Сначала, безусловно, четвертуют, затем вырвут ноздри, обезглавят и сошлют в Сибирь, где холодно. Это факт. А все из-за злобной веснушчатой крыски. Ладно, тля зловредная… Я все-таки затащу тебя в кладовку, щас увидишь. Вот тебе мой последний довод! Держи в обе руки.
- Ты, видимо, не осознала, крошка, - прохладно сказал я, унимая дрожь в теле. И даже улыбнулся искусно, почти обиженно. - Я приготовил твоему папе Катоме сюрприз. Хочу обрадовать старика. Ведь он еще не знает, что мы с тобой…
Дзинь-дзинь, секунда драгоценной тишины - между жутким гроханьем на лестнице, Мах-взмах длинными ресницами. Не моргай, дура, лови гранату:
- …мы с тобой женимся. Завтра в полдень.
Йес. Отсюда слышу, как зазвенело у бедняжки в голове. Теперь - выждать четыре секунды. И контрольный выстрел в сердце:
- Или ты против?
…Надо отдать девушке должное. Она держалась молодцом. Открыла рот, нагнула голову, закатила глазки, два раза зажмурилась. Потом все-таки нашла в себе силы захлопнуть маленькую розовую пасть. И снова подняла лицо. Два помокревших глаза уставились на меня, блестя аки пара бирюзовых пуговиц:
- Это… лучшая шутка сезона? Мы… женимся?
- А ты не догадалась? - Мой голос не дрогнул. - Я вызвал Катому, чтобы… договориться о деталях, составить меню и список приглашенных. Однако… важно не спугнуть фишку. Представь: заходит папа Катома и видит: во как! Его беглянка-дочь в неприлично короткой и довольно мокрой ночной рубашке томно валяется на лавке в кабинете взрослого мужчины. Поздним вечером. Хе-хе. Старик подумает дурное. Будто мы с тобой занимались… этим…
- М-да?
- Ну как его… забыл слово…
- Петтингом?
- Угу. В тяжелой форме. Причем до брака. По здешним законам петтинг до брака - это ах. Старик мне все уши оторвет. Поэтому извини, что я к тебе обращаюсь. Здесь имеется уютная смежная комнатка…
Бух-перебух сапоги за дверью! Уже по коридору!
- А почему… ты смотришь в сторону? - простонала уже напрочь зомбированная Метанка, пытаясь сцапать мою руку ногтями. Я поморщился. И мужественно вперил бессовестный взгляд туда, где в соленых женских глазах вовсю закипала эйфорическая матримониальная дурь. Нежно-зеленое счастье с искорками - я увидел его. Большое бабье счастье. Оно стремительно разгоралось меж длинных ресниц. А я думал, такие глупые бедняжки бывают только в дамских книжках с розовыми буквами на мягких обложках…
- Ты… Славик, ты… правда?
- Милаша, я в шоке. Обижусь вусмерть! Секунду назад в порыве безумной страсти я сделал тебе предложение руки и сердца! Гм, если эти части моего тела тебя не устраивают, то… Знаешь, я не хотел никого шокировать… Видимо, я должен попросить у тебя извинения за столь глупое и неумеммм-м-м! Мымм!!!
- М-м-м…
Бу-м!!! Хря-сь!!! Это стучат в дверь. Точнее, ее слегка ломают. А я, знаете, даже не могу откликнуться. Губы заняты. Ну вот… теперь и руки заняты. Кажется, я уже весь занят.
- Гэй, Мстиславка! Это я, посадник! Отворяй!
- М-м, угуммм, - сдавленно простонал я, тараща глаза и пытаясь отлепить прикипевшую девушку.
- Дверь заломаю! Круши ее, робята!
Хорошо, что девушка мне досталась легкая и нести ее на руках несложно - даже если перед глазами клубится сладкий розоватый туман, а в голове гудит тучка майских жуков. Ой, нет. Я не могу так жить. Сознание гаснет, как пьяный шмель в теплом ликере.
Ах да, вспомнилось. Прежде чем робята сломают дверь, обязательно нужно спрятать девицу в смежной комнате. Так. Еще шаг… Я двигался по стеночке как во сне, удерживая на руках гибкое ведьмино тельце и стараясь не задевать мебель длинными женскими ногами, торчащими вбок. Метанкин язык не унимался, продолжая у меня во рту свою нежную и скользкую работу. В глазах стремительно смеркалось. Ну надо же. Кажись, она меня любит.
Кто бы мог подумать.
