– Ерунда какая-то… – пробормотал Баг в ответ своим мыслям и стремительно проглотил, постаравшись не почувствовать вкуса, соевое молоко. Да что такое, в самом деле! Даже если это был и дух – у живых и мертвых разные пути. И пути духов нам неведомы. Если это видение что-то значит, а не может быть, чтобы оно ничего не значило, стало быть, в свое время это мне откроется. А сейчас…
А сейчас Бага и Судью Ди ждал Ханбалык, а также и Кай Ли-пэн, испросивший этот день, в качестве внеочередного выходного – дабы встретиться с александрийским ланчжуном, а во второй половине дня проводить в "Шоуду" запоздавшего на день Богдана и дать в честь прибывших скромный ужин в модной в Ханбалыке хубэйской харчевне "Девятиголовый орел".
– Ну что, хвостатый? – спросил Баг, наблюдая, как Судья Ди вылизывает блюдце. – Не пора ли нам? Кай ждет нас на углу Ванфуцзина через полчаса. Как раз хватит времени, чтобы неторопливо дойти. Пошли, что ли? – И он достал из-за пазухи поводок.
Ханбалык, центр,
22-й день первого месяца, первица,
полчаса спустя
С тех пор как Баг наезжал в Ханбалык в последний раз, в городе произошли большие перемены. Но эти перемены – по мнению Бага – вели исключительно к лучшему. Преждерожденный Лю Жоу-кэ< Досл.: "Лю Мясной Гость". Переводчики здесь находятся в явном затруднении: зная, что ни одно мало-мальски значащее имя Хольм ван Зайчик не дает герою просто так, они не смогли истолковать смысл "Мясного Гостя"; между тем имя это содержит очевидный намек. Но на что – переводчики понятия не имеют. >, ханбалыкский градоначальник, бессменно занимавший эту важную и ответственную должность уже в течение двадцати двух лет, был по-прежнему чуток как к требованиям современного, огромного города, стремительно прираставшего населением и жилыми строениями, так и к вековечной истории до предела заполненного историческими памятниками средоточия Ордусской империи. Ведь это именно он, Лю Жоу-кэ, или, как прозвали его в народе, Решительный Лю, в конце семидесятых годов, когда некоторые горячие, скорые на принятие решения головы из городского совета в целях улучшения повозкообращения представили трону почтительное прошение срыть старую городскую стену, тем более что Ханбалык несколько веков тому назад уже перешагнул за ее пределы, – срыть, да еще вместе со всеми вратами, а на ее месте выстроить современную кольцевую дорогу, – именно Лю, будучи на ту пору простым, мало кому известным зоотехником, старшим власорастительных дел мастером процветающей фермы "Куница Me", дал этому плану решительную отповедь.
Он не оробел вступить в борьбу с многовластным, убеленным сединами и государственными деяниями шаншу< Досл.: "Главнейший в работе с документами". В традиционном китайском аппарате так назывались начальники Палат, то есть лица, аналогичные нашим главам министерств. > путей сообщения Хаджимуратом Соколинским-Гэ и пред высочайшим ликом сумел доказать необходимость сохранения стены, а равно и всех прочих старых городских построек в первозданной благости. Именно тогда Решительный Лю подготовил тот самый, прославивший его доклад в двадцать тысяч знаков, известный ныне под названием "О возрождении древности", где, в противувес предложению об уничтожении городской стены, представил план, который позволял и стену сохранить, и повозкообращение улучшить. Лю писал о сложных, но вполне возможных подземных повозкопроводах и удивительных по сообразности дорожных развязках, чертежи коих – пусть и не совсем точные, ибо по образованию Решительный Лю зодчим не был, – числом в сто листов, также прилагались к докладу. Император милостиво внял сдержанным, но исполненным внутренней страсти речам Лю, и вскоре началось великое строительство, пример которого и главный принцип "Созидать не разрушая" впоследствии неоднократно использовали уже по всей Ордуси.
В строительстве принимали участие искуснейшие градостроители, патриархи прокладки трактов, прославленные плотницких дел мастера, виртуозы бетонного литья и шлифовки гранита. Для дачи сообразных советов в Ханбалык прибыл даже известный кайфэнский мастер – стодвадцатитрехлетий Гэн Тянь-фу, тот самый, под руководством которого была выстроена без единою гвоздя сорокапятиярусная пагода в буддийском монастыре Юаньбэй Шаолинь – "Очень северный Шаолинь", что на Новой Земле, на мысе Возвышенных Желаний, где при строительстве был применен тонкий расчет, учитывающий направление постоянно дующего в тех суровых краях ветра, – пагода стоит, слегка наклонившись против него, а ветер изо дня в день налегает и налегает на ее деревянные балки; по словам великого Гэн Тянь-фу, которым невозможно не верить, через три с половиной столетия это противуборство приведет к тому, что пагода встанет строго вертикально.
