоронили в пещерах.
Когда Иоанн почувствовал, что старец наконец пришел в себя, он позвал Иакова и сказал:
– Почтенный Ахав, мы с братом принесли тебе вина и рыбы. Сейчас женщина приготовит еду. Подкрепись, равви, и просвети нас, не разумеющих Писания.
Старик, глаза которого давно ничего не видели, по голосу узнал Зеведея и вспомнил, что в детстве напророчил мальчику большое будущее. Он вспомнил сон мальчика, увидевшего Мессию. Вспомнил, что, когда услышал о Крестителе на Иордане, послал туда братьев Зеведеевых.
– Равви, – сказал Иоанн, – подкрепись вином и ответь нам. Мы были на Иордане, и тот, к которому ты послал нас, крестил меня и брата во имя Отца и Сына и Святого Духа. Но это был не Тот Мессия, которого я видел во сне. Креститель назвал нас с братом Сыновьями света и сказал: " Идите и крестите народы во имя Отца и Сына и Святого Духа ". Я не мог найти объяснения этим словам у Моисея. Там нет про Сына и Святого Духа.
А Иаков тем временем откупорил кувшин, наполнил вином чашу и поднес старому книжнику. Старик сел на кровати. Невидящие его глаза взирали на отроков. Придя в себя, он осторожно взял обеими руками чашу и медленно, глоток за глотком, стал пить вино. Щеки его порозовели. Жизненные силы, память и здравый смысл явно возвращалась к нему. Видно, доброе вино было у Зеведеев. Старик окончательно пришел в себя.
– Дети мои, – произнес Ахав. – На Иордане вы видели Предтечу, и он крестил вас. Креститель готовит путь Господу. Назвав вас Сынами Света, он выделил вас из всех и определил быть учениками Того, кто грядет и по воле Которого вы станете крестить народы. Помнишь, Иоанн, как в твоем сне Мессия говорил тебе о женщине, которая держала тебя за руку: " Се Матерь твоя! " Это означает, что Матерью тебе станет церковь, которую заложит Мессия, и ты будешь сыном ее. Помнишь его слова: " Жено! се сын Твой ". Вот и сбылось мое пророчество: быть тебе, Иоанн, одним из столпов Новой церкви…
Тут равви Ахав закашлялся, уронил чашу, вино пролилось на земляной пол. Братья осторожно опустили старика на кровать. Мудрый книжник закрыл глаза и умолк. Жизнь покинула старого человека. Женщина опять зарыдала, запричитала и стала царапать себе ногтями лицо. Заголосил и чумазый мальчик, прижавшись к подолу матери.