* * *
Жаль, что вы не могли присутствовать при забавной сцене, когда красный и лысый, с висящими мокрыми усами, взбешенный и быстрый посадник Катома, опрокидывая лавки, вломился в мой кабинет - а за ним, как високосный ядерный февраль - двадцать девять стальных амбалов! Я как раз успел захлопнуть дверцу в заветную смежную комнатку, отскочить на шаг и придать перепуганной роже благостное выражение.
Ух, безобразие. В моем просторном кабинете как-то враз воссияло и возгремело от обилия острых железок. Кольчужные гриди заполонили горницу, неловко круша мебель: чистый спецназ, только вместо черных тканевых масок - металлические личины с дырьями для носа и голубых гляделок.
В толпе вооруженных людей я, признаться, несколько теряюсь. Вот и теперь. Смущенно побагровев, я робко оскалил зубы и тихо рявкнул:
- А-А-А, МЕРЗОПАКОСТНИКИ!!! Ничего не трогать! Груши не есть! Вести себя прилично!
Ближайший дружинник сощурил недобрые глазки, и я замолк, инстинктивно косясь на кончики клинков. К счастью, сам боярин Катома не позволил гридям изорвать меня на тысячу маленьких мстиславушек. Вытирая кулаком соленые (видимо, от дождя) щеки, играя желваками и подпрыгивая, старый казак подошел и посмотрел, как безумный.
- Никак, опять дочку потеряли? - поспешно спросил я, невинно моргая.
Скрип-скрип зубьями! Вытаращенный из-под брови глаз:
- Угу, потерял! Откуда знаешь?
- Я все знаю, папаша, - натужно улыбнулся я, пряча за спиной зеленую ленточку. - Мы, эксперты, многое можем прогнозировать с ба-альшой степенью вероятности.
- Верно говоришь, Мстислав Лыкович, - мертвым голосом произнес Катома. - Ухитили девку. Опять.
Он закрыл глаза волосатой ручищей. Я воспользовался этим трогательным моментом, чтобы поспешно убрать с собственного плеча некстати прилипший волос - вопиюще длинный и золотистый.
- Напрасно вы, папаша, не уберегли деточку, - откашлявшись, заметил я. - Должно быть, позабыли приставить к девичьей спаленке вооруженную охрану?
- Пять болванов! - взревел Катома как больной на голову медведь. - Пять дружинников охраны было, угу! И пес цепной! Тьфу, да все зря! Через окно, видать, улучили…
- Не надо нервничать, - сухо заметил я. - И мебель пинать тоже не стоит, она нынче недешева. Сделайте глубокий выдох. Я найду вашу дочку, как два перца…
- Выручай, Мстиславушка! - захрипел посадник, кидаясь и обнимая до боли в ребрах. - Не жить без солнышка моего! Одна радость осталась! Возверни ее, пропащую, домой!
- Вот здесь не надо давить, - простонал я, освобождаясь от посадниковых рук. - Я вас тоже люблю, но давайте обнимемся позже. Хорошо. Я помогу, если вы согласны выполнить условия…
- Исполню! Все исполню, добрый скомрах!
- Если вы согласны выполнить все условия, то…
- К рассвету! Верни ее к рассвету, чародей!
- Можно и к рассвету. Первое условие…
- Нет, сперва скажи - кто?! Кто ее украл?! - перебил Катома, стискивая огромные кулаки.
- Эгхм, - насупился я. - Тут страшно запутанная история. Вашу дочь похитили… э-э… двуглавые гуси-лебеди в камуфляже… По приказу пакостного Чурилы. Да-да, точно-точно. Диверсанты подкрались к детской кроватке, а потом - э-э… что они сделали потом? Они сделали вот такие страшные лица! Растопырили руки, и - хвать. Да, определенно: хвать! В охапку и под мышку. И давай деру, когти врозь. Только в путь.
- Но где, где она теперь?!
- О! Хороший вопрос! Ваша единственная дочь - в жуткой эм-м… газовой барокамере пыток! В ледяной пещере, в мр-рачном подземелье под горным хребтом Шышел-Мышел. В провинции Сычуань. Окружена… э-эм… ядовитыми гидрами, крезанутыми выдрами и гнойными пи… Пиратами. Веселыми ребятами.
- Пр-роклятие! - заскрежетал Катома, на лбу его начали зрелищно разбухать разные жилы. - Убью их! Спасу доченьку!