Прибыли и другие известнейшие в Ордуси и за ее пределами мастера – достойные всяческого уважения и неоднократно отмеченные двором за свои труды: всех привлекала небывалая грандиозность мысли Решительного Лю и каждый желал потрудиться ради древних ханбалыкских стен.
Был составлен подробнейший план работ, и буквально через полгода все закончилось к общему удовольствию: кольцевая дорога – в те поры всего лишь первая, а ныне их уже пять – была проведена с внешней стороны стены, саму стену укрепили надлежащим образом, а под ней в нужных местах проложили широкие просторные туннели, дабы и легковые повозки, и грузовые, и даже рейсовые не испытывали никакого стеснения при необходимости двигаться к центру столицы или от центра, не говоря уж о пеших путниках< Переводчики не могут удержаться и не отметить, что приведенное Хольмом ван Зайчиком описание борьбы Лю Жоу-кэ за сохранение городских стен вокруг старого города в Ханбалыке (Пекине) их очень порадовало. Ибо – к великому сожалению – такой Лю Жоу-кэ нашелся в Ордуси, но отсутствовал в нужное время в коммунистическом Китае, в столице которого стены старого города давно уничтожены, о чем переводчикам остается только безмерно сожалеть. >. Решительный Лю был пожалован титулом "Князя, стоящего на страже стен", а вскоре прежний градоначальник, преклоннолетний Витос Сян подал двору прошение явить милость и освободить его от государственных забот, упирая притом на многочисленные болезни и слабость зрения, – тогда-то Лю Жоу-кэ и сменил старца на его посту, а престарелый Витое, передав новому градоначальнику дела, уехал из столицы в родовое имение близ Каунаса и зажил простой жизнью квартального библиотекаря.
Решительный Лю, кажется, ни дня не знал покоя: все свое время и силы он посвятил служению родному городу (а Лю Жоу-кэ принадлежал уже к десятому поколению живших в Ханбалыке Лю). Верный собственному призыву "созидать не разрушая", Лю Жоу-кэ привел имперскую столицу к подлинному, издревле свойственному ей блеску: умело сочетая новое со старым, Лю возводил новые дома там, где они никак не могли повредить исконному облику Ханбалыка; не жалея себя, он заботился об удобствах горожан, приезжих, а также заморских гокэ< На протяжении многих веков всех иностранцев в Ордуси, следуя древней китайской традиции, называли варварами. В последние десятилетия, избегая употреблять этот не вполне корректно звучащий термин, людей, по тем или иным причинам приезжающих в Ордусь из-за границы, именуют гокэ, то есть "гостями страны". > – нынешний Ханбалык поражал воображение самого взыскательного гостя. Встававший перед взором путника город потрясал масштабами, великолепием и удивительной продуманностью буквально каждой мелочи – начиная от крупных, многоэтажных зданий универмагов и контор предпринимателей, ловко и ненавязчиво вписанных в ансамбль старых, невысоких домов, и заканчивая тем, куда бросить ненужный мусор или окурок от сигареты: всему в Ханбалыке было место, и место это было сообразно.