- Не увлекайтесь, - строго заметил я. - Вы старенький и будете отдыхать. А вот я (и только я) всех убью и спасу. И не путайте меня. М-да, впрочем, слушайте дальше, это даже интересно. Злые Пиночеты связали ее по ручкам и ножкам! А еще… хо-хо! засунули кляп, и защелкнули хромированные наручники на лодыжках, и заставили надеть красные ботфорты на каблуках, и потом… Что потом? Тьфу! Мы отвлеклись. Короче, плачет ваша доченька в кошмарных застенках… Ее щадяще пытают раскаленными спицами, заставляют слушать песни Кобзона и нюхать дезодоранты "Дзинтарс"! О бездушные звери, практически выродки! Они хотят надругаться над девичьей честью!!! Они - …
Я не договорил, ибо раздался…
Дикий…
ВИЗГ!!!
- Скоти-и-ина!!! - неслось из-за дверцы, ведущей в смежную комнатку. - Не-На-Ви-Ж-ж-жу-у!!!
Орали качественно. Сразу заложило левое ухо. Частота визга знакома до боли: ну ясно, Метанка взбунтовалась.
За девичью честь обиделась, смекнул я. И в страхе покосился на Катому. Тот замер, хватая воздух усатой пастью… Глаза его абсолютно остекленели: кажется, все пропало.
- Ах, чур меня! Я слышу… голос дочки!
Упс. Двадцать девять гридей заурчали, обступая меня колючим полукольцом. А посадник Катома начал меняться в лице, умело кося под чудовище из модной компьютерной игры. Скуластая рожа вздулась, волосы на висках зашевелились, а глаза почернели.
- Это она! Там, за дверью! Ты… сховал ее!!! Меня спасло врожденное хладнокровие.
- Вы чего, батя, опупели? - ледяным голосом поинтересовался я. - Это ж моя родная бабушка орет. Она там, в соседней каморке тусуется.
- Бабушка? - жесткими трясущимися ручищами боярин ухватил за грудки. Кончики усов задергались и злобно приподнялись. - Отчего же голос… такой знакомый?!
- Вам теперь… кхе! везде чудится милый голосок? Повторяю: визжит моя троюродная прабабушка, Марфа Патрикеевна Бисерова, девяносто три года от роду, ветеранша финской войны.
- Кричит? Почему кричит?
- Дык это… кушать просит. Вечерний бифштекс с яйцами и все такое… Старенькая, а жрет за троих.
- Бабка, говоришь… - Катома фыркнул, недоверчиво мотнул головой. - А ну давай поглядим!
Молодец такой, он уже привстал со скамьи! Вот весело.
- Не-не, папаша! - выдохнул я. - Вам туда нельзя.
- Это как? - во взгляде боярина мелькнула кривая тень недоверия. Бородавка на переносице сурово нахохлилась. Язык мой был мне враг. Он сработал прежде мозга:
- Бабушка у меня… опасная. Оч-чень агрессивная.
- Что???
- Она это… м-м… боится людей. Особенно незнакомых мужчин. И кидается. Как укусит зубами, просто кошмар.
- Ох ты… - Катома чуть отшатнулся, изумленно качнул усами. - Знать, болезная?
- Да-да, у нее это… плоскостопие. И кариес. Сплошной, на всех зубах. Очень, очень мучительная болезнь. И заразная притом.
ГРОХ!!!
Тяжелое ударило в стенку с той стороны. И снова истошный девичий вопль. Затыкая уши, я поморщился. Фирменное Метанкино верещание, как обычно, напоминало по тону экспрессивный скрипичный пассаж в си-бемоль мажоре, брачный клич малайской макаки и предсмертный писк мытищинской пионерки, заживо изгрызаемой задорными никарагуанскими пираньями.
Грох! Опять кидается посудой. Шмяк! И подушками.
Катома тревожно покосился на дверцу:
- Никак, случилось что?
- Думаю, кинулась на служанку, - мигом сорвалось с языка. - Я же говорю, опасная бабушка: своих не признает. Ох, старость не радость. В смысле не в кайф.
Хотел еще добавить некий бред о том, как часто приходится нанимать новых служанок взамен изгрызенных, но слова погасли в звенящем переливчатом Метанкином вопле:
- Вр-р-руууун! Кр-р-ретииин! Негодяяяяяаааай!!!
Кажется, от вибрации на подоконнике начали взрываться горшки с цветами. Лопнул также любимый глиняный графинчик (с пивом! оно потекло по столешнице!). Ну знаете… это слишком.