Иногда, правда, Решительного Лю критиковали за то, что злые языки прозвали сочетанием несочетаемого – говорили, например, что современное здание "Дунъань шичана", крытого рынка на Ванфуцзине, рядом со старыми строениями смотрится нелепо, смешно и даже пошло, но подавляющее большинство сходилось на том, что Лю Жоу-кэ в подобных случаях умело воплотил в жизнь принцип наименьшего зла: да, крытый рынок – очевидный новострой, однако возведен он в соответствии с общим духом улицы, к тому же его строительство – ведь рынок не только шестью этажами вверх возносится, но еще и шестью этажами в землю уходит, а всего получается двенадцать, – позволило разместить здесь, в самом центре города, неисчислимое количество разнообразных лавок, так что теперь каждый нуждающийся, придя сюда, может найти под одной крышей буквально все, что ему необходимо, а в промежутках между посещением лавок утомленный покупатель легко обретет отдохновение здесь же, в одной из многочисленных чайных, или сможет отведать что-нибудь посущественнее, в любой из ста двадцати харчевен и закусочных, нашедших приют на просторах "Дунъань шичана". Не говоря уж о двенадцати специальных комнатах для малолетних посетителей рынка: здесь к услугам их отцов и матерей – всегда готовый посидеть с чадами и развлечь их по мере надобности многочисленный штат прислуги. Худую, прямую как палка фигуру Решительного Лю ханбалыкцы постоянно видят в разных частях города: градоначальник, которому ныне уже далеко за пятьдесят, и по сей день лично вникает во все существенные городские нужды; его неизменно черная кожаная кепка-гуань – военного образца, ведь в молодости Лю Жоу-кэ служил в морской пограничной страже на ближней нихонской границе – мелькает то тут, то там; его сосредоточенное, вытянутое, украшенное большим носом лицо неизменно присутствует в самой гуще благоустроительных событий. Баг однажды был на приеме у градоначальника – Кай Ли-пэн расстарался включить своего приятеля в список приглашенных – и приятно удивился безыскусной простоте Решительного Лю, а также располагающему, внимательному взгляду его острых черных глаз. Приятно было бы иметь такого друга, подумал, помнится, ланчжун, возвращаясь с памятного приема…
Баг, жадно вдыхая полной грудью морозный воздух – вот удивительно: в городе тьма повозок, а выхлопными газами почти и не пахнет вовсе! – и с удовольствием подставляя лицо несильному зимнему ветру, неторопливо миновал старое здание Театра ханбалыкской драмы имени Мэй Лань-фана и остановился у переулка Малых Голубем; огляделся. Вот они, разнообразные лики восточной столицы: прихотливо изгибающийся узкий переулок, сплошь все старые дома, глухие серые стены без окон, одни лишь врата, выкрашенные красным, с непременными парными, по одному на каждую створку, раскрашенными лубками с изображением Чжун Куя, духа-повелителя бесов, грозно застывшего с мечом в занесенной над головой руке, да благопожелательными надписями на стене по обе стороны от врат – тисненные золотом иероглифы на красной плотной бумаге тускло сверкают на солнце, – и современное, выполненное, однако, в традиционном ханьском стиле здание из стекла и гранита на противуположном углу: большой постоялый двор "Старый Ванфуцзин", с широченным каменным козырьком, опирающимся на шесть колонн над главным входом, и четырьмя служителями в теплых серых халатах, по двое застывшими по обеим сторонам; лишь облачка пара поднимаются на выдохе.
Трусивший рядом, как собачка, на поводке Судья Ди заинтересованно подошел к стоявшей у обочины урне – присевшему на задние лапы маленькому расписному льву с непропорционально большой головой, раскрывшему свой немалый черный зев в ожидании разнообразного мусора, – видимо, признал во льве дальнего родственника. Принюхался, брезгливо дернул хвостом и оценивающе посмотрел на Бага. Потом перевел взгляд на свои лапы и показательно поджал одну. Ветер ерошил рыжую шерсть.
– Да, об этом я не подумал, – усмехнулся ланчжун. Хорошо ему – в зимнем халате на меху да в любимых толстых сапогах с коваными носками. Кот-то – он безо всяких сапог, а на дворе, между тем, вполне даже зима стоит. Причем в Ханбалыке она – как правило, ясная, почти бесснежная, легкая зима, не то что в Александрии, но – ветреная, и ветерок этот дует упорно, без отдыха, со временем забираясь все глубже и глубже под самую теплую одежду и проникая в любые щели. Холодно, а как же! Баг нагнулся и подхватил страдальца на руки; взял под мышку. – Так лучше? Эге, брат, да ты еще тяжелее стал! Это все пиво. – Опытные кошкознатцы в Александрии советовали честному человекоохранителю озаботиться приобретением переносной клетки для его питомца, но Баг, с детства не терпевший необоснованных посягательств на свою свободу, представил себе, каково было бы ему на месте хвостатого: смотреть на мир через прутья, – и отринул такое предложение; а вот многочисленные приспособления, назначенные облегчить четвероногим друзьям человека тяготы зимних холодов – всякие там тулупчики на вате, утепленные ошейники и даже маленькие валенки, с помощью хитрой системы ремешков пристегивающиеся к лапам, – заставили его задуматься, и он даже попытался примерить такие валенки на Судью Ди, но кот посмотрел на ланчжуна как на совершенного дуцзи< Высшая группа инвалидности, введенная еще танским правом, – безглазые, безногие, безрукие, умственно ущербные. > – по крайней мере, Баг именно так истолковал его взгляд, – и человекоохранитель устыдился своих поспешных намерений. – Я же предлагал тебе обувку прикупить… зимний чехол для хвоста… а ты отказался.