- Я мигом, - кивнул я Катоме, взлетая с табуретки. - Проведаю бабушку и вернусь!
Сбросив крючок, резко распахнул дверцу и ворвался в смежную комнатку. Чудом увернулся от очередной подухи (просвистела возле уха). Злые Метанкины глаза полыхнули из темного угла (она сидела на каких-то шкурах и коврах, сваленных в кучу прямо на полу).
- Тихо-тихо, любимая, - зашептал я, спешно прикрывая за собой дверь. - Отчего такая нынче грустная?
- Я не грустная, гад. Я злая. Ты! Врун и подлец! Что там бредишь про мою девичью честь?! Как ты вообще смеешь…
- Звезда моя, это розыгрыш, хи-хи-хо! - заворковал я, игриво подскакивая. - Мы же хотим сделать папе Катоме сюрпризик, правда?! Ах ты мой пупсик…
- Укушу!
- Ой, хи-хи. Куся-куся. Славику будет бо-бо. Крошка моя, давай не нервничай. Я не вру, но фантазирую. С минуты на минуту намерен объявить папе Катоме о нашей свадьбе…
- Скотина ты, - сморщилась Метанка. - Я все слышала! Ты его грузишь, будто я в пещере сижу, в провинции Сычуань. Хочешь обмануть бедного дядечку! Опять башли вымогаешь!
- Тише-тише! - я вздрогнул. - Потерпи последнюю минутку. Просто я хочу обделать твоему папе жутко приятную неожиданность. Вот смотри: сейчас ему кажется, что вся жизнь - полное дерьмо, и вдруг - хоп! Открывается дверь, и выходит дочка, живая-невредимая! Не грязная, измученная пленница, а - прекрасная, счастливая невеста! Уверяю, это будет милая шутка. Старик обрадуется и сразу нас… это самое… благословит. На счастливый брак. Соединит наши руки и все такое. Точно-точно.
Метанка недоверчиво шмыгнула. Пока она глотала слезы и думала, что бы такое язвительное ответить, ваш покорный слуга подпрыгнул, чмокнул соленую мягкую щечку, фальшиво хихикнул и грациозно выпорхнул обратно за дверь.
"Ну до чего ж я ловок и мудер, - думалось мне в полете. - Одного боюсь: не пришлось бы взаправду жениться".
Щелк! Крючок снова запал в петельку. Катома встретил меня абсолютно недоумевающим взглядом:
- Жениться?! На ком? Неужто на бабушке?!
Я замер. Гм. Дурная привычка напевать про себя!
- На какой еще бабушке? На… моей? С гнилыми зубами, которая на служанок кидается?! Нет, что вы, право. Разве я могу сделать предложение собственной троюродной бабушке?
- Но ты сказал: "Придется жениться"!
- Н-да, я сказал. Сказал. Только имел в виду не бабушку, а…
- Кого? - Катома мигом напрягся, забегали желваки. - Кто еще там сидит, за дверцей?
- Нет-нет! Никого, кроме бабушки и… служанки. - Я закатил глаза и почесал нос, судорожно соображая. Выхода не было: - М-да-да, точно. Пришлось сделать предложение. В смысле ей. Ей-ей. Небабушке.
- Служанке???
- Гм! Ага.
- Но ведь ее… загрызла бабушка!
- Однако… не насмерть же! Просто немного погрызла. Поигралась типа. Но теперь служанка в ярости, она кричит, что подаст в суд. Требует компенсации морального ущерба. Я обязан спасти бабушку от позорной скамьи подсудимых.
- Поэтому ты… женишься на служанке? - сухо сощурился боярин. Кажется, только священные законы уважения к чужому жилищу мешали ему немедленно ворваться в таинственную смежную комнатку.
- Да, женюсь на служанке, а вай бы нет? Она… весьма ничего, - затараторил я. - Знаете, у нее такие упругие… гм… щеки. И ноги такие… работящие. Золотые ноги у нее, вот. К тому же очень удобно. Жена - служанка, служанка - жена. Двойная экономия для всей семьи. Она будет вытирать пыль. А я буду ее всячески, всячески эксплуатировать, ха-ха.
Кажется, он (язык) снова сболтнул лишнее. За стенкой будто бензопилу включили - яростно и звонко:
- Би-и-с-с-сер-р-р!!! Убью-у-у-у гада-а!!! Нет, только не опять! Тысячи иголок вонзились в жухнущие ухи, пронизывая последние мозги насквозь:
- МЕНЯ-А!!!! ЭКСПЛУАТИРОВА-А-АТЬ?!! СКОТИ-И-ИНА!!!