Судья Ди горестно вздохнул…
Кай Ли-пэи ожидал Бага в небольшой чайной "Жасмина аромат", что на углу Ванфуцзина и Чанъань далу, Тракта Вечного Спокойствия, – чайная помещалась в первом этаже высотного здания гостиницы "Великая стройка": здесь обычно останавливались преимущественно приезжие специалисты градостроения, прибывшие в восточную столицу для участия в очередном благоустроительном начинании Решительного Лю< Переводчики озаботились сравнением описанного ван Зайчиком Ханбалыка и современного Пекина и установили, что у Хольма ван Зайчика гостиница "Великая стройка" стоит прямо на месте ныне здравствующей гостиницы "Пекин"; данное ван Зайчиком название тем более симптоматично, что изначально гостиница "Пекин" была выстроена для прибывающих из СССР специалистов, принимавших деятельное участие в промышленном перевооружении народного Китая. >. Собственно, и сама гостиница двадцать лет назад была построена именно для таких постояльцев – Лю Жоу-кэ в первую голову позаботился об удобствах иногородних мастеров, дабы, не испытывая ни в чем стеснения, они все силы и помыслы могли отдавать главной задаче. В первом этаже гостиницы были устроены многочисленные "чапу" – чайные, "сяочипу" – закусочные и одна большая харчевня, где изумительно приготавливали все те же мелкие ханбалыкские закуски и заедки.
Баг откинул толстый полог, по случаю зимы свисающий с притолоки, и они с Судьей Ди вступили в чайную. "Жасмина аромат", узкий и длинный, как футляр для кистей, вмещал в себя с десяток расставленных у стен прямоугольных лакированных столиков, отгороженных друг от друга легкими ширмами высотой примерно в рост человека, – ширмы были расписаны изображениями восьми бессмертных, вкушающих чай на лоне той или иной природы: близ причудливой формы скалы, у низких, разлапистых сосен, рядом с круто ниспадающим водопадом, в компании двух цилиней, у трона основателя правящей династии Чжу Юань-чжана, а также на прибрежных валунах памятных Багу Соловков и перед стеной мосыковского Кэлемулин-гуна. В чайной свет не горел, и в глубине ее стоял приятный глазу полумрак, располагающий к неторопливой беседе; в воздухе вился тонкий аромат жасминового чая. Баг вгляделся.
– Драгоценный преждерожденный Лобо! – Из дальнего конца к вошедшим уже спешил Кай Ли-пэн. Похоже, что время было не властно над этим замечательным человеком. В последний раз они с Багом встречались полтора года назад, но Кай был все такой же, ничуть не изменился – рослый, дородный, если не сказать, толстый, шумный. Рядом с ним Баг всегда чувствовал себя маленьким: Кай возвышался над ним на полторы, пожалуй, головы, а широкая кость и природная мощь делали Ли-пэна на фоне худощавого ланчжуна и вовсе сказочным богатырем – казалось, Кай легко может раздавить мелкого своего приятеля. Но это только казалось: хотя молодость Ли-пэна и прошла в ханбалыкских отрядах особого назначения, где ему довелось помимо всего прочего совершить сто три прыжка с парашютом, однако же с тех пор минули годы, и нынешняя спокойная и размеренная жизнь чиновника четвертого ранга Ханбалыкского путноприимного управления наложила свой неизбежный отпечаток и на этого здоровяка: он оброс жирком, чему способствовало любимое Каем на все времена циндаоское пиво, и утратил большую часть воинских навыков, не расставшись, впрочем, с юношеским задором и удивительно легким отношением к жизни. – Счастлив приветствовать тебя, еч Лобо, – оживленно повторил Кай, приблизившись; необычно светлые для ханьца глаза его светились неподдельной радостью: Ли-пэн очень ценил дружбу. – Великое Небо, как же я рад тебя видеть! – добавил он и отвесил Багу сообразный в подобном случае и уместный между друзьями короткий поклон. Баг склонил голову в ответ, и испытавший от этого неудобство Судья Ди выскользнул из его рук, мягко приземлился на пол и тут же начал лизать лапу.
– А это… – Кай с широкой улыбкой на круглом лице уставился на кота. – А это, как я понимаю, и есть легендарный преждерожденный Судья Ди, гроза человеконарушителей и все такое?
Услышав свое имя, четвероногий фувэйбин оставил лапу в покое, неторопливо подошел к Кай Ли-пэну и благосклонно обнюхал его сапог.
– Да, еч Кай, это именно он.