На этот раз Метанка не визжала, а практически ревела: вздулись занавески, оглушенные мухи умирали прямо в полете и сыпались на пол, лавка подо мной мелко задрожала и поползла к дальней стене. Ой, как ломит зубы! Даже железные гриди попятились. Когда вопль затих, Катома вытер навернувшиеся на глаза слезы и вопросительно сощурился.
- Пардон, - сладко улыбнулся я. - Она у меня с характером.
- Угу, - кивнул посадник. И добавил несколько ошарашенно: - Одержимая, видать. И почто терпишь такую-то визгляву? Надобно приструнить бабу! - Он хлопнул по столу жесткой ладонью. - А вот я ей скажу, чтобы место свое знала, угу! Я - посадник, мое слово - закон!
- Стоп-стоп! - заторопился я. - Не стоит беспокоиться. Сейчас главная задача - вашу доченьку найти. А мои семейные дела - сущая мелочь…
- Дочку ты и так обещался возвернуть к рассвету, - спокойно сказал посадник, и стало малость не по себе от металлической прохлады в этом голосе. - А что баба твоя дурит - то никак не мелочь. Не потерплю визга!
- Вы правы, папаша, вразумите ее как следует! Только… не теперь, ладно? Кстати, хотите чарочку меда?
- Отчего бы не теперь? - Катома отмахнулся от чарки и сделал решительный шаг к двери… Мамочка моя. Сейчас он войдет и увидит. Похищенная дочка в моем чулане. В мокром пеньюаре. И зачем я родился на свет?
- Нет! - пискнул я, хватаясь за расшитый боярский рукав. - Умоляю! Моя невеста занята! У нее важное дело, к тому же она… больна. И неодета. Вот.
Ой, тошно мне. Четвертуют, обезглавят, сошлют. Посадник уже взялся за крючок на двери… Обернулся через плечо и глянул почти насмешливо:
- Угу… Что за дело такое, что больной да неодетой делается?
- Суперважное дело! Актуальное дело! - забулькал я, тщетно пытаясь оттянуть боярина от роковой дверцы. - И неотложное притом.
- Ха! Неужто рожает?!
Вот молодец папаша - сам подсказал!
- Вестимо, рожает, - брякнул я. - А как же.
- УЖЕ?!!
Тьфу, подумалось мне. Пусть я погибну красиво:
- Да, а что вы так удивляетесь, она очень часто рожает, она у меня такая бой-баба, просто огонь. Весьма часто рожает, практически постоянно. И очень быстро, такая порода, такой организм. Очень здоровый организм, плодородный, с позволения сказать, точно-точно. Только поженились, сразу хоп - уже рожает. Ничего удивительного.
- Это, должно быть, волшебство… - Катома отодвинулся от двери с видом человека, окончательно сбитого с толку. - А отчего же… кричать перестала?
Действительно, Метанка как на зло затихла.
- А она у меня… мужественная, она не кричит. Никогда не кричит, зубы стиснет и все. Такой организм. Железная воля, пластиковые нервы. У нее нет эмоций, нет сердца…
- Ы-ы-кхы-кхы-ы… - вмиг донеслось из-за стенки. На этот раз ведьма не стала визжать, а негромко заплакала. Видимо, для разнообразия.
Катома снова помрачнел, прислушиваясь к девичьему хныканью в соседней комнатке. "Йоперный театр! - выругался мой внутренний голос. - Пора заканчивать эти жуки-пуки на скользком канате. Время выпроваживать старика!"
- Ну, не будем отвлекаться, - жарко зашептал я, склоняясь к загорелому боярскому уху. - Поскольку я подрядился вернуть вашу дочь к рассвету, нужно спешить. Мне уже пора. Собираться в жутко дальнюю дорогу, навстречу опасностям. Сосредоточить волю в кулак. Наточить стрелы. Препоясаться, так сказать, мечом. Ну и все такое.
Чтобы произвести пущее впечатление на лысого боярина, я сделал вид, что препоясываюсь мечом.
- Надеюсь, вы понимаете: я могу и не вернуться, будучи сражен вражеской пулей. В смысле - стрелой. Правда страшно! - нахмурился я, пушя Катому диким таращеньем глаз. Обернулся к тупо притихшим спецназовцам. - Твердо знаю: все вы, друзья, будете ждать меня. И переживать. Поэтому хочу, по традиции… оставить вам что-нибудь на